Дети Рыси

ЧАСТЬ II. ПОВОРОТЫ СУДЬБЫ Глава 1

Две сотни всадников в покрытых пылью и забрызганных грязью широких накидках двигались через каменистое плоскогорье Шунхуа, держа путь на полдень. Это всё, что осталось от отряда почти в четыре сотни копий, перешедших границу Империи Феникса две седмицы назад. Ехали молча, по-тихому, соблюдая предельную осторожность. Копыта коней, дабы не издавать лишнего шума, были обёрнуты шкурами и тряпьём. Этот совет дал многоопытный Ондро – следопыт на службе Империи Феникса.

Ондро был одним из цакхаров, ходивших под рукою бек-хана Гихека. Но, несмотря на это, он иногда нанимался на службу к имперцам. В Пограничье его знали как лучшего следопыта и охотника за головами. Ченжеры платили хорошо, но, правда, треть награды ему приходилось отдавать своему вождю.

Отряд имперской пограничной конницы возвращался из дальнего поиска. Впереди колонны, на огненно-рыжем жеребце ехал всадник в необычном фиолетовом плаще с куколем, который тёмным пятном выделялся на общем серо-буром фоне массы всадников. Необычный для такого случая цвет одежд выдавал в нём жреца ченжерской богини Уранами по имени Пиньлу, а железная шипастая булава и длинный меч, говорили о его принадлежности к воинственному Братству Богини.

Под плащом и хламидой жреца скрывались доспехи, выкованные тайгетскими мастерами, вызывавшие невольную зависть даже у имперских военачальников. Несмотря на кажущуюся лёгкость, они были очень крепкими и могли выдержать даже прямой удар бронебойной стрелы.

Впрочем, и стоили они – будь здоров! Только нагрудник и кольчуга обошлись преподобному брату Пиньлу в годовой доход трёх поместий, и если бы не Братство богини Уранами, не скупившееся на снаряжение для своих служителей, то вряд ли он когда-нибудь смог носить такие доспехи.

Несмотря на все уговоры, преподобный брат так и не снял своего одеяния, хотя, по мнению некоторых именно оно могло выдать их издали. Пиньлу понимал справедливость этих доводов, но всё же…

Он усмехнулся, вспомнив, каким он был год назад. Тогда Пиньлу вообще не прислушивался ни к чьим словам. Всех степняков без остатка он числил грязными безмозглыми дикарями-язычниками, способными только жрать, пьянствовать и развратничать, а как бойцы они не шли ни в какое сравнение с имперскими ратниками. Конокрады и воры способные стащить всё, что лежит без присмотра и только. Таково было мнение воинственного жреца Братства Богини, когда он впервые прибыл в Пограничье.

Два года, проведённые в этих местах, излечили душу преподобного брата от зазнайства. Причём лечение проходило стремительно, а лекарством служили суровые условия жизни и постоянная война, никогда не затихающая на границе империи. Однако вскоре он познакомился с Ондро. За те несколько месяцев его знакомства со следопытом тот заслужил уважение жреца.

Никто не знал прилегающие к Цемезу окрестные земли и плоскогорье Шунхуа лучше Ондро. Даже живущие в страшной безводной пустыне Ками мелаиры признавали это. Кроме того, Ондро был хитрым и удачливым воином, умеющим выбирать себе союзников и неизменно выходящим победителем из многих схваток.

За спиной жреца ехали: лунчир – командующий отрядом, и двое ментархов[1], один из которых сжимал древко боевого значка пограничной хоругви. В пяти шагах сбоку от них, стараясь держаться подальше от основного строя всадников, на пегой кобылице рысил цакхар.

Это и был тот самый Ондро – один из известных следопытов и охотников за головами. Остальные воины по трое вытянулись длинной колонной следом за своими начальниками. В середине везли нескольких раненых. Лишь замыкавший десяток всадников ехал широким полукругом. Они оглядывались назад – не идёт ли кто следом?

