Известие о гибели посольства во главе с Джучибером застало Зугбира в курене каядов. Старейшина Нёкун самолично сообщил ему эту новость и добавил, что он немедленно отправляется в Баргу вместе со своим родовым нойоном Аргун-Мергэном, куда спешно съезжались все старейшины и нойоны коттеров.
– Я поеду вместе с тобой,– заявил ему Зугбир и тут же принялся собираться в дорогу. Правда на этот раз ему пришлось отказаться от своей привычки передвигаться пешком и взять себе коня. Нужно было торопиться, а путь был неблизкий.
По дороге от встречных они наслушались всяких слухов и небылиц. Одни говорили, что послы, перейдя Эрдышу, столкнулись с неисчислимым войском врагов и пали в неравной схватке. Другие заявляли, что на стоянку посольства напали нанятые ченжерами разбойники-лиходеи, и перебили их, когда те спали. Кое-кто осторожно намекал, мол, дескать, Джучибер повторил судьбу своего старшего брата.
В общем, никто ничего доподлинно не знал и каждый от пастуха до старейшины говорил то, что представлялось наиболее правдоподобным. Все сходились только в одном – такого зла не было с сотворения мира божественной Прародительницей.
Прибыв в Баргу, Зугбир обошёл всех заслуживающих, по его мнению, доверия людей, подробно расспрашивая их о том, что же на самом деле произошло с отправленным к табгарам посольством. И вскоре он уже знал всё, о чём поведали прибывшие из Арк-Орды нойоны коттеров и гонцы хана орхай-менгулов.
Нёкун позвал Зугбира с собой на курултай, но тот не пошёл. Чего бы там не говорили, это никак не могло помочь ему в поисках загадочной пластины с чародейскими рунирами. И без него найдется кому стучать в бубен и освящать решения съезда лучших людей племени коттеров.
Вместо этого он направился в бывший ханский курень, где стояла юрта Джучибера, мудро рассудив, что там сейчас находятся только лишь слуги да женщины и ему никто не помешает совершить один маленький, но очень неблаговидный поступок.
Как и рассчитывал Зугбир, в курене было немноголюдно. Оставшиеся или занимались неотложными делами по хозяйству или сидели по юртам. Да стоящие кое-где караульные, несмотря ни на что, по-прежнему несли свою службу.
Его появление здесь не у кого не вызвало никаких подозрений, ибо обитатели куреня искренне полагали, что знаменитого ведуна и целителя призвали сюда из-за состояния здоровья Сузге-хатун, тяжело переживавшей гибель брата. Но к немалому удивлению слуг, шаман даже не стал осматривать лежащую в постели девушку.
Едва лишь взглянув на неё, Зугбир потребовал принести ему чашу чистой родниковой воды. Достав из мешочка щепоть какого-то зелья, он растворил его в чаше, и немного пошептав над ней, отдал чашу женщине, ухаживавшей за Сузге, наказав поить её два раза в день утром и вечером.
Закончив с лечением, он попросил проводить его в юрту, где жил Джучибер. Перед тем как войти в неё, Зугбир начал суматошно приплясывать перед входом, грозно завывать и стучать посохом о землю. Напуганные нукёры и слуги поспешили оставить его одного, полагая, что великий шаман общается с духами. Возле юрты остался лишь только один караульный. Бедняга стоял, ни жив, не мёртв, не имея возможности убежать, ибо воинский долг держал его на месте сильнее всех иных страхов.
Как только все лишние убрались прочь, Зугбир тут же перестал кривляться. Теперь ему надо было избавиться от караульного. Он огляделся в поисках, чем бы занять того, чтобы он не смог ему помешать. Его взгляд зацепился за стоящую неподалёку от юрты телегу, у одного из колёс которой лежала, греясь на солнцепёке, большая пастушья овчарка. Заметив её, Зугбир обернулся к караульному.
– Посмотри на меня,– приказал он ему, и тот послушно взглянул в глаза шамана.– А теперь гляди туда!
Палец Зугбира ткнул в направлении собаки. Та лениво приоткрыла один глаз и несколько раз стукнула хвостом по земле.
– Гляди! Вон сама Великая Рысь-Прародительница! Ты должен следить за ней внимательно и неотрывно. Понял?
Воин утвердительно кивнул и заворожено уставился на развалившуюся в блаженной истоме псину.
Теперь, когда никто не мог ему помешать нарушить обычай проникать в жилище в отсутствие хозяина, Зугбир вошёл в юрту Джучибера. Оказавшись внутри, он первым делом осмотрелся. Потом он принялся тщательно обыскивать юрту, надеясь найти хоть что-нибудь, что могло навести его на след загадочной пластины, хранившейся в роду Хайдара.
То, что делал Зугбир, нельзя было назвать обыском. Он подходил к разным местам и, простирая над ними руку, мысленно прощупывал каждую вещь, надеясь уловить присутствие чего-то необычного. Развешанное на стене оружие и доспехи не привлекли его внимания. Равно как и стоящие на низком столике у очага вырезанные из дерева изображения духов. Тут же лежало множество исписанных рунирами кусков бересты и кожаных свитков. Зугбир осторожно просмотрел их. Ничего интересного. Это были записи по дани и учёту войскового имущества.
