Дембель Советского Союза

Глава 28

Впервые принимаю посетителя в своем собственном кабинете. Стремительно шагаю по карьерной лестнице, уже собственным помещением обзавелся, жалко длинноногая секретарша по статусу мне не положена. Хотя, есть подозрение, что здесь другие стандарты привлекательности: у товарища Пономарева секретарь выглядит, как монументальная колхозница в строгом костюме, сошедшая прямо с постамента, только без серпа и молота в руках.

Сегодня у меня встреча с легендарным писателем, экономистом и просто выдающимся человеком. Правда, сейчас гений пока никому не известен, а благодаря моим стараниям по изменению истории, вообще рискует остаться безвестным и не очень легендарным.

— Приветствую, дорогой Андрей Петрович!

Посетитель недоуменно осмотрелся, пожал протянутую руку и плюхнулся на стул без приглашения.

— Долго ждать?

— Кого и зачем вы собираетесь ждать? — в свою очередь, поинтересовался я.

— Юноша, не с вами же мне беседовать? Когда начальство изволит освободиться?

— Ааа! Так вот вы о чем! Высокое начальство поручило мне ввести вас в курс дела.

Андрей Петрович скептически оглядел меня, кабинет и даже линолеум потертый похоже оценить успел. Затем махнул рукой.

— Валяй. Чего уж там.

— Александр Морозов, председатель Всесоюзного Компьютерного Союза Молодежи, — гордо представился я, хотя ВКСМ пока существует чисто виртуально, и кроме арендованного кабинета ничего за душой не имеет, но зато всесоюзный — а это звучит мощно. Конечно КПСС — компьютерная партия Советского Союза звучало бы еще лучше, но товарищ Лигачев не понял бы такого юмора.

— Никогда не слышал о такой организации, — равнодушно пожал плечами товарищ Паршев. — От меня чего надобно? Я как бы, уже вышел из комсомольского возраста, и весьма далек от нынешней молодежи.

— Вы удивитесь, насколько интересы современной молодежи широки и неожиданны. Если не ошибаюсь, вы по основной специальности имеете отношение к ЭВМ, закончили МВТУ, работаете в НИИ, занимаетесь автоматизацией по заказу ГОСПЛАНА СССР.

— Не уполномочен обсуждать свою работу без соответствующего разрешения. Обращайтесь к моему начальству в установленном порядке, — сказал, как отрезал гость.

— Разрешение Первого отдела у нас есть, можете ознакомиться, если желаете, — поскольку товарищ Паршев трудится в «закрытом» НИИ, то этим вопросом я озаботился заранее. Леонтьев послал запрос в Первый отдел института еще неделю назад. В советских реалиях без этого никак.

Вообще, меня поражает неимоверное количество режимных и полурежимных учреждений в СССР. В одной Москве около тысячи научно-исследовательских институтов, и большая часть из них имеют особый статус.

— Все равно, для получения конкретной информации вам потребуется оформить соответствующий допуск. Не проще обратиться к руководству напрямую. Быстрее выйдет.

— Это не потребуется, ваша основная работа нас не интересует совсем. Нам нужны лично вы! То, что вы имеете отношение к программированию и ЭВМ лишь удачное совпадение.

— Даже так? Очень интересно. И чем же моя скромная фигура заинтересовала вас? Кстати, вы не слишком молоды, для того чтобы возглавлять Всесоюзное общество?

— Гайдар в шестнадцать лет полком командовал в Гражданскую, — выдал я сомнительный аргумент в ответ. В этом времени мало кто знает об истинных успехах и методах юного командарма, поэтому считается, что это удачный пример. — Впрочем, молодость имеет прекрасную особенность — она сама по себе проходит.

Следует пояснить, для чего мне вообще понадобился автор единственного бестселлера с поэтически красивым названием: «Почему Россия не Америка?».

Мысль о том, что СССР проиграл войну идеологий, не дает мне покоя все последние месяцы. По опыту будущего точно известно, что никакой другой более внятной и светлой идеи в ближайшие тридцать лет не появится.