Позади них осталось два разорённых аила чаланов и орхай-менгулов, обитатели которых самонадеянно решили кочевать отдельно от основных куреней. Теперь никто из них не мог сожалеть об этом, ибо сожалеть было некому. Ченжеры перебили всех до одного, несмотря на оказанное им отчаянное сопротивление.

Однако в дальнейшем всё стало складываться не столь удачно. Два дня назад им пришлось выдержать упорный бой с сотней орхай-менгулов. Те преследовали шайку конокрадов, пытавшихся поживиться добычей в их кочевьях. Оба отряда случайно столкнулись нос к носу. Численное преимущество и лучшее вооружение помогли имперцам одержать победу.

Правда, за это пришлось заплатить слишком дорогую цену. Они потеряли почти полторы сотни воинов убитыми. Но досаднее всего было то, что несколько орхаев сумели вырваться и уйти от погони. Гнаться за ними было бесполезно. Следовало побыстрее уносить ноги иначе степняки могли скоро вернуться и тогда имперцы сами превратятся в добычу.

Вечерело. От вершин сопок на равнину поползли длинные тени. Ондро вскинул голову, бросив взгляд на заходящее солнце, пытаясь определить, когда начнёт смеркаться. Следопыт знал, что им придётся одолеть ещё несколько лин, чтобы найти приличное убежище на ночь. Ченжеры намеревались достичь караванной тропы, пройти по ней часть пути и только тогда укрыться на противоположной стороне, одновременно устроив не только лагерь, но и засаду на тайгетские караваны, возвращающиеся назад из полуночных степей.

В этих местах проходил торный путь из Арк-Орды на полдень к степному озеру, называемому Чашей Мизирта. Конечно, им пользовались не так часто, как караванной тропой ведущей в закатные земли, но всё же присутствие людей ощущалось. Иногда попадались старые следы кострищ, обглоданные бараньи кости, обрывки верёвок и кизяк.

Лучи заходящего солнца били в спину отряду ченжеров двигающегося в сторону Цемеза. Вечерние тени сгущались, переходя в копившийся в низинах и впадинах полумрак. Ветра не было, и пустыня была как бы вся овеяна тишиной. Только мягкий топот копыт да звяканье сбруи нарушали спокойствие этих мест.

Стало почти совсем темно, когда отряд достиг невысокой скалистой гряды, тянущейся вдоль караванной тропы. В одном месте она прерывалась, образуя ущелье, на дне которого виднелась большая лужа, полная мутной дождевой воды.

Ондро ехавший впереди колонны спешился и повёл лошадь на поводу. Шуцзы и двое ментархов бывших вместе с ним, немного замялись, но всё же последовали его примеру. Вскоре опытные воины поняли, что цакхар был прав. В наступающей темноте лошади могли повредить ноги, а человек без коня в этих местах быстро становится покойником. Прозвучала команда спешиться. По пологому склону цакхар взобрался наверх и с вершины холма стал осматривать местность. Увиденное вполне удовлетворило его. Место было удобным не только для лагеря, но и для засады. Всё, как хотели его нынешние хозяева. Ещё раз оглядев окрестности Ондро махнул рукой, мол встанем здесь.

Колонна имперцев втянулась вверх по склону пологого холма. Лошадей сгуртовали в середину стоянки. Воины из цакхарских наёмников быстро выкопали несколько ям и развели в них небольшие костерки, чтобы приготовить ужин. Ченжеры последовали их примеру. Ментархи и несколько десятников проходили вдоль стоянки, следя за тем, чтобы огонь прогорел до темноты, после чего был бы потушен. Лунчир Шуцзы, командовавший отрядом, опасался, что кто-нибудь может заметить их лагерь.

