Дети Арога

Глава 12 снова поворот

Прошло ещё два месяца. Я всё ещё оставался в клане — и уходить никуда не собирался.

Из-за изнурительных кроссов, учений, тренировок моё тело представляло собой один большой синяк и шишку. Если бы не портал со своей продвинутой технологией, я, наверное, давно уже передвигался бы на костылях.

За это время я по-прежнему жил в комнате с Алексом. Мы стали настоящими друзьями. Видя, как я по утрам в который раз безуспешно пытаюсь встать с кровати, он однажды посоветовал:— Спи ночью в портале. Всё время.

И вот я крался по тёмному коридору, молясь, чтобы не сработала сирена. Почему-то мне было стыдно. Казалось, если все узнают, что я воспользовался порталом, это будет… слабостью. Но загорелся зелёный огонёк, и дверь плавно отъехала в сторону.

Портал оказался чудом. Мало того что он за ночь снимал все боли и синяки — он как будто растягивал время сна. Я просыпался с ощущением, что могу перевернуть мир.

Через несколько ночей портал сам предложил обучающие программы. Позже я понял, что он — не просто капсула лечения, а адаптационный стационар. Подготовка перед переходом на ту или иную Землю.

Во сне я начал учиться. В голове укладывались основы удского, история, география Земли и Арога. Правда, мой удский немного отличался от разговорного — программа была старая — но это не мешало понимать собеседников.

Со временем я понял: сумасшедший разум, разрушивший свою планету, заскучал. Он пытался через «кружева» продолжать влиять на удов. Многие помнили, к чему это может привести, и держались подальше. Хотя были и последователи. Только никто не афишировал свою принадлежность. Мастеров кружев считали кем-то вроде магов: боялись, не любили, но использовали в межклановой борьбе за престол.

Это объясняло и настороженное отношение ко мне. Мои способности пугали больше, чем радовали. Мне самому было неясно, почему этот Разум выбрал именно меня. Хотя на тесный контакт он не настаивал. Да и с моей стороны особого рвения не наблюдалось. Понять его логику было невозможно. Иногда дверь портала открывалась дважды за день. Иногда — по нескольку дней оставалась глуха, как стена.

Конечно, его расположенность ко мне должна была насторожить. Но после разговора с Элькой я понял: либо я беру на себя ответственность и борюсь со всей этой кодлой, либо снова сливаю отношения.

Поэтому я старался влиться в ряды удов.

Я жил новой жизнью. Рубился на тренировках, бился на матах в рукопашке, кидал копьё, бегал в полном вооружении по лесу. Кто сказал, что бег по дорожке в кроссовках тяжёл — пусть попробует пробежать по лесу в тридцати килограммовых железках, цепляющихся за каждый куст и натирающих до крови в местах крепления.

Рыхлость ушла. Мышцы подтянулись. Реакция обострилась. Слово «депрессия» снова стало абстрактным термином из учебника по психиатрии.

Моё состояние напоминало работу двигателя. Мне было всё равно — солнце или ветер, тучи или дождь. Всё, что имело значение — это движение. Что мне врезали коленом в челюсть, и два дня она не открывалась — неважно. Я должен был успеть.

Конечно, периодически накатывали усталость, злость — особенно после неудачных спаррингов. Но я знал: стоит Эльке провести ладонью по щеке — и вся боль исчезает. Мир снова начинает светиться.

Я даже не пытался тащить её в постель. Казалось, рядом со мной ангел. На таких только смотрят и восторгаются. Конечно, Эльке поначалу это нравилось. Но потом, поняв, в каком я телячьем состоянии, взяла всё в свои руки. И вскоре мы вылезали из кровати только на занятия… и иногда перекусить.

Хотя перекусить мы тоже порой забывали.

Рон попритих.

Хотя, конечно, поначалу этот жених изрядно доставал. Лез во все дыры, пытался спровоцировать меня на каждом шагу. Но на поединок он пока не мог меня вызвать — чести в этом было бы немного: зарезать меня, как барана, никто бы не позволил. Да и формально повода не было. А в спаррингах я методично метелил его, раз за разом.

Что характерно — он не унимался. Лез снова. И снова.

В последний раз я оторвался по полной. Настолько, что получил втык от Эльки. Что, в принципе, было ожидаемо — всё-таки Рон второй по статусу в клане, а тут такая сцена.

Но подействовало. Уже неделю не лез.

Хотя Алекс сразу предупредил:— Не расслабляйся. Рон — мастер кружев. Он не отстал. Он просто что-то мутит.

