Дело о серебряном копье

Граф де Монтезье

По дороге Марк снова пребывал в задумчивости. Из рассказа Гуся следовало, что нанявший его незнакомец был, скорее всего, благородного сословия и довольно молод. Он старательно скрывал свою личность, спрятав от чужих глаз не только лицо и руки, но и волосы. И при этом намеренно шептал, чтоб не выдать себя голосом. Он обманул непутёвых грабителей, сказав, что хочет только отобрать у дамы в карете какую-то вещь, но сам сразу без лишних слов заколол её стилетом. Значит, всё это было сделано лишь для того, чтоб убить баронессу де Морель. Её служанку постигла бы та же участь, но она, хоть и была ранена, сумела сбежать, однако позже пропала, то есть, возможно, убийца до неё всё-таки добрался. Зачем? Она могла его узнать? А если узнала, то почему не сказала об этом де Менару, отдавая ту странную записку? Или преступник просто решил на всякий случай убрать свидетельницу? Что тогда с кучером? На допросе тот заявил, что сбежал, испугавшись грабителей, но, как оказалось, он оставался на месте преступления, а потом покинул его до того, как появился привлечённый криками служанки патруль. Почему он солгал? Не потому ли, что тот неизвестный в маске явился и к нему, и подкупил, чтоб тот завёз несчастную баронессу в этот узкий переулок, где её ждала засада? Это выглядело куда более убедительно, нежели рассказ о том, что баронесса сама выбрала столь странный маршрут. Значит, этот кучер, по меньшей мере, свидетель преступления, хотя, если подумать, его можно счесть и соучастником.

— Шарль, — Марк обернулся ко второму оруженосцу. — Поезжай прямо сейчас на постоялый двор «Белый мак» и разыщи там хозяина. Можешь сослаться на меня и предъявить ярлык тайной полиции, хотя, скорее всего, это не понадобится. Расспроси его, кто заказывал карету для баронессы де Морель три дня назад, как звали кучера, где он живёт. Потом нужно будет разыскать его и арестовать.

— Арестовать? — встревожился Шарль.

— Предъяви первому попавшемуся патрулю ярлык и потребуй содействия. Пусть доставят его в Серую башню. И поторопись, мне кажется, этот пройдоха может исчезнуть, так же как и служанка.

— Какая служанка? — опешил оруженосец, но заметив нетерпеливый жест хозяина, воскликнул: — Я, конечно, могу поехать, но как вы останетесь без охраны?

— Я не ребёнок! — оборвал его Марк. — Если узнаю, что этого негодяя зарезали из-за того, что ты промедлил, лишишься жалования за месяц!

— Это вообще не моя работа! — проворчал Шарль, разворачивая коня. — Я не сыщик!

— Я мало тебе плачу?

Шарль не ответил, только поддал коню шпорами и поехал в сторону торговых кварталов. Марк хмуро смотрел ему вслед. Он сердился вовсе не на юношу, потому что знал, что Шарль, в отличие от Эдама, простодушен и немного стеснителен, потому подобные поручения всегда вызывали у него страх. Да к тому же он был прав, графский оруженосец вовсе не обязан заниматься допросами и арестами. Но сейчас у Марка не было другого выхода. Та скудная информация, которую он получил, свидетельствовала о том, что убийство баронессы де Морель было заранее спланировано, и, стало быть, это была не случайность, а чей-то злой умысел. Его смущало и то, что подозреваемый мог оказаться человеком благородного происхождения, о чём свидетельствовали и слова разбойника, и то, что орудием убийства служил довольно редкий старинный стилет. Кстати, такие стилеты изготовлялись на юге королевства, и использовались рыцарями из тех мест. Значит ли это, что убивший даму преступник может оказаться южным аристократом? Марк вспомнил слова Брешо о том, что удар в сердце женщины был нанесён опытной рукой. Это был рыцарь? К сожалению, и такое случалось. Но кто это мог быть? Кого она обидела столь сильно, что он не остановился перед убийством?

Марк вздохнул. Картина была безрадостной. Баронесса прожила долгую жизнь, встречалась со многими людьми и, возможно, хранила немало тайн. Как теперь разыскать того, кто затаил на неё злобу, тем более что он сделал всё, чтоб скрыть свою личность и, возможно, уже уничтожил все улики и даже успел скрыться из города? Или это был наёмный убийца? Бретёрами и наёмниками часто становятся обнищавшие или скрывающиеся от правосудия рыцари, когда-то и сам Марк зарабатывал себе на жизнь таким постыдным способом, к счастью, очень недолго. Но если это так, то шансов поймать преступника ещё меньше.

Размышляя, он доехал до улицы графа Монтэгю, где двумя рядами стояли чистые нарядные особняки, а трудолюбивые дворники уже расходились по своим дворам после того, как тщательно вымели мостовую и прочистили водостоки перед окнами своих господ. Большие фонари на витых кронштейнах освещали дорогу и стены домов, магазинчики и лавочки на первых этажах уютно светились нарядно украшенными витринами. Кружева, сладости, мясные деликатесы. Влажный запах поднятой со дна канав грязи смешивался с ароматами корицы и копчёных колбас. Всё самое лучшее должно быть под рукой у знати, когда-то облюбовавшей эту красивую и сравнительно безопасную улицу не так далеко от храма святой Лурдес и королевского дворца.

Окликнув выглянувшего из своей будки сторожа, Марк спросил, как проехать к дому графа де Монтезье, и тот, смерив его внимательным взглядом, в котором подозрительность причудливо сочеталась с почтительностью, указал на стоявший неподалёку светлый трёхэтажный особняк, украшенный рельефом в виде арочной галереи в южном стиле. Подъехав к высокой лестнице, Марк осмотрелся, раздумывая, кому тут можно поручить коня, и к нему тут же устремился молодой слуга, который спросил, чем он может помочь благородному господину. Услышав, что тот желает видеть графа де Монтезье, слуга с готовностью раскланялся и взял его коня под уздцы. Дверь особняка тут же отворилась, и Марк увидел в проёме освещённую розоватым светом фигуру привратника, который с интересом наблюдал за ним.

Спешившись, он взбежал по ступеням и, сдёрнув с рук перчатки, объявил:

— Граф де Лорм просит графа де Монтезье принять его,

— Ваше сиятельство, — поклонился ему привратник и кивнул ожидавшему рядом лакею, который тут же умчался доложить хозяину.

Марк скинул на руки привратника плащ и передал ему перчатки, после чего осмотрелся по сторонам. Он сразу же разглядел в роскошном убранстве нижнего зала милые его сердцу черты южного стиля. И пусть этот дом был не так просторен и красив, как его дворец, здесь тоже дышалось свободно, а стройные пропорции лёгких колоннад и изящная каменная резьба радовали глаз. Пока он осматривался, вернулся слуга и с поклоном пригласил его проследовать во внутренние покои.

Граф де Монтезье оказался молодым человеком со светлыми, как у де Менара, волосами и юношеским румянцем на приятном лице. Он встретил своего гостя на пороге оружейной залы и предложил пройти к растопленному камину, возле которого стоял столик и два кресла, выточенные из редкого палисандрового дерева. Однако Марк невольно задержался, осматривая стены, увешанные картинами с батальными сценами, портретами рыцарей, и оружием, в том числе, алкорским, видимо, добытым предками графа в качестве военных трофеев.

— Простите, что потревожил вас, ваше сиятельство, — произнёс Марк, остановившись возле картины, на которой был изображён рыцарь в полном доспехе, державший в руке длинное копьё. У него тоже были золотистые волосы, и Марк подумал, что это один из прежних графов де Монтезье.

— Это мой предок, сэр Жирард, — с улыбкой пояснил тот. — Он служил ещё королю Генриху и умудрился взять в качестве трофея серебряное копьё контаррена Синего Грифона. Этот подвиг так впечатлил его величество, что он пожаловал ему графский титул. С тех пор серебряное копьё красуется на нашем гербе. Впрочем, если желаете, можете взглянуть на оригинал!

— Конечно! — воскликнул Марк и вслед за хозяином дома прошёл дальше и остановился перед красным щитом, на котором поблескивали два длинных скрещенных копья. Подойдя ближе, Марк заметил, что одно из них темнее и толще, древко полностью покрыто тонкой вязью узора, стилизованного под вьющуюся лозу, а широкий стреловидный наконечник украшен золотыми накладками с алкорскими гербами. Древко второго копья было совершенно гладким, наконечник в виде заострённого пера выглядел изыскано и его грани алмазно поблескивали, отражая огоньки свечей. При этом наконечник крепился к древку на длинной трубке, покрытой золочёным узором, которая, скорее всего, служила не только украшением, но и позволяла прочно удерживать копьё при метании.

— Я вижу два копья, — заметил Марк, любуясь этими образчиками алкорского оружия. — Вот это, богато украшенное, явно принадлежало контаррену, а другое?

— Всего лишь графу крови. Я взял его в качестве трофея, когда участвовал в кампании короля Армана. Мне повезло.

— Повезло? — живо обернулся к нему Марк. — Это подвиг не менее удивительный, чем тот, что совершил ваш предок! Вы расскажете мне о нём?

— Почему бы и нет? — рассмеялся де Монтезье. — Если честно, я охотился за ним. Я знал, что аристократы старинных алкорских родов часто возят с собой такие копья, и мне очень хотелось заполучить ещё одно. Я узнал, что граф Анриэл, недавно приехавший под Сен-Жан для участия в сражении с моим сеньором маркизом де Бомоном, является счастливым обладателем такого оружия. Я отправил разведчиков разузнать, где он разбил свой лагерь, а потом ночью пробрался туда, снял часового и, переодевшись в его одежду, проник в лагерь. Отряд, видимо, был недавно сформирован, и не все знали друг друга в лицо, потому меня приняли за своего. Я неплохо говорю по-алкорски, и аккуратно выспросил, где шатёр графа. Ночью я обошёл его с тыла, разрезал полог и залез внутрь. Граф спал и больше уже не проснулся. Не думаю, что он вообще понял, что произошло. А я взял со стойки его копьё и выбрался наружу через ту же дыру.

— И сбежали? — улыбнулся Марк.

— С копьём, которое длиннее моего роста? — рассмеялся граф. — Я спрятал копьё и вернулся в свою палатку. Моего отсутствия никто не заметил. Утром адъютант обнаружил убитого графа и поднял шум. Старший офицер отправил гонца к командующему, и тот вернулся с приказом передать отряд Анриэла в распоряжение другого командира. Мы дружно сняли лагерь и отправились к месту новой дислокации. По дороге я сбежал, вернулся на место лагеря, переоделся в свою ранее спрятанную одежду, забрал копьё и вернулся к де Бомону.

— Он наградил вас?

— Он даже не узнал об этом! Я же отлучился самовольно, по собственной прихоти. К тому же если б меня схватили, ему пришлось бы платить за меня выкуп. Короче, я промолчал, но позже получил свою награду. Такую же, как и незабвенный Жирард! Я тоже стал графом! Мой дядя, которому я предъявил копьё, назначил меня своим наследником.

— История достойная того, чтоб сохраниться в веках, — усмехнулся Марк.

— Мнение героя Сен-Марко лестно для меня! — снова рассмеялся де Монтезье, но потом стал очень серьёзен. — Честно говоря, я ждал вас. Жозеф рассказал мне, что хочет обратиться к вам из-за смерти тётушки. Он никак не может с этим смириться. Мне тоже нелегко, она была мне как мать. Я всегда понимал, что рано или поздно она нас покинет, но представить себе не мог, что это случится так рано, ведь она была ещё не стара, к тому же совершенно здорова. Я часто в шутку говорил, что найду ей жениха, а она отвечала, что сперва женит всех племянников, — он вздохнул и опустил голову, а потом печально взглянул на гостя. — И всё же, я полагаю, Жозеф зря потревожил вас. Это было всего лишь уличное ограбление, преступники схвачены и понесут наказание. Нам всем нужно принять эту утрату и жить дальше.

— Я согласен с вами во всём, кроме того, что это была всего лишь трагическая случайность, — возразил Марк. — Я по просьбе вашего кузена уже начал расследование и то, что я узнал, очень насторожило меня. Я полагаю, что кто-то нанял этих бандитов для того, чтоб инсценировать ограбление. На самом деле целью преступника была ваша тётя.

— С чего вы взяли? — насторожился де Монтезье.

— Я допросил напавших на неё разбойников, их показания выглядят убедительно. Карета не случайно оказалась в том переулке. К тому же баронесса де Морель была убита необычным и довольно редким оружием. Редким здесь, в Сен-Марко, хотя на юге его часто можно встретить в коллекциях старых аристократических семейств. Это трёхгранная мизерикордия.

— Вы уверены?

— Никаких сомнений. Если тело вашей тётушки ещё здесь, вы можете сами убедиться в этом, осмотрев рану.

— Что вы! — расстроенно и смущённо воскликнул де Монтезье. — Это кощунство! Впрочем, наверно, вы правы. Но это меняет дело. Такого оружия ведь не могло быть у уличных бандитов?

Он устало покачал головой.

— Это очень плохо, ваше сиятельство. Я и без того вне себя от горя, а теперь, если выяснится, что кто-то её убил намеренно?.. Но зачем? Она была доброй и набожной женщиной!

— Я не знаю, но, надеюсь, вы поможете мне разобраться с этим. Вы ведь хорошо её знали?

— Конечно! Я знал её с детства.

— У неё были враги?

— Нет, она была очень спокойной и уравновешенной, заботилась о своих близких и помогала бедным.

— А кто унаследует её состояние?

— Там почти нечего наследовать. Она давно продала свой старый замок и дом в Сен-Марко, а деньги раздала племянникам и страждущим. Она жила у меня в поместье или в этом доме.

— И всё же!

— Она всё оставила моему племяннику виконту Клоду де Лаперу. Он, конечно, не образец добродетели, но к ней всегда относился хорошо.

— Но почему она оставила наследство не вам, если вы о ней так заботились?

— С чего бы ей это делать? Я богат и ни в чём не нуждаюсь. А Клод… этот мальчик рано потерял отца, мать с трудом сводила концы с концами. Если б не помощь тётушки и моя, он бы не смог получить достойного воспитания, и с его нравом точно ввязался бы в какие-нибудь неприятности.

— Понятно, — кивнул Марк, подумав, что нужно побольше разузнать об этом виконте. — Вы можете рассказать мне, что произошло тем вечером?

Де Монтезье как-то обиженно взглянул на него.

— Я ни секунды не сомневаюсь в том, что вы действуете во благо, и всё же, уместно ли это? — проговорил он. — Мне кажется, вы вторгаетесь в нашу частную жизнь.

— То есть вы не хотите знать, кто убил вашу любимую тётушку? — уточнил Марк и с некоторым подозрением взглянул на графа. Тот смутился.

— Я не об этом, — пробормотал де Монтезье. — Я говорю это потому, что расследованием должна заниматься полиция.

— Как вам известно, полиция магистрата не проявила должного рвения и поторопилась закрыть дело, — напомнил Марк. — Однако, вы правы, этим должна заниматься полиция, и поскольку жертва — титулованная особа, убийца, возможно, тоже благородного сословия, к тому же полиция магистрата с этим делом не справилась, это дело должно быть передано тайной полиции короля. Устроить это не сложно, но тогда я явлюсь сюда с особыми полномочиями и целой оравой сыщиков. К вашей частной жизни будет привлечено совершенно ненужное внимание. К тому же в дело будут втянуты ваши родственники. Поверьте мне, все эти малоприятные процедуры, допросы, обыски, очные ставки… Если честно, именно так я и должен бы действовать, но я не хочу подвергать такому испытанию моего друга де Менара, которому столь многим обязан. Если я продолжу частное расследование, то, поверьте, буду действовать с осмотрительностью и, прежде других, представлю результаты расследования вам.

Его собеседник явно колебался, но голос Марка звучал спокойно и убедительно, даже с некой долей сочувствия, потому де Монтезье, наконец, сдался.

— Возможно, вы правы, ваше сиятельство, — нехотя согласился он. — Я не против, если вы поищите убийцу нашей обожаемой тётушки, но молю вас о снисхождении. Я и мои кузены и без того убиты горем, потому прошу вас о деликатности в этом деле.

— Сделаю всё возможное, — пообещал Марк. — Что ж, может, вы ответите на мои вопросы?

— Конечно, — обречённо пробормотал де Монтезье и жестом пригласил его присесть у камина.

— Начнём с того, что вы расскажете мне о ваших взаимоотношениях с баронессой де Морель, — проговорил Марк, когда они сели.

— Они всегда были очень тёплыми, — сообщил де Монтезье. — Моя мать была сестрой тёти и рