Глава 21

Сижу около открытого окна, ворон, разомлевших от жары, считаю, девушек, внизу проходящих, рассматриваю, одновременно с этим размышляю о прокачке виртуального кота. По какому направлению его двигать: кладоискательство, политическое ясновидение или сделать из него международного тролля 80 уровня? При этом основную задачу компьютерного просвещения, популяризации ЭВМ никто не отменял. Опять же, раскрутка и продвижение музыкальных звезд — очень выгодное занятие. Кому, как не им влиять на умы молодежи?

Сценарий мой одобрили, Лигачев, как передали, лично одобрил «дедушку Кузьмича», посмеявшись от души. Наверное, представил лица членов ЦК, когда до них дойдет, о ком речь.

С кладом вышло сложнее. Начальство ни в какую не хотело отдавать несметные богатства не пойми кому, даже если это законные владельцы и наследники. Десятки миллиардов долларов вскружили голову даже многоопытным советским лидерам. Пришлось долго объяснять, что выдернуть клад незаметно физически невозможно, это не удалось сделать даже индийскому правительству. На моей памяти они почти десять лет судились с храмом, выясняя, кому принадлежат сокровища, и конца края не видно было.

Приходилось читать какую-то фантастическую альтернативу, где попаданцы из будущего организовали разграбление этого храма, для чего пришлось проводить целую войсковую операцию. Однако, им повезло и они оказались в шестнадцатом веке, и там такие фортели можно было провернуть, международного права в тех местах еще не существовало. В конце двадцатого века такое возможно только в кинофильмах.

Парадоксальность ситуации в том, что о сокровищах, в принципе, всем известно, о них прекрасно знают историки и власти Индии, тем более правители провинции и смотрители святилища. Однако никто не подозревает насколько огромны богатства. Храмовые хранилища наполнялись в течение полтысячи лет и никто точно не представляет, что в них находится и в каком количестве.

Лишь в 2011 году, после того, как один из монахов попадется на краже и продаже золотой статуэтки из убранства храма, будет проведена ревизия, впервые за полтысячи лет. Будут вскрыты два из десяти опечатанных хранилища, где обнаружат золото и драгоценности на двадцать миллиардов долларов. Оставшиеся восемь сокровищниц решили не открывать, во избежание глобальных неприятностей. По предварительным оценкам, общая стоимость золота и украшений могла превысить двести миллиардов долларов.

Поэтому клад этот настолько огромен, настолько же бесполезен. И кроме, как подарить его правительству Индии — другого выхода нет. Если в обмен удастся получить сто тысяч тонн чая или индийского кофе со скидкой в полцены, то было бы неплохо. Кофе растворимый у них, конечно, не высший сорт, но и не откровенная гадость, как в нашем времени, а разнообразить рацион советских граждан обязательно надо.

Небольшая заминка вышла с названием храма, в котором находятся залежи золота и драгоценностей. Его название даже прочитать без ошибок русскому человеку трудно, а запомнить и выговорить — почти нереально. Натуральная абракадабра примерно из двадцати букв, абсолютно бессмысленная и невоспроизводимая.

Поэтому поступил проще. Нашел в библиотеке карту Индии, точно помню, что храм расположен в уникальном месте, на самом «кончике» полуострова Индостан, а там только один штат. Дальше пусть Леонтьев сам уточняет у историков или географов, огромный храмовый комплекс в столице штата лишь один.

Он и уточнил. Храм Шри-Падманабхасвами, город Тривандрам, штат Керала.

Мне осталось лишь подтвердить, что это оно и есть — с другим не спутаешь.


Сижу, значит, ворон считаю, и тут распахивается дверь, в кабинет вваливается целый настоящий полковник. С родными зелеными петлицами и такого же цвета фуражке.

— Здорово, брат казак!

Пал Палыч, а это оказался именно он, обхватил меня своими медвежьим лапами и чуть не задушил в объятиях на радостях.

Дважды родной командир: в том и этом времени. Уже не просто знакомый — почти родственник!

