Джо 3

Глава 9 Зов настоящей магии

Со всей ответственностью говорю — гоблинята прикольные! Ну, в смысле, когда закутаны и вот так вот спят себе спокойно, а ты их, значит, держишь по одному в ладони. Мама у них довольно злая, а дети ничего, миленькие. Аранья, правда, не просто так злая у нас, а после недоуменного вопроса Мойры, еще раз заценившей размеры детей: мол, а чего ты вообще орала-то? Чё тут орать-то?

Еще бы, любой рассердится, поднимет магией обычную метлу, стукнет торцом волшебницу по лбу и уйдет, бурча что-то про бессовестных дылд, которые тыквы из себя давить могут запросто. Сама-то уйдет, а детей оставит!

— На, — сунув спящих младенцев счастливому отцу, до сих пор сомневающемуся в том, что он счастливый, я придвинул к себе только что доставленные мне бумаги. Они были самого разнообразного толка. На большей части корреспонденции значилось, что жалобы, предложения, взыскания и уложения, написанные неким Тервинтером Джо, приняты во внимание и начаты в производство, но вот меньшая представляла из себя особый интерес.

— Подтверждение о назначении Мастером Гремлинов, — с удовлетворением прочитал я вслух, — То, что доктор прописал!

— Не доктор, а Гомкворт! — недовольно пробухтел тот, кто мне это всё принес, как раз и являющийся Гомквортом Сорквурством, — Дальше смотри, Джо!

А дальше был, увы, официальный запрет от Гильдии Магов на посещение Мифкреста, плюс объявление меня любимого Природным Врагом Фей.

— Они что, офигели⁉ — я даже сам не понял такого поворота событий.

— Это ты! — внезапно рассердился мой куратор, — Это! Офигел! Ты хоть знаешь, что натворил, горе-волшебник⁈

— Да! — поддержала его Мойра, — Ты почему мне-то не рассказывал про свои проблемы с феями⁈ Я же с ними всю жизнь прожила!

Как оказалось, фейская стыдливость — это важная часть их репродуктивного цикла. В подробности меня посвящать не стали, но намекнули, что в жизни этих маленьких крылатых дев бывают периоды, когда им резко срывает башню, после чего в их жизни наступает краткий групповой период свального греха, любви и похоти. Причем, для их тычинок пестики не нужны, хватает лишь особой фертильной пыльцы, которая начинает выделяться на крылышках. Казалось бы, всего ничего, но, будучи искусственной расой, феи целиком и полностью понимают концепцию межполовых отношений «тютелька в тютельку» и сильно этого стесняются. Рожают они, причем, на общак, о котором потом всей грешившей группой и заботятся. Вполне себе нормальная биология…

…если бы кто-то, с «толкача», не завёл почти всех фей Мифкреста в брачный период!

— Ну а что тут такого? — я недоуменно хлопнул ресницами, — Они сами первые напали!

— А то! — каркнул старый гоблин, — Что в Мифкресте феи не размножаются! Их популяция пополняется беглянками из эльфийских лесов, где их никто не считает! Не могут они у нас размножаться!

— И чё?

В общем, я тоже получил по лбу. Оказывается, природный механизм этих фей штука довольно хрупкая и он, в общем, дал трещину, от чего теперь чуть ли не каждая десятая фея в Мифкресте ведет себя всё развратнее и развратнее. Это порождает сильное одобрение разных аморальных горожан (всех, кроме женщин и фей), и такое же сильное неприятие… женщин и фей. По отношению ко мне любимому. Поэтому, если я не хочу, чтобы меня распяли на стене психиатрической больницы — я больше в Мифкрест не хожу.

— Да они же сами первые начинали! — возмутился я такой жизненной несправедливости.

— Вообще не волнует! — отрезал старый гоблин, — Ты даже не представляешь, что у нас творится, вредитель!

— Да! — подвякнула Мойра.

— Да с какой стати я вредитель? — возмутился я, — Вы что, считаете, что, если десятки тысяч существ не правы, а старина Джо прав — значит, он не прав⁈

— Да!! — это было сказано хором всеми, кто умел говорить.

Один только Игорь не предал! Ах вы гады!

