Дембель Советского Союза

Эпилог

Во рту отвратительный вкус сдохшей кошки.

— Интересно, откуда? Вроде не пил вчера?

С трудом поднимаю веки, резкий свет бьет по глазам. Спина болит, словно всю ночь проспал на камнях. Впрочем, ложе подо мной по мягкости напоминает обеденный стол, так что не удивительно.

— М-да. Ведь, как хорошо все начиналось.

Если зрение, слух и осязание мне не изменяют, то я в тюремной камере. Вот и решетка на крохотном окошке, и дверь металлическая с окном для выдачи и смотровым глазком. Приехали, называется.

Пытаюсь вспомнить, как я здесь оказался и ничего не получается.

— Ирина, твою маорать!

Начиналось действительно все замечательно. Ирина соизволила сменить гнев на милость. Нежно мурлыкая намекнула, что готова возобновить отношения и даже пойти дальше. Обольстительно улыбнулась и хлопая ресницами предложила пойти в театр. Затем томно добавила, что на последнюю электричку мы не успеем, и можем заночевать у её тети. Она живет рядом с станцией метро «Автозаводская», но сейчас отдыхает в Анапе и квартира в полном нашем распоряжении.

По странному стечению обстоятельств, как я подозреваю, совсем не случайному, попали мы на спектакль в театр-студию Каргиняна. Само представление меня не впечатлило. Какая-то странная смесь мистики, танца и пантомимы. Вдобавок, в зрительном зале очень сильно пахло ладаном и какими-то дешевыми индийскими благовониями, так что у меня голова начинала болеть. По всей видимости, великий режиссёр Каргинян экспериментировал с НЛП и методами воздействия на психику прямо на зрителях. На это же намекало ритмичное звуковое и речевое воздействие, с многочисленными повторами и завываниями, но все это выглядело как-то уж очень примитивно и бездарно. Чем-то напомнило шарлатанов рекламщиков конца девяностых с их «двадцать пятым кадром» и «суггестивной визуализацией». Сколько лохов на этом они обули — не счесть!

На что не пойдёшь ради красивой женщины — даже на такой дурацкий спектакль сходишь, где тебя окуривают дешевыми сигарами. Или это из другой книги пример? Впрочем, уже не важно.

До квартиры добрались нормально, даже бутылку «Киндзмараули», заботливо оставленную «тетушкой», открыть успел. Выпил бокал и… все. Как отрезало. Очнулся здесь.

Лишь последняя фраза Ирины запомнилась:

— Прощай, милый.

И взгляд. Холодный, ледяной.

КОНЕЦ ЧЕТВЁРТОЙ КНИГИ