Дикий Восток. 1910. Часть 2

Глава 14

С понедельника, словно по указу из Небесной канцелярии внезапно и резко похолодало. Подул пронизывающий холодный ветер, набежали серые, свинцовые тучи, листья побелели от изморози и разом пожухли, разлетаясь под порывами воздушной стихии и обнажая загрустившие деревья. Славка, налегке выбравшись утром на крыльцо, мгновенно получил освежающе бодрящую порцию «ледяной свежести», пока справлял свои дела, мигом продрог до костей и запрыгнул обратно в тепло избы, хлопнув тяжелой дверью.

— Это что было? Не понял… — пробормотал он себе под нос, поежившись и передернув широкими плечами.

Добежав до печки, он прислонился к ней спиной и благостно расслабился от потока живительного тепла, исходящего от нее. «Хорошо-то как… Нет, сегодня я точно никуда не пойду. И не предлагайте. Ни за какие коврижки. Найду себе занятия дома».

Подкинув дров в зев печи, он оделся потеплее, укутался в мягкий плед и налив себе бокал арманьяка уселся за «Ундервуд», завалив широкий стол книгами, энциклопедиями и справочниками, которые они с Артемом успели в изобилии накупить за последние две недели. Дымка заинтересовавшись, устроился поблизости, наблюдая за действиями человека, но потом просто предпочел перебраться к Славке на колени и свернувшись клубком, тихонько заурчал под звонкий перестук пишмашинки.

Вот так, попивая время от времени потягивая ароматный, отдающий миндалем, ванилью и шоколадом выдержанный напиток, он и принялся бодро отбивать текст страницу за страницей. Под этот веселый перестук проснулся и разоспавшийся Артем.

— Это с чего такая активность по утрам? — ухмыльнувшись, поинтересовался он у Хворостинина.

— Дубак на улице. Так что утепляйся, если на двор пойдешь. Спешить особо некуда, лучше посидим дома, пока ветрюган стихнет до приемлемого. А то можно и поморозиться нафиг. Вот и Дымыч на улицу носа не показывает. К слову, надо докупить теплые вещи срочно. И для езды на мотоцикле специально снарягу на меху сконструировать. Куртку, штаны, боты, шлем и перчатки с крагами. Иначе можно про колеса забыть до весны.

— А ты чего ожидал? Вечного лета? В Сибири? Все строго по расписанию. Бабье дето давно прошло — тридцатое октября 1910 года на дворе. Скоро и зима начнется. Завтракать будешь или ты сегодня чисто на «подогреве»?

— Он еще спрашивает. Давай всего и побольше.

— Яичницу с беконом вашей светлости угодно-с?

— Шикарно. Давай по три яйца каждому. А что у нас с хлебом?

— Есть немного. Позавчера купил пару буханок, должно было остаться.

— Не факт, проверь. — Хмыкнул с откровенным сомнением в голосе Хворостинин.

Тёма подошел к шкафу и, открыв дверку хлебницы, обнаружил сиротливо лежащую подсохшую горбушку.

— Да, с бородинским беда, а другого вообще ноль.

— А я о чем?

— Раз уж ты уже точно проснулся, не будешь против — я включу нам немного классической музыки?

— Меломан… — с насмешливым осуждением отозвался вовсю хозяйничающий у плиты Торопов. — А про мотоцикл зимой все равно забудь. Хоть в скафандр одевайся, все равно замерзнешь. Надо тачку брать и печку в ней заделать, правда, там сейчас в машинах такая система, что это будет криво-косо, но лучше так, чем никак.

— Я только за. Тем более денег мы накосили в плюс уже порядочно. Контракт по телефонным сетям мы выполнили. Вчера Кравцев закрыл последний платеж. Пароход тоже дает доход. Мы с Митькой за несколько недель накосили на спекуляциях тоже порядочно. Так что выбирай модель понадежнее и вперед. Только знаешь, дружище, надо будет немного попрогрессорствовать и заделать на эту тачку полноценный кузов закрытый. А печку — раз нельзя просто от двигателя греться — можно отдельно прикрутить. Главное, чтобы тепло было.

— Сделаем. — Уверенно отозвался Торопов.

