Дикая Софи

Глава 5, в которой принц идет гулять в полночь

Приказы короля были неумолимы. Даже когда от простуды давно уже не осталось и следа, Ян должен был оставаться в постели. Читать ему тоже не разрешалось. От этого, по словам Фердинанда, у него могли опять покраснеть глаза.

— Как там на улице? — спросил Ян однажды утром у Станислава и Раймунда.

— На улице? — удивился Раймунд. — Ты имеешь в виду сегодня… или вообще?

— Вот прямо сейчас. Там солнце светит или дождь идет? Хотя бы раздвиньте занавески, чтобы я понимал, светло там или темно.

— Нам нельзя, — ответил Станислав. — Королевский приказ.

— Мы сами теперь лишь изредка можем выходить из замка, — сказал Раймунд, — и потому вообще-то не обращаем внимания на погоду. К тому же твой отец пожелал, чтобы мы покамест не касались этой темы.

— Я думаю, — возразил Станислав, — мы можем сказать, какое сейчас время года.

— О да, — оживился Ян, — лето наступило? Пшеница пожелтела? Цветут ли маки? Я же читал, что после весны приходит лето.

— Боюсь, этот разговор уже выходит за рамки дозволенного, — заметил Раймунд.

— Сейчас конец мая, — заговорил Станислав, пропустив мимо ушей упрек Раймунда. — Дни становятся теплее. Это чувствуется даже здесь, в замке. Скоро лето. Да уж, мальчишкой я в это время целыми днями болтался на улице, и теплыми вечерами тоже. Ловил рыбу в речке, шлепал по воде…

Тут Станислав осекся, заметив умоляющие жесты Раймунда.

— Еще! Еще! — потребовал Ян.

— Пожалуй… пожалуй, с тебя хватит, — сказал Станислав, словно извиняясь.

— Несколько капель валерьяны тебе сейчас не повредят, — сказал Раймунд принцу и накапал в ложечку из пузырька, который у него всегда был под рукой. Однако старый слуга сам так разнервничался, что половину лекарства пролил сразу, а остальное — пока нес ложку к послушно открытому рту Яна. Пришлось все начинать сначала.

— А как дуб во дворе? — воспользовался заминкой Ян. — Как он выглядит летом?

— Красиво, очень красиво, — отвечал Станислав. — Хотя он уже старый и корявый, как мы с Раймундом.

— А свет и тень в листве есть? Знаешь, такие золотые пятнышки… и листья шевелятся… и так хорошо пахнет…

— Ну хватит! — скомандовал Раймунд. — Ты уже сам не свой.

Он снова поднес ложку ко рту Яна, тот проглотил и замолчал. Раймунд счел это благотворным действием валерьянки.

Но Ян замолчал из осторожности. Этой ночью он почти не спал. Принц слушал дыхание и редкое похрапывание слуг, и ему казалось, что дуб зовет его: в темноте как будто светились его листья, и от них исходила многоголосая музыка. Глубокой ночью Яна осенила такая дерзкая мысль, что он тут же постарался ее прогнать. Однако мысль эта возвращалась снова и снова, и в конце концов у него созрел план.

Вечером следующего дня Ян, лежа в постели, еле дождался, пока рядомходящие и путеуборщик, дежурившие в коридоре, наконец уйдут. Станислав и Раймунд, как обычно, придвинули свои кресла поближе к кровати принца, зажгли лампу и поставили ее на столик между креслами.

— Кто первый? Ты? — сонно спросил Станислав.

— Ладно, — согласился Раймунд. — До полуночи. Потом разбужу тебя. Только не храпи опять так громко.

— Я вообще никогда не храплю, — обиделся Станислав.

Ян знал, что сейчас они, как и каждый вечер, еще станут пить целебный чай, некоторое время будет слышно, как они прихлебывают, а потом все стихнет.

Едва слуги наполнили свои чашки, Ян вскрикнул. Старички вздрогнули и растерянно оглянулись вокруг.

— Там, там! — закричал Ян. — В коридоре кто-то есть… Вор! Грабитель! На помощь! Караул!

— Где? В коридоре? Батюшки-светы!

Раймунд встал с кресла, но замер как вкопанный и толкнул Станислава:

— Ступай, посмотри. Надо поднять стражу.

— Ты ступай, — ответил Станислав сдавленным голосом. — Или пойдем вместе.

— Скорее! — поторопил их принц. — Я опять что-то слышал! Шорох… и как будто ключи звякнули.

Слуги, ковыляя, вышли в коридор. Ян слышал, как они зовут стражу. Где-то выругался часовой. Суматоха стала расти как снежный ком и наконец докатилась до королевской спальни. Со всех сторон приближались торопливые шаги.

