Я проснулась от тишины.
Странной, непривычной тишины после вчерашнего хаоса.
Открыла глаза медленно, моргая, разгоняя остатки сна.
Комната была залита полуденным светом — яркие полосы пробивались сквозь щели в ставнях, превращая пыль в воздухе в золотые нити.
Я села, оглядываясь.
Маленькая комната. Стены из серой глины, местами потрескавшиеся, обнажающие камни кладки. Пол — утоптанная земля, покрытая тростниковыми циновками. Низкий потолок с тёмными балками, где паук сплёл паутину в углу.
Три подстилки у стен — моя, и две пустые. Одеяла скомканы, подушки с вмятинами от голов. Запах пота, пыли, чего-то пряного — благовоний, что жгли здесь до нас.
У противоположной стены — низкий столик, пара глиняных кувшинов, миски. Окно с деревянными ставнями, что не закрывались плотно — сквозь щели проникали звуки города.
Одна дверь. Массивная, из тёмного дерева, с железной ручкой.
Больше ничего. Спартанская комната для путников, что не могут позволить себе лучшего.
Я провела рукой по лицу — кожа липкая от пота. Туника прилипла к спине. Волосы сбились в один спутанный комок на затылке.
Где все?
Я поднялась, пошатнулась — голова закружилась от резкого движения. Схватилась за стену, переждала.
Подошла к кувшину, плеснула воды в ладонь. Тёплая, почти горячая. Провела по лицу, шее — мало помогло.
Дверь скрипнула.
Я развернулась резко, рука метнулась к ножу — но его не было. Оружие осталось в сумке у подстилки.
Орион вошёл.
Плащ откинут назад, волосы влажные, прилипли ко лбу. Рубашка расстёгнута на груди, обнажая загорелую кожу, что блестела от пота. На поясе — оружие, фляга.
Он остановился, увидев меня.
— Проснулась, — констатировал. — Хорошо. Будить не стали. Нужен был отдых.
Голос был ровным, но я видела усталость в золотых глазах.
— Который час? — я прислонилась к стене.
— После полудня. Может, час дня, — он прошёл к столику, поставил флягу. — Мы с Вейланом были на тренировке. За городом. Нашли пустырь.
Он сел на свою подстилку, откинулся спиной к стене.
Ноги вытянуты, руки легли на колени. Мышцы расслабились, но готовность к действию не ушла — в каждой линии тела.
— Как прошло? — я опустилась на свою подстилку напротив.
— Хорошо. Контроль возвращается. Иллюзии держатся стабильно. Ещё день — будет в полной форме.
Пауза. Он провёл рукой по влажным волосам, откидывая их назад.
— Ты как? Спина, ноги?
— Болят, — призналась я. — Но терпимо. Отдых помог.
Через узы я почувствовала — облегчение, что я в порядке.
— Где Вейлан?
Орион пожал плечами — небрежно, но в глазах мелькнула усмешка.
— Увидел девиц. Отстал.
— Девиц?
— На рынке. Группа местных. Молодых. Ярких. Они что-то обсуждали громко, смеялись. Вейлан услышал смех, и…
Он махнул рукой.
Я фыркнула.
— Некоторые вещи не меняются. Даже после тысячи лет в заточении.
— Особенно после тысячи лет в заточении, — поправил Орион. — Он голодал по живому общению. Особенно женскому. Сейчас компенсирует.
Мы замолчали.
Я пила воду маленькими глотками. Он смотрел в пол, погружённый в свои мысли.
— Орион, — начала я тихо. — То, что ты сказал… В рубке. Про узы. Про то, что я не…
Взрыв шума за дверью оборвал меня.
Смех. Женский, звонкий, много голосов сразу.
Топот ног.
Дверь распахнулась с грохотом — так резко, что задела стену.
Вейлан ворвался — взъерошенный, возбуждённый, глаза горели, на губах — широченная ухмылка.
За ним — девушки.
Пять штук.
Молодых, ярких, шумных.
Они влетели в комнату как стая разноцветных птиц — болтали все разом на местном наречии, смеялись, указывали на нас, хлопали в ладоши.
