Деревенщина в Пекине 3

Глава 9

Сеул. Аэропорт Инчеон.

Я подхожу к панорамному окну и делаю глоток бодрящего эспрессо, горьковатый вкус разливается по языку. Серебристый фюзеляж огромного лайнера отражает дневной свет, создавая причудливую игру бликов. Люди снуют туда-сюда по лётному полю, словно муравьи.

Ли Миньюэ сидит рядом в мягком кресле зоны ожидания. Журнал в её руках — простая маскировка для беспокойного разума. Страницы переворачиваются механически, без какого-либо интереса к содержимому.

— Вот же стерва! — неожиданно выдаёт напарница, стукнув ладонью по глянцевому развороту. Её голос звенит от возмущения. — А ведь все же знали, что ничего хорошего из их брака не выйдет! Обычная вертихвостка, по лицу видно. Да пошла она со своим праздником! Думает, я смогу веселиться, пока моего дядю удерживают насильно в психушке?

Громко цокнув языком, она бросает журнал на столик, затем скрещивает руки на груди — классический жест защиты. Возвращаюсь в кресло возле неё. Мой стакан с кофе оказывается рядом с брошенным журналом. На обложке — счастливое семейство знаменитостей. Иронично.

— Я бы на твоём месте не обсуждал подобные темы на повышенных тонах, особенно в публичном месте, — говорю тихо, голосом, который не разносится дальше нашего разговорного пузыря. — На кону слишком многое.

Эффект моих слов незамедлительный — Ли Миньюэ тут же прикрывает рот ладонью, словно пытаясь вернуть обратно вырвавшиеся слова. Её глаза расширяются, взгляд мечется по залу ожидания. Черты лица мгновенно трансформируются — озлобленное выражение сменяется виноватым.

В глубине её зрачков читается нарастающее беспокойство.

— Всё нормально, наблюдение за нами не ведётся, — успокаиваю её. — За чрезмерную эмоциональность я тебя не виню, всё-таки ситуация не из простых, но постарайся держать себя в руках.

— Да, ты прав.

Бросаю быстрый взгляд на часы. Стрелки неумолимо приближаются к времени посадки.

— Советую подумать над хорошей причиной, почему ты пропустишь семейный праздник, на который она тебя пригласила.

— Да что тут думать? Скажу ей, что со мной связался корейский университет и в срочном порядке запросил оригинал одного из документов. А так как мест для иностранцев осталось мало, пришлось сразу же возвращаться за всем необходимым в Пекин. Вряд ли её будет волновать моё присутствие.

— Как вариант, — пожимаю плечами. — Главное, чтобы она ничего не заподозрила.

Наш разговор прерывает мелодичный женский голос из громкоговорителя, объявляющий о начале посадки пассажиров бизнес-класса на рейс до Пекина. Стерильный, профессионально поставленный тембр разносится по залу, отскакивая от стеклянных перегородок и высоких потолков.

Ли Миньюэ встаёт с кресла и одним плавным движением надевает сумочку на плечо. Её осанка выпрямляется, как будто напоминая самой себе о необходимости сохранять внешнее самообладание. Она кивает в сторону гейта:

— Пойдём, мне уже не терпится оказаться в Пекине.

Удобно устроившись в просторных креслах, погружаемся в экраны смартфонов, но с различными целями. Миньюэ стремительно набирает сообщение для жены своего дяди — длинное, судя по всему. Её лицо сосредоточено, брови слегка сведены, губы сжаты. Это выражение человека, тщательно подбирающего слова.

Я же решаю сразу уведомить Чэнь Айлинь о своём возвращении. Этого требует внутренняя дисциплина. Как ни крути, обязанности перед рестораном никто не отменял.

— Извините, вам что-нибудь предложить перед взлётом? — мелодичный голос стюардессы заставляет отвлечься от гаджета.

— Бокал белого вина, пожалуйста, — довольно просто отвечает Ли Миньюэ, не вдаваясь в детали.

— А вам? — стюардесса переводит взгляд на меня с профессиональной улыбкой, отточенной годами практики.

— Нет, спасибо. Пока ничего.

Отправив сообщение, напарница поворачивается ко мне:

— Похоже, сегодня мы будем одни. Повезло, можно будет расслабиться в полной мере.

Она расстёгивает верхнюю пуговицу жестом, который говорит больше, чем слова. Символическое действие — сбрасывание последнего напряжения суетливого дня.

