Демоны в моей Кровати (ЛП)

Глава 8

Она спала. Хотя ещё минуту назад выглядела так, будто её душит страх. Почему?

Глядя на неё сверху, я рассматривал, как её тёмные волосы разметались по моей подушке. Розовый румянец на щеках, длинные ресницы, опускающиеся к коже…

Такая. Чёртова. Красавица.

И чертовски вкусная.

Я прижал нижнюю губу зубами, пытаясь уловить её вкус. Талон почти успел её пометить. Да чтоб его. Никогда раньше мне не приходилось стоять рядом с другим демоном во время такого, и я был благодарен, что всё-таки не произошло.

Потому что меня это… интересовало. Очень.

Я уже сказал ей больше слов, чем вообще произносил за последние два месяца. Если бы остальные были рядом — мне бы и не пришлось. Их болтовни хватало на весь Порт-Блэк.

Я достал телефон из кармана, проверил сообщения.

Ничего.

Это могло значить несколько вещей.

Они:

— были заняты тем, что убивали Фрэнка — вполне возможно;

— пытали Фрэнка — куда вероятнее;

— уже сделали и то и другое и сейчас пытались раскопать детали его предательства.

Хмыкнув, я сел на край кровати. Наверное, к лучшему, что я тут, а не там. Свои прозвища просто так не дают — и моё я получил заслуженно. Хотя, да, немного раздражало, что я пропускаю веселье. Мне нравилось резать людей.

Я давно это принял, и когда мне дали имя «Карвер», я только усмехнулся. Бандиты звали меня просто: Карвер. И меня это устраивало. Когда тебя боятся — с тобой меньше пытаются разговаривать.

Со стороны Палмер доносилось лёгкое, мягкое сопение, и я снова посмотрел на неё, вспоминая тот ужас в её глазах перед тем, как она провалилась под моё влияние. Я хотел, чтобы она успокоилась. А не чтобы у неё случилась чёртова паника.

— Угх, — пробормотал я тихо. Я просто быстро проверю, всё ли с ней в порядке. Если нет — помогу.

Я прикрыл глаза, выпуская силу. Она развернулась, пульсируя наружу, нащупывая.

Я шагнул в пустоту и ждал, когда связь вспыхнет. Стены её сновидения начали складываться. Она была в общежитии — в маленькой комнате, лежала на узкой кровати. Одежда — явно клубная, и по тому, как одна нога неестественно свисала с края матраса, я понял: что-то не так.

Её глаза были широко раскрыты, дыхание — рваное. Дверь комнаты распахнулась, и она начала шептать «Нет» снова и снова.

Кто этот ублюдок? Я не видел мужчину, но знал, что это именно мужчина — эта комната пахла мужиком. И обувь у двери была мужская. В груди начинало подниматься бешенство, потому что запахи в чужих снах я чувствовал только тогда, когда сновидение построено на памяти. Это был реальный эпизод её жизни. Какой-то мудак накачал нашу крольчатку наркотой и напугал до усрачки?

И я, блядь, только что сделал почти то же самое. Ебаный стыд.

— Палмер, — приказал я.

Её большие голубые глаза сразу нашли меня — и весь сон рассыпался. Мы стояли посреди хвойного леса, снег лежал свежим слоем, и сверху падали новые хлопья.

— Ты в безопасности. Подумай о том, что делает тебя счастливой. О чём-то хорошем.

— Миша? Я сплю? — Она поднялась с исчезнувшей кровати, выпрямилась.

— Да. Это просто сон.

— Н-но ты меня накачал…

— Я бы никогда не сделал этого, куколка. Мне просто хотелось помочь тебе успокоиться. Это часть моей магии. Если бы я знал…

— Ты слишком много говоришь, — она сузила глаза. — Ты точно тот же Миша-Медведь?

Я моргнул.

— Миша-Медведь?

Она пожала плечами:

— Ну да. Ты же здоровенный, как медведь. Вполне подходит.

Мне так не казалось. Но она улыбалась — и я это проглотил.

— Где мы? — спросил я.

— В лесу за домом, где я выросла. Это моё любимое место на свете. Зимой лучше всего — снег накрывал мёртвые листья, ветки, зверей… Стирало всё, оставляя один блеск.

Я огляделся и вздрогнул. Давно уже вокруг меня не было такого снега… И это не вызывало приятных воспоминаний.

— Я часами сидела здесь и ждала белок. Обожаю белок — мои любимые, — она смотрела вдаль, спокойная.

Похоже, она уже достаточно пришла в себя, поэтому я решил уходить. Я не сказал ни слова — просто исчез. Словно иллюзия, созданная сном.

Если она что-то и запомнит — только то, что ей приснился сон со мной. Я мог сделать так, чтобы она помнила всё в мельчайших подробностях — любимая пытка для наших врагов — но не хотел раскрывать ей об этом.

Пока нет.