Однако коммунистическая, она же — социалистическая концепция, в данный момент дискредитирована почти полностью, и никаких предпосылок для изменения ситуации нет. Джинн гласности выпущен из бутылки и «фарш невозможно провернуть назад».

Объективно оценив нынешнее состояние идеологии и бюрократического аппарата, который должен её «продвигать в массы», я пришел к выводу, что в ближайшие годы, если не месяцы, разрушение остатков советской идеологии продолжится с прежней скоростью. По сути, это единственное и очевидное направление, где мы проигрываем оппонентам, а в Госдепе и ЦРУ не дураки сидят, и с гарантией скоро утроят или удесятерят усилия в этой сфере.

Самое печальное, что при всей моей симпатии к советскому обществу, я никогда не был сторонником коммунистической идеи, считая её абсолютной и невозможной утопией. Идеолог из меня, как из Чубайса — электрик. С социализмом тоже не все так просто, поскольку СССР при Сталине и Брежневе — это очень разные государства. Жесткая мобилизационная экономика и мощный госаппарат товарища Сталина очевидно более эффективен в условиях кризиса, а брежневский мягкий социализм больше по душе, ближе и приятнее как для меня, так и для населения страны. Как их сочетать вместе — понятия не имею, поскольку я специалист больше по дикому рыночному капитализму, а советская экономика для меня — темный лес.

Никакого противоречия здесь нет. Идеология сейчас прямо вытекает из экономики, как любят говорить марксисты — из базиса. Китайцы, правда, смогли совместить капитализм вместе с коммунистической идеологией, но получилось нечто специфическое, даже отдаленно не похожее на социализм. По сути лишь в Китае лишь внешняя форма сохранилась, внутри получился классический госкапитализм и частник.

В отличие от Китая, в Советском Союзе нет единого центра, формирующего новую идеологическую концепцию. Есть аппарат госпропаганды, частично разрушенный Горбачевым и крайне неэффективный. На другом фланге — «рыночники», питающиеся чужими, обычно западными идеями, совершенно не способные родить хоть что-то вменяемое. Это или некомпетентные либералы и романтики, или хитрые циники, агенты влияния и прочая пятая колонна.

Между двумя этими невменяемыми крайностями нет вообще ничего — зияющая пустота. Либо набор догм времен Маркса из девятнадцатого века, либо идея дикого рынка, вхождения в Западный мир хоть тушкой, хоть чучелом.

И если родить новую идеологию мне не по силам, западная философия капитализма формировалась двести лет тысячами экономистов, политиков и мыслителей, то разрушить нашу доморощенную рыночную фронду — раз плюнуть.

Советские «рыночники» настолько наивны, некомпетентны и местами просто глупы, что все их мантры не стоят бумаги на которой их излагают. Это набор нелепых, ничем не обоснованных мрий и предположений. Розовые сопли о процветании в тени щедрого и заботливого Сияющего Запада.

Для этого мне и нужен Паршев и его книга «Почему мы не Америка?». Неважно, что большую часть его тезисов и предположений впоследствии разнесут в пух и прах — ключевые моменты про климат и транспортные издержки никто не опровергнет.

— Андрей Петрович, наше общественное объединение, хоть и называется Компьютерный Союз Молодежи, но цели и задачи у него намного шире. Непосредственно с самого верха, из ЦК КПСС нам поручена разработка новой идеологической концепции. Ориентированной прежде всего в будущее.

— Занимательно, но спешу огорчить вас, никогда не занимался вопросами идеологии, поэтому ничем не смогу помочь.

— Придется помочь, уважаемый Андрей Петрович. Страна большая, а спасать её некому, — довольно ухмыльнулся я в ответ улыбкой Мефистофеля, соблазняющего невинную колхозницу. — Задумывались ли вы о влиянии климата на экономику государства, в частности — России и СССР?

— Вы знакомы с трудами Солоневича? — подскочила со стула будущая звезда современной политэкономии.

— В общих чертах, — смущенно признался я, поскольку услышал эту фамилию впервые.