Скорее всего, именно из-за этого на меня стали коситься ещё больше. Несмотря на то что в клане были свободные отношения, приличия соблюдать следовало.Это что касаемое Эльки а второе не всем нравилось что чужак метелит своего. Поэтому вскоре терпение у Стива лопнуло, и он вызвал меня на беседу.

Он и раньше вызывал меня «на ковёр» — как глава. По всей видимости, он исполнял роль местного Мюллера. Каждый разговор с ним был чем-то средним между допросом в КГБ и беседой в психушке имени Кащенко. Он методично изматывал меня, вытаскивая из глубин сознания то, о чём я давно забыл. Иногда хмурился, иногда кивал утвердительно. Поняв, что врать бессмысленно, я выдавал всё как на духу.

Но сегодня «полоскание души» в душной, натопленной комнате отменялось.

Стив стоял у своего огромного джипа и, поигрывая ключами, кадрил какую-то девицу. Судя по макияжу, она была из ближайшего посёлка, обстирывающего и обслуживающего наш городок. Я и раньше догадывался, что Стив — ещё тот ходок налево, а сейчас убедился окончательно: ущипнул девицу за филей, что-то сказал ей на ухо и, без тени смущения, прыгнул в машину.

— Поехали. Последний шанс тебе будем давать, — крикнул он.

— И что я опять сделал? — пробурчал я.

Мне живо представилось, как Стив завозит меня в чисто поле и отрезает то, чем я особенно дорожу. И что определяет меня как мужчину.

— Проблема у тебя, витязь, — усмехнулся он. — Не зря у нас на Руси говорят: «большая Федора, да дура».

— «Дура» — это та железяка, которой я уже две недели машу, — попытался отшутиться я.

Стив громко рассмеялся.

Проблема была в том, что никто не знал, с каким оружием мне идти в поход. Без оружия у нас шли только старухи и дети до пятнадцати. Хотя и те из лука стреляли лучше, чем я мух отгонял.

Одноручный меч — основа клана — был мне слишком лёгким, требовал тонкой фехтовальной школы. Полуторный — неудобен: мои грабли не вмещались на рукояти, а удлинить её значило нарушить балансировку.

Понравился мне боевой топор: изящный, выгнутый, с пикой и ремешком на набалдашнике. Я носился с ним, как железный дровосек. Он гудел в руках, рассекая воздух, сверкал, как серебряная молния. Но первый тренировочный бой поставил на нём крест: с первого маха я загнал его в щит и пока пытался вытащить — меня трижды условно убили.

Стив выругался на удском (ругательства я выучил в первую очередь), куда-то исчез и вскоре появился, весь в пыли, таща за собой оглоблю, завернутую в промасленную тряпку. Бросив её к моим ногам, приказал:

— К завтрашнему утру — чтобы был в порядке.

В комнате я ввёл Алекса в ступор. Это оказался Цвайхендер — двуручный меч длиной полтора метра, весом 5 килограммов. Гарда в форме креста, а выше — ещё одна, «кабаньи зубы», чтобы можно было перехватывать меч за клинок, превращая его в топор или копьё. Не меч — трактор "Беларусь".

Проблемы было две.

Первая — никто в клане не умел с ним обращаться. Следовательно, никто не мог научить.Вторая — даже если бы и мог, с таким оружием нельзя было воевать в строю. Серж сказал, что мне нужно отдельное поле боя. А выпускать в одиночку — самоубийство.

Алекс вспомнил, что двуручники использовались для ритуальной рубки пик и поединков перед боем. Но я был далёк и от одного, и от другого. Однако команда менять оружие не поступала, и поскольку Алекс был мастером полуторного меча, мы с ним месились уже вторую неделю. Судя по его кислой физиономии — успехов было немного.

Я прыгнул рядом с Стивом в джип, и мы тронулись.

Полчаса ехали по шоссе, потом свернули на просёлочную дорогу. Машина, подпрыгивая на ухабах, не снижала скорость. Разговор не клеился — точнее, его вообще не было. Я ломал голову: зачем он меня вызвал? Что задумал?

Наконец Стив нарушил молчание:

— Что ты собираешься делать дальше? — резко выкрутил руль, объезжая рытвину.

Дорога уже давно стала похожа на полигон для испытания танков. Удивительно, как в шестидесяти километрах от Москвы можно было найти такую глушь, в которой спрятать колонну БТРов.

— Что ты имеешь в виду? — спросил я. Уды не использовали «вы», и привычка говорить «ты» перетекла в русскую речь.