— Вейлан, что за… — начал Орион, поднимаясь.
— Всё отлично! — Вейлан развернулся к девушкам, махнул рукой, что-то сказал на их языке — быстро, уверенно.
Они замолчали, слушая.
Он указал на меня.
Все пять пар глаз уставились.
Одна — самая высокая, с медными волосами, заплетёнными в десятки тонких косичек, что звенели от бусин, — шагнула вперёд. Оценила меня взглядом с головы до ног.
Сказала что-то Вейлану.
Он кивнул, ответил.
Она рассмеялась — звонко, одобрительно.
Развернулась к подругам, крикнула что-то.
Они ринулись ко мне.
— Подожди, что… — я попыталась отступить, но они были быстрее.
Две схватили меня под руки — крепко, но не больно. Потащили к двери.
— Орион?! — я обернулась, ища помощи.
Он стоял, уставившись с открытым ртом.
— Вейлан, что происходит?!
Вейлан только махнул рукой весело.
— Всё нормально! Доверься мне!
Меня уже тащили за дверь.
Одна из девушек — маленькая, круглолицая, с короткими чёрными волосами — повернулась ко мне.
Улыбнулась, обнажая белые зубы.
— Ты, — сказала она на ломаном всеобщем языке, тыкая пальцем в мою грудь. — Грязная. Как… как песчаная крыса.
Остальные засмеялись — не злобно, скорее подбадривающе.
— Мы делать красивой! — продолжила круглолицая, и глаза её блестели от возбуждения. — Праздник сегодня! Большой! Все красивые должны быть!
Она дёрнула мою руку, и браслеты на её запястьях зазвенели — тонкие, металлические, десятки штук, что спускались почти до локтя.
— Баня! Масла! Краски! Платье! — она перечисляла, загибая пальцы. — Ты будешь как… как принцесса!
— Я не хочу быть принцессой! — я попыталась вырваться, но девушка с медными косами крепко держала одну руку, а третья — худая, высокая, с кожей цвета тёмного дерева — вторую.
Они тащили меня по коридору, вниз по узкой лестнице.
Их одежда была яркой, лёгкой — тонкие ткани всех цветов. Короткие топы, оставляющие животы обнажёнными. Длинные юбки с разрезами, что развевались при ходьбе. Браслеты на запястьях, лодыжках, шее — металл звенел при каждом движении как музыка.
Волосы распущены или заплетены, украшены бусинами, перьями, цветами. Кожа блестела от масел, пахло жасмином, корицей, чем-то сладким, дурманящим.
Мы вышли на улицу.
Жара ударила мгновенно. Солнце в зените, беспощадное.
Но девушки не замедлились — тащили меня через узкие улочки, лавируя между торговцами, что развешивали яркие ткани, фонари, готовясь к вечернему празднику.
— Куда мы идём?! — крикнула я.
Круглолицая обернулась, улыбнулась.
— Баня! Лучшая баня в городе! Моя тётя владеет! Она сделать тебя красивой!
Она сжала мою руку — тёплая, влажная от пота ладонь.
— Не бойся. Мы друзья. Серебряный сказал — ты хорошая. Помочь надо.
Серебряный. Вейлан.
Что он им наплёл?
Мы свернули в переулок, остановились перед низким зданием.
Из-под двери валил пар. Запах жасмина, розовой воды, чего-то терпкого.
Дверь открылась.
Женщина появилась — полная, средних лет, с добрым лицом и властными глазами.
Оглядела меня.
Присвистнула.
Сказала что-то девушкам — они закивали, засмеялись.
Женщина схватила меня за подбородок — крепко, повернула голову вправо, влево.
Проверила волосы, кожу на руках.
Покачала головой, что-то пробормотала.
Затем улыбнулась — широко, тепло.
— Работы много, — сказала она на ломаном всеобщем. — Но справимся. Входи, девочка. Сделаем красавицу.
Она потянула меня внутрь.
Дверь захлопнулась за спиной.
Пар окутал мгновенно.
И я поняла — сопротивление бесполезно.