На женской – восточной половине юрты, вообще не было ничего примечательного. Постель, утварь и одежда. Ничего. Ничего такого, что могло дать ему в руки нить для дальнейших поисков.
Раздосадованный постигшей его неудачей, Зугбир покинул юрту. Выйдя наружу, он настолько погрузился в собственные мысли, так что даже забыл освободить продолжавшего исступлённо пялиться на собаку караульного от морока.
Сейчас его переполняли думы о том, что видимо небесные силы не хотят, чтобы он приблизился к разгадке тайны загадочной пластины. А может быть, смерть единственного человека, который как он считал, может что-то знать о ней, просто случайность? Раз так, то значит, ему придётся опять начинать свои поиски с самого начала. Впрочем, ещё оставался тайник Далха-Кота, поэтому-то Зугбир направил свои стопы в святилище Рыси.
Здесь у изваяния грозного бога войны, присев на замшелый валун его поджидал Нёкун. Возле него отиралась тощая полосатая кошка, время от времени преданно заглядывавшая в глаза старейшины, в надежде, что человек угостит её кусочком чего-нибудь вкусного.
– Я так и знал, что ты придёшь сюда,– произнёс Нёкун, когда Зугбир остановился рядом с ним.– Ну, что нового?
Старейшина каядов погладив кошку, поднялся на ноги. Та, задрав хвост и громко мурлыкая, принялась тереться об его ноги.
– Ничего,– покачал головой Зугбир.
– Что будешь делать дальше?
– Пока не знаю.
Сейчас Зугбиру не очень-то хотелось делиться своими мыслями с кем бы то ни было, пусть даже это свой собрат-единомышленник. К тому же он действительно не знал, что ему надо делать теперь, как поступить?
– Помнится, ты как-то общался с духом своего покойного наставника,– хитровато прищурясь, произнёс Нёкун, опускаясь на корточки, чтобы почесать кошку за ухом.– Пока ещё есть время.
Зугбир понял намёк, содержавшийся в словах каяда. Пока не народилась новая луна есть возможность вызвать дух умершего. В том, что ему предлагал Нёкун имелся смысл, но уж больно ему не хотелось прибегать к этому средству.
– Такой обряд противен обычаю. К тому же отнимает жизненную силу,– нехотя ответил Зугбир. – Ты же знаешь, во что обошлось мне это тогда.
– Да,– кивнул тот, соглашаясь.– Но тогда ты был один, а теперь у тебя есть я. Или ты думаешь, что мне не хочется узнать, как можно раздобыть льдистое серебро?
Зугбир не ответил. Ему надо было хорошенько взвесить все «за» и «против». Вызвать духов мёртвых – такое даётся далеко не каждому. Да и не безопасно. Когда-то ему удалось совершить такое, и с тех пор волосы его стали белее снега. Слишком уж высока плата. Помимо нажитой седины Зугбир потерял лет десять жизни. Старейшина каядов был сильным шаманом, и никогда бы не предложил ему такого, если бы не был уверен, что этот обряд закончится благополучно для них обоих.
– Ну, так как?
– Ладно, будь, по-твоему,– согласился Зугбир.– Обряд совершим сегодня в полночь, когда в святилище никого не будет. Мне надобно хорошенько подготовиться. Да и тебе не мешало то же самое, раз уж ты хочешь принять в этом участие.
– Хорошо. Я вернусь сюда к первой звезде,– сказал Нёкун. Он встал, повернулся и пошёл к выходу из святилища, и Зугбир остался один.
Остаток дня он провёл в святилище, молясь духам предков и время от времени мысленно обращаясь к Рыси-Прародительнице, прося её помочь в задуманном деле.
Нёкун вернулся, как и обещал – когда на потемневшем небосклоне зажглась первая звезда. Он был в полном облачении шамана Рыси, с висевшим за спиной большим бубном, на котором было нарисовано солнце. Вот только вместо посоха и колотушки у него в руках был кузнечный молот.
Зугбир поджидал его у входа в святилище. Несмотря на то, что было довольно прохладно, он был бос. Все узелки и завязки на его одежде были развязаны.
Не говоря друг другу ни слова, оба шамана прошли внутрь. В самой глубине святилища у задней стены стояла огромная каменная чаша, выдолбленная из цельного камня, бывшего частью скалы. В ней собиралась вода, сочившаяся из узкой расселины наверху в стене святилища и медленно сбегавшая вниз тонкой струйкой. Переливаясь через край чаши, она уходила в пробитые в скальном полу водостоки.
Для начала возле неё они очертили круг кузнечным молотом, принесённым Нёкуном. Затем Зугбир шагнул внутрь круга, оставив каяда снаружи. Встав напротив чаши с водой, он сделал несколько глубоких вдохов, сосредотачивая всю свою волю в единое целое. После этого он широко развёл руки в стороны, а потом медленно свёл их перед собой, соединив раскрытые ладони.
