Приближаясь к столику в дальнем углу террасы, Лян Вэй ощущает, как напрягаются идущие следом женщины. По телефону речь шла о помощи одной девушке, но перед офицером сразу две.
Хуан Цзяньру и Ши Тин здороваются, их голоса звучат тихо.
Фэн Ин кивает на стулья.
— Спасибо, что согласились на встречу, — студент занимает место напротив.
— Ты умеешь заинтриговать. Кстати, количество твоих спутниц увеличилось вдвое по дороге, — добавляет он с едва уловимой иронией в голосе.
— Вы так говорите, будто видели меня хоть с одной когда-то, — пожимает плечами Лян Вэй.
Фэн Ин отставляет чашку и складывает руки перед собой:
— Во-первых, видел. Хотя бы та, с которой ты проживаешь на одной территории в незарегистрированных отношениях, — голос звучит обыденно, словно он обсуждает прогноз погоды. — А во-вторых, вьетнамка у тебя не одна.
Глаза Хуан Цзяньру округляются. Ши Тин, наблюдая за неловкой ситуацией, едва сдерживается, чтобы не уточнить подробности.
Старший лейтенант медленно поворачивает голову и фиксирует на Лян Вэе хмурый, требующий объяснений взгляд.
Тот без паузы поясняет:
— Живем как брат и сестра, ничего военного.
— Как брат и сестра? Это как? — любопытство Ши Тин берет верх над деликатностью. — Я знаю некие интересные продукты японского кинематографа, вполне определённой направленности, там аналогичные сюжеты фигурируют часто. Особенно с учетом того, что вы, мягко говоря, друг другу не кровные родственники.
В воздухе виснет невысказанный вопрос.
Лян Вэй не принимает тона. Его лицо становится серьезным, почти строгим:
— Я удивлён твоими познаниями на ниве специфической видеопродукции. «Как брат и сестра»: эта фраза — из другого фильма, итальянская классика. Этими словами жена упрекала мужа за отсутствие интима в течение длительного времени.
— Что за фильм? — оживляется безопасник.
— Не помню названия. Кажется, РАЗВОД ПО ИТАЛЬЯНСКИ. — Лян Вэй продолжает для Ши Тин. — Это когда друг от друга особо нет секретов, деньги местами общие, в финансовом плане можно друг на друга положиться. Физической близости между нет и не планируется, причина не важны.
Слова звучат ровно и твердо, Хуан Цзяньру заметно расслабляется, хотя сомнения всё ещё не покидают её. Она переводит взгляд на капитана, словно ища подтверждения словам бойфренда у лица, знающего больше, чем она:
— Хм.
— Для любого здорового человека намёк на ТАКИЕ отношения брата и сестры — как минимум отклонение, — замечает студент в сторону Ши Тин. — Можно и покрепче сформулировать. Что-нибудь на тему извращенцев и извращенок.
Виснет многозначительное молчание.
— Я бы не был столь категоричен в заявлениях, поскольку существует этнострановедческая компонента, — неожиданно говорит Фэн Ин, отпивая кофе. — Этнопсихологическая даже. Да, в целом это не считается нормой, но существуют страны, где подобные отношения не так далеки от общественно приемлемых.
Лян Вэй отмечает, как технично офицер превращает неловкую ситуацию в академическую дискуссию, снимая напряжение.
— Не могли бы вы привести пример? — спрашивает он.
— Королевство Нидерланды, конкретная провинция — Голландия, — без малейшего промедления отвечает капитан. — Там законодательно разрешены не только отношения подобного рода, но и официальные браки между кровными братьями и сестрами.
— Про Амстердам я тоже слышал много чего интересного.
Фэн Ин откидывается на спинку стула принимая расслабленную позу:
— На самом деле, в их обществе крайне мало табуированных границ. Для них это становится серьёзной социальной проблемой, регулярно обсуждаемой на уровне министерств. Особенно остро стоит вопрос школьного образования, где творится настоящий хаос. Будь моя воля, я бы этих педагогов отправлял на принудительное переобучение в стиле кампаний Мао Цзэдуна. Или в психушку, а не детей бы им доверял. Они формируют мировоззрение детей, будущее поколение страны, но при этом прививают весьма сомнительные ценности. Я сейчас очень сдержан в формулировках.