Вот так, слово за слово, под бурчание быстро уносящего младенцев Санса, и разразилась бурная дискуссия, где разные женщины, дети, старики и гоблины вовсю осуждали бедолагу Джо за защиту собственных интересов! Мол, видите ли, надо внимательнее относиться к желающим тебе смерти существам, потому что они маленькие и миленькие, а ты большой и сильный! А теперь мол, из-за некоторого обалдуя, по городу-острову носятся неприлично ведущие себя феи, смущающие умы и тела!

— Вот вы вообще нормальные⁈ — возмущался я, выходя во двор, — Как мы спасаем целый Пазантраз, так всё нормально! Никто не говорит «молодец, Джо!», «мы так гордимся тобой, Джо!». А когда какие-то ненормальные феи пытаются меня грохнуть, а я просто убегаю, не причиняя им вреда, то сразу «Ой, ты варвар и вандал, гнать тебя из города!». Даже не вспоминаете, почему я вообще в этот город заглянул! Бесстыжие!

— Слышь ты! Ты Пазантраз себе в выгоду спасал! — вынырнул за мной уже обезмладененный Санс, — Чё ты вот тут начал⁈ Я бы что, жену не донес⁈

— Да вы кого слушаете! — мерзкий мяв Шайна, — Этот гад меня в небо запустил за одну невинную шутку! Если бы вы знали, что мне пришлось пережить! Джо просто не знает меры!

— Да! Точно! Он не знает меры!! — ну блондинка, ну погоди…

— И в оправданиях!

— ДА!

Я уже хотел уйти от этих злых существ куда-нибудь, наверное, даже к Знайде, но оказалось, что за частоколом кое-кто был. Обычно этот «кое-кто» является огромным быком, мучающимся от скуки, поэтому других «кое-кого» не появляется, но это был не тот случай. За частоколом на снегу мялся Астольфо Бруствуд, единственный сын и наследник нашего барона, робкая и девочкоподобная личность с трагическим прошлым, никаким настоящим и скорбным будущим.

— Опа, — притормозил я, — Привет. Какие дела?

— А? Что? — заморгали на меня пушистыми ресницами, — Ой! Волшебник Джо! Здравствуйте!

— Привет-привет! — кивнул я, а затем гневно заорал назад, туда, где меня обличали, клеймили и совестили, — Да тихо вы там! Тут сын барона пришёл!

Эти слова оказали магическое воздействие. Для Гомкворта это был важный элемент взаимодействия представителя Гильдии с человеками, для Санса — сын делового партнера, а женщины… Знаете, с ними ведь что-то не то. Почему взрослых половозрелых самок тянет к почти-половозрелым милым мальчикам — вот не понимаю совершенно! По-моему, здесь что-то животное! Им нравятся милые и беззащитные штуки, даже если у них есть пиписка!

В общем, наступила тишь, гладь, да благодать, в которой раздался дрожащий, но полный внутренней силы голосок баронета.

— Волшебник Джо! Я пришёл просить вас взять меня к себе в ученики!

Я аж хрюкнул, вылупившись на этого типа, сжимающего кулачки, встопорщенного, мало что не писающегося от решимости.

— Астольфо… — постарался я сделать тон помягче, — Люди не могут выучиться на волшебников. Только родиться ими. Иначе никак.

— Я это знаю! — удивил меня мальчишка, — Вы совершенно не магией прогнали моего брата! Моего бывшего брата! Я тоже хочу быть таким! Таким как вы!

— Но…

Тут, из ворот моей фазенды вырвалась Мойра Эпплблум, злая, взъерошенная, категорически «янедоговорившая».

И как заорёт!

— Господин Астольфо! Прошу вас подумать трижды, чем делать такие предложения! Этот человек — негодяй и эгоистичный подлец! Он безжалостный врун, безответственный и непрошибаемый!

Ой, ей…

Тем временем блондинка выбралась совсем и встала перед несчастным пареньком, сверкая глазами:

— Это, господин Астольфо… — потыкала она в мою сторону пальцем, — Невероятный мужлан! Грубый, бесчувственный, совершенно не склонный оглядываться на то, что творит! Ему плевать на чужое мнение, на то, что думают окружающие! Он как стихийное бедствие, разрушающее все на своем пути! Всё, к чему он равнодушен, страдает в агонии и скорби!