Стив покосился на меня и, не ожидая удского ответа, отчеканил:

— Я имею в виду, что ты собираешься делать дальше, встречаясь с моей дочерью?

Я почувствовал себя первокурсником, завалившим важный экзамен. И начал лепить что-то нейтральное:

— Ну… я люблю твою дочь. Думаю, она тоже…

— Я спрашиваю, что ты собираешься делать, — перебил он, глядя прямо перед собой.

Я был сбит с толку. Что ему сказать?

Что я вовсе не думал, что будет дальше? Что мне, по сути, всё равно? Что всё, что раньше казалось важным и интересным — теперь кажется мелким и незначительным?

Рушится мировая банковская система из-за строительного кризиса в Америке. Весь мир застыл, схватившись за голову. А мне всё равно. Я счастлив.

Но это ведь не ответ. Не для него.

Я заткнулся и попытался проскользнуть мимо разговора.

— Элька — не просто девушка. Она моя дочь. И то, что я герцог, сейчас не берётся во внимание, — чеканил Стив. — Я спрашиваю тебя как отец.

Так. Папа в бешенстве. Надо спасать ситуацию.

— Стив, конечно, понятно, что я должен был поговорить с тобой раньше. Но поверь — это не интрижка... — начал я, запинаясь, но искренне.

— Слушай меня внимательно, сынок, — прорычал Стив. — Если бы это была просто интрижка, твои причиндалы уже висели бы на дереве. Понял?

Он резко замолчал, потом продолжил, чётко выговаривая каждое слово:

— Я повторю для особо непонятливых. Что ты собираешься делать, чтобы обеспечить моей дочери нормальную жизнь — здесь, на Земле, и там, на Ароге? Или ты думаешь, что тебя возьмут за руку и, со слезами на глазах, поведут по моему дому и дворцу, просто потому, что тебя выбрала моя дочь?

Он прищурился:

— А ты знаешь, что без моего согласия свадьбы не будет? Это тебе не Земля. Тебе почти тридцать. И что, кроме диплома и зарплаты в две тысячи долларов, ты можешь ей предложить?

Его слова входили в голову, как гвозди. Лицо горело. Крыть было нечем.

Он был прав. Во всём.

Что я себе думал? Что всё будет продолжаться вечно? Что приду к Стиву, скажу: "Здрасьте, папа. Я у вас жить буду. Вот мой меч. Готов бороться за освобождение вашей родины." Это ничего, что машу им как бабка веслом, главное ведь — желание помочь.

Это ещё здесь, на Земле. А на Ароге — вообще не ясно, чем я смогу быть полезен.

Но мать вашу... дайте хотя бы время.

Я молчал, сжав зубы. И это молчание сказало больше, чем любые слова.

Стив, заметив моё состояние, сбавил тон, но продолжал чеканить:

— Завтра идёшь на работу. Запомни: жизнь в моём клане стоит две тысячи долларов. Со следующего месяца — две с половиной. И дальше — по нарастающей. Крутись как хочешь. Только не вздумай платить из тех денег, что даёт клан. Понял?

Я молча кивнул.

— И чтобы Элька завтра вышла на учёбу, — добавил он, глядя прямо перед собой.

Я уставился на дорогу.

Только сейчас до меня дошло: Стив обошёл нас красиво. Он прекрасно понимал, что запрещать — бесполезно. Поэтому просто применил проверенный приём. Называется: золотой пендель.

Понятно тренировки ни кто отменять не будет.

— Кстати, уже приехали, — сказал Стив и резко затормозил.

Джип занесло, и он врезался в сугроб. Стива это, похоже, нисколько не заботило. Он вышел из машины, хлопнул дверью и, обернувшись, бросил:

— Запомни, тебе даётся ещё один шанс.

Он зашагал по сугробам к одинокой избушке, наполовину занесенный снегом. Я остался стоять, глядя ему вслед. Мысли об Эльке резанули внутри.

"Если у меня и есть шанс стать счастливым — то только с ней. Других мне не надо."

Стив вошёл в дом без стука. Меня никто не приглашал — я остался снаружи.

Дом был старый, будто вросший в землю по самые окна. Заснеженный колодец, шест посередине двора, хрипящий лаем пёс на цепи, лес и огромное поле — вот и вся местная цивилизация. Ни ограды, ни огорода, ни даже проводов. Только здоровенный сарай за домом и высокая поленница. Из сарая шёл дым, и доносились ритмичные удары по железу.

Стив вышел, махнул мне рукой и направился к сараю.