Едва самолёт набирает высоту, выравниваясь в небесном коридоре, Ли Миньюэ вызывает стюардессу и озвучивает заказ, переходя от вина к коктейлям, словно преодолевая невидимую границу между рабочим напряжением и заслуженным отдыхом. Я же остаюсь в стороне от алкогольных экспериментов, погружённый в перебор вариантов о предстоящих задачах.

За белой шторкой, отделяющей бизнес-класс от бортовой кухни, слышится мягкое позвякивание стекла и характерный шорох льда, падающего в стаканы.

— Лян Вэй, ты что, даже ничего не закажешь? Не пить же мне в одиночестве весь полёт, — Миньюэ обращается ко мне с лёгким удивлением, в голосе слышится нотка настойчивости.

Мысленно просчитываю график работы по прибытии. Время на отдых будет минимальным. А ещё университет и кое-какие дела с До Тхи Чанг.

— Я пас. Меня поставят в ночную, либо в утреннюю смену. А для работы нужна трезвая голова.

— Ну что тебе будет от одного бокала? — продолжает она, слегка наклоняясь в мою сторону. — Давай отметим успехи в поисках моего дяди.

Шторка отодвигается, и в салон выходит стюардесса с серебряным подносом. Помимо крепкого коктейля со льдом, перед Ли Миньюэ появляются изящные тарталетки с морепродуктами и сырное ассорти.

— Что-то ты забегаешь наперёд, — наблюдаю, как быстро пустеет стакан в её руке. — Пока отмечать нечего. Как вызволим — пожалуйста. Лететь всего два часа, советую сбавить обороты.

— Всё равно прилетим ближе к ночи, будет время выспаться, — напарница пожимает плечами с показной беззаботностью, которая контрастирует со сложившейся в Корее ситуацией. — Знаешь, мне иногда кажется, что ты абсолютно не умеешь расслабляться. Нельзя же быть таким трудоголиком на постоянной основе! Я всё уладила с Айлинь, ты свободен до понедельника.

Ли Миньюэ протягивает мне свой стакан, но в очередной раз сталкивается с твёрдым отказом.

Ничуть не растерявшись, напарница делает глубокий, почти демонстративный глоток коктейля, и с характерным стуком ставит пустую посуду на откидной столик. В её глазах появляется новое выражение — смесь решительности и какого-то почти хищного интереса, которого я раньше не замечал в её взгляде.

— Хорошо, я тебя поняла, — говорит она голосом, который внезапно становится бархатистым. — Если тебе так трудно расслабиться, то я помогу. Обещала же отблагодарить по-взрослому.

После этих слов она без колебаний кладёт ладонь мне на бедро. Медленным, почти гипнотическим движением её рука направляется к поясу брюк, заставляя меня вздрогнуть от неожиданности.

— Не думаю, что это хорошая идея. Будет очень неловко, если нас увидят, — мой взгляд непроизвольно перемещается к шторке, отделяющей нас от персонала.

— Ты слишком много думаешь! — восклицает Миньюэ шёпотом, придвигаясь ещё ближе. — Мы здесь одни, выключи голову.

Уверенным движением она расстёгивает мои брюки с такой скоростью, что я не успеваю среагировать.

А с другой стороны… хм.

— Давай хотя бы не здесь, — делаю последнюю попытку восстановить контроль над ситуацией, слегка отстраняясь в пределах, допускаемых ограниченным пространством.

Миньюэ решительно преодолевает символическую границу, обхватывая ладонью наиболее чувствительную часть мужской анатомии:

— Когда ещё? В Пекине у обоих дела. Стюардесса в ближайшие полчаса нас не побеспокоит. Давай, тебе будет очень приятно.

И как тут спорить? И нужно ли?

Внезапно самолёт вздрагивает, словно натолкнувшись на невидимое препятствие. Наши тела подбрасывает в креслах. Пустой стакан, стоявший на краю столика, соскальзывает и падает на ковровое покрытие.

Напарница издает короткий вскрик, в котором смешиваются удивление и испуг. Её рука инстинктивно отдергивается. Салон накрывает вторая волна тряски, более мощная и продолжительная, чем первая.

В динамиках раздаётся голос командира экипажа:

— Уважаемые пассажиры, мы входим в зону турбулентности. Пожалуйста, вернитесь на свои места и пристегните ремни безопасности. Бортпроводникам занять свои места.

