– Ну, а теперь, поведай мне о так называемом «наследии» Дайсана сына Роара. Или ты хочешь сказать, что никогда не слышал этого имени?
– Я… Я не знаю, о чём ты говоришь.
Пожилой тайгетский священнослужитель, чьё лицо было залито кровью, смотрел на стоящего перед ним жреца ченжерской богини Уранами. Он был весь истерзан и измучен побоями. Из ноздрей сломанного носа на грудь медленно падали рдяные капли крови. Попадая на грудь, они тут же густели и засыхали под лучами немилосердно палящего солнца, становясь грязными пятнами на одежде. Бритую голову монаха покрывали ссадины и кровоподтёки. Он был единственным, кого взяли живым после разгрома каравана тайгетских паломников, нарвавшегося на разведывательный отряд ченжеров.
– Я говорю вот об этом,– Пиньлу сунул в лицо священника скатанный в трубочку свиток пергамента. Его тёмно-фиолетовая хламида, наброшенная поверх доспехов, была покрыта пылью и грязью, перемешанных с кровавыми пятнами. Но это была чужая кровь.
– Мы нашли у тебя послание вашего бывшего первосвященника – мятежного Кендага. Ты сейчас наверно жалеешь, что не успел его уничтожить, прежде чем оно попало ко мне. Кажется, ваше лжеучение утверждает, что надо смиряться перед неизбежным. Неизбежное случилось! – губы жреца искривились в усмешке.– Но вернёмся к нашему разговору. Здесь написано, что он нашёл след, ведущий к таинственному «наследию» Дайсана. А теперь, я повторю свой вопрос: что ты знаешь об этом «наследии»?
Но тайгет ничего не сказал. Его глаза отстранённо глядели куда-то вдаль.
– Отвечай сучий потрох! – стоящий позади священника ченжерский воин в доспехах кливута[1] ударил его по спине плетью. Плечи тайгета дрогнули от удара.
– Спокойно, Шуцзы. Спокойно. Не торопись,– жрец поднял руку в предостерегающем жесте. Он наклонился к стоящему на коленях священнику и взял его за плечо.
– Ты хотя бы скажи своё имя, чтобы я мог передать твоим сородичам за кого им служить заупокойную службу. Или предпочитаешь, чтобы твоя неприкаянная душа посмертно скиталась среди этих диких просторов?
Веки священника еле заметно дрогнули, а в глазах промелькнуло нечто осмысленное.
– Братья знают меня под именем Ирахара из Акацира,– с трудом разлепил потрескавшиеся губы тайгет.
– А-а, так значит ты родом из Срединного Тайгетара? Странно, что ты связался с Кендагом. Насколько я знаю, ныне вот уже в четвёртый раз верховным первосвященником избрали князя Цэнпорга – твоего земляка. А он, как всем известно, уже давно примирился с империей! – жрец Братства Богини сделал вид, что он искренне удивлён.
– Кстати, я хотел бы попросить оказать нам услугу. Негоже, чтобы твои спутники валялись без должного погребения. Всё-таки они не дикари. Я позволю тебе совершить над ними обряд провожания души, но всё-таки ты должен сказать – где спрятал свои сокровища Дайсан?
Священник поднял глаза на ченжера.
– Ты можешь лишить меня жизни, но не совести,– натужно произнёс тайгет.– Я тебе ничего не скажу.
Лицо жреца на мгновение потемнело от ярости, но он тут же постарался взять себя в руки. Конечно, жаль, что он не обладает способностями верховного жреца Братства Богини или жриц-Посвящённых Феникса, умеющих проникать в самые сокровенные мысли человека. Но ничего, он тоже не вчера родился.
– Может быть, прижечь ему пятки, преподобный брат? – предложил стоящий рядом воин.
– Нет, Шуцзы. Поверь, это не поможет,– ответил Пиньлу. Он уже придумал способ, как сломать волю этого последователя Мизирта.– Больше всего он боится оказаться предателем, ибо по их верованиям это смертный грех. Но он уже совершил его, и потому мы не тронем его. Отпусти его.
В голосе жреца послышалось злорадство. Ирахар задрожал всем телом, а его непонимающий взгляд метался от одного ченжера к другому.