– Это хорошее место для ночёвки,– обратился Шуцзы к подъехавшему жрецу Братства Богини. Пиньлу окинул взглядом окрестности и согласился с ним. Он не сомневался в способностях Ондро выбрать столь удобное место для ночёвки. Жрец смотрел на то, как воины осторожно заводят в ущелье коней. Наличие воды поможет им напоить лошадей, лишний раз, не трогая запасов драгоценной влаги.

Он обратил внимание на то, как чётко, без излишней суеты, Шуцзы и его ментархи распоряжаются устройством лагеря. Как разительно они отличаются от расслабленных и бестолковых военачальников и командиров, что служат во внутренних землях Империи Феникса. Эти-то истинные воины.

Сняв со своей головы шлем и отстегнув нагрудник, преподобный брат Пиньлу устроился на войлочном подседельнике у одного из костров, возле которого хлопотали трое ратников. Они с почтением и опаской посматривали на жреца, задумчиво глядевшего на пляшущие в ямке языки огня.

Жрец вспоминал минувшую схватку с орхай-менгулами. До этого он не очень-то верил старым воинам, участвовавшим в знаменитом походе владыки Лин Ту-Линга на полночные земли. Он считал, что те просто выдумывают всякие россказни и небылицы о свирепости живущих там дикарей, дабы скрыть собственную трусость.

Теперь же, когда он увидел орхай-менгулов в бою, он изменил свое мнение. Степняков было в три раза меньше, чем имперцев, но дрались они отчаянно и умело, и никто из них даже не подумал бросить оружие, чтобы сохранить себе жизнь. Единственный, захваченный в живых пленник, рассмеялся им в лицо, прежде чем умереть от ран.

От размышлений жреца оторвал один из ратников, протягивающий ему миску с похлёбкой и кусок чёрствой походной лепёшки.

– Покушайте, преподобный брат.

Пиньлу благодарно кивнул, принимая еду из рук воина. После еды его потянуло в сон. Сказывалась усталость последних дней. Жрец откинулся на подседельник, пытаясь расслабиться.

– Эй вы, гасите огонь,– прозвучала команда. По голосу Пиньлу узнал лунчира Шуцзы. Сгребая в яму песок, воины быстро загасили костер, и всё вокруг окончательно погрузилось во тьму.

Однако не успел Пиньлу смежить веки, как его разбудил тоскливый протяжный вой, более похожий на плач, доносившийся издалека. Через некоторое время вой повторился, но уже ближе.

– Дикари? – обеспокоено спросил жрец у одного из ментархов, расположившегося недалеко от него.

– Нет,– ответил тот, вглядываясь куда-то в темноту ночи.– Раз Ондро не вскочил на свою кобылу, значит шакалы. Он сам дикарь и его не проведёшь.

Зевнув, пожилой воин завернулся в плащ и улёгся спать. Пиньлу ещё немного поворочался, чувствуя под боком жёсткую землю, и тоже заснул. Оставшаяся часть ночи прошла спокойно. Видимо найдя нечто более интересное для них, шакалы больше не доставали людей своим воем. Лишь под утро, до слуха ченжеров издалека, приглушённый расстоянием, донёсся дробный топот табуна диких лошадей.

Пиньлу завтракал, заедая куском чёрствой лепёшки полоски вяленой говядины, когда к нему приблизился лунчир, командовавший отрядом.

– Не сочтите за дерзость, преподобный брат, но я хотел бы спросить вас о цели нашего поиска.

Военачальник неловко переступил с ноги на ногу. Жрец усмехнулся. Пограничный вояка, который не убоится схватки сразу с тремя дикарями, робел перед ним.

– Зачем тебе это? Разве тебе и твоим людям мало того, что, истребляя поганых язычников, вы обретаете бессмертие своих душ в небесной сущности Феникса? – Пиньлу пытливо посмотрел на лунчира, и тот смущённо отвёл свой взгляд в сторону.– К тому же, здесь в этом грешном мире вы ощущаете на себе его блага в виде доли добычи?

– Не так уж она и велика эта доля, преподобный брат, раз за неё приходится платить собственной кровью,– произнёс сидящий рядом пожилой ментарх.