Самолёт снова ощутимо трясёт, теперь с характерной амплитудой колебаний, свидетельствующей о вхождении в устойчивую зону атмосферной нестабильности.

Наблюдаю мгновенную трансформацию лица Ли Миньюэ — алкогольный румянец уступает место бледности, в глазах, только что затуманенных желанием, появляется отчетливая тревога, граничащая со страхом. Её зрачки расширяются, дыхание становится поверхностным и частым.

— Ты в порядке? — спрашиваю, быстро приводя в порядок одежду.

— Да, всё хорошо. Хорошо… — глотая слова отвечает она. — Нужно пристегнуться.

Замечаю, как дрожат её руки, когда она пытается справиться с простой механической задачей. Пальцы, которые минуту назад демонстрировали уверенность и ловкость в прикосновениях, теперь неуклюже соскальзывают с металлической застежки.

Белая шторка отодвигается, входит стюардесса. Она проверяет, пристегнуты ли мы и поднимает с ковролина упавший стакан. Встретившись со мной взглядом, бортпроводница вежливо, но настойчиво напоминает:

— Пожалуйста, уберите столики и приведите спинки кресел в вертикальное положение.

Киваю в знак согласия, одновременно выполняя требуемое. Похоже, ситуация разрешилась самым неожиданным, но эффективным образом.

ИНТЕРЛЮДИЯ

Апартаменты семьи Ван.

Утренний свет струится сквозь панорамные окна, играя бликами на хромированных деталях интерьера. Входная дверь открывается и на пороге появляется До Тхи Чанг.

— Доброе утро, госпожа Чанг. Прошу, проходите, — Ван Мин Тао, облаченный с самого утра в деловой костюм, приветствует гостью с отточенной вежливостью успешного бизнесмена. — Извините, что пришлось вас потревожить с самого утра.

— Могу поинтересоваться, к чему такая спешка? — переступив через порог, интересуется гостья.

— По понятным вам причинам сейчас, к сожалению, время не на моей стороне, — в его голосе проскальзывают извиняющиеся нотки, но глаза остаются внимательными и цепкими. — Не желаете чай или кофе? У меня есть превосходный улун с гор Уишань.

— Нет, спасибо, предпочитаю перейти сразу к делу.

— Хорошо. Следуйте за мной. Подпишем все необходимые учредительные документы в моём кабинете, затем в вашем присутствии я вызову нотариуса для заверения.

Достигнув кабинета, дверь которого оказалась открыта, вьетнамка застывает на пороге. Её взгляд останавливается на диване, где сидит Ван Япин и Хоу Ган. Вместо прямого вопроса До Тхи Чанг бросает на бизнесмена красноречивый взгляд, в котором читается смесь удивления и неодобрения.

Бизнесмен перехватывает этот взгляд, мгновенно считывая значение. Годы деловых переговоров научили его улавливать малейшие невербальные сигналы.

— Понимаю, что вы уже знакомы, но позвольте мне внести кое-какие коррективы.

Бизнесмен незаметно для вьетнамки кивает жениху дочери — короткий, едва заметный сигнал, который может уловить только тот, кто его ожидает. Хоу Ган мгновенно реагирует. Следуя этикету и негласным инструкциям будущего тестя, он берет Ван Япин под руку и вместе с ней поднимается с дивана.

— Моя дочь Ван Япин, — он кивает в сторону китаянки, чьё лицо выражает плохо скрываемое раздражение. — Она займёт место совладельца нашего бизнеса. И мой будущий зять Хоу Ган, сын начальника налоговой службы города.

Ван Мин Тао делает паузу, позволяя информации укорениться в сознании вьетнамки, затем продолжает с расчетливой прямолинейностью:

— На ближайшие два-три года, даже если меня не будет — о моих проблемах вы прекрасно осведомлены — главный налоговик Пекина станет вашей надежной защитой. Как соседи по региону, вы должны понимать всю лингвострановедческую компоненту предложения.

— Какой интересный эвфемизм для взяточничества и коррупции, — на её губах появляется легкая улыбка, в которой читается не столько осуждение, сколько признание реалий. — Но это принимается. В конце концов, весь мой бизнес построен на подобных принципах.