Разговаривать долго товарищ полковник не стал, взял меня за шкирку и поволок к себе домой в гости, служебный автомобиль, оказывается внизу нас ждал. Отмазки, что рабочий день еще не закончился — слушать не стал. Лишь насмешливо уточнил, сколько полных дней я провел на территории воинской части? И если на срочной службе такое вытворял, то о гражданке и говорить не о чем. На этом моменте мои аргументы и возражения сразу закончились не начавшись, впрочем Иосифа Давыдовича об отъезде предупредить пришлось.


Самое удивительное, что дома у товарища полковника оказалась вся семья: и жена и дочка! Я же с пустыми руками, без гостинцев, как распоследний лопух. И ведь, не обмолвился ни словом командир, что перебрался всем семейством в Первопрестольную. Впрочем, для домочадцев мое появление тоже оказалось шоком.

Любовь Леонидовна аж прослезилась, узнав бывшего солдата, прославившегося своими подвигами и приключениями. Обняла и расцеловала.

Марго вежливо подала руку, на шею бросаться не стала, хотя явно обрадовалась встрече. Оказывается, она поступать в медицинский приехала.

Приглашение оказалось приурочено к новоселью, хотя гостей ждали ближе к вечеру. Поэтому меня поручили заботам Ритки, у хозяйки на кухне забот хватало, а Пал Палыч умчался куда-то по делам.

— Хорошая квартира, — оценил я размеры четырехкомнатной резиденции. — Сталинский ампир?

— Не знаю. Мы только неделю назад переехали. Тут все служебное, и мебель и посуда даже. Наши вещи в контейнере пока доползут еще месяц пройдет. Только, то что с собой в чемоданах привезли. Соседи — ужас и печаль. Все дипломаты и партийные работники. С утра вереница черных «Волг» во дворе, даже на «Чайке».

— Ритуля, тебе не надо маме помогать на кухне, случайно?

— Неееааа. Там и так не провернуться от помощников. Соседка «одолжила» свою домработницу, без меня управятся. И вообще, мама говорит, что готовка и уборка от меня никуда не убежит, намаюсь еще после замужества. И я её целиком поддерживаю в этом вопросе. Лучшие годы жизни потратить на сковородки? Ищите дурочек в других местах.

— К экзаменам готовиться тоже не надо? — При всем уважении к умственным способностям моей старой знакомой, поступить в медицинский в Москве своими силами — это надо очень сильно постараться. Качество образования в азербайджанском райцентре, по определению, недостаточное для такого оптимизма. Даже в русской школе. Просто, нет хороших учителей. Рита же выглядела слишком румяной, веселой и легкомысленной для человека, грызущего гранит науки накануне экзаменов.

— Пфф. Не переживай. Считай, уже поступила. Вне конкурса зачислили по республиканской квоте от республики Азербайджан. Экзамены — чистая формальность, хоть на тройку пиши.

Мне бы возмутиться, вспомнить о совести и принципах социального равноправия, но если честно, даже мысли такой не возникло. Рита — девушка умная, целеустремленная и настойчивая, врач из неё, наверняка, получится хороший. Никаких сомнений в этом у меня лично нет, а то, что в Лениноране, как в любой провинциальной дыре хороших учителей и репетиторов днем с огнем не найти — в том её вины нет. Собственно, квоты именно для этого и придуманы, чтобы дать шанс выучиться обычным парням и девчонкам из советской глубинки. Другой разговор, что выродилось это черти во что, и стало черной дырой для кумовства и блата, но здравое зерно все-таки изначально было.

Поговорить толком не успели, как Ритка предложила улизнуть из дома, смотаться на Красную площадь посмотреть. Оказывается, после приезда она ещё нигде не была, кроме института. Одну её никуда не отпускают, опасаясь, что обязательно потеряется на бескрайних просторах столицы, а подружками обзавестись еще не спела.

— Ну, пожалуйста! С тобой точно разрешат, вернемся, когда гости соберутся.

Честно говоря, знакомиться с гостями, сидеть за чужим столом в окружении незнакомых людей — удовольствие сомнительное. Тем более, не понятно, в каком именно статусе, я тут оказался. Подозревать командира в матримониальных планах абсурдно — он точно не такой человек, да и моя кандидатура его однозначно не устраивала, помнится он об этом лично говорил при прощании. Просто повидаться можно было в любой другой день, не обязательно совмещать с гостями и новосельем, пусть оно и скромное и неформальное, как пояснила Ритка.