Тут Ян бросился к пузырьку с валерьянкой на ночном столике и вылил его содержимое в чашки Раймунда и Станислава. И хотя он впервые сам тряс пузырек с лекарством, удивительным образом на столик попало лишь несколько капель. Он даже успел закрутить крышку и поставить пустой пузырек на место, прежде чем в комнату ввалились солдаты. За ними вошли Раймунд и Станислав, рядомходящие и король в ночной рубашке, с растрепанными волосами.

Все столпились у постели принца.

— Что произошло? — спросил Фердинанд, испуганно глядя на Яна. — С тобой все в порядке, сынок?

— Да, папа.

— Ваше величество, — сказал Раймунд, — ложная тревога.

— Я просто устал и хочу спать, — добавил Ян.

Король помедлил, обводя взглядом голые стены, занавешенные окна и дверь, отыскивая возможную опасность. Вероятно, то, что он увидел, успокоило его.

— Все чисто, — наконец сказал Фердинанд. — Отбой. Спокойной ночи, сынок.

— Спокойной ночи, папа.

Ян украдкой вздохнул с облегчением.

— Всех на уши поставили, — пробормотал Раймунд, снова усевшись в свое кресло, как и Станислав. — И ведь совершенно на пустом месте.

Он отпил глоток чаю, Станислав последовал его примеру.

Раймунд покашлял и поежился:

— Холоду напустили. Не люблю я этого.

— Что-то чай сегодня горьковат, — заметил Станислав.

Но по старой привычке оба допили чашки до дна. Станислав зевнул и через несколько минут уснул. Его мерное глубокое дыхание постепенно перешло в привычный храп. Раймунд пытался бороться со сном, но валерьянка все же одолела его, и вскоре слуги захрапели на два голоса.

Ян напряженно прислушивался к этому дуэту. «Эй вы, — сказал он тихо и повторил уже в полный голос: — Эй вы!» Ни один не шелохнулся.

Ян в голубой шелковой пижаме осторожно встал с постели. Подождал, пока перестанет кружиться голова, и тихонько вышел из комнаты. В коридоре было темно, лишь слабо светились квадраты окон, и черно-белую плитку пола можно было отличить от однотонных стен. Ян прислушался. Людей в замке было не слышно. Зато он впервые уловил новые, загадочные звуки: то шорох и шелест, то поскрипывание. Босые ноги мальчика мерзли на холодной плитке, и все-таки было приятно чувствовать легкие неровности и бороздки на камне. Ян думал, что знает дорогу, но в темноте все казалось незнакомым, он то и дело на что-нибудь натыкался. Шаг за шагом он добрался на ощупь до вестибюля и ворот во внутренний двор. Ян попытался отодвинуть засов на двери, но тот оказался слишком тяжел для него: только чуть сдвинулся и застрял. Неужели ему придется отказаться от своего плана теперь, когда он у самой цели? Ну уж нет! Справа от ворот виднелось маленькое окошко, но открыть его не получилось бы — створка была приколочена гвоздями, как и на всех остальных окнах в замке. Надо выбраться здесь, решил Ян. Из книжек он знал, что стекло хрупкое, а осколками можно порезаться. Он придвинул к окну стул, на котором днем сидел часовой. Нашел в углу узловатую палку и забрался с нею на стул. Размахнулся и разбил окошко вдребезги. Звон стекла разнесся эхом, как пушечный выстрел. Принц испугался, что обитатели замка проснутся. Но воцарилась прежняя тишина. Ян выдавил концом палки оставшиеся в раме осколки и, несмотря на волнение, почувствовал свежий ночной воздух. Мальчик пролез через окошко, но все-таки порвал рукав пижамы. Теперь он стоял на подоконнике, пригнувшись и крепко держась за раму. В нескольких шагах от него высился дуб. Лунный свет играл в его кроне, листья и ветки то блестели, то исчезали в тени. Ян медлил. Брусчатка внизу была усыпана мерцающими осколками. Спрыгнуть? Он еще никогда не прыгал с высоты. Затаив дыхание, он отпустил раму и оттолкнулся от подоконника. Ян приземлился на обе ноги, вскрикнув от удивления. Колени у него подкосились, он завалился назад и оперся на руку. Конечно, он порезался осколком. Поначалу принц ничего не понял, только сильно испугался. Но испуг быстро прошел, и Ян почувствовал боль — глухо пульсирующую в ступнях и обжигающую ладонь. Из пореза хлынула кровь, в лунном свете она казалась почти черной. Принц изумленно смотрел, как из его руки льется какая-то жидкость. Это было так странно, что он почти забыл о боли. Ян лизнул кровь, она оказалась теплой и соленой. Вскоре кровотечение ослабело, а потом и вовсе остановилось — в точности так, как писали в книжках. Боль тоже утихла.

Ян подошел к дубу, осторожно обойдя колодец. Он вдыхал незнакомые ароматы, сладкие и дурманящие. Наверное, неподалеку цвели цветы и кустарники, и Яну так хотелось увидеть их днем. Дуб манил его к себе. Мальчик приложил невредимую ладонь к коре и почувствовал, какая она жесткая. У его ног корни толщиной с руку походили на блестящих змей, заползающих под землю. Над головой раскинулась широкая крона.