Услышав слова вьетнамки, Ван Япин резко одёргивает руку, вырвав её из хватки возлюбленного. Её лицо искажается от плохо скрываемого возмущения. Она делает шаг в сторону иностранки, готовая высказать всё, что накопилось. В этот момент До Тхи Чанг демонстрирует молниеносную реакцию — она выбрасывает ладонь перед лицом дочери бизнесмена с такой решительностью, что та инстинктивно отшатывается:

— Господин Ван, с глубоким уважением к вам и нашему общему делу, давайте называть вещи своими именами, — её голос звучит спокойно, но в интонациях слышится сталь. — Вы только что сообщили мне о переменах правил игры. Даже не задним числом, а не пойму как. Наверное, всё-таки не задним, потому что я могу отказаться подписывать документы, да и долю свою в учредительный фонд не вносила. Вы согласны, что я оказываю вам одолжение в данной ситуации?

— Полностью согласен, даже речи об этом нет, — отвечает он с искренностью, которая редко проявляется в деловых отношениях.

До Тхи Чанг переводит взгляд на Ван Япин и видит, что та буквально кипит от возмущения — глаза расширены, ноздри раздуваются, губы дрожат от едва сдерживаемой ярости.

Хоу Ган, прекрасно понимая, что ситуация балансирует на грани скандала, решает действовать быстро. Он накрывает рот будущей жены ладонью и одним плавным, но настойчивым движением усаживает её обратно на диван. Для него абсолютно очевидно, что если не заставить Япин замолчать, она своим необузданным языком разрушит перспективный бизнес отца. И всё из-за одной беспочвенной истерики, которая не имеет никакого отношения к реальным бизнес-процессам. Пусть Япин и уверена, что на её век хватит миллиона, но реальность гораздо сложнее. Особенно с её патологической тягой к прожиганию средств и полным отсутствием понимания ценности денег.

Всё это время Хоу Ган пытался скрыть от самого себя тот факт, что в глубине души рад такому повороту событий. Несмотря на все проблемы в их отношениях, он продолжает любить Ван Япин — иррационально, вопреки логике и здравому смыслу. Мозг понимает, что построить с ней гармоничные отношения практически невозможно, что она никогда не станет идеальной в его понимании женой.

Хотя требований у него не так много — лишь создавать и поддерживать домашний уют, быть достойной спутницей в обществе, поддерживать его в карьере.

Его отец всегда говорил, что настоящий мужчина обязан защищать свою избранницу. Но проблема в том, что Япин слишком часто сама создает ситуации, где требуется защита — не от внешних угроз, а от последствий её собственных необдуманных действий. Если сейчас она подставляет себя, то в будущем начнет подставлять всю их семью.

Не раз Хоу Ган ловил себя на циничной мысли, что даже средней руки проститутки квартала Саньлитунь, работающие без эмоциональной вовлеченности, способны удовлетворить мужчину лучше, чем Ван Япин, которая периодически заявляет о своей любви, но на деле проявляет лишь эгоизм и инфантильность. А ведь если посчитать ежемесячные затраты на содержание возлюбленной и перенаправить эти средства в другое русло, хватило бы на регулярное общение с девушками модельной внешности, не обремененными капризами и неконтролируемыми эмоциональными вспышками.

Можно даже купить мисс Таиланд невероятной красоты, которая по контракту будет три года делать всё, что ей скажут, без ограничений в интимном плане.

Мозг прекрасно всё осознаёт, но сердцу не прикажешь.

Даже в своём молодом возрасте Хоу Ган понимает фундаментальное различие между мужским и женским счастьем в контексте обеспеченной жизни. Женщине для полноты бытия достаточно любящего мужа, здоровых детей и финансового благополучия в виде нескольких десятков миллионов на счетах, гарантирующих безбедное существование до старости внуков. Состоявшись как мать и хранительница домашнего очага, женщина чувствует выполненным своё главное предназначение.

Для мужчины всё сложнее. Помимо роли отца и кормильца, существует потребность в профессиональной самореализации, в социальном признании, в ощущении собственной значимости за пределами семейного очага. Хоу Ган не только наблюдает это на примере отца, но и чувствует в себе растущее желание оставить след в будущей сфере деятельности.

И это дело, предложенное будущим тестем, представляется идеальной возможностью для такой самореализации. Поэтому сейчас ему ничего не остается, кроме как усмирить разбушевавшуюся невесту. Если позволить ей высказаться, вьетнамка, чьи глаза метают молнии, немедленно откажется от сотрудничества.