Вяче, окончательно отстранившись от писанины да и подустав от трудов праведных, накрутил ручку патефона, поставил пластинку, снова с удобством устроился в кресле и плеснул себе еще выдержанного не меньше десяти лет в бочках из лимузенского дуба виноградного дистиллята и, уцепив бокал, расслабленно откинулся на спинку. Слушая легкую, «утреннюю» порцию вальсов, он задумчиво оглядел их заметно преобразившееся за последнее время жилище.

Еще в первые дни после переноса в прошлое он, как-то проходя мимо музыкального отдела, для начала просто заглянул, а в итоге обнаружил среди монументальных граммофонов самый настоящий компактный чемоданчик патефона — фирмы Братьев Патэ, их начали производить совсем недавно.

Сам Славка никакими музыкальными инструментами не владел. Пел только сам для себя, особо не озабочиваясь точностью попадания в ноты. Артем, насколько Вяче знал друга, тоже талантами в этой сфере не блистал. Возник вопрос — брать или не брать?

Большим меломаном он не был, но развлечь себя вечерком музыкой это ведь прекрасно, не правда ли? Разумных оснований отказаться от приобретения «музыкального ящика» он не нашел. Но прежде, чем покупать, захотел убедиться в качестве звучания механического аппарата. Обратив взор на приказчика, он произнес сакраментальное:

— Любезный, не могли бы вы завести «шарманку» и дать жару, так сказать? Не могу определиться, нужна мне эта техника или нет. Но склоняюсь к положительному ответу.

— Как вам будет угодно. На днях прибыли диски с первой русской фабрики граммофонных пластинок. Московский завода в Апрелевке. Немцы построили, куда без них? Извольте посмотреть, только начали производство с первых чисел сентября этого года, недели не прошло, а у нас уже есть их новейший товар!

— Да, это все хорошо, но мне хотелось бы услышать звучание. Все равно на каком языке и кто производитель. Выберите, на свое усмотрение. И побыстрее.

— Сей момент.

Приказчик легким движением фокусника вынул диск из конверта и произведя необходимые «магические пассы» и технические манипуляции, опустил иглу на вращающийся диск.

Повторюсь, большим меломаном Славка не являлся, но когда из трубы зашипело, застучало и не вполне равномерно зазвучало, то замедляясь, то ускоряя темп, он пережил глубокое разочарование. Это было уж слишком для его искушенного качественной японской аппаратурой уха. Поморщившись, он отрицательно покачал головой, и добавил, обращаясь к продавцу:

— Нет, пожалуй, я на такое не подпишусь пока… Может быть позднее, надо немного привыкнуть к этому качеству воспроизведения.

— Да, я вас понимаю. — Совершенно не испытывая раздражения, отозвался работник музтоварного отдела, — Конечно, настоящий концерт, живое исполнение, фортепиано, скрипки и прочие инструменты дают совершенно иное звучание. Вот где истинное наслаждение музыкой! Техника все еще не совершенна, но она стремительно развивается. Прогресс не остановим! — Воодушевленно закончил он.

— Именно так, милейший. Куда нам от прогресса, разве в Антарктиду сбежать, к пингвинам… Ну, как-нибудь в другой раз еще загляну. До свидания. — И Вяче благополучно откланялся, не оставив на этот раз ни копейки денег в загребущих руках розничных торговцев. Он мысленно поздравил себя с тем, что своевременно оценил качество работы граммофонов. А ведь мог сначала купить, и только дома морщась выслушивать насмешки друга вперемежку с нотациями и упреками в зряшной растрате денег.

Спустя несколько дней Вяче все же вернулся в магазин и купил аппарат, пусть и плохая, и короткая (на шеллаковых дисках размещалось примерно по десять минут записи с каждой стороны, не больше), но все же музыка. Сидеть в тишине или дожидаться редких концертов показалось ему совсем не интересным. Для человека конца двадцатого века, привыкшего к вечному шуму из динамиков радиоприемников, включенного телевизора и магнитофона такая девственная чистота эфира разбавляемая разве что петушиными воплями, гусиным гоготом и коровьим мычанием оказалась несколько чрезмерной.

Покупкой музыкальной техники их приобретения не ограничились. Мебель, целый шкаф с книгами, по большей части техническими справочниками и энциклопедиями — да, мои дорогие читатели, главным источником знаний были именно книги обо всем в те времена, когда не было википедии и интернета. Географические карты, ковры и целая батарея бутылок с разным алкоголем на все случаи жизни. Чего только не накупили за эти полтора месяца… И все, вроде бы, нужное…

Еще одним важнейшим приобретением стали паспорта, выданные «разночинцам Торопову и Хворостинину». Отдельное спасибо за эту услугу товарищу Попову, хоть и обошлась она недешево.