— Любопытно.
— Причем, знаете, они воспринимают это не как проблему, требующую немедленного решения, а скорее, как дискуссионный вопрос. Когда брат и сестра близки по возрасту, они нередко начинают с первых сексуальных экспериментов друг с другом. Эта тема не первый год обсуждается в их обществе, причём без особой тревоги.
— Почему? — эмоционально реагирует Ши Тин.
— Среди их общества распространено мнение, что все само нормализуется после достижения совершеннолетия, когда молодые люди обычно находят постоянных партнеров вне семейного круга. И, похоже, многим людям этого достаточно, чтобы закрыть глаза на сложившуюся ситуацию, — ещё один глоток кофе. — Надеюсь, этого примера достаточно.
Взгляд Ши Тин становится более оценивающим, словно она пересматривает своё представление о службе государственной безопасности:
— Какая у вас интересная работа. В жизни не предполагала, что она включает изучение таких специфических социальных явлений.
— Вы даже не представляете, в какие нетривиальные вопросы порой приходится погружаться — именно по долгу службы, а не из праздного любопытства, — вздыхает капитан, в его глазах мелькает тень усталости человека, видевшего слишком много.
Студент внимательно наблюдает за Фэн Ином. Он начинает понимать, что капитан прекрасно осознает всю натянутость этой встречи и, вероятно, преследует какие-то свои цели, выходящие за рамки простой помощи. Однако нельзя исключать и того, что перед ними действительно принципиальный, добросовестный офицер, искренне желающий помочь.
В голове Лян Вэя всплывает известная пословица из жаргона правоохранительных органов другой страны: «Мент гаишнику не кент». Если следовать этой логике, то кем тогда для МВДшников является офицер госбезопасности?
Злейший враг, не иначе.
Украдкой изучив выражения лиц обеих женщин, он замечает, что они начинают расслабляться. Культурологическая дискуссия выполнила свою функцию — лёд начал таять. Он переводит взгляд на Фэн Ина и берёт инициативу в свои руки:
— Я в курсе всей сложности ведомственных взаимоотношений между вами, — говорит он, обводя взглядом присутствующих. — Позвольте мне промодерировать эту встречу — вы находитесь по разные стороны ведомственного барьера, как ментально, так и организационно. Для меня же вы не являетесь чужими людьми.
Фэн Ин выпрямляется в кресле, его взгляд становится сосредоточенным, словно он готовится к переходу на новый, более серьезный уровень:
— Что натолкнуло тебя на такие размышления?
— Для безопасности полиция всегда представляла собой худшую касту правоохранителей, поскольку за материальные блага у них регулярно проявляется тенденция к отступлению от буквы закона. Поправьте меня, если моё суждение ошибочно.
Хуан Цзяньру и Ши Тин заметно напрягаются, их лица выражают смесь возмущения и смирения — характерная реакция людей, услышавших неприятную, но отчасти справедливую характеристику своей профессии. Они переглядываются, словно безмолвно решая, кто первым возразит.
Однако капитан опережает их:
— Попробуйте ещё сказать, что это не соответствует действительности, — его тон становится более прямолинейным. — Я бы даже не стал смягчать. Иногда, чтобы не сказать «часто», за материальное вознаграждение в рамках уголовного процесса чёрное без труда становится белым.
— Личное персональное мнение, — сдержанно возражает старший лейтенант полиции. — Где подтверждённая статистика?
— Настолько «иногда», что в нашем ведомстве существует целое направление, занимающееся подобными случаями. Самое смешное, что именно нам они далеко не друзья. Я говорю о в своём управлении, — уточняет он для ЛянВэя.
— Если не секрет, почему? — оживляется студент. — Вы же методически с ними вообще… как лев и кит. У вас же не может быть процессуальных конфликтов, вы же не пересекаетесь. Один командир не любит другого? Если секрет — не отвечайте.
— Дело не в личных взаимоотношениях руководителей. Это системное противоречие на методологическом уровне.