— Неужели его издали в Советском Союзе? — удивился мой собеседник. — Или вы в спецхране… Так его работы на дореволюционном с ятями…

Чертов эрудит, на мою голову. Вмиг догадался, что никакого Солоневича я в глаза не видал.

— Андрей Петрович, я же вас не спрашиваю, где вы познакомились с творчеством антисоветского автора? Перейдем лучше к делу. В Англии или во Франции дома строят практически без фундамента. В Советском Союзе фундамент должен быть не менее метра— полтора, ниже глубины промерзания. На такой же глубине расположены все основные коммуникации, чтобы не померзли в первую же зиму. В Западной Европе понятия не имеют о двойных стеклах в окнах, они там не нужны, как и централизованное отопление, обычно обходятся электрическим отопителем, который используют несколько недель в году. Производственный цех — это обычная заасфальтированная площадка, легкое быстровозводимое сооружение с тонкими фанерными стенами без утеплителя. В СССР любой цех — это капитальное здание, которое стоит в десятки раз дороже, строится годами, не говоря уже о стоимости отопления. В результате эта стоимость закладывается в цену товара, и он не может конкурировать с дешевыми китайскими или малайскими поделками, где фабрика чаще всего и стен не имеет, и крыта пальмовыми листьями. Утрирую, конечно, но не слишком преувеличиваю. От вас нужен цикл статей по этой тематике, а в идеале — целая книга. Примерный план я вам подготовил. Опишите влияние перепада температур зимой на качество асфальта — по сути это главная причина наших плохих дорог, а вовсе не дураки.

— Позвольте, но в Финляндии и Канаде дороги лучше, чем у нас! Хотя климат такой же.

— Такой же, да не такой. Если обратите внимание на плотность населения в этих странах, то выяснится, что 90 % жителей живут на юге, вдоль американской границы и на берегу Балтийского моря соответственно, там, где климат мягкий и приятный. Где зимой почти сибирские морозы — там никого нет, в Канаде мертвая пустыня, только вахтовики на нефтепромыслах и редкие поселки аборигенов. К тому же, у них в разы короче расстояния, и дорог требуется на порядок меньше, поэтому можно делать их из более качественных дорогих материалов.

— Никогда не задумывался об этом. Печальная картина получается.

— Это только цветочки. Дальше будут ягодки. В Дании или в Новой Зеландии практикуется круглогодичный выпас скота. Луга весь год зеленые, а не пять месяцев в году, как у нас. Не нужны отапливаемые коровники, не нужно запасать сено и зерно на полгода, да и качество молока и мяса на свежей травке и на сухой соломе принципиально разное. Ладно бы в Дании — почти вся Южная Америка так живет. Бразильская говядина всегда будет втрое дешевле рязанской. Представляете, что будет при открытых границах и свободном рынке, о котором мечтают наши псевдо-экономисты?

— С надоями у нас всегда проблемы были серьезные. Получается, отставание запрограммировано и неустранимо?

— Не все так грустно, товарищ Паршев. Грядет новый технологический уклад, в том числе в сельском хозяйстве. Новые сорта, новая качественная и производительная сельхозтехника, агрохимия и логистика. Опять же, ГМО, не к ночи будь сказано. Климатический фактор и его влияние будут неуклонно будут снижаться. Но это в перспективе, лет через десять-пятнадцать. Сейчас открытый рынок убьет наше сельское хозяйство мгновенно, поскольку климатические издержки у нас фантастические. Хоть как-то их компенсирует низкая цена на топливо для колхозов, но в рыночных условиях бензин тоже подорожает, и катастрофа наступит еще быстрее.

— Прямо-таки Апокалипсис рисуете. Может, все не так страшно?

— Все гораздо хуже, чем на самом деле! — выдал я загадочную фразу, непонятную даже самому себе. — Дальше переходим к морям.

— С ними-то что случилось? Высохли, как Арал?

— С ними случилось их отсутствие в СССР. В Советском Союзе незамерзающих портов меньше, чем в крошечной северной Финляндии!

— Согласен. Но разве это так важно?