Сам товарищ полковник на прямой вопрос так внятно ничего и не ответил. Мол, нужен надежный человек, который присмотрит за Риткой в его отсутствие, на «баб надежды мало» — дословная цитата, за которую Палычу тут же пришлось извиняться перед женой, которая, оказывается, все слышала.

Похоже на правду, но это явно не основная причина.

Интерлюдия

Адмирал флота Чернавин Владимир Николаевич, бывший Главком ВМФ, а ныне министр обороны Советского Союза все последние дни пребывал в постоянной растерянности. Внешне это никак не проявлялось, да и забот в связи с новым назначением навалилось столько, что некогда было рефлексировать и переживать, однако, чем дальше, тем больше его волновала «возрастающая неопределенность» планов на будущее и собственной судьбы. Фраза о «растущей неопределенности» позаимствована у нового Генерального секретаря, который в последнее время часто употреблял её к месту или не очень. При всей парадоксальности и нелогичности, она тем, не менее, достаточно точно передавала суть происходящего: работать придется в условиях недостатка информации и при отсутствии четких планов.

Последний разговор с Лигачевым в присутствии Крючкова и Павлова произвел удручающее впечатление. Адмирал флота, по определению, не может быть глупым человеком (они окончательно отсеиваются на уровне кап-раз) поэтому Владимир Николаевич сразу понял, что новая должность — «расстрельная», выражаясь в терминах сталинской эпохи. Сейчас, конечно, никто к стенке не поставит, но смысл тот же.

Впрочем, никто от него и не скрывал, что работа предстоит черная и неблагодарная. «Уничтожить» советскую армию и флот, так чтобы противник в это поверил на сто процентов. Провести массовые сокращения, порезать сотни военных программ и разработок. Уволить миллионы солдат и офицеров, уменьшить срок срочной службы и ликвидировать две трети воинских частей и соединений.

Клеймо «предателя и разрушителя» министру гарантировано, а проклятия миллионов человек — вещь хоть и абстрактная, но крайне неприятная. Конечно, прозвучало твердое обещание «обелить» имя адмирала лет через десять, когда придет время, но это очень сомнительное утешение. Поговорка про то, что «ложечки нашлись, осадок остался» очень точно отражает последствия такой реабилитации. К тому же не факт, что указанное время наступит через десять лет, а не много позже. Можно и не дожить вообще-то, уйти в мир иной с репутацией человека, который уничтожил сильнейшую армию человечества — врагу не пожелаешь.

В ответ генсек с усмешкой выдал загадочную фразу, что адмирал еще лет тридцать проживет точно, и переживать по этому поводу не стоит. Изрядный оптимизм, учитывая, что Владимир Николаевич разменял седьмой десяток лет. Удивительно, но Председатель КГБ уверенно и твердо поддержал это оптимистичное мнение, чем окончательно поставил адмирала в тупик. Наверное, медицинскую карту спецы из комитета изучили и выдали прогноз. Иначе — откуда?

Зато теперь стала понятна причина его невероятного карьерного взлета. Впервые представитель ВМФ назначен на должность министра обороны. Видимо, посчитали, что моряку легче будет резать сухопутных коллег по-живому. И ведь понимал адмирал, что резать придется — иначе не выйдет. Шесть тысяч воинских частей, из которых полностью боеспособных и полтысячи не наберется, а подавляющее большинство полков существует только на бумаге — обычно это «кадрированные» части, где кроме складов с техникой, сотни офицеров и прапорщиков ничего нет — это приговор всей стране. По мнению руководства страны такая система окончательно устарела и дальше будет только деградировать, съедая гигантские ресурсы и подрывая обороноспособность страны. С этим выводом Владимир Николаевич спорить не стал, подобные мысли его самого посещали уже давно, а вот сокращение флота он воспринял, как личную трагедию. Умом он понимал, что крупные корабли для влияния в океанах — это очень и очень дорого для страны, тем более в условиях кризиса, но, все равно, смириться не мог. Лишь атомный подводный флот пощадили, даже пообещали увеличить бюджет на НИОКР и перспективные разработки.