— А-а-а.
— Да. Ты не в Штатах. Здесь роль Партии и идеологии далека от нуля. В отличие от них.
Фэн Ин делает глоток кофе и смотрит на полицейских. Женщины сидят с бесстрастными лицами, не выступая полемику.
Капитан продолжает:
— Вы согласитесь, что в рамках уголовного процесса за соответствующее финансовое стимулирование в различных, скажем так, колоритных районах и регионах Китайской Народной Республики чёрное с завидной регулярностью превращается в белое, и наоборот?
Хуан Цзяньру нарушает молчание:
— Вы не будете возражать, если перейдем на «ты»? Возраст примерно одинаковый, разница в званиях в одну звезду.
— Конечно, — кивает Фэн. — Мы тут не для формализма.
— Я тебя услышала и спорить не собираюсь, — продолжает Хуан. — В чем-то даже солидарна с позицией. Но хочу заметить: если когда-нибудь мне доведётся служить в розыске, вот тогда я с готовностью приму твою шпильку в адрес недобросовестной ведомственной практики.
Слова подруги заставляют Ши Тин заметно помрачнеть. Та опускает взгляд, рассматривая узор на поверхности стола:
— Я перевелась из розыска, — напоминает она. — Перевелась за деньги, не буду этого отрицать. Сколько людей — столько судеб, выборов и мнений. Но, находясь на своем нынешнем месте, могу сказать: моя так называемая беспринципность, которая действительно о-очень ценит материальное благополучие, имеет свои жёсткие границы.
— Ши Тин? — подруга красноречиво косится в сторону.
— Есть целый ряд табу, которых я никогда не совершала и набор твёрдых правил, которых я не нарушала. Именно поэтому в итоге ушла из розыска.
— Если можно, — интересуется студент. — В общих чертах. Почему?
— Потому что сделки с совестью там неизбежны. И да, эти сделки как правило хорошо оплачиваются. Я ушла потому, что хотела дистанцироваться от той системы. Не оспариваю общую тенденцию, но не стоит мерить всех одним аршином.
В комнате виснет тишина. Лян Вэй не ожидал, что разговор примет столь личный оборот и вызовет такие откровения.
— Честно говоря, я не предполагал, что дискуссия развернётся столь бурно, — он старается разрядить обстановку. — Я к полицейской системе не имею прямого отношения и многие нюансы мне неизвестны. Думал, всё предельно ясно и однозначно, а реальность, как выясняется, значительно многограннее.
Хуан Цзяньру мягко хлопает его по плечу:
— Не переживай. Если мыслить философски, есть старая поговорка: на наш век глупцов хватит. В первые годы любой сотрудник розыска обычно смотрит на мир через розовые очки. Система пытается встроить его в общий механизм через наставничество. Но нередко молодой специалист идет против большинства именно из-за неизжитого максимализма.
Ши Тин согласно кивает:
— В природе существует механизм саморегуляции. Если случай действительно серьезный, то всегда возникает общественный резонанс в информационном пространстве.
— У нас⁈
— Даже у нас. А когда дело приобретает резонансный характер, все потенциальные «помощники» разводят руками — сложившаяся практика. За эти годы сколько высокопоставленных чиновников были приговорены к высшей мере за коррупцию?
— М-м-м.
— Угу. Это и есть единственно возможный результат, когда чьи-то их деяния вызывали широкий общественный резонанс. В случае особо тяжких против личности всё ещё прозрачнее и быстрее — у взяточников всё же есть за спиной миллионы, служащие на первых порах весьма неплохим щитом. Которого как правило лишён обычный маргинал-уголовник.
— Хм.
— Если же дело, напротив, не привлекает особого внимания, — продолжает Хуан Цзяньру мысль подруги, — речь идет о мелкой краже и никакие влиятельные фигуры не затронуты, то именно в таких ситуациях у начинающего сотрудника появляется множество возможностей действовать по справедливости, что многие и делают на заре карьеры. Иногда им даже удается переубедить старших коллег, если в деле задействовано несколько человек.