Я пошёл следом.

Внутри было жарко, пахло металлом и углем. Горбатый старик стучал молотком по раскаленному куску железа, а рядом стоял здоровенный мут, державший заготовку щипцами. В углу кто-то ещё качал меха горна. По полу валялись готовые мечи, наконечники для стрел, копья.

— Приветствую тебя, Гевес, — сказал Стив.

— И тебе здрав будь, Стив. Что привело? — буркнул старик, не отрываясь от работы.

— Помощь нужна. Проблема у нас вот с этим, — Стив кивнул на меня.

Старик прищурился, разглядывая меня через жар и дым.

— А что тут за проблема? Отдай мне — будет меха качать, — усмехнулся он.

Я зло глянул на него. Что я, трофей что ли?

— Глянь, как зыркает. С характером. Может, и толк из него выйдет.

Стив молча пожал плечами.Дед постучал ещё минут пять, проверяя заготовку и швыряя её обратно в горн. Всё это происходило в полном молчании. Что характерно — никого это не напрягало.Дед стучал.Стив глядел куда-то вдаль, за горизонт или в себя.Мут, как заведенный, качал мех.А я, как последний идиот, стоял посреди этого средневекового балета и гадал: на какой, мать его, планете мы вообще находимся?

Из всей нашей гоп компании только я землянин.

Просто засилье инопланетян

Подойдя к стене, увешанной оружием, дед бросил на меня взгляд — цепкий, — и без лишних слов начал снимать с крючьев одно за другим, словно подбирал ключ к замку.Первым был одноручный меч. Простая сталь, потемневшая от времени, гарда в виде перекладины. Я взял его в руку. Удобный. Лёгкий. Даже слишком. Я сделал шаг, рубанул палку, поставленную под углом.

— Нет, — буркнул дед. — Мелочь, не твой вес.Он вырвал его у меня, словно знал наперёд, что не подойдёт.

Следующим был полуторный. Уже серьёзнее — тяжесть приятно тянула плечо. Я размахнулся, сделал несколько ударов, дед только молча махнул рукой, показывая: «Приседай. Глубже. Руби слева. Кувырок.»

Я кувыркался. Падал. Поднимался. Пот струился по спине, в глазах темнело от напряжения, но я продолжал. Но стоило отбросить щит и взяться за меч двумя руками, как дед с разочарованным вздохом махнул рукой.— Не та хватка. Ломает тебя. Не по тебе.Он ушёл. Не в сарай, а в дом. Через минуту вернулся, волоча на плече двуручный меч. Огромный, без украшений, но с матовой гладкой гардиной и длинным клинком, что поблескивал в тусклом свете горна. Он был до боли похож на тот, что когда-то лежал у меня под кроватью. Я даже вздрогнул.

— Держи, — сказал дед и протянул его.

Я схватил — и почти сразу чуть не выронил. Вес... но не просто тяжесть. Он будто тянул вниз не только руку, а что-то глубже — как будто звал. Я начал махать. Медленно. Потом быстрее. Качал корпус, резал воздух, бил по столбу. По указке деда делал выпады, шаги, боковые рубящие. Казалось, что в руках у меня не мечь— а бита. Но через полчаса и этот меч был забракован.— Он тебя тянет. Не ты им владеешь, а он тобой, — сказал дед. — Не пойдёт.

Потом пошло по накатанной:Боевой топор — мощный, с двойным лезвием. Пару взмахов — и дед сразу замотал головой.Алебарда — слишком длинная, неуклюжая в моих руках.Копьё с широким наконечником и крюками — я почти пырнул деда.

Стив молча сидел у стены. Не комментировал. Даже не усмехался.Он просто ждал. Терпеливо, как человек, которому уже всё ясно, но он всё равно позволяет спектаклю идти до конца.

Боевой лук дед даже не предложил.

Я стоял, вытирая пот. Плечи налились свинцом. Пальцы саднили. Но хуже всего было не это. Хуже — это взгляд деда. Не злой. Не пренебрежительный. Грустный.— Тело вроде бы помнит, — сказал он тихо, почти себе под нос. — А душа… душа, похоже, чужая.

Что скажешь?- он повернулся к Стиву

Стив молча пожал плечами.Внезапно из избушки вышла старуха — сгорбленная, закутанная в тряпье, с торчащим из-под платка носом. В руках — кружка с каким-то варевом и куском черной лепёшки.Не сказав ни слова, она прошла мимо всех, подошла ко мне и, пробормотав что-то, протянула еду.Бабка явно была муткой. И муты, предлагающие мне еду, уже не были для меня чем-то новым.Я молча взял кружку и с подозрением посмотрел на варево. Но бабка решительно подтолкнула её ко рту. Я отхлебнул — бульон оказался острым и даже вкусным.