Хоу Ган видит по её лицу, что этот человек не привык к компромиссам в вопросах бизнеса и без колебаний откажется от потенциально рискованной сделки. А без участия До Тхи Чанг крайне сомнительно, что тесть сможет реализовать задуманное.

Конечно, Ван Мин Тао, как опытный бизнесмен, наверняка имеет запасной план, но нет никакого желания испытывать судьбу и рисковать потенциально выгодным бизнесом из-за неуместной вспышки гнева невесты. Зачем полагаться на случай, если можно договориться и не испытывать терпение вьетнамки, которое, судя по её поведению, отнюдь не безгранично?

Под одобрительным взглядом будущего тестя, продолжая сдерживать невесту, Хоу Ган обращается к До Тхи Чанг:

— Прошу прощения. Мы с Ван Япин, как уже упомянул господин Ван, будущие муж и жена, — его голос звучит спокойно и рассудительно, создавая контраст с напряженной атмосферой в комнате. — Да, в настоящий момент моя невеста может позволить себе определенную эмоциональность, но поверьте, после заключения брака я гарантирую полный контроль над ситуацией и безопасность наших деловых отношений. А поженимся мы очень скоро, так что все опасения напрасны.

Хоу Ган медленно убирает руку с лица возлюбленной и, глядя прямо в её глаза, полные возмущения и гнева, добавляет:

— Теперь можешь говорить всё, что хочешь.

— Скотина! Что ты себе возомнил⁈ — её слова сопровождаются градом ударов ладонью по голове жениха.

До Тхи Чанг наблюдает за этой сценой с непроницаемым выражением лица, лишь в глубине глаз мелькает тень презрения. После непродолжительной паузы она произносит:

— Прекрасно понимаю, о чём идёт речь. Я давно подписана на блог Мэн Сюэ и благодаря её откровенным рассказам имею полное представление о положении китайской женщины, которая пребывает в статусе принцессы лишь до свадьбы, — её голос звучит обманчиво мягко, но каждое слово бьёт точно в цель. — А вот после начинается абьюз, рукоприкладство и все сопутствующие «прелести» брака.

Ван Япин прекращает бить жениха и застывает с выражением искреннего удивления на лице. Она не ожидала от иностранки такого глубокого понимания китайских социальных реалий.

— Получить развод в ваших судах крайне проблематично. Процесс затягивается на месяцы, сопровождается осуждением со стороны родственников, имущество делится несправедливо, а дети чаще всего остаются с отцом, вне зависимости от обстоятельств. Обращение в полицию также неэффективно. За прошлый год зарегистрированы сотни тысяч заявлений о домашнем насилии, но вынесены всего три обвинительных приговора. Я даже не стану проводить сравнение с европейской или американской правовой практикой — разница очевидна каждому, кто интересуется вопросом.

Ван Мин Тао задумчиво потирает подбородок:

— Безусловно, в нашем обществе традиционно делается упор на патриархальные ценности. Но все эти ужасы, о которых вы рассказываете… Честно говоря, мне трудно поверить, что ситуация настолько критична.

— Можете убедиться сами, — До Тхи Чанг извлекает из сумочки смартфон и в несколько движений пересылает видеоролик.

Ван Мин Тао решает сразу же изучить материал и включает видео. В комнате разносится женский голос, вещающий на английском языке, пусть и с акцентом. В течении семи минут китаянка рассказывает о реалиях семейной жизни в современном Китае. Бизнесмен ускоряет воспроизведение, останавливаясь на наиболее показательных моментах. По мере просмотра его лицо становится всё более задумчимчивым.

— Должен признать, мне сложно с вами спорить, — произносит он, выключая видео. — Всё-таки это не моё поколение, а дочери. Под влиянием глобализации, финансовой независимости и интернета молодежь сформировала совершенно иные ожидания и модели поведения. Иногда у меня создаётся впечатление, что мы говорим о совершенно другой стране, настолько изменился социальный ландшафт за одно поколение.

— Вы абсолютно правы, говоря о разнице поколений. Это ключевой фактор, — с уважением, но в то же время подчёркивая дистанцию отвечает вьетнамка. — Господин Ван, возвращаясь к нашему деловому разговору: насколько вы готовы гарантировать, что ваша дочь сможет эффективно сотрудничать со мной? Мы с ней абсолютные противоположности и у нас будут разные подходы к ведению дел. Вы согласны с этой оценкой?