Мойра, ты не помогаешь… У пацана глаза загораются, как у тебя при виде денег…

— Он! — воскликнула, нет, провозгласила госпожа Эпплблум, истыкав уже пространство в моем направлении пальцем, — Ужасен! Я знаю этого волшебника с самого детства! Он силен и умел, но безжалостен, суров и совершенно беспощаден ко всем, кто не представляет для него интереса!

Краткая пауза, снежинки, тающие у нас на губах, таинственный шепот позёмки, скрип заборных ворот.

— Мне это и надо! — отчаянно и надрывно почти прорыдал вьюнош, падая перед ошарашенной Мойрой на колени, — Волшебник Джо!! Молю вас! Умоляю! Научите меня быть негодяем!!

Пауза продолжилась, но так, немножко. Еще немного снежинок, позёмки и скрипа. Ну чисто для антуражу. А затем — растерянное бормотание Санса, ставящее большую жирную точку на том небольшом количестве свободного времени, которое у меня еще оставалось.

— Ну, так-то, лучшего наставника в мире не найти…

Ну вот, здравствуйте-пожалуйста. А куда деваться? Дать от ворот поворот единственному ребенку моего соседа-барона, остро нуждающегося в любой помощи по отношению к отпрыску? Угу, и похерить только что образовывавшиеся и еще не окрепшие связи. Ну, что уж тут.

— Идём, Астольфо, — поманил волшебник рукою юного подростка, почти разуверившегося в разумных существах, человека с разбитым сердцем, запуганного почти до самых пределов возможного, — Идём в мою башню. Я постараюсь тебе помочь.

Ну, сначала, конечно, надо, чтобы он полностью разуверился, потом поработаем с сердцем, запугаем до седых волос (Ииииии-горь!!), ну вот, а потом… потом начнем обучение. Ах да, и дверь закрыть перед носом этих буянящих, протестующих и даже взывающих к какой-то мифической «человечности» существ. Ничего не хочу от них слышать. Двуличные лицемерные мерзавцы!

Ничего, теперь у меня есть юный падаван. Кто-то, кто разделит со своим старым наставником тяжести бытия. Может быть, даже возьмет на себя большую их часть… а почему бы и нет? Астольфо молод, молодым везде у нас дорога, молодым везде у нас почет! Так! С чего бы начать…?

Интерлюдия

— Пригнись, дура! — рыкнул Гоген, плечом отпихивая Элизию с места, где эта кукла застыла, хлопая глазами. Взвизгнувшая блондинка укатилась под зад Богуну, который рухнул пузом на траву еще раньше, чем даже эльфы-телохранители из свиты бывшего князя расслышали свист стрел.

Стрелы и магия. Самое отвратительное сочетание, знакомое бывалому наемнику, лишь пару раз в жизни попадавшему в такие ситуации. «Эльфийская мухобойка». Засадники прижимают стрелами и осветительной магией попавших в переделку, а затем накрывают их, наполовину ослепленных, колдовством покруче. Оба раза Гогена сотоварищи чем-то парализовывали, а затем попросту вышвыривали из мест, где наемникам было не положено быть, но на этот раз…

На этот раз Гоген сильно сомневался, что их «накроют» чем-нибудь безвредным! Не в свите демонова беглого князя!

В принципе, размышления Захребени, промелькнувшие со скоростью ужаленной осой в задницу маленькой собачки, были совершенно недалеки от истины. Они, три человека и некоторое количество эльфов, были совершенно чуждыми и незваными гостями на этом континенте, не имея никаких местных связей. С другой стороны, эльфийский отряд, да еще и так хорошо снаряженный, был крайне немалой силой, а значит — любой местный воротила счел бы нужным его если не уничтожить, то хоть подсократить так, чтобы дышалось полегче.

Это не Афанус, это совсем другой континент! Безбрежные леса, в которых живут сотни тысяч эльфов, когда-то давно пришедших из волшебного мира!