– Видать такова воля всеблагой Уранами,– елейным голосом продолжил Пиньлу.– Все остальные тайгеты погибли, а нам достался самый упорный. Предать он никого уже не сможет, так как у нас в руках есть вот это,– жрец помахал свитком.– Я хотел дать ему возможность вернуться в его обитель, где он сможет отмолить свои грехи и умереть по-человечески, но он предпочитает сдохнуть как пустынная лисица. В последний раз спрашиваю: где сокровища Дайсана?
Священник не ответил, но было заметно, что он колеблется. В его глазах застыло выражение тоскливого сомнения.
– Вы убили всех моих спутников? – еле слышно спросил он.
– Да,– кивнул ченжер.– Всех кроме тебя. Тебя мы не тронем. Пусть тобой займётся твоя совесть. К тому же у тебя будет много времени, чтобы прийти с ней в согласие, если конечно пустыня и дикие звери дадут тебе такую возможность.
– С нами был проводник. Он ехал в повозке.
– В повозке?
– Да. Он знал, куда лежал путь Дайсана.
Голова священника бессильно опустилась на грудь. Пиньлу в задумчивости, стоя над ним, похлопывал себя по щеке концом пергаментного свитка. Что-то в словах и взгляде этого последователя Мизирта священника ему показалось странным. Не сводя глаз с тайгета, он повелел:
– Шуцзы, осмотрите все трупы возле повозок. Этому дайте воды, и прихвати-ка его с собой. Поможет опознать проводника.
– Повинуюсь, преподобный брат. Вставай.
Лунчир взмахнул рукой, подзывая двух воинов. Те подхватили Ирахара и поставили на ноги. Пиньлу в сопровождении кливута направился к разгромленному каравану паломников. Следом за ними, поддерживаемый ченжерами шёл тайгетский священник.
Возле трёх повозок валялись трупы людей, а в оглоблях лежали павшие от ран и усталости лошади. Видно, что они неслись вскачь, так как содержимое повозок было разбросано вокруг. Мешки с едой, фляги и бурдюки, несколько тюков ткани и одеяла. Среди этого хаоса бродили воины, подбирая наиболее нужные вещи, которые на их взгляд могли им пригодиться. Ченжеры тщательно выбирали добычу, ибо путь назад был не близкий, а лишний груз в этих местах означал только одно – смерть.
– Сюда преподобный брат! – закричал один из воинов, махая рукой.– Ондро нашёл живого.
– Покажите-ка мне его,– Пиньлу подошёл к стоявшим у повозки ратникам. Сидящий верхом на коне цакхар вытянул руку с плетью, показывая на распростёртое на земле тело.
– Этот. Он дышать. Недолго,– произнёс Ондро и посмотрел вверх в сторону солнца, прикинув время.
Пиньлу и Шуцзы подошли ближе и встали над раненым караванщиком. Тот лежал в луже собственной крови. Его глаза были закрыты, а руки безжизненно вытянуты вдоль тела. Только слабое шевеление груди указывало на то, что он ещё жив. В плече засела обломанная стрела, а на левом боку виднелась широкая кровоточащая рана от удара совни[2].
– Он мелаир,– произнёс Шуцзы, рассматривая раненого.– Впервые вижу, как степняк покинул седло ради того, чтобы править повозкой.
– Кажется, это тот, кто нам нужен,– отозвался жрец.– Ну-ка, давайте сюда этого…
Он поманил пальцем воинов, держащих тайгетского священника. Отстегнув от пояса флягу с водой, жрец склонился над лежащим без сознания проводником-мелаиром. Он поднёс горлышко к губам раненого и смочил их водой. Почувствовав живительную влагу, тот открыл глаза и коротко застонал. Из уголка рта показалась тёмная струйка крови. Взгляд раненого упал на окружавших его ченжеров и тайгета.
– Это ваш проводник? – Пиньлу обернулся к пленнику. Ирахар промолчал.
– Не говорите им ничего, святой отец,– прохрипел раненый.
– Тайгет и так нам ничего не сказал, но может быть, ты захочешь, чтобы мы сохранили ему жизнь? Если расскажешь нам всё, мы отпустим его. Поверь, я сдержу своё слово, ибо последняя воля умирающего священна.