— Критически важно! Вы знаете, что перевозка морским транспортом в тридцать раз дешевле, чем автомобильным, и в пять раз дешевле, чем железной дорогой!

— Гм. Не задумывался об этом, хотя не вижу причин сомневаться в ваших словах. Примерно так оно и получается.

— Опять возьмем для примера Финляндию. Все крупные города находятся не дальше ста километров от ближайшего морского порта. Именно поэтому доставка любой продукции финского производства хоть в Европу, хоть в Северную Америку обойдется в пять-десять раз дешевле, чем из Челябинска или Красноярска. Ведь нам придется везти по железной дороге несколько тысяч километров, и только тогда мы доберемся до морского порта, при условии, что он не замерз зимой. О какой конкурентоспособности может идти речь в таких условиях изначально? Мы же ничего не сможем продать на экспорт, поскольку транспортные расходы будут астрономическими.

— Мы можем перенести фабрики и заводы поближе к портам? — удивительно быстро пришел к правильному вывод Андрей Петрович. Вот, что значит, природный дар.

— Можем перенести, только на это надо время и деньги. Большие деньги. Вдобавок, целиком страну к побережью не перевезешь, а смежники по всему Союзу обычно раскиданы. Это уже глобальная перестройка всей экономики страны намечается, и не факт, что экспортная зависимость пойдет нам на благо. Не думаю, что капиталисты ждут нас с открытыми объятиями на своих рынках.

— Вы меня в депрессию вгоните такими аргументами. Неужели выхода нет?

— Конечно есть. Все сказанное относится к индустриальной эпохе, время которой стремительно заканчивается. Грядет постиндустриальный уклад, переход к цифровой компьютерной экономике. Теперь вы понимаете, почему мы этим занимаемся. Это наше будущее, и у нас есть все шансы стать мировыми лидерами в этом новом чудесном мире. Но об этом мы поговорим в следующий раз. Сейчас наша первоочередная задача — уничтожить рыночную идеологию на корню. И кроме вас доверить эту задачу некому.

Товарищ Паршев с интересом углубился в изучение документа, и даже от кофе отказался, хотя у меня импортный, бразильский, а не какой-то там ячменный.

Сторонний наблюдатель, если бы он случайно образовался в этом времени и пространстве, сильно удивился бы, поскольку «синопсис» статьи по объему тянул бы на несколько статей сразу, если не на добрую половину книги. Синопсис — это краткое содержание литературного произведения, если вдруг кто не знает.

— Зачем привлекать кого-то со стороны, если я сам могу написать лучше? Да, собственно, уже почти все нужное уже написал, — обязательно возник бы вопрос у такого наблюдателя.

Ответ очевиден.

Во-первых: в последнее время совесть мучает по ночам, спать не дает. Слишком часто я занимаюсь наглым плагиатом, а это ругательное слово, не хорошее во всех смыслах. Может быть, спать не дает отсутствие женской ласки, но и это тоже. Поэтому, если есть возможность, то лучше привлечь автора к созданию его собственного шедевра.

Во-вторых: моя фигура и так слишком часто мелькает где надо и не надо. Лишняя известность мне только мешать будет, вдобавок, я выгляжу слишком юным, чтобы публично поучать великих советских экономистов и двигать новые революционные теории.

В-третьих: синопсис — это все-таки сырая заготовка, даже не половина, в всего лишь треть дела. Если же говорить о книге целиком, то это тяжкий труд на долгие месяцы. Поэтому возможность свалить проект на кого-то рядом — это удача и счастье в одном флаконе.

И самое важное: все цифры и данные я печатал по памяти, поэтому достоверность их крайне сомнительная, тем более они относятся к более поздним временам и другой экономической реальности, где полностью отсутствовал СССР. Сам Паршев писал свой монументальный труд лет шесть или семь, и, все равно, его потом обвиняли в неточности данных и путанице со статистикой. Так, что я безумно рад, что скинул этот титанический труд на достойного человека. Тем более, что теория его будет опровергнута вскоре, и перейдет в разряд сомнительных, если не маргинальных.