Среди прочих предметов недавно на полке шкафа появилась фотография стоящих рядом с околясоченным и капитально модернизированным «Триумфом» всей их веселой гоп-компании, включая сестер Сашу и Таню.

— Тёмыч, ты я смотрю что ни день, все чаи с Татьяной пьешь…

— Понимаешь, тянет к ней, хоть ты тресни. Умная она и … не знаю, как сказать… лучезарная что ли…

— А чего ж ты тогда с телефонисткой крутишь? Если Таня узнает, даст тебе полный от ворот поворот.

— Ну, а чего? Мы ж не женаты и даже не пара. Просто общаемся. А с рыжей у меня чисто деловые отношения. Содержанка без любви, зато в плане постели — все отлично.

— Ну, ты ходок, братец. Вот уж никак не ожидал такой резвости от тебя, товарищ прапорщик.

— Почему нет, если есть возможность?

— И как ты так ловко все устроил, ума не приложу…

— Да просто все. Адресок я тогда срисовал. Потом справки навел у мастера. Ну, и заявился к ней на квартиру. Открыла, стоит, смотрит. Я без лишних церемоний протиснулся мимо нее внутрь. Говорю, — дверь закрой, милая. Разговор к тебе деловой.

Сел на единственный стул, ногу на ногу. Смотрю на нее неотрывно. Вижу, вся аж трепещет. Думаю, хороший признак. Надо дожимать.

— Сказал ей:

«Да, скромненько все тут у вас, мадмуазель. Собирайте вещи, я сниму вам апартаменты поприличней. Будете на полном моем содержании. Ну и на службу в телефонной станции договорюсь, чтобы ты вернулась, милая.

— За что же мне такие милости? — спрашивает, а сама аж глазами сверкает.

Запунцовела вся. Только рыжие так умеют.

— Тут все просто. — Встал на ноги, подошел к ней, обнял и поцеловал.

Она вроде сначала обмерла, а потом ничего так, ответила. Ну и пошло-поехало. Горячая штучка оказалась. Я только с одним прокосячил. Надо было все же ее сначала к доктору сводить. Но обошлось. Никаких болячек за рыжей не водится.

— Повезло, что не подцепил…

— Это да. На будущее надо все тщательнее продумывать. Но тут страсть захватила…

— Экий ты, батенька, жадный до сладкого… Ну, смотри сам. Главное, чтобы Таня не расстроилась. Нам эти драмы и скандалы вовсе ни к чему.

— Понимаю. Но скажу тебе так. Если у нас с Татьяной до серьезного дойдет, я тему с любовницами прикрою сразу же. Тут все по-честному.

— Это правильно. Одобряю.

— А что там у тебя за контры с мастером Лоранжем? Он конечно гад еще тот, но зачем с ним собачиться?

— А что делать? Лезет везде, сует свой нос, куда не надо, мастеровых, которые мне выделены, к слову, толковые ребята, напрягает не в тему. Ну, пришлось пару раз его послать, прикрыть ребят.

— Ты же знаешь, что он родич Рандрупа. Ссориться с ним нам не резон. Наверняка всякое про нас собирает и хозяину кляузничает. Учти, мне в камере работяги с этого завода как раз говорили, что именно Лоранж их засадил по подложному обвинению. Так что если мы хотим работать здесь, надо жить с местным начальством мирно.

— Зря ты, Вяче, так переживаешь, стопудово тебе говорю. Я просто поставил его на место. Он понял. Не дурак. Дурак бы и не понял. Теперь стал себя куда лояльней вести. Думаю, инцидент исчерпан.

— Это тебе так кажется… — пробурчал для порядка Хворостинин, но дальше развивать тему не стал.

Предметом особой их гордости стал телефон, висящий на стене большой комнаты. Первым делом, как только появилась связь, друзья обзвонили все известные им номера и сообщили свой. Теперь аппарат то и дело напоминал о себе звонкими, раскатистыми трелями, сообщая очередную новость.

Не успели друзья доесть завтрак, как раздалась громкая электрическая трель.

— Я подойду, — поднимаясь из-за стола, бросил Артем.

Сняв трубку, он некоторое время молча слушал, потом коротко сказал:

— Сейчас будем.

