Дикая Софи

Глава 4, в которой принц узнаёт, каким зеленым бывает дерево, и, к сожалению, вынужден научиться сморкаться

На седьмой день рождения Яна светило солнце. Оно теперь не пекло, как летом, а приятно грело. Ян уже много недель с нетерпением ждал первого выхода из замка. Он часто стоял перед заколоченными окнами и гадал, каково будет там, на улице, окажется ли небо, которого он видел так мало, и в самом деле таким огромным и голубым, как его описывают в книгах.

К полудню принца одели в самую теплую одежду, которую перед этим два часа грел на своем теле одеждосогревальщик. Нянечка натянула на уши Яну расшитую золотом шапку, замотала шею шерстяным шарфом и надела ему рукавицы.

Свита принца выстроилась перед выходом в предписанном королем порядке. Во главе колонны встал путеуборщик, в двух шагах за ним. спиной вперед — впередиходящий, третьим следовал укутанный принц, по бокам от него — рядомходяшие, а сразу же за спиной — следомходяший. Завершали процессию Раймунд и Станислав, обязанные вмешаться при малейших признаках опасности. Король встал позади всех, дабы наблюдать за движением всего отряда. Он глубоко вздохнул и скомандовал: «Вперед!»

Ян никогда прежде не бывал у самых ворот замка и теперь разглядывал кованые железные узоры на них. Король Фердинанд, вспотевший от страха, помедлил и крикнул: «Открыть ворота!» Путеуборщик налег на тяжелую створку.

Столкнувшись с сияющей стеной света, Ян сразу почувствовал, насколько теплее снаружи. Он зажмурился и шагнул вперед, на мощеный двор.

Там его уже ждали мама и нянечка. Колодец во дворе заранее накрыли решеткой, всю крапиву повыдергали, а по углам расставили солдат с ружьями, направленными в небо на случай появления хищных птиц.

Постепенно глаза принца привыкли к яркому свету. Он медленно повернулся, изумленно оглядываясь. Какое синее небо! Как высоко плывут облака! Какое большое, зелено-золотое дерево у колодца! В воздухе пахло чем-то незнакомым, одновременно горько и сладко. Голоса вокруг звучали совсем не так, как в замке. А за голосами — или даже вперемешку с ними — казалось, весь мир жужжит, щебечет, стрекочет. Слишком много всего. Ян закрыл глаза и покачнулся. Слуги тут же подвели его к специально приготовленному креслу и усадили. На плечи принцу накинули бархатную накидку, а распорядитель рыбьим жиром, утром назначенный по совместительству затенителем, раскрыл зонтик над головой подопечного.

Вся прислуга, король и королева озабоченно обступили принца.

— Тебе нездоровится, сынок? — спросил Фердинанд.

— Тебе нравится на улице, Ян? — с ободряющей улыбкой спросила Изабелла.

Ян кивнул и открыл глаза.

— Вы не говорили мне, что мир разделен пополам.

— Разделен пополам? — переспросил король.

Ян указал рукой в рукавице сначала на ту половину двора, что была в тени, а потом на другую, залитую светом.

— Это просто свет и тень, — сказал король.

— Вот как, — удивился Ян. — В замке тени гораздо бледнее.

Тут он указал на зонтик:

— А почему вы забираете у меня свет?

— Чтобы ты не получил солнечный удар, — ответила Изабелла. — Это, пожалуй, единственная разумная мера предосторожности. Ты ведь совсем не привык к солнцу.

— Мне жарко. Зачем вы столько всего на меня надели?

— Чтобы ты не простудился, — сказал король.

— Но уж хотя бы варежки можно было бы и снять, — недовольно заметила королева. — В конце концов, на дворе только сентябрь.

— И речи быть не может! Все меры безопасности подлежат исполнению без исключения. Береженого Бог бережет!

Ян уже не слушал отца. Его взгляд снова и снова возвращался к дереву, росшему из маленького клочка непокрытой камнем земли. В листве играли солнечные лучи и легкий ветерок. Никогда еще Ян не видел столько красоты и жизни.

— Так, значит, это… дерево, — сказал Ян, указывая на дуб.