Что бы Вейлан ни задумал…
Я была в руках этих женщин.
И они явно собирались преобразить меня.
Нравилось мне это или нет.
Меня затащили в глубину бани — через узкий коридор в большую комнату, где пар был настолько густым, что едва видела на вытянутую руку.
Каменный пол, скользкий от влаги. Большой бассейн в центре, вода парила. По краям — скамьи, полки с глиняными сосудами, пучки трав, развешенные под потолком.
Женщины окружили меня плотным кольцом.
Круглолицая что-то скомандовала весело.
И они начали стягивать с меня одежду.
— Эй! Подождите! — я попыталась отбиться, но их было пятеро, а я одна.
Тунику стянули через голову. Штаны — следом. Нижнее бельё.
За секунды я оказалась обнажённой, скрестив руки на груди инстинктивно.
Девушка с медными косами — та, что держала меня крепче всех — оглядела критически.
Провела пальцем по моему плечу, показала остальным — на пальце осталась полоса грязи.
Все засмеялись — не злобно, скорее сочувственно.
Одна сказала что-то, изображая, как моет что-то очень грязное.
Остальные закивали.
— Ты, — круглолицая указала на бассейн. — Туда. Сейчас.
Я не успела возразить.
Две девушки схватили меня под руки, потащили к воде.
— Я сама могу… — начала я.
Меня толкнули.
Я полетела в воду с всплеском.
Горячая. Обжигающе горячая.
Я вынырнула, задыхаясь, отфыркиваясь.
— Горячо! Слишком горячо!
— Привыкнешь! — круглолицая присела на краю, болтая ногами в воде. Браслеты на лодыжках звякнули. — Кожа должна открыться. Грязь выйти.
Остальные сидели по краям, болтали между собой, иногда указывая на меня, смеясь.
Полная женщина — тётя, судя по всему — подошла с большим глиняным кувшином.
Плеснула содержимое в воду рядом со мной.
Запах взорвался — жасмин, роза, что-то цитрусовое, терпкое.
Масла растеклись по поверхности воды радужными разводами.
— Сиди. Десять минут, — скомандовала тётя. — Кожа мягкой станет.
Она ушла, вернулась с пучком каких-то веток.
Села на краю бассейна рядом со мной.
— Подойди ближе, девочка.
Я подплыла осторожно.
Она схватила меня за плечо — крепко, не давая отступить.
И начала тереть веткой по моей коже.
Жёстко. Безжалостно.
— Ой! Больно!
— Должно, — она не замедлилась. — Мёртвая кожа. Грязь. Всё снять надо.
Она терла мою спину, плечи, руки — методично, профессионально.
Кожа горела, краснела, но я чувствовала — действительно становилась мягче, глаже.
Девушки прыгнули в воду следом — все разом, с визгом и смехом.
Окружили меня снова.
Одна взяла мои волосы и начала распутывать пальцами, терпеливо разбирая каждый узел.
Другая намыливала мою руку какой-то пахучей пастой — скользкой, маслянистой.
Третья массировала спину — сильными пальцами, надавливая на точки, что заставляли мышцы расслабляться против воли.
Это было… странно.
Интимно.
Я не привыкла, чтобы кто-то так прикасался ко мне. Чужие руки на коже, в волосах, везде.
Но они делали это так естественно, так по-дружески, что сопротивление стало казаться глупым.
— Расслабься, — круглолицая плеснула водой мне в лицо игриво. — Мы не враги. Помогаем.
Она улыбнулась — искренне, тепло.
— Серебряный сказал — ты идёшь на праздник. Первый раз на Фестивале Двух Лун, да?
Я кивнула.
— Тогда должна выглядеть хорошо! — она хлопнула в ладоши. — Иначе боги обидятся. Традиция — все красивые в эту ночь. Все счастливые.
Девушка с медными косами подплыла ближе.
Взяла моё лицо в ладони — влажные, пахнущие маслами.
Повернула к себе, изучила внимательно.
Провела большим пальцем под моим глазом — лёгкое прикосновение, но я почувствовала мурашки.