— Юношеский максимализм, — задумчиво комментирует капитан Фэн, в чьих глазах мелькает что-то похожее на ностальгию. — Эта энергия бьет через край и порой способна сокрушать, казалось бы, непреодолимые преграды.
— Наверняка существует зазор, некая промежуточная зона, — предполагает Лян Вэй, задумчиво потирая подбородок. — Когда случай уже не настолько незначительный, чтобы им занимался начинающий сотрудник, но ещё не достиг уровня, вызывающего общественный резонанс. Получается, что где-то на уровне среднего класса и заканчивается справедливость в системе МВД? Если верить сухой теории?
— Не без этого, — признаёт Хуан. — Я не знаю, что еще добавить. Всё-таки мир действительно не ограничивается черным и белым.
Каждый из присутствующих погружается в собственные размышления. Дискуссия затронула глубокие вопросы, заставив каждого задуматься о личном.
Лян Вэй после некоторой паузы решает продолжить:
— С другой стороны, в системе МВД всегда существовало встречное и определенное отношение к безопасности, особенно к тем подразделениям, о которых все знают лишь то, что они существуют. При этом никто никогда не видел ни руководителей, ни даже рядовых сотрудников. Эти люди являются частью структуры, но никто никогда не встречал живого представителя подразделений в официальном качестве.
— К чему ты ведёшь? — уточняет капитан.
— В полицейской среде таких сотрудников всегда считали, и не без оснований, привилегированной кастой высокооплачиваемых бездельников, которые искусственно создают надуманные проблемы. При этом их оклады в два раза превышают полицейские, и непонятно, за какие заслуги.
— Да если бы только в два!.. — не выдерживает Ши Тин, её глаза сверкают.
Впрочем, она тут же осекается.
Капитан аккуратно ставит чашку на стол:
— А почему вас так интересует содержимое чужих кошельков? — его голос звучит спокойно. — Вы сами сделали свой профессиональный выбор, никто вас не принуждал. На заре моей карьеры один из старших наставников любил фразу, «Никогда не считай деньги в чужом кармане».
Лян Вэй, чувствуя, что разговор вновь отклоняется в то русло, вмешивается:
— На этой оптимистичной и дружественной ноте предлагаю завершить теоретическую дискуссию и перейти к практическим вопросам!
Все высказались, взаимное напряжение снято. Раз участники беседы начали открыто спорить, значит, барьер формального отчуждения преодолен.
— Нам требуется профессиональный взгляд со стороны и никто не сможет помочь лучше, чем вы, — обращается студент к капитану.
Тот нажимает небольшую кнопку вызова персонала, вмонтированную в столешницу. Почти мгновенно к столику направляется официантка. Фэн Ин заказывает один из элитных сортов чая — ни одни серьезные переговоры в Китае не обходятся без ритуала.
Когда девушка удаляется, он жестом предлагает Лян Вэю продолжить.
К моменту, когда официантка возвращается с чайником и комплектом тонких фарфоровых чашек, парень успевает изложить ситуацию во всех значимых деталях. Девушка аккуратно разливает ароматный напиток по чашкам и бесшумно удаляется обслуживать соседний столик.
Безопасник делает первый глоток, по традиции оценивая качество чая:
— Почему ты пришел именно ко мне? Теоретически, тебе мог бы помочь кто-то из тех наших управлений, с которыми как раз у нас, к слову, непростые отношения.
— Во-первых, вы — едва не единственные в стране, кто может оформить агентурное дело задним числом. Абсолютно законно, без сделок с совестью и без нарушения правил.
Реакция обеих полицейских не заставляет себя ждать. Они буквально подскакивают на своих местах:
— Нет!
— Что ж, для двойного отрицания и суда нет, — комментирует Лян Вэй, сохраняя непроницаемое выражение лица.
— Ладно, это, во-первых, а во-вторых?
— Возвращаясь к истории с Козликом. Судя по вашей осведомленности о Голландии, ваши служебные интересы не в стране этого полицейского. Вы работаете не в том отделе, который курирует эту страну. Однако интеллектуальный кругозор на вашей работе всегда превышает узкие рамки должностных обязанностей.
— Ах, если бы это можно было сказать обо всех… Но продолжай.