Повернувшись к Славке, он пояснил, видя вопрос в глазах товарища:

— Мажор звонил, кричит, все пропало, вокзал отходит. Срочно зовет к себе, мол, дело просто горящее и архисрочное.

— Ну, если так, то ладно. Поехали. — пробурчал недовольный таким оборотом событий Хворостинин. Его благостные планы на день только что вылетели в трубу, а перспектива гонять на «Родстере» в такую погоду заставляла заранее поеживаться.

Спустя десять минут машина, рыча мотором, покатила по разбитой дороге в сторону причалов. Ехать было всего ничего, так что, замотав лица шарфами и надев свитера, они успели добраться, не продрогнув до костей.

Зайдя в каюту хозяина «Пiонера» Славка глядя прямо в глаза Мошкина, изрек, не скрывая раздражения и недовольства:

— Митька, если дело окажется плевое, то тебе выйдет жирный минус в карму с занесением прямиком в грудную клетку, учти.

Дмитрий словно и, не заметив грубости своего делового партнера, мигом распорядился насчет адмиральского чая господам совладельцам славного парового буксира.

Усевшись на диванчик, немного отогревшись и попивая горячий, крепкий напиток, Славка уже другим тоном осведомился:

— Чего там у тебя стряслось? Рассказывай.

Только теперь он обратил внимание, что всегда бодрый, лощеный и румяный Мошкин сегодня непривычно бледен, небрит, глаза его ввалились и лихорадочно блестели.

— Вот. Это вчера вечером попало мне в руки. — Чуть дрожащим голосом поведал он друзьям, протягивая вскрытый конверт без адреса.

— И что тут у нас, давай, почитаем.

Бумажка, под броским лозунгом «смерть мироедам» была написана якобы от имени «Омского комитета Боевой организации бомбистов». Анонимные борцы за светлое завтра в письме заявляли, что на закрытом заседании подпольного комитета в составе 8 человек ему был вынесен «обвинительный вердикт», по которому он «приговаривался к смертной казни».

— Смотри-ка, они даже излагают причины такого сурового приговора: «Обирание простых жителей, пользуясь их темнотой, обирание инородцев, также пользуясь их темнотой и слабостью, снимая с них последнюю рубашку и тем самым пуская их буквально по миру. Потому вы, Дмитрий Мошкин — типичный образчик буржуя и мироеда, которого не должна земля носить. Приговор будет приведён в исполнение в период между 30 октября и 10 ноября 1910 г. Но мы, члены боевой организации уведомляем милостивого государя Мошкина, что вы имеете шанс устранить от себя этот приговор, и при желании можете получить отсрочку и время исправиться. Условия для исправления следующие: 1) Вы обязуетесь дать письменное обещание, что оставите грабить жителей. 2) Вы уплатите в кассу комитета 10 000 р. Учтите, что такие же условия были даны другому капиталисту — пароходчику Горелову в прошлом году, и он благоразумно принял их».

— Ну, дальше тут угрозы и перечисление ряда успешных терактов, к коим, я уверен, они прямого касательства не имеют. Тут и убийства Московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича, Петербургского градоначальника генерал-майора В. Ф. фон дер Лауница, генерал-адъютанта В. В. Сахарова, командира лейб-гвардии Семёновского полка генерал-майора Г. А. Мина, графа А. П. Игнатьева. Покушения на генерал-майора Д. Ф. Трепова и адмирала Ф. В. Дубасова. Никого не забыли, черти… «Эти личности, — продолжил цитировать Славка, — имели охрану действительно хорошую, к ним уже никто не мог приблизиться, кроме князей да графов, а потребовалось убрать — убрали в один миг, так что повторяем — защищаться и не думайте, так как это ни к чему не поведёт, а если Вы хотите жить, то примите те условия, которые мы Вам предлагаем, вот видите мы сдержали своё слово — Горелов до сих пор жив».

— Документ и деньги тебе, Митя, согласно требованиям вымогателей, надо спрятать в условленном месте на Семипалатинском тракте. В день, когда все будет готово, вывесите на носу парохода красный флаг. И это продумали, шустрилы. В конце письма подпись: «Омский комитет Боевой организации Бомбистов Автономное учреждение. Отделение С.-Револ.». Ну, что сказать, Митя, ты попал. Чем мы тебе сможем помочь, ума не приложу. Разве что продавай нам свою долю в пароходе и неси бомбистам деньги. — Не без жестокого сарказма, с иронией глядя на жертву вымогателей, заключил Вяче.