— К сожалению, да, — с тяжелым вздохом признает Ван Мин Тао, потупившись. — Если позволите, я не буду развивать эту тему. Избавьте меня от необходимости публично обсуждать семейные сложности. Скажу лишь, что с вашим диагнозом ситуации полностью согласен.

Ван Япин, услышав признание отца, вскакивает с дивана с выражением абсолютного возмущения на лице:

— Папа! Что ты такое говоришь⁈ — её голос взлетает на октаву выше. — У тебя снова претензии ко мне? И что на этот раз⁈

Бизнесмен обменивается выразительным взглядом с будущим зятем, безмолвно прося помощи в усмирении дочери. Затем его взгляд переходит с Ван Япин на До Тхи Чанг, и контраст между этими двумя девушками становится ещё более очевидным.

Одна — иностранка, с юных лет взявшая на себя ответственность за собственную судьбу. Её попыткам социализироваться и адаптироваться под правила Китая остаётся только завидовать. Напоминает упорство подорожника, прорастающего сквозь асфальт. И главное, что До Тхи Чанг всегда идёт вперёд — изучает язык, культуру, получает образование, развивает бизнес. И всё это полагаясь исключительно на свой интеллект и силу воли.

Другая — его родная дочь, выросшая в атмосфере изобилия, но так и не научившаяся ценить предоставленные возможности, инфантильная и эгоцентричная до абсурда. Бизнесмену даже страшно представить, что произойдет, если отправить её в Австралию с миллионом долларов стартового капитала. Любой другой китаец с его предпринимательской жилкой нашел бы способ эти деньги приумножить и оставить наследство внукам, но Япин, скорее всего, растратит всё за несколько лет бездумного прожигания жизни.

— Дай тебе бог здоровья, сынок, — обращается Ван Мин Тао к будущему зятю с неподдельной искренностью в голосе. — Буду молиться за то, чтобы ваш брак был крепким и счастливым.

Хоу Ган резко косится в сторону вьетнамки и отвечает с неожиданной прямотой:

— Я вынужден согласиться с информацией, представленной в видеоблоге. У меня есть старший брат и несколько близких друзей, в том числе значительно старше меня по возрасту, с которыми мы неоднократно обсуждали реалии современного брака. Не нужно далеко ходить за примерами — мой двоюродный дядя, тридцати трех лет, единственный и поздний ребенок в семье, регулярно кошмарит свою жену. Так что да, к сожалению, это распространенная практика.

— А что касается судебной системы? Неужели всё настолько плохо? — Ван Мин Тао приподнимает брови в искреннем удивлении.

— Да, настолько, — кивает жених. — Но я предпочитаю извлекать конструктивные уроки даже из негативных явлений. Нас этому учат в университете. Мне глубоко чужд формат семейных отношений, где муж самоутверждается за счет унижения жены. Психология, которую я изучаю, объясняет такое поведение проекцией собственных комплексов неполноценности на единственного человека, который находится в полной зависимости и не способен дать адекватный отпор. Это противоречит моей системе ценностей.

— В этом наши взгляды абсолютно совпадают, — отвечает Ван Мин Тао с явным облегчением. — Именно поэтому слышать подобное для меня настоящий шок.

— Знаете, мой отец никогда не поднимал руку ни на мать, ни на нас с братом, — продолжает будущий зять, и в его голосе звучит неподдельная гордость. — Хотя, как однажды призналась мать после бокала вина, поводы для этого случались, особенно в начале их совместной жизни. Дело в том, что отец сам вырос в семье, где физическое наказание было нормой. Мой дед часто бил его за малейшую провинность, как когда-то прадед бил деда.

В комнате воцаряется тишина, наполненная тяжестью затронутой темы. Хоу Ган делает паузу, решаясь на личное признание, которое обычно не делается перед посторонними:

— Стоя в очередной раз на горохе в углу, с разбитой губой, отец поклялся себе, что никогда не ударит ни свою жену, ни будущих детей. Уже тогда он понимал, что отношения нужно строить на понимании, а не на страхе и боли. И это обещание он сдержал, несмотря на все трудности. Если честно, сейчас отец даже не рискнул бы поднять на меня руку. У меня разряд по боксу, а папа — интеллигент до мозга костей, типичный офисный клерк, — жених позволяет себе короткий смешок, разряжая напряжённую атмосферу. — Даю вам слово, что никогда не подниму руку ни на жену, ни на наших детей, — последняя фраза адресовывается хозяину дома.