— Я хочу провести эту ночь с тобой, милый Дуб, — сказал Ян.

— Я всю жизнь защищал маленьких принцев, — прошелестел Дуб. — Давай-ка, устраивайся поудобнее.

— Где же? — спросил Ян. — У тебя наверху?

— Да. Забирайся на меня. Я тебе покажу, где сесть.

— Я не умею лазить по деревьям, милый Дуб. Никогда этого не делал.

— Это нетрудно. Я тебе помогу. Смотри.

Дуб наклонил большую ветку к голове мальчика, так что ему оставалось лишь ухватиться за нее.

— Подтягивайся вверх, — сказал Дуб.

Не успев понять, как это произошло, Ян очутился верхом на ветке. Затем он ухватился за следующую ветку и стал пробираться сквозь крону все выше и выше.

— Осмотрись, — сказал Дуб, — вот отсюда хороший вид.

Принц оказался на развилине, где от ствола отходила толстая ветка, так что там можно было удобно усесться. Он прислонился спиной к стволу и свесил ноги.

Перед ним открылся широкий пейзаж, освещенный луной. Внизу, под горой замка, были рассыпаны темные силуэты домов. Только в двух из них еще горел свет.

— Тебе нравится? — спросил Дуб.

— Вот бы мне убежать туда, — ответил Ян, — и бежать все дальше, до самого края земли.

— И что тогда?

— Тогда я был бы счастлив.

— У меня здесь корни, мне с тобой не уйти.

— А я бы взял с собой горсть твоих желудей и посадил бы их на краю земли.

— Откуда ты только знаешь, что можно так сделать?

— Читал в книгах.

Луну закрыли облака. Яну стало зябко. Тогда Дуб склонил несколько ветвей с пышной листвой и укрыл его.

— Так сладко пахнет чем-то, — заметил Ян.

— Это моя подружка, сирень, она цветет рядом с кухней.

— Да, — сказал принц, — есть такая, сирень. А еще жасмин. И лилии. Эти названия мне больше всех нравятся.

— Сам-то я слишком стар, цвету теперь раз в четыре года.

Некоторое время они молчали. Собаки, лаявшие во дворах, тоже умолкли. Зато во рву вокруг замка сонно покрякивала утка. Тихо шурша крыльями, мимо пролетела ночная птица.

Ян потер глаза и зевнул.

— Я устал, милый Дуб.

— Тогда спи.

— Что, прямо здесь?

— Конечно. Я тебя не уроню.

Ян закрыл глаза. Вокруг шелестели листья, его мягко касались ветви. Спину его поддерживал мощный ствол, а над головой у него простиралось небо, выше и шире любой крыши.

Ян проснулся от щекотки: веточка гладила его по лицу. Принцу понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить, где он. Испугавшись, он вцепился в сук, на котором сидел, и в тот же момент почувствовал, как затекли его мышцы. Через проем в кроне принцу по-прежнему были видны окрестности. Горизонт посветлел. Луна стала бледнеть. Над лугами поднялись облачка тумана. Вокруг начали щебетать птицы.

— Как только взойдет солнце, — сказал Дуб, — я онемею. Разговаривать я могу только по ночам.

— Что мне делать, когда ты молчишь? — спросил принц.

— Делай что хочешь. Делай что можешь.

— Откуда же мне это знать, если мне никто об этом не говорит?

В это мгновение из-за алеющих облаков показалось солнце, и его сияние осветило луга и поля, отразилось в реке.

Ветви, укрывавшие Яна, расступились. Внятный шелест Дуба у него в ушах затих. Босые ноги окоченели и ничего не чувствовали. Принц сидел и ждал, пока его согреет солнце. Он слышал, как просыпается замок. В конюшне храпели и ржали лошади; что-то проворчал спросонья конюх; из кухни донесся звон котелков и тарелок. Что же теперь делать? Спуститься с дерева и незаметно проскользнуть в свою кровать? Ян посмотрел вниз, и у него закружилась голова. Он попытался дотянуться ногой до какой-нибудь ветки пониже. От страха упасть его тело стало слабым и неуклюжим.

— Почему ты мне не помогаешь? — спросил принц и сердито подергал ветку.

Но Дуб молчал.

«Неужели придется звать на помощь? — подумал Ян. — Тогда они меня спустят, и папа навсегда запретит мне видеться с моим Дубом. Запрут опять в комнате и уже никогда не выпустят. Нет уж, останусь здесь. Когда стемнеет, Дуб мне поможет. Или вдруг сам что-нибудь придумаю».

К тому времени у Яна заболела спина; он все еще мерз, хотя уже чувствовал на лице солнечные лучи. Мальчику хотелось пить, и он слизнул росу с нескольких листьев. Вкус был приятный, совсем не такой, как у той воды, что он пил обычно.