— А чего ты к ментам, э-э-э, в полицию не обратишься? — Заметив, как смертельно побледнел Мошкин, Артем решил немного смягчить слова друга. — Зачем нам звонишь? Мы, по-твоему, кто? Команда героических бурундуков-спасателей для решения твоих проблем? Типа безумие и отвага?

Мошкин замялся, зарезал на стуле и зачем-то посмотрел в окно на осеннюю природу и свинцовые воды Иртыша.

— Чего молчишь, колись, сокол низколетящий. — Опять взялся за него Хвростинин. — Вопросы у тебя к слугам закона? Или ты неблагонадежный? Неужто такого нарядного капиталиста Митю Мошкина буржуинская власть и не защитит? Вижу, сомнение в твоих ясных очах.

— Властям и тем более полиции моя судьба сугубо безразлична. Опасаюсь, что вреда они мне причинят куда больше, чем пользы.

— О-о-о, как интересно. Откуда, позвольте осведомиться, такие выводы далеко идущие? Ты случаем не из этих — леваков, батенька?

Мошкин вскинул голову и с немалой горячностью воскликнул убежденно:

— Всякий думающий человек в России должен поддерживать левую идею!

— Не слабое заявление. Может, вы еще и в Бога не веруете, сударь? Может, по-вашему и бесов нет? Ладно, это были риторические вопросы, отвечать на них не требуется. Лучше скажи мне, голубь, выходит, ты имел опыт общения с «товарищами»?

— Да, в годы революции я примыкал к социалистам-революционерам. Был молод, горяч, наивно-восторжен.

— Бомбист или с плакатами ходил?

Купец не ответил.

— Ясно-понятно. Одним словом, на тебя у компетентных органов имеется папочка с материалами компрометирующими. И рвать жопы они ради субъекта с подмоченной репутацией не станут. Так ты думаешь? — Мошкин дернул головой и скорчил гримасу, выражая полное одобрение словам Вяче. — И это несмотря на то, что нынче ты, Митрий, остепенился, капитал нажил, в пароходчики вышел. Одобряю. Но прошлое напоминает о себе. Так выходит. Или того хуже, попробуют тебя завербовать в сексоты. И станешь ты стучать аки дятел на всех, про всех. А оно нам надо?

— Это было давно. — Оправдываясь, принялся объяснять Мажор. — Пять лет назад. И не здесь, а в Бийске. С тех пор я никакой связи с подпольем не поддерживал и вот… мне уже угрожали перед тем, как сожгли груз. Требовали денег. А откуда они у меня? Я все в дело вложил до полушки. Если бы не вы…

— И теперь они по второму кругу пошли? Думаешь, те же самые кадры?

— Да, уверен.

Еще раз, теперь уже молча, перечитав послание, Славка принялся вслух рассуждать:

— Стиль, содержание и характер письма наряду с подобным весьма громоздким и неуклюжим названием организации ставит под сомнение принадлежность его авторов к Партии эсэров. Большое количество ошибок ясно указывает на низкий уровень грамотности его составителей. Одно только слово «комитет» написано в трёх вариантах: «коммитет», «камитет» и, собственно, «комитет». Да и список всех убитых приведен неспроста. Одним словом, какие-то клоуны самодельные, а не серьезные революционеры из образованной интеллигенции. Так что, скорее всего, соглашусь с тобой, Митя. Это твои кореша, обиженные на старого товарища за его эпическую жадность. Я лично тоже за то, чтобы не идти в полицию. Сами разберемся, как считаете, Артем Александрович?

— Да, Интересно будет посмотреть на этих ушлепков. И провести с ними воспитательную работу.

— Как эта эпистола безграмотная попала к тебе, Дмитрий?

— Шадрин принес.

Славка уже запомнил имена и фамилии всех матросов. Володьку Шадрина — молодого, сухощавого, неторопливого, с вечным прищуром чуть косоватых глаз, он сразу живо представил себе.

— Зови его сюда, будем розыск учинять.

Когда матрос явился, даже чуть запыхавшись от старания, Вяче показал ему тот самый конверт и строго глядя, спросил.

— Узнаешь? Кто и при каких обстоятельствах передал тебе это?