До Тхи Чанг внимательно изучает лицо молодого человека, пытаясь определить степень искренности заявлений. Её взгляд скользит от Хоу Гана к Ван Япин и обратно. В этом взгляде читается скептицизм, основанный на суровом жизненном опыте. Вьетнамка и не думала деликатничать:

— Если всё продолжится в том же духе, и кто-то из вас двоих не претерпит кардинальных изменений, такие браки, согласно статистике, заканчиваются разводом через семь-десять лет. В любой другой стране это произошло бы раньше, но китайский народ отличается исключительным терпением. К тому же, как мы уже обсудили, ваша судебная система крайне неохотно оформляет разводы. Государственные структуры будут биться за сохранение вашей семьи не менее двух лет, особенно в свете последних социально-демографических инициатив Центрального комитета. Так что всё в ваших руках.

Ван Япин, прислушивавшаяся к разговору со смесью возмущения и растерянности, внезапно меняется в лице. Её глаза сужаются, а губы искривляются в гримасе неприкрытой враждебности:

— А промолчать ты, стерва, не могла? — выпаливает она, вкладывая в каждое слово максимум яда.

До Тхи Чанг даже не вздрагивает. Она поворачивается к дочери бизнесмена с выражением спокойного достоинства на лице:

— В вопросах, которые считаю важными, я никогда не молчала, не молчу и не собираюсь молчать. Господин Ван производит на меня исключительно благоприятное впечатление. Ван Япин, ты знаешь, что такое симпатия и дружеские отношения?

Она делает небольшую паузу, давая вопросу повиснуть в воздухе, затем продолжает:

— Это когда ты говоришь то, что думаешь и не думаешь, что говоришь. Я никогда не планировала фильтровать свои мысли в общении с де-факто партнёром по бизнесу.

Ван Мин Тао, ощущая, что ситуация вновь балансирует на грани открытого конфликта, решительно вмешивается:

— Давайте всё-таки вернёмся к основной цели нашей встречи. Времени у нас не так много.

— Господин Ван, я считаю необходимым составить дополнительное соглашение. Приглашайте своего юриста, будем формулировать условия. Я тем временем свяжусь с моими консультантами. Прошу понять меня правильно: я полностью доверяю вам, но абсолютно не доверяю вашей дочери. Насколько понимаю, на вашего будущего зятя вы не планируете ничего оформлять?

Хоу Ган, услышав вопрос, реагирует на неловкую ситуацию мгновенно. Он приподнимается с дивана, поднимая руки в примирительном жесте:

— Господин Ван, я знаю, что вы относитесь ко мне с доверием, но в данной ситуации прошу не рассматривать меня как участника соглашения. Это ваше учредительное соглашение, и в нём должны стоять подписи двух основных учредителей. Я не могу и не хочу вмешиваться в этот процесс.

Ван Япин бросает на жениха взгляд, полный возмущения, и глубоко вдыхает, решая поставить Хоу Гана на место после подписания документов.

— В таком случае предлагаю следующий вариант: я оформляю долю на дочь, но в уставе, именно в базовом документе, а не в каких-либо дополнительных доверенностях, фиксируем моё единоличное право управления компанией до момента её вступления в брак, без необходимости получения каких-либо согласований, — предлагает Ван.

— Это приемлемо, — кивает вьетнамка. — Пожалуйста, сформулируйте точную юридическую конструкцию, я направлю её своим консультантам, владеющим китайским языком, для анализа. Должна признать, это наиболее нестандартное учредительное соглашение в моей практике.

Ван Япин мрачно переводит взгляд с отца на вьетнамку и обратно, её челюсти плотно сжаты — видно, как под кожей перекатываются мышцы от напряжения. Она с трудом сдерживается от комментариев, понимая, что находится в меньшинстве.

— Не переживай так. Всё это делается в твоих же интересах. Как бы ни сложились обстоятельства, твой отец, дай бог ему долгих лет жизни, не заберёт всё с собой в могилу. Я, как человек примерно твоего возраста, скажу откровенно: у тебя исключительно благоприятные стартовые условия. Ты можешь многому научиться и кардинально измениться, особенно с таким мужем, который тебе достался, — она слегка кивает в сторону Хоу Гана. — Поверь моему опыту: судьба раздала тебе далеко не худшие карты. Вопрос лишь в том, как ты ими распорядишься.

— Тебя забыла спросить!

— Благодарю за этот великолепный урок наших культурных различий.