— Точнее говоря, ваше высочество, это дуб, — поправил ученика Раймунд.

— Я хотел бы постоять там, — сказал Ян, — под этой зеленой крышей. И хотел бы потрогать дуб, там, где он такой коричневый и в трещинах.

— Он имеет в виду кору, — с важным видом вставил одеждосогревальщик.

— Не может быть и речи! — тут же воскликнул король. — А что, если какой-нибудь сук отломится и упадет на него!

Эта мысль так ужаснула Фердинанда, что он приказал сейчас же закончить прогулку, мол, и так уже слишком долго.

— Но я хотел бы… — попытался возразить Ян.

Но слуги подхватили его и отнесли обратно в замок. Створки ворот с лязгом закрылись, солнечный свет остался за ними, и Ян почувствовал себя так, словно его лишили воздуха.

— Ты делаешь мальчика несчастным, — позже сказала мужу Изабелла.

— Я обеспечиваю го безопасность, — запальчиво ответил Фердинанд.

— Пообещай мне, что разрешишь Яну гулять во дворе хотя бы один раз в неделю. Иначе ему… му будет только хуже.

— Но не дольше четверти часа! И только в ясную погоду!

Отныне каждую неделю по четвергам принцу дозволялось выходить на прогулку. Однако через раз, а то и чаще, король по какой-нибудь причине отменял выход. Нередко — в самый последний момент, когда вся свита уже стояла наготове перед воротами.

Ян очень плохо переносил эту чехарду с разрешениями и запретами. Ему казалось, что он день и ночь только и ждет, когда перед ним откроются ворота и предстанет дуб, шелестящий листвой. Королевский запрет — из-за слишком дождевых облаков или слишком сильного ветра — был для принца самым тяжким наказанием, какое он только мог себе вообразить. Но все мольбы Яна оказывались тщетны. Фердинанд никогда не отменял запрета.

Каждую ночь мальчику снился двор: брусчатка сверкает на солнце, дерево рассказывает ему истории. Яну снилось, что он взбирается по ветвям на самую верхушку дуба и оттуда видит всю страну — и дальше, до самого моря. Но просыпался в своей постели, в серой сумрачной комнате, рядом с кроватью — Раймунд и Станислав.

Однажды, после пятнадцатой прогулки, у принца начался насморк. Глаза слезились, из носа капало, в носу хлюпало, вскоре заболели горло и голова. Раймунд и Станислав пощупали лоб мальчика и пришли к выводу, что у него жар. Об этом немедля сообщили королю и королеве.

Фердинанд пришел в ужас, увидев, в каком состоянии его сын.

— Ну а я что всегда говорил? Конечно, все из-за этих прогулок! — Он в панике огляделся: — Где придворный врач? Почему он еще не тут? И накройте принца! Двумя одеялами, нет, тремя, четырьмя! Ох, сыночек, тебе очень плохо?

— В голове стучит, — прогундосил Ян, но тут же добавил: — Все не так уж плохо. — Он испугался, что его лишат следующей прогулки.

— Не так уж плохо? О нет, все плохо, очень плохо! У тебя точно жар. Да куда же запропастился врач, этот бездельник?

— Муж, — сказала Изабелла, до сих пор молча смотревшая на сына, — опять ты перегибаешь палку. Ведь это обыкновенная простуда, и она пройдет через несколько дней. Будем поить Яна горячим липовым чаем с медом. Больше ничего не нужно. Как ты думаешь, Ян?

Принц кивнул и утер тыльной стороной ладони капельку, вытекшую из носа.

— Да уж, ты со своими народными средствами, — едко ответил король, — долго будешь ждать, пока они подействуют.

Наконец прибежал придворный врач с чемоданчиком. Тяжело дыша, он отвесил королю три поклона.

— Ваше величество… я как раз принимал ванну и…

— Я требую, чтобы ты являлся сию минуту, когда ты нужен. Понятно?

Доктор дрожащими руками поправил очки.

— Конечно, ваше величество, я…

— Довольно. Займись делом. Ты что, не видишь, в каком состоянии принц?

Врач склонился над Яном, заваленным одеялами.