Если бы проклятый Нахаул лон Элебал прислушался именно к его, Гогена, советам! Но нет, «наши собратья», «советы человечки»…

В общем, у бывшего наемника, а нынче не пойми кого, было немного времени на переживания, пока он лежал, вжавшись в землю позади туши бывшего крестьянина и тонко скулящей бардессы, но он его использовал всё для оплакивания своей горемычной судьбы, приблизительно четыре с половиной секунды. А затем Нахаул лон Элебал, бывший эльфийский князь, показал, что стандартные тактики эльфийского засадостроения для могущественного мудреца — это как пук комара.

Пространство вздрыжнуло и затрепетало, тряся травой, кустами, деревьями, землей и разумными, которые принялись за неё судорожно цепляться. Стрелы и боевые заклятия перестали летать, потому что сложно стрелять из лука, когда планета под тобой делает джигу-дрыгу. Треск, сияние магических расколов, распространившихся по воздуху и вогнавших испуганных до икоты людей в полнейший шок… а затем на эту магию отвечают другой.

Со стороны нападающих.

Гоген видел много разного дерьма. Жизнь наемника на Орзенвальде сложна и не так чтобы доходна, так что приходится истоптать множество дорог и влезть в множество мелких неурядиц, рассчитывая найти кормное место… и вот в этом-то и загвоздка. Мелкие неурядицы. Когда заговорила настоящая боевая магия — перед ней оказались равны все. Наемники, бывшие крестьяне, молодая блондинистая певичка, даже эльфы, мастера меча и лука.

Все вокруг хрипело, выло, искажалось и трепетало. В воздух сама по себе поднималась трава и мелкие предметы, их периодически соединяло крохотными молниями, от которых возникал туман, моментально разрываемый в клочья порывами ветра. Не страх, но первобытный ужас невиданного сковывал сущность свидетелей буйства магии. Они, сжавшиеся на земле, вцепившиеся друг в друга, понимали всем своим существом — в любой момент может прийти смерть, убежать от неё не выйдет.

Если бы Захребени, Элизия и, чем черт не шутит, даже Богун, немного понимали в магии, то смогли бы определить, что раздухарившийся Нахаул банально подавил мощью своей магии вражеских боевых магов, бывших куда слабее его, а теперь «месит» всё окружающее пространство, делая его совершенно непригодным для волшебников-слабаков. Далее он был настроен повторить то, что чужие эльфы хотели сделать с его отрядом, то есть накрыть их своим подготовленным заклинанием, но оказалось, что среди злоумышленников тоже не все хлебали щи эльфийским сапогом.

Оттуда вздрыжнули в ответ. Вот тогда всё покатилось к демонам бездны, не иначе.

Люди не видели, они не понимали, но эльфы, прекрасно знакомые с боевыми тактиками, родившимися еще до того, как человек слез с дерева и взял в руки палку, знали, что должно было случиться дальше. При паритете, когда сильного мага кое-как, но блокирует более слабый, развязываются руки у остальных. Отряд лон Элебала был на виду, инициатива снова перешла к засадникам, но теперь должна была пролиться кровь от мечей.

Сверкнули обнаженные лезвия, метнулись вперед быстрые тени, завязался бой.

Здесь (если бы они оторвали себя от земли) люди бы увидели, как паритет магий не распространяется на клинковый бой. Лучшие гвардейцы бывшего князя с почти оскорбительной легкостью начали нарезать местных эльфов на шашлык, продвигаясь вперед с грацией спешащих в туалет балерин. Моментально сложившаяся угрожающая ситуация сподвигла сидевших в засаде волшебников вновь начать применять свою магию, что вновь начало менять ситуацию.

Она, эта самая ситуация, держалась на волоске, качаясь то в одну, то в другую сторону. Эльфы падали наземь молча, без единого вскрика, их кровь брызгала на траву посреди нигде, пролитая без малейшего повода. Трагедия набирала обороты, но грозила, в основном, неудачникам, не понявшим, насколько сильного мудреца они заманили в ловушку. Однако…

Однако, они, эти неудачники, были на своей земле. У них могло быть подкрепление — и оно пришло. Из леса с боевыми кличами начали выметываться десятки всадников на древесных рысях, огромных саблезубых кошках, свирепо загребающих воздух огромными когтистыми лапами. Над ними реяли орлы с сидящими на них всадниками, окруженные сонмами воинственно пищащих фей, а между орлами и всадниками, в специально оставленном промежутке, показалось то, что составляло гордость эльфов до того, как на этой земле возникли другие разумные!