– Взываю к тебе, о мать коттеров! Молю тебя! Дай мне узреть тех, чьи души, оставив бренные тела, ещё не успели оторваться от этого мира, канув в вечность!
Звучный голос шамана громкими раскатами разнёсся по всему святилищу, отдаваясь гулким эхом.
Зугбир склонился над чашей, уставив свой неподвижный взгляд на поверхность воды так, словно он хотел разглядеть скрытое ею дно. Сначала его глаза не видели ничего кроме собственного отражения. Но вот поверхность воды пошла лёгкой рябью, а края чаши окутала лёгкая дымка.
Она клубилась, переливаясь всеми цветами радуги. Потом она начала постепенно рассеиваться и перед взором Зугбира предстала чернота, в которой призрачно мерцали колышущиеся тени. В следующее мгновение он увидел чьё-то лицо, потом его сменило другое. В третьем Зугбир узнал Белтугая. Следом за ним перед его взором проплыло лицо Байрэ.
– Заклинаю вас – ставших духами. Поведайте мне. Поведайте…
Каждое слово давалось Зугбиру с трудом, словно в рот ему набился горячий сухой песок. Звук собственного голоса оглушающе бил по ушам, вызывая в голове боль. В ответ тени силились что-то сказать ему, но их голоса звучали как отдалённый невнятный шёпот, и он никак не мог понять, что они говорили. Чувствовалось, что это нечто очень важное. Ему с трудом удалось разобрать лишь некоторые слова.
Лики умерших мелькали перед взором Зугбира. Он всматривался в них, но того, кого он искал, среди них не было. И тогда, он позвал его сам.
– Джучибер сын Хайдара!
На какой-то краткий миг тени исчезли, и сквозь чёрную пелену проступило чёткое видение сидящего человека, обратившего своё лицо к небу. Видение погасло, словно задутый свирепым ветром огонёк лучины, и его вновь сменили лики и тени умерших, мерцающие в чёрной тьме.
Внезапно ему показалось, что они словно отдалились от него, а тьма стала гуще, осязаемее. Он почуял, что его вот-вот затянет в какую-то неведомую бездну, но в последний миг Зугбир ощутил, как на его плечи легли тяжёлые ладони Нёкуна. От них исходило тепло, которое буйной волной растекалось по телу, наполняло душу уверенностью в собственных силах.
Чернота бездны исчезла, и вместо неё перед его взором снова заклубилась дымка. Она быстро рассеялась, и Зугбир вновь увидел своё отражение в воде. Вот только теперь она была грязно-мутной.
Зугбир закрыл глаза и обессилено откинулся назад. Он не мог говорить, ибо обряд общения с духами умерших отнял у него все силы, и сейчас шаман ощущал в теле лишь мертвящую холодную слабость. В голове стоял гул, а в ушах звенело от напряжения. Он тяжело дышал, лихорадочная дрожь сотрясала тело, а по лицу скатывались крупные капли пота.
Стоявший позади шамана Нёкун увидел, как тот медленно бездыханным мешком стал оседать на пол. Он подхватил Зугбира одной рукой, не дав ему упасть. Другой рукой он нашарил и взял стоящую рядом флягу с настоем огнецвета и, осторожно поднеся к губам друга, влил её содержимое ему в рот. Тот, поперхнувшись, закашлялся и приоткрыл глаза. Нёкун с облегчением ощутил, как у Зугбира восстанавливается дыхание, а его сердце стало биться чаще.
Поддерживая под руку ослабевшего Зугбира, Нёкун вывел его наружу. Первые лучи солнца уже осветили долину Иланы, но в скрытом от утреннего света вершиной Тенгри-Кота капище и в его окрестностях, всё ещё царил предрассветный полумрак.
– Ну, как? Удалось? Я еле тебя смог вытащить оттуда.
Нёкун склонился над Зугбиром.
– Я не ощутил присутствие его души среди умерших,– еле слышно прошептал тот в ответ.– Знаешь, перед тем как вернуться в мир живых, мне было краткое видение. Я всё-таки увидел Джучибера. Мне показалось, что он находится в каком-то лесу или роще, где растут невиданные у нас цветы и деревья.
– Хм, а что он там делает? – удивлённо хмыкнул Нёкун.
– Тоскует, словно запертый в неволе барс.
– Вот оно как…
Нёкун задумался, теребя свою короткую бороду. Неужели душа Джучибера не попала к Прародительнице и скитается где-то между мирами? Странно. Бек-хан гуз-дадов Учжуху и другие табгары говорили, что коттерских послов погребли по обряду и согласно обычаю, но может быть, он соврал. С этого табгарского прихвостня станется.
– Ладно. Как немного отойдёшь, поедем к нам,– заявил он Зугбиру.– Тебе надо как следует отдохнуть. Ты потерял слишком много сил. Да и над всем случившимся надо хорошенько подумать. Чую, что это всё не просто так…