Сказала что-то остальным.
Они закивали одобрительно.
— Красивая, — перевела круглолицая. — Кости хорошие. Глаза большие. Губы полные. Просто грязная очень.
Она усмехнулась.
— Но это мы исправим.
Тётя вернулась с очередным кувшином — на этот раз наполненным густой белой массой.
— Голова, — приказала она. — Запрокинь назад.
Я послушалась.
Она вылила содержимое мне на волосы — холодное, густое, пахнущее травами.
Начала втирать в кожу головы — сильными пальцами, круговыми движениями, что были одновременно больно и приятно.
Я закрыла глаза невольно.
Усталость, что копилась дни, медленно отступала под её руками.
Напряжение в плечах, шее, спине — таяло в горячей воде.
Я не заметила, как расслабилась полностью.
Голова откинулась назад, руки всплыли на поверхность воды.
Девушки работали молча теперь — руки скользили по коже, смывая грязь, втирая масла, массируя мышцы.
Это было похоже на ритуал.
Древний, женский, передаваемый через поколения.
Время потеряло значение.
Могла пройти минута. Или час.
— Хватит, — голос тёти прорвался сквозь дрёму. — Выходи. Пора дальше.
Я открыла глаза медленно.
Вода вокруг стала мутной — грязь, что смылась с меня, пот, масла.
Девушки уже выбирались, протягивали руки, помогая мне подняться.
Я встала на дрожащих ногах — вода стекала с тела, оставляя кожу гладкой, пахнущей цветами.
Они завернули меня в большой кусок мягкой ткани — грубой, но чистой.
Повели в другую комнату — меньше, прохладнее.
Там стояла низкая скамья, окружённая полками с сосудами, кистями, палочками для глаз.
— Сиди, — тётя указала на скамью.
Я села.
Девушка с медными косами присела передо мной.
Открыла один из сосудов — внутри красная паста.
Обмакнула пальцы, поднесла к моему лицу.
Я отпрянула инстинктивно.
Она покачала головой, улыбнулась.
Сказала что-то мягко — я не поняла слов, но тон был успокаивающим.
Взяла моё лицо снова, повернула к свету.
И начала наносить краску.
Лёгкими мазками, на скулы. Затем что-то тёмное вокруг глаз — кисточкой, тонкими линиями, что подчёркивали форму. Что-то золотистое на веки.
Другая девушка взялась за мои волосы — сухие теперь, мягкие, блестящие.
Расчёсывала медленно, терпеливо. Затем начала заплетать — не туго, свободно, вплетая тонкие ленты, бусины, что звенели тихо при движении.
Круглолицая принесла платье.
Развернула перед моими глазами.
Я уставилась.
Тёмно-синее. Почти чёрное в тени, но переливающееся сапфировым на свету. Лёгкая ткань, что струилась, как вода. Длинные рукава с разрезами от плеча до запястья, сквозь которые видна кожа при движении. Лиф облегающий, подчёркивающий грудь, талию. Юбка длинная, но с высоким разрезом на бедре — для свободы движения.
— Это… слишком, — прошептала я.
— Нет, — круглолицая покачала головой решительно. — Это как раз. Для праздника. Для Двух Лун. Для…
Она замолчала, улыбнулась загадочно.
— Для большого мужчины, что смотрит на тебя, как шарк на луну.
Щёки вспыхнули жаром.
— Я не…
— Тихо, — девушка с медными косами положила палец на мои губы. — Мы видели. Все видели. Как он смотрит. Как ты смотришь. Думаете, скрыли?
Она рассмеялась — мягко, без насмешки.
— Узы видны тем, кто знает, куда смотреть.
Она коснулась моего запястья — там, где золотые руны светились слабо.
— Редкая магия. Древняя. Красивая.
Отпустила.
— Надевай. Время идёт. Праздник скоро начнётся.
Они помогли мне одеться — натянули платье через голову, расправили ткань, затянули шнуровку на спине.
Ткань легла на тело идеально — прохладная, лёгкая, словно вторая кожа.