Стрелы. Тысячи их.

Это был конец. Мысль, понятная всем, от Богуна до самого Нахаула лон Элебала. Совершенно бессмысленный, ничем не обусловленный, вероятно даже — особо никому не нужный. Один из многих актов бестолкового насилия, что происходит в тех или иных мирах просто потому, что в них всегда слишком много рук, слишком долго сжимавших неокровавленное оружие. Эльф, человек, карл, орк — совершенно неважно. Цвет кожи, острота ушей, количество зубов и срок жизни… всё это мелочи по сравнением с ощущением лежащей в ладони рукояти меча. Даже тысячи лет жизни не дают особого преимущества рядом с прихотью судьбы, ставящей тебя за секунды на самый край.

Однако, как только что было сказано — прихоть судьбы решает под час куда больше, чем опыт, сноровка, численность… да, в общем-то, всё, что вы можете придумать. Против воли случая нет защиты ни у кого. Как говаривал один великий волшебник: «Умереть от коровы, упавшей с неба, шансов маловато. Но они никогда не равны нулю!».

В нашем случае с неба упала далеко не корова. Это были звезды.

Большие, размером как раз-таки с корову, и маленькие, чуть ли не искорки. Быстрые и медленные, тихо сверкающие энергией, но спокойной, никуда не рвущейся, не трещащей и не разрушающей. Звезды пали молчаливо, в великом множестве, каждая настигая свою цель, кем или чем бы эта цель ни являлась. Эльфом, ездовой рысью, стрелой, феей. Сияющие сгустки энергии не разрушали и не терзали, они творили. Соприкасаясь с материей, эти переливчатые порождения магии моментально изменяли её, превращая в кристалл, прозрачный как лучшие из алмазов, что выходят из мастерских подземных карлов.

Это было безумно красивое зрелище, внушающее оторопь и преклонение, но остающееся в подсознании неизбывно тягостным кошмаром спустя года — ведь разум, этот неторопливый и вальяжный орган, которым оделены все, даже блондинки и крестьяне, запоминает намертво то, как выглядит еще один лик смерти. Самый абсолютный, самый ужасный — именно в своей красоте и гармонии.

Запоминают также, как и образ того, кто призвал эту гибельную мощь на врагов Нахаула лон Элебала. Висящую высоко в воздухе тонкую фигуру гордо выпрямившегося эльфа, сжимающего двумя руками располагающийся параллельно земле тонкий посох.

Голос раздался не под шорох десятков тысяч кристаллизовавшихся фей, осыпающихся на землю, не под глухие звуки ударов окаменевших орлов, завершивших свой последний полёт, а тогда, когда появилась первая трещина на скульптуре, оставшейся от эльфийского разведчика с мечами наголо, почти добежавшего до семьи лон Элебала, нескольких детей, окруженных сжимающими оружие женщинами. Этот голос сказал с небес негромко, но как-то так, что был услышан всеми, оставшимися в живых:

— Никто не смеет убивать моего брата… до того, как с ним закончу я!

Естественно, что никто, ни эльфы, ни блондинки, ни крестьяне и даже наемник, совершенно не подозревали, что тысячелетний эльфийский князь может тоскливо зарыдать как мелкая сучка. Даже он сам, уверенно вам утверждаем, не ожидал от себя такого, да и не делал, в общем-то, ничего такого. Внешне. Но вот в глубине души… А вы же знаете, каковы они, эти семьи. Родственники всегда знают вас куда лучше, чем вам самим бы этого хотелось.

Хорнис лон Элебал, медленно спускающийся с небес, видел этот плач. Ему пришлось приложить усилия едва ли не большие, чем для сотворения «Последнего Звездопада», чтобы скрыть свою удовлетворенную улыбку.

Но он же легенда.

Он смог.