Убедившись, что она будет спать до утра, я поднялся с кровати, схватил кобуры и пошёл к книжной полке. Нужно было кое-что сделать, прежде чем я посплю сам. На уровне моего лица висело декоративное зеркало. Я встал так, чтобы моё отражение заполнило раму.

Через пару секунд прозвучал щелчок, и с лёгким вздохом полка отъехала в сторону. Моё тело расслабилось сразу, как только я переступил порог. Это было моё любимое место на всём свете. Я был не просто хорош с ножами — я был лучшим. Включив свет, я посмотрел на свою мастерскую. Идеально чистая. Металл блестел на столах и полках, заставленных оружием и инструментами.

Картина со снегом из сна всё ещё грызла меня. Я выругался, бросив кинжалы в мойку из нержавейки, чтобы потом отмыть. Ненавижу, что прошло столько лет, а эти воспоминания всё ещё могут меня цеплять.

Я занялся чисткой оружия и вернул каждое на его место на стенах. Вся коллекция здесь — антикварное или редкое, из нашего мира и из Бэcмета. Прошло много времени с тех пор, как я ступал на родину. И я не собирался возвращаться в то дерьмо, пока король Тэйн сидит на троне.

Бэcмет, земля демонов, делился на шесть областей. Я был из северо-восточной — Кьялты. Где восемьдесят процентов времени холод был такой, что соски замерзали прямо на коже, а снег валил сугробами по пояс. Зарычав, я ударил кулаками по столешнице. Не хотел думать о Кьялте. Я сбежал — но иногда казалось, что память никогда меня не отпустит.

— Мальчишка!

Мой желудок скрутило в тугую петлю, стоило услышать голос отца. Он звучал злым — как обычно. Я давно научился определять его настроение по оттенкам раздражения: сердитый, яростный, вне себя или бешеный.

Других состояний просто не существовало — только разные градации злости.

— Да, сэр? — спросил я, выползая из-под стола, где играл с деревянным дракончиком, которого мне выстругал сосед.

— У нас работа. Пошли. Оставь эту тупую игрушку.

Мне не хотелось отпускать её ни на секунду. Каждую игрушку, которую я когда-либо получал, он либо «случайно терял», либо ломал в наказание. Я никогда не огрызался и не перечил, не был похож на других мальчишек, которые могли спорить с родителями.

Но я всегда был виноват.

Всегда в беде.

Даже в десять лет я знал — отец считал меня обузой.

Мне стоило огромных усилий, но я аккуратно положил дракончика на стол и последовал за отцом на улицу.

Ледяной ветер хлестнул по лицу, заставив меня ахнуть. Глаза сразу защипало — я ненавидел такую погоду. За нашей жалкой, сколоченной из тонких брёвен избушкой, стояла мастерская — такая тесная, что мы еле помещались вдвоём.

Мой отец был лучшим кузнецом в деревне, и я стал его подмастерьем, как только смог поднять молот. Только здесь, в этом сарае, он хоть немного признавал мою полезность. Только здесь он вел себя так, будто я не полный бесполезный мусор.

Он учил меня всему — каждой технике, каждому приёму, нужному, чтобы создавать лучшие клинки в Бэсмете.

— Говорят, монархия хочет нанять нового королевского кузнеца, — пробормотал он, рассматривая широкий меч, что был в работе. — Чтобы ковать новое оружие для армии.

— Но ты же ненавидишь монархию, — сказал я, беря в руки кинжал, который сам ковал.

Он фыркнул:

— Не так сильно, как я ненавижу жить в этой грёбаной конуре. Это может быть моим билетом отсюда. Моё имя и так известно по всему царству.

Я заметил, что он сказал "моим билетом". Не "нашим".

Но спорить я не смел — вспышки его ярости были непредсказуемы, и я не хотел снова получить.

— Думаешь, они приедут сюда? — спросил я.

— Если информация верная, они уже в пути. И когда приедут…

Он обрушил молот на раскалённую сталь.

— Ты будешь вести себя идеально. Понял меня? Я не позволю тебе всё испортить.

— Понимаю.

— Хорошо. Потому что, Миша… если ты всё испортишь — я устрою тебе ад наяву.

Как будто я не жил в аду последние годы…

Но я ему верил. Я всегда верил.

Шли два дня без происшествий. Я ушёл в лес играть с дракончиком и был счастлив, что он всё ещё у меня. Солнце уже клонилось к закату, и я, пробираясь через сугробы, возвращался к мастерской.

Когда я вышел из леса, отец стоял в дверях мастерской, держа мой кинжал — тот, что я закончил этим утром.

Он вышел лучше, чем я мечтал. Изогнутый, как волны на побережье, где я когда-то был с матерью, пока она ещё была жива. Рукоять с острыми выступами — под пальцы, чтобы кулак демона становился продолжением клинка. Я хотел сделать второй — пару.

Отец поднял клинок, изучая его. Я сглотнул — если он найдет хоть малейший недостаток, прощай дракончик.

Боги. Он ненавидит?

— Отец! — крикнул я, бегя через снег.