— Вчерась вечером. Малец прибёг. Сказал, отдай хозяину лично в руки. Ну, а что? Наше дело маленькое. Или я чего не так сделал? — С тревогой переспросил матрос, опасливо косясь на кулаки Мажора.

— Не волнуйся. Все в порядке. Но мне важно, чтобы ты вспомнил, как этот парнишка выглядел.

— Да рази ж я упомню? Сколько их тут шастает цельными днями, бездельников.

— А ты постарайся.

Немного подумав, Шадрин с сомнением добавил:

— Обычный постреленыш. Одет в рванье. Картуз затасканый. Лет семи-восьми оголец.

— В другой раз встретишь, сможешь узнать?

— Не уверен…

— Да что ты мелешь, Володька!? — Взорвался Мажор. — Это как такое может быть, чтобы вчера видел, а сегодня и не припомнишь ничего! — Он подскочил на месте и собрался уже дать пару тумаков «для вразумления», но Торопов придержал Дмитрий за рукав.

— Толку его колошматить? Мы же договаривались, Дмитрий, что ты экипаж попусту третировать не будешь.

Повернувшись к матросу, Торопов добавил.

— А ты иди, если что вспомнишь, сразу сообщи.

Шадрин, уже переступая через порог, внезапно обернулся и с торжествующим видом воскликнул:

— Вспомнил, холеру! Вспомнил! Как есть! Мальчонка этот давешний смешно так говорил. И картавил, и пришепетывал. Вот так. — И Голубев старательно изобразил. — Пеледай господину Москину, — он даже язык для наглядности высунул, воспроизводя шепелявость посыльного.

— Ну, это уже дело. — Не без иронии отозвался Хворостинин. — Иди, Вовка, свободен.

— Что же делать, господа? — с волнением и надеждой глядя на двух друзей, спросил Мошкин.

— Раз ты в полицию идти не желаешь, придется самим решать. Ты сообщи этим клоунам, что у парохода новые владельцы. И что лучше бы им с нами не связываться… — холодно и спокойно, но так беспощадно равнодушно, что даже у Вяче мурашки по телу побежали, медленно произнес Торопов.

— Никак невозможно-с. Я не знаю, как с ними сообщаться, однако опасаюсь и за корабль, и за свою жизнь.

— Текст мутный. Безграмотный. Почерк корявый. Писали какие-то выпускники ЦПШ и при том троечники в лучшем случае. Эсэры то большей частью из образованных. Эти всего скорее местная поселковая самодеятельность. Ну, раз они на наше имущество хвост подняли, придется найти бедолаг нищебродных и устроить им ликбез с кровопусканием или даже тяжким рукоприкладством.

— Спору нет, надо заняться и срочно. — Согласно кивнул другу Торопов.

— Помнишь тех типов, которых мы на пожаре встретили?

— Да, вроде. Но если и встречу, не признаю, темно было.

— Это да. Я ближе стоял, так что запомнил их фотокарточки лучше. Теперь надо придумать, как будем их искать.

— А зачем? Сами прибегут. Тут же ясно указано, куда и когда надо куклу с бабками заложить. Вот и устроим засаду. А дальше дело техники.

— Митька с нами пойдешь? Ствол у тебя имеется? — Увидев, что Мошкин побледнел еще больше, хмыкнул в разросшуюся за прошедшие недели бородку и успокаивающе добавил. — Ладно, шучу. У тебя другая задача в этом раскладе будет. Так что справимся оба-двое. Ну, нам пора. Отчаливаем. Дел еще много. Дальнейшие инструкции получишь от нас вскорости.

— Не хотел обсуждать план наших действий при Мажоре. Мутный он тип, да еще и левым уклоном, как выяснилось. Черт его знает, может, он с этими клоунами завязан? А еще того хлеще и Митька нас решил попросту подставить? Сам все и устроил, чтобы новоявленных совладельцев устранить по-тихому. А что? Родни у нас никакой. Пароход ты починил. Денег в закупки мы влили приличные. Кругом ему выгода. А что? Нет человека, нет проблемы. Грохнут нас в потёмках и прикопают под березкой из чувства глубокой сентиментальности. А Митька опять красивый. С собственным кораблем в единоличной собственности.

— Я этот вариант даже не обкашливал мысленно. Это, конечно, уже паранойя, но ты прав. Надо учесть такую возможность и принять меры предосторожности, когда пойдем на дело.

— В самую дырдочку. Так же мыслю.