Дед и Стив переглянулись.— Скажи мне, дед, это мне кажется, или твоя бабка с рук ему еду дала? — спросил Стив.— Сам не пойму, что с ней. Она даже сыновьям не подаёт. Полукровками их считает, — проворчал дед. — Парень, ты что, мут?

Я только пожал плечами — рот был полон. Бабка, не обращая на нас внимания, подошла к куче железа у стены, вытащила палку с шестью изогнутыми лопастями и, швырнув её старику под ноги, пошла обратно к дому.

Стив поднял конструкцию.— А ведь она права, — крякнул он, помахав ею. — Шестопёр.

— Шёл бы ты, Стив, со своим мутом, в машину, — проворчал дед, почесав лысину. — Через час шестопёры будут готовы. А то ещё бабка меня погонит, а этого к себе возьмёт, — буркнул он и, прихватив палку, ушёл в сарай.Стив пожал плечами и направился к джипу. Уже в машине, копаясь под сиденьем в поисках ключей, он вдруг посмотрел на меня:— Ну и как ты это сделал?— Что именно?— Она тебе еду дала.— Я не знаю. Муты всегда меня кормят, — пожал я плечами.— Что значит "всегда"?! — Стив уронил ключ под сиденье. — Где ты с ними ещё встречался?— В лагере. Когда нас охраняли муты — они меня кормили.Стив долго смотрел на меня.На лице было было явное желание меня удавить прямо здесь:— Господи, зачем ты свалился мне на голову... Кто ты такой, парень? Можешь ответить?

Он схватил меня за куртку, но я резко выдернул её:— Да не знаю я, портал ваш наверное. Только кто бы мне самому объяснил

,Стив замер, потом вернулся к поискам ключа. Пальцы у него дрожали. Когда он наконец завёл двигатель, опустил стекло, глубоко вдохнул морозный воздух и прошептал:— Вон твоя поклонница.

Я посмотрел — бабка стояла у дома и смотрела прямо на нас.— Ты правда ничего не знаешь? — он всматривался в меня, будто проверяя, не вру ли я.— Нет. Алекс тоже удивлялся. Только это не мешало ему есть их еду, — усмехнулся я.— Муты — это звери, — тихо сказал он. — Некоторые умники считают их следующей ступенью эволюции. Но для меня они — животные.Примитивные, с иерархией. Язык наш знают но общаются ментально, чувствуют запахи и слышат то, что ты не слышишь.У них коллективный разум — то, что видит один, видят все. Это делает их опасными в бою. В лоб — тупые, но толпой — неудержимы. Ловушки почти не работают.— Так в чём проблема, что бабка дала мне еду? — не выдержал я.— Представь, что к тебе подбежала собака и принесла миску супа. Причём тебе, а не хозяину.— Да уж... странно, — протянул я.

— Кто об этом знает?- спросил Стив— Только Алекс? — уточнил он.— Только он.— И никому больше, даже Эльке. Понял?

Я молча кивнул. Но меня занимало другое:— Стив, а что такое "шестопёр"?

Он вздохнул, нехотя отвлекшись от тревог:— Ваше, русское. Сначала была булава — шар на палке. Потом стали наваривать железные пластины. Иногда затачивали. Очень опасное оружие. Особенно если руки крепкие и длинные.Главное — как ни ударь, попадёшь.

— Вот чёрт, — пробормотал он. — И как она тебя вычислила...

Минут через пятнадцать дед открыл заднюю дверь, швырнул внутрь свёрток и, не попрощавшись, захлопнул дверь. Захромал обратно к дому. Стив не удивился:— Лучший кузнец. Цены нет. В походе потерял семью. После — тронулся, связался с муткой. Клан был против. Ушёл в лес на Эроте. Выжил. Лет десять не видели. Вернулся — у него двое сыновей. Живёт здесь двадцать лет. Доволен.

Я развернул сверток. На тряпке лежали две железные палки сантиметров по семьдесят, с утолщенными концами. На каждой — по шесть пластин, заточенных как бритвы. Между пластинами — шипы. Рукоятки обмотаны кожей, с кольцами для крепления.Выглядело это несуразно, но внушительно.

Стив пожал плечами:— Твоё оружие. Привыкай, — и нажал на газ.

.