Пиньлу сделал жест рукой, как будто бы приносил клятву. В ответ мелаир попытался плюнуть в лицо жреца, но сил не хватило. Слюна со сгустком крови упала ему на грудь.
– Вот как?!
На этот раз Пиньлу охватила безудержная ярость, и он не сумел сдержать себя. Жрец распрямился и пнул упрямца ногой в окровавленный бок. Тот застонал, а его глаза закатились от нестерпимой боли.
– Погоди-ка, преподобный брат,– остановил его Шуцзы, до того о чём-то шептавшийся с Ондро.– Если он не хочет говорить, то расскажет святоша.
По знаку ченжера цакхар слез с седла и подошёл к раненому, одновременно достав свой кривой нож. Он захватил его ладонь левой руки и отогнул большой палец.
– Вот что,– обратился кливут к тайгету.– Преподобный брат Пиньлу будет задавать тебе вопросы, а ты будешь ему отвечать. Всякий раз, как преподобный брат не услышит ответа, Ондро будет отрезать у него один палец. Он умрёт смертью человека, который не сможет держать оружия, и там, куда отлетит его душа, он станет рабом. Ну, а когда пальцы закончатся, мы найдём ещё кое-что, чтобы можно будет отрезать. В загробном мире вашему Мизирту наверняка понадобится евнух.
Мелаир в ужасе забился, пытаясь оттолкнуть от себя цакхара, но один из стоявших рядом воинов придержал его за плечи. Шуцзы кивнул жрецу.
– Итак, где находится то, что спрятали беглые мятежники Дайсана?
Ответа не последовало. Оба пленника упорно молчали, и Шуцзы дал знак Ондро. Цакхар сделал короткое движение и мелаир издал короткий отчаянный крик. К ногам Ирахара упал окровавленный палец, а Ондро захватил правую руку мелаира.
– Нет! Нет! – хрипел тот из последних сил.
– Перестаньте,– разлепил свои спёкшиеся губы тайгет.– Оставьте его. Я буду говорить.
– Тогда отвечай! Я повторяю, где находится так называемое «наследие» Дайсана?
– Ты прочёл послание?
– Да, но там много неясного, и я хочу, чтобы ты пролил свет истины на некоторые тёмные и непонятные для меня места. Само послание весьма интересно, но в нём ничего не сказано о том, куда вы направляетесь и что это за след, который сумел отыскать Кендаг?
– Ваши воины убили Дайсана, когда он шёл к заповедному озеру Бурхан-Нур. Мы шли туда же.
– Зачем?
– В одной из лавок на базаре Камехи, мы увидели кое-какие золотые украшения и драгоценные камни. Кендаг опознал некоторые из них. Продающий их купец сказал, что купил их у торговца из Пограничья. Мы нашли этого человека. Тот долго запирался, но всё-таки, наконец, сознался, что получил их от степных дикарей в обмен на тайно проданные им соль и железо.
– Подумать только – среди подданных империи находятся люди готовые торговать запрещёнными товарами ради наживы. Но мы-то с тобой знаем, что не золото и драгоценности являются истинным сокровищем. Они меня мало интересуют,– жрец приблизил своё лицо вплотную к тайгету.– Что тебе известно о скрижалях Далайрана похищенных из аланьского храма Феникса?
Тот вздрогнул от неожиданности и пристально посмотрел на ченжера.
– Ничего,– пробормотал он, отводя взгляд в сторону. Пиньлу усмехнулся и обернулся к Шуцзы. Тот подал знак Ондро и раненный мелаир опять закричал от боли, а к ногам тайгета упал второй отрезанный палец. Ирахар закусил губу и закрыл глаза.
– Я знаю только про заповедное озеро. Это всё,– прошептал он одними губами.
– Проклятье, он всё же сдох,– раздался голос ченжера, помогавшего Ондро.
– Его терять много кровь.
Цакхар поднялся, пожимая плечами. Он вытер свой нож об одежду мелаира и сел в седло.