Он поднял взгляд, и странное выражение мелькнуло на его лице — мгновение, и он покачал головой.

О нет.

— Я закончил кинжал утром! — затараторил я. — Только чуть-чуть вышел отдохнуть. Я сейчас же начну второй. Простите!

Слова выпрыгивали так быстро, что я сам удивился, что они вообще были внятны.

Но он услышал. И не только он — солдаты королевской армии, которые осматривали нашу мастерскую, услышали тоже.

Один из солдат вышел из сарая и указал на мой клинок:

— Эй, парень.

Он смотрел прямо на меня.

— Ты сделал это?

Я глубоко вдохнул, тяжело сглатывая. Я чувствовал, как отец сверлит меня взглядом, но смотреть на него я не смел.

— Да, сэр, — ответил я честно, голос дрожал от страха.

Вперёд шагнул ещё один солдат, скрестив руки на груди.

— Николай, — сказал он, обращаясь к моему отцу. — Корона не терпит лжецов.

Мои губы приоткрылись, но отец перебил меня:

— У мальчишки богатое воображение. Уверяю вас, он будет наказан должным образом.

Страх захлестнул меня. Я не хотел потерять игрушку! Я посмотрел на солдат и отчаянно взмахнул руками:

— Зачем мне врать, что я сделал этот кинжал?! Я часами придумывал дизайн, обжёг восемь пальцев и часть ладони! Вот, я даже поставил на нем свои инициалы!

Лицо отца покраснело так сильно, что я испугался — он сейчас взорвётся. Солдат протянул руку, требуя оружие, и отец с явной неохотой отдал его. Группа принялась осматривать клинок, а я украдкой смотрел на отца. Его рога медленно росли, а палец у губ требовал тишины.

В глазах пылал гнев. Но я же не лжец. Почему он так злится?!

— Так объясни, Николай: почему твой сын уверен, что это его работа, если ты сказал нам, что это твой дизайн?

Чёрт. У меня отвисла челюсть. Он сказал им… что сделал его сам?

— Этот кинжал — произведение искусства, — продолжил солдат. — Если это ты лжёшь, значит, ты вовсе не лучший кузнец Кьялты. Им является твой сын. Ему что, одиннадцать? С другой стороны, если врёт он, выходит, что ты не способен справиться со своим одиннадцатилетним ребёнком.

Обе ситуации — проблема. Король Тэйн не терпит осложнений в столице. Я не знал, что сказать. Что сделать.

— Очевидно, мальчишка врёт, — заявил отец. — Он стал проблемным после смерти матери.

Я попытался отступить в тень, исчезнуть, стать невидимым. Хоть кем-то, кем угодно — лишь бы не собой.

— Хмм. Думаю, мы заберём кинжал и позволим Его Величеству оценить работу. Если он впечатлится — мы вернёмся. А ты… приведи сына в порядок.

Отец кивнул:

— Такого больше не повторится. Передайте королю наше почтение.

Солдаты ушли, не сказав больше ни слова, забрав мой кинжал. Я стоял, не в силах двинуться. О боги, никогда в жизни мне так не хотелось бежать прочь. Но я остался — как прибитый к земле — рядом с отцом. Мы молча смотрели, как солдаты расправляют крылья и взмывают в небо.

— Что я сказал, Миша?

— Я не знал, что они здесь! Честно, я....

Моя голова резко дёрнулась в сторону, и тело последовало за ней — тыльная сторона его ладони со всей силы ударила меня по щеке. Глаза мгновенно наполнились слезами, но я заставил их не упасть. Если заплачу — будет хуже.

— У тебя есть проблема, Миша. Ты слишком. Много. Пиздишь.

Его ботинок впился мне в живот, и я вскрикнул, скрутившись пополам.

— И мы ЭТУ проблему решим. Чтобы в следующий раз, когда судьба постучит в дверь, ты НЕ СМОГ ВСЁ МНЕ ЗАПОРОТЬ! — взревел он, его глаза вспыхнули оранжевым.

— Папа… пожалуйста… — прохрипел я, пытаясь вдохнуть.

Он схватил меня за лодыжку, и я почувствовал, как меня тянут по снегу к дверям, встроенным в землю.

К бункеру.

Я не хотел туда спускаться.

— Нет, пожалуйста! Прости! Я буду лучше! Я обещаю! ПРОШУ!

Он меня даже не слышал.

Одной рукой он сорвал дверцы с петель и распахнул их — я покатился вниз по деревянной лестнице и ударился о промёрзший земляной пол. Когда я поднял голову, его силуэт стоял на фоне багряного заката. Без единого слова он хлопнул дверями. И тьма сомкнулась надо мной.

— ПАПА!!!

Рычание вырвалось у меня из груди, и я оттолкнул воспоминание, будто горячий уголь. Я начал собирать инструменты. Мне нужно было что-то сделать.

Что-то создать.

Что-то порезать.

Выплеснуть ярость — только бы заглушить эхо прошлого, которое, казалось, никогда не оставит меня в покое.