Впрочем, это уже не важно будет, свою задачу она к тому времени выполнит и даже начнет вредить общему делу. Ибо, не хочу казаться занудным Нострадамусом, но южные республики и украинские националисты с восторгом примут её на вооружение. Ведь у них с климатом все в порядке, а значит, отделяться от холодной Расеюшки очевидно выгодно.

Поэтому разгром теории Паршева запланирован изначально. Националисты так и вовсе сами себя загонят в ловушку: раз у вас благодатный климат, значит вам показано сельское хозяйство, а промышленность — это уже лишнее.

Очень интересно было наблюдать, как менялось отношение к прочитанному материалу у Андрея Петровича. Сначала заметное равнодушие, затем легкая заинтересованность. Минут через двадцать — шок и потрясение.

— Не может быть! Невероятно! Невозможно! С ума сойти! Да как же так?! Обалдеть, — и так далее в таком же духе в течение часа.

Наверное, если бы Льву Толстому дали почитать «Тихий Дон» он вел бы себя так же. Восторженно неадекватно.

газета «Труд» 29 августа 1989 года

«Горькая теорема» продолжение статьи «Рыночная теорема»

В первой статье был рассмотрен вопрос о конкурентоспособности в экономике. Мы рассмотрели отличия инвестиций от кредитов, и пришли к выводу, что страна не имеет права набирать кредитов ни в какой иной ситуации, кроме войны. И что кредит, в отличие от инвестиций обязателен к погашению, при этом все риски берет на себя государство, а не инвестор.

«Горькая теорема» заключается в том, в конкурентной борьбе за инвестиции, если игра ведётся по правилам свободного мирового рынка, почти любое предприятие на территории восточнее границы разделения Германии заведомо обречено на проигрыш.

Под мировым рынком понимаем структуру, когда деньги и товары могут перемещаться по всему миру свободно.

Мы рассмотрели влияние климата на себестоимость продукции и обнаружили, что ухудшение климатических условий в Европе идет с Запада на Восток, а не с Севера на Юг, как можно было ожидать. Прежде всего это обусловлено влиянием теплого Гольфстрима, поэтому январская температура в Осло или Стокгольме чуть ниже нуля, а на юге СССР в это же время морозы минус 15 градусов.

Из-за более сурового и тяжелого климата производство товаров и услуг, да и просто проживание в СССР требует большего расхода энергоносителей. Энергия — это в чистом виде деньги, поэтому продукция произведенная в холодном климате при прочих равных всегда будет более дорогой. В Советском Союзе почти на всей территории нет предприятия или села без котельной — и это серьезное отличие от всего остального мира. Холодный климат приводит к сильнейшему удорожанию капитального строительства и прокладки коммуникаций. Кроме того, зарплата работников в суровом климате не может быть ниже оплаты труда где-нибудь в Южной Азии, так как северным жителям приходится оплачивать отопление, приобретение тёплой одежды и более калорийной пищи. В Малайзии работник может работать за миску риса, носить весь год шорты со шлепками и не умереть от холода и голода.

Еще одним фактором, который влияет на конкурентоспособность — это транспортные издержки при чрезвычайно низкой плотности населения. Строительство и содержание дорог в условиях вечной мерзлоты, тайги и гигантских расстояниях ложится дополнительным бременем на себестоимость товаров и конкурентоспособность заводов.

Утверждения о том, что СССР уступает другим странам в производительности труда, являются искажением истины: на самом деле причина прежде всего кроется в высоких климатических и транспортных издержках.

Классический Капитализм настроен на постоянное увеличение капитала. Социализм — это, прежде всего, общество, которое нацелено на удовлетворение потребностей людей. Для Советского Союза направленность экономики на социализм — жизненная необходимость, так как в условиях открытого рынка, о котором мечтают наши демократы, население в таких климатических условиях просто физически не выживет, а промышленность при таких транспортных и природных условиях мгновенно окажется неконкурентоспособной. Только социалистическое государство может обеспечить нормальный уровень жизни при столь сложных обстоятельствах.

Полная изоляция от остального мира не нужна и невозможна, частичная — необходима!