– Что будем делать? Теперь этот нам ничего не скажет? – беспокойно спросил Шуцзы. Он, как и двое его воинов был взволнован, услышав разговор о сокровищах, золоте и драгоценностях. Ещё бы! Все знают как награбились мятежники в те времена, а их казну так и не нашли до сих пор. Знаменитому тайчи Кастагиру, прославившемуся тем, что именно он выследил и убил Дайсана, она тоже не досталась. За что тот и попал в незаслуженную опалу при дворе.
Пиньлу не ответил. Жрец задумчиво окинул взглядом окрестности. Вокруг расстилались безжизненные просторы степей, и лишь на полуденной стороне виднелись далёкие пики гор Верхнего Тайгетара. Караванная дорога, желтела посреди побуревшей чахлой растительности, тянувшись с восхода на закат солнца.
– Вернёмся в Цемез. Этого захватим с собой. Там мы можем поговорить с большими удобствами,– распорядившись, он злорадно посмотрел на пленника. Как только они достигнут пограничной крепости надо будет отослать захваченный свиток верховному жрецу Братства Богини. Тайгета же следует подлечить для дальнейшего допроса с пристрастием. Ну, а там будет видно, что да как. Пиньлу удовлетворённо потёр руки и отвернулся в сторону.
– А может быть нам стоит попытать удачи, преподобный брат? – раздался за спиной голос Шуцзы.
– В чём?
Пиньлу обернулся к кливуту. Взглянув в его глаза, он понял, что тот имел в виду. Лунчира, как и его воинов одолевала одна и та же мысль: заполучить сокровища Дайсана.
– Нынче нам невероятно повезло! – произнёс Шуцзы.– Сама богиня отдала нам в руки этого служителя Мизирта вместе с посланием от мятежного Кендага. Не стоит останавливаться на полдороге и возвращаться назад. Надо идти до конца – захватить Кендага и найти награбленные мятежниками богатства!
– Ну и где, по-твоему, мы будем их искать? – усмехнулся жрец.– Или быть может, ты надеешься, что тебе подскажет этот тайгет?
– Я уверен, что мы сумеем развязать ему язык. Для этого нам не надо возвращаться в Цемез.
– Нет! – покачал головой Пиньлу.– Этот Ирахар вряд ли скажет тебе больше, чем уже сказал. Скорее всего, он сдохнет, но сейчас его смерть для нас бесполезна. Кендаг же далеко отсюда. Для того чтобы что-то найти нам надо как следует подготовиться. Ступайте, соберите людей и в путь!
Последние слова жрец произнёс непререкаемым тоном приказа и отвернулся. Потому-то он не заметил взгляда, которым наградил его Шуцзы. О каком возвращении в Цемез может идти речь? Надо немедленно двигаться в путь! Сейчас же! Кроме собственных, у них есть припасы и вода, захваченные в караване тайгетов. Все эти мысли вихрем пронеслись в голове Шуцзы, но он, ни словом, ни жестом не выдал себя. Жрец был главным, и ему следовало подчиняться.
– Эй, вы! Соберите воду и все припасы в повозки. Они ещё пригодятся нам. Сегед, прихвати с собой этого тайгета.
Один из воинов, с двойным самострелом за спиной понимающе кивнул головой. Он присутствовал при разговоре и потому отлично представлял ценность своего пленника.
– Пошли,– он подтолкнул священника в спину.– Клянусь покрывалом Богини, тебе стоило бы помолиться своему божку.
Сам лунчир остался на месте, провожая взглядом пленника. Он не сомневался в том, что по возвращении в Цемез жрец наверняка наберёт другой отряд. Теперь тот не очень-то будет доверять ему и его людям, потому что они не из тех, кто слепо выполняет приказы.
Словно догадав, что жрец думает о нём, Шуцзы обернулся, бросив на того через плечо косой взгляд. Он недовольно хмыкнул, качнул головой, и пошёл устраиваться на отдых.
[1]Кливут – буквально «обладающий конём». Военное сословие ченжеров, составлявших основу рядового состава имперской конницы.
[2]Совня – древковое оружие с наконечником в виде большого ножа или косы. Ченжеры, для которых совня была национальным оружием, различали два вида совен: с коротким древком и с длинным. Короткими вооружались щитоносцы и всадники-кливуты. Длинные совни использовались копейщиками и Железными Ястребами.