— Ну-с, ваше высочество, что у нас тут? — спросил он. — Высуньте-ка язык.

Ян послушно показал язык, покрытый белым налетом.

— Ого. — Доктор озабоченно покачал головой.

Гнев короля тут же сменился сильной тревогой.

— Что там? Что с ним?

Придворный врач расстегнул Яну рубашку на груди, прослушал сердце и легкие, заставил пошмыгать и покашлять.

— Папа, — сказал Ян, — у Раймунда ведь тоже насморк, и у нянечки, и…

— Молчи, сынок, — перебил его король. — Видно же, как трудно тебе говорить. — И тут же повернулся к врачу: — Не молчи же! Что с ним? Говори правду! — Во взгляде короля смешались угроза и мольба.

Придворный врач отвечал с важным видом:

— С вашего позволения, ваше величество, здесь мы имеем ринитис вазомоторику.

— Господи Боже мой! Что ты говоришь? Рино… рина…

— Ринитис вазомоторика…

— Какой ужас! Кошмар! Принца еще можно спасти?

— Я расцениваю его состояние, с одной стороны, как крайне тяжелое, с другой же стороны, как вполне стабильное. Нужно лишь принять правильные меры. Во-первых, делать принцу холодные уксусные компрессы на икры и менять их каждый час.

— А лучше каждые полчаса, — вставил король, — больше толку будет.

— Как пожелаете, ваше величество. — Врач поклонился. — Во-вторых, полоскать горло отваром ромашки, шесть раз в день.

— Двенадцать, — поправил Фердинанд, — только чтобы не захлебнулся!

— В-третьих, ежечасно промывать носовую полость соленой водой.

— Вы слышали? — Король взглянул на слуг. — Исполнять все в точности!

— В-четвертых, — продолжал врач, — принц должен принимать внутрь порошок из хинной корки, желательно вместе с ложкой рыбьего жира. Это семь раз в день. В-пятых, обеспечить принцу тепло и покой. В ближайшие дни избегать малейшего сквозняка.

— Вот так вот! — воскликнул король. — Всё. Прогулки отменяются! Ей-богу! — Ведь к тому времени придворный обычай не произносить первую букву Е уже почти сошел на нет.

— Пожалуйста, не надо, — тихо попросил Ян.

Наконец вмешалась Изабелла:

— Да это просто курам на смех! Вы оба тут буквально делаете из мухи слона. Неужели вы, доктор, действительно за то, чтобы запретить прогулки? — резко спросила она.

Придворный врач смотрел то на короля, то на королеву.

— С одной стороны, да, а с другой — конечно же нет. Я бы сказал временный запрет определенно скажется на здоровье принца благотворно, а…

— Вот именно, — перебил Фердинанд. — Прогулки запрещены до дальнейших распоряжений. — И захлопал в ладоши, словно прогоняя кур с дороги: — Пошевеливайтесь! Выполняйте наши предписания! Живо, живо! Речь о жизни и здоровье принца!

Слуги тут же разбежались.

Ян немножко отодвинул гору одеял и попробовал сесть.

— Папа, а «до дальнейших распоряжений» это надолго?

— Пока ты полностью не поправишься, сынок. Но, пожалуйста, не делай лишних движений.

Король подтолкнул сына обратно на подушку. Какое-то мгновение Ян упирался, но затем поддался нажиму отцовской руки, лег и закрыл глаза.

— Может, я уже никогда не буду совсем здоров, — пробормотал он.

— Конечно, будешь, — подбодрила его Изабелла. — Мы тебя в два счета вылечим.

— Здоров он или болен, решать буду я, — отрезал Фердинанд.

Тут подоспел следомходящий с кружкой отвара ромашки; сразу за ним вошел распорядитель рыбьим жиром с бутылкой рыбьего жира и порошком хинной корки; посудомойщик принес соленую воду; и Яну пришлось попеременно полоскать горло, глотать жир и хину, потеть, сморкаться и шмыгать носом; нянечка обмотала икры принца мокрыми и вонючими уксусными тряпками, и теперь ему казалось, что по ногам у него ползают улитки.