Браслеты на запястья — тонкие, звенящие. Ожерелье на шею — простое, но изящное.
Сандалии на ноги — с ремешками, что обвивали икры.
— Готово, — тётя отступила, оглядела меня критически.
Кивнула одобрительно.
— Смотри.
Она развернула меня к зеркалу — большому, в деревянной раме, стоящему у стены.
Я уставилась на своё отражение.
Не узнала.
Женщина смотрела на меня из зеркала — незнакомая, прекрасная.
Кожа гладкая, сияющая. Волосы мягкими волнами падали на плечи, вплетённые ленты мерцали при движении. Глаза казались огромными, подчёркнутые тёмными линиями. Губы полные, чуть тронутые красной краской. Платье облегало фигуру, делая меня старше, женственнее.
Я подняла руку, коснулась лица — проверяя, что это действительно я.
Девушки засмеялись, захлопали в ладоши.
— Красивая! — круглолицая обняла меня за плечи. — Теперь готова для праздника!
Тётя кивнула, похлопала меня по щеке — по-матерински, тепло.
— Иди. Покажи им. Пусть увидят.
Девушки подхватили меня под руки снова — но уже мягче, осторожнее, чтобы не смазать краски, не помять платье.
Мы вышли на улицу.
Солнце клонилось к закату — небо окрасилось оранжевым, розовым, фиолетовым. Воздух стал прохладнее, но все ещё тёплым. Город преображался — фонари зажигались повсюду, яркие ткани развевались на ветру, музыка начала звучать откуда-то — барабаны, струнные, флейты.
Люди выходили из домов в праздничных одеждах — цветастых, лёгких, звенящих от украшений.
— Куда мы идём? — спросила я, когда мы свернули не в ту сторону, где была гостиница.
— К площади! — круглолицая указала вперёд. — Серебряный сказал — встреча там. У фонтана. Он и большой ждут.
Мы шли через узкие улочки, что заполнялись людьми.
Все здоровались с моими спутницами — махали руками, кричали что-то, смеялись.
Девушки отвечали, болтали на ходу, тащили меня дальше.
Браслеты на их запястьях и лодыжках звенели в такт шагам — металлический перезвон, что сливался с музыкой города.
Их юбки развевались, обнажая стройные ноги. Топы блестели от бусин, что были нашиты на ткань. Волосы — распущенные, заплетённые, украшенные — колыхались при движении.
Они были как живое воплощение праздника.
И я среди них — в своём тёмно-синем платье, что контрастировало с их яркостью, но от этого выделялось сильнее.
Мы вышли на площадь.
Большую, открытую, в центре города.
Фонтан посередине — древний, каменный, вода струилась из пасти какого-то мифического зверя. Вокруг — ряды факелов, уже зажжённых. Люди сновали туда-сюда, смеялись, танцевали под музыку, что игрались музыканты на краю площади.
Две луны поднимались над горизонтом — одна большая, бледная, вторая меньше, красноватая.
Фестиваль Двух Лун начинался.
— Там! — девушка с медными косами указала.
Я посмотрела.
У фонтана, в тени одного из факелов, стояли две фигуры.
Высокие. Мужские.
Сердце екнуло.
Вейлан и Орион.
Они стояли рядом, разговаривали о чём-то — Вейлан жестикулировал активно, Орион слушал, скрестив руки на груди.
Оба были в другой одежде.
Не в тактической, боевой, что носили дни.
Вейлан — в яркой праздничной рубашке глубокого сапфирового цвета с золотой вышивкой по вороту и манжетам, расстёгнутой на груди. Широкие штаны песочного оттенка, перехваченные цветным поясом. Высокие сапоги. Волосы распущены, серебряные пряди падали на плечи, ловили свет факелов и переливались. На запястьях — несколько ярких тканевых браслетов в местном стиле, на шее — кожаный шнурок с амулетом.
Он выглядел… ослепительно. Как бог, сошедший на землю праздновать с смертными. Яркий, притягивающий взгляды, идеально вписывающийся в атмосферу праздника.
Орион — полная противоположность. Чистая чёрная рубашка из плотной ткани, расстёгнутая у ворота, обнажающая загорелую кожу груди и ключицы. Чёрные штаны, облегающие мощные бёдра. Простые тёмные ботинки без украшений, практичные. Волосы вымыты, зачёсаны назад, но несколько прядей выбились, падали на лоб.
Оружие спрятано — но я знала, оно там. Под одеждой, в сапогах, везде.
Он выглядел опасно. Смертельно. Тёмным пятном среди яркой толпы. И невозможно притягательно.
Девушки потащили меня вперёд, через толпу.
Вейлан заметил нас первым.
Повернул голову, и глаза расширились.
Он толкнул Ориона в плечо, указал на нас.
Орион обернулся.
Замер.
Полностью. Абсолютно.
Словно превратился в статую.
Мы приблизились — десять метров, пять, три.
Вейлан рассмеялся — громко, восхищённо.
— Боги! Астра?!
Я остановилась в двух метрах.
Девушки отпустили мои руки, отступили, но остались рядом — наблюдали, переглядывались, шептались между собой.
— Это я, — ответила я, и голос прозвучал тише, чем хотела.
Вейлан обошёл меня — медленно, оценивающе.
Присвистнул.
— Ты выглядишь… — он покачал головой, ища слова. — Невероятно. Потрясающе. Как богиня, спустившаяся на землю.
Он обернулся к Ориону.
— Правда ведь? Скажи ей!
Орион не ответил.
Стоял, глядя на меня — немигающим взглядом, золотые глаза горели в свете факелов.
Взгляд скользнул с головы до ног — медленно, задерживаясь на каждой детали.
На волосах, что падали волнами. На лице, подчёркнутом красками. На платье, что облегало фигуру. На разрезе на бедре, что обнажал ногу при движении. На браслетах, что звенели тихо.
Затем взгляд вернулся к лицу.
Встретился с моим.
Через узы хлынула волна — такая мощная, что я пошатнулась.
Шок. Восхищение. Желание — острое, жгучее, что обожгло изнутри.
И что-то ещё. Что-то тёмное, собственническое, первобытное.
Моя.
Мысль прорвалась сквозь его контроль — на секунду, не больше.
Затем он задавил её железной волей.
Отвернулся резко.
— Хорошо выглядишь, — голос был хриплым, напряжённым. — Подходяще для праздника.
Вейлан фыркнул.
— "Подходяще"? Серьёзно, брат? — он покачал головой. — У тебя что, глаза не работают?
Орион не ответил.
Стоял, глядя в сторону, руки сжаты в кулаки вдоль тела.
Я видела — как мышцы спины напряглись под тканью рубашки. Как челюсть сжалась. Как вены проступили на шее.
Он боролся с чем-то внутри.
И проигрывал.
Вейлан подошёл ближе ко мне, протянул руку.
— Ну что, красавица, — улыбнулся он. — Готова к празднику? Музыка играет. Луны поднимаются. Город ждёт.
Я посмотрела на его руку.
Затем на Ориона — он всё ещё не поворачивался, но я видела, как спина напряглась ещё сильнее.
Через узы я чувствовала — бурю эмоций, что он едва сдерживал.
Ревность. Потребность. Желание схватить меня, оттащить от всех, спрятать, чтобы никто больше не видел.
Но он не двигался.
Держал себя железной волей.
Я взяла руку Вейлана.
Его пальцы сжали мои — тёплые, уверенные.
— Идём, — сказал он. — Праздник ждать не будет.
Мы двинулись к центру площади, где уже собиралась толпа танцующих.
Девушки побежали следом, смеясь, подхватив друг друга за руки.
Я обернулась через плечо.
Орион стоял у фонтана один.
Смотрел нам вслед.
В золотых глазах плясало пламя факелов.
И что-то ещё.
Что-то, что заставило моё сердце биться быстрее.
Затем он медленно двинулся следом.
Не быстро. Не настойчиво.
Но каждый его шаг был наполнен хищной грацией.
Бог войны шёл на праздник.
И что-то подсказывало мне…
Эта ночь изменит всё.