Пиньлу нахмурился. Приглядевшись повнимательней, он увидел на правом запястье пятидесятника выжженное клеймо, какое ставили ратникам имперской пехоты после принятия присяги. Это многое объясняло. Ну, например, то, что он наверняка является поклонником бога Синьду, вера в которого была широко распространена среди военных, раз сумел перевестись оттуда в конницу. Пусть в пограничную, но всё же конницу. И наверняка в этом ему помогли покровители из единоверцев.

– Зачем же тогда, ты пошёл служить в армию, если боишься крови? – обратился к нему Пиньлу.– Сидел бы дома, пахал бы землю, да ковырялся в навозе.

На язвительное замечание жреца Уранами, ментарх ничего не ответил. Только сжал кулаки и опустил голову, дабы тот не заметил яростного гнева, отразившегося на его лице.

– Зря ты так говоришь, преподобный брат,– проговорил лунчир.– Мы верные слуги государя, и хотели бы, чтобы наши сила и опыт послужили тебе. Может быть, зная, что ты ищешь, мы смогли бы тебе помочь?

Пиньлу так и не успел ответить, ибо громкий короткий свист заставил собеседников прервать разговор. Это один из дозорных подал условный знак, что он заметил врага. Услышав сигнал, воины вскочили на ноги, готовые к бою, после чего всё движение на стоянке враз замерло, так как будто кто-то остановил время.

Брат Пиньлу, в сопровождении лунчира и двух десятников, вскарабкался по склону холма и занял место, откуда было можно незаметно наблюдать за дорогой. Находившийся неподалёку дозорный безмолвно показал в сторону, где он заметил приближение неизвестного врага. Четыре пары глаз с тревогой уставились на видневшиеся клубы пыли, поднимающиеся из-за ближайшей цепи холмов. Что это? Караван или погоня?

Из-за ближайшего холма показался верблюд, за ним второй третий. За ними, надсадно скрипя колёсами, двигались большие повозки с крытым верхом, в каких обычно путешествуют торговцы. Переглянувшись между собой, ченжеры усмехнулись. Добыча сама шла прямо в руки.

Лунчир Шуцзы сидел за обломком скалы, подняв свою правую руку вверх. Стрелки с взведёнными самострелами, притаившись за гребнем, ожидали команды. Им было приказано стрелять в возниц и тех, кто ехал верхом на лошадях. Две полусотни готовились атаковать караван спереди и сзади, чтобы замкнуть его в смертельное кольцо.

Рука Шуцзы упала вниз и стрелки, дружно вскочив на ноги, дали залп по каравану. Резкие щелчки тетив и свист самострельных болтов наполнили воздух. Половина погонщиков верблюдов погибла сразу, даже не успев понять, что происходит. Остальные, выхватывая на ходу оружие, бросились к идущим позади них повозкам.

Возница первой повозки, в которого попали сразу два болта, упал со своего места и сунулся в землю. Одна из лошадей его упряжи билась в судорогах с торчащим из окровавленного бока оперением самострельного болта. А вот возничему второй, повезло больше.

В него попал лишь один из болтов, сбив с него колпак и царапнув наконечником голову, но он не растерялся и нахлестнул лошадей, разворачивая их в сторону, в объезд остановившейся впереди него первой повозки.

Предугадав его намерения, десяток имперских всадников из цакхаров бросились за ним – на перехват.

Захваченные врасплох караванщики защищались отчаянно. То тут, то там, среди поднятых клубов пыли взблёскивали молнии мечей и совен, лязгала сталь, доносились крики смертельно раненных противников. Однако силы были слишком неравны и вскоре всё было кончено.

[1]Ментарх – командир над пятьюдесятью воинами, пятидесятник. Лунчир – командир отряда из двухсот пятидесяти всадников. В войске ченжеров такой отряд называли хоругвью, ибо он набирался из одного округа и имел собственное знамя.