Удивительно, на сокращении военных расходов настаивал Лигачев и Крючков, а министр финансов Павлов, наоборот, пытался вступиться за ВПК и предлагал резать армейский бюджет не такими катастрофическими темпами, резонно полагая, что снижение государственного оборонного заказа сильно ударит по заводам и доходам населения, а это более трети промышленности.

Убедить — не убедил, но адмирал отчетливо осознал, что инициатива исходит не от Минфина и Госплана. Гадать, от кого — не пришлось, генерал Леонтьев тоже присутствовал на тот совещании в качестве эксперта. Ходили слухи, что он стал теневым кардиналом при Лигачеве, и его Аналитическое управление полностью подмяло под себя все самые важные направления, но адмирал привык доверять своему опыту и интуиции, а они упорно намекали, что Леонтьев не того масштаба фигура, чтобы влиять на ЦК и Политбюро.

Тем не менее, отрицать, что влияние АУ КГБ СССР стремительно взлетело на недосягаемую высоту было бы глупо. Адмирал флота не только в морских делах обязан разбираться, но у него в подчинении и своя разведка есть, и особые отделы флотов, и ГРУ информацией делиться, и в КГБ генералы знакомые есть. Так что, обстановка в общих чертах понятна. Но только в общих! Например, июньская попытка государственного переворота так и осталась за гранью его понимания, хотя Крючков лично предупредил заранее и даже дал рекомендацию ничему не удивляться, не волноваться напрасно и самое главное — ничего не делать, никого не спасать. Владимир Николаевич подозревал, что изобилие информации сыграло с ним злую шутку: разведуправления флотов исправно записывали все «вражеские голоса» и клали на стол сводки с жуткими картинами Апокалипсиса внутри Союза. При этом многие коллеги и высокопоставленные друзья провели эти дни в спокойном и счастливом неведеньи, с увлечением обсуждая арест мужа Пугачевой, Челябинский метеорит и неминуемое падение космической станции, которое так и не случилось.

После совещания новый министр обороны СССР решил встретиться и лично поговорить с начальником Аналитического Управления КГБ, расставить точки над буквами, как говориться. Слишком много вопросов и непонятных моментов осталось за кадром.

Леонтьев согласился уделить полчаса своего драгоценного времени, внимательно выслушал, все же, адмирал флота и министр обороны не часто просят об аудиенции у обычного генерал-майора, но ничего конкретно сказать не смог или не захотел. Пообещал выделить эксперта-консультанта, который абсолютно точно ответит на все интересующие вопросы, сам же товарищ Леонтьев не слишком хорошо разбирается в тонкостях военной реформы.

— Один консультант? Да этим вопросом несколько НИИ должны заниматься. И то потребуются годы! — возмутился министр обороны.

— Владимир Николаевич, разделяю вашу озабоченность. Но будьте уверены, это лучший в мире консультант. Не разочаруетесь. Через пару дней вас устроит? Не критично?

— Хорошо, — разочарованно буркнул Владимир Николаевич, подозревая, что его водит за нос гражданин намного младше по воинскому званию.

— Да. Чуть не забыл. Вы же наверняка приглашены на новоселье к полковнику Тарасенко? Передавайте привет от меня лично.

Адмирал напрягся, пытаясь уловить второй смысл фразы, но так и не смог её расшифровать. Намек, что именно он помог выделить служебную четырехкомнатную квартиру бывшему командиру Лениноранского погранотряда? Если быть точным, то помог «выбить» — иначе семья полковника могла на долгие годы застрять в офицерском общежитии где-нибудь на окраине Москвы, но поставить такую помощь ему в вину? Абсурдно. Тем более, что полковник в фаворе у высокого начальства, идет на повышение, да еще и представлен к правительственной награде.

— Нет, здесь что-то другое, — подумал адмирал на выходе из здания на Старой площади.

Конец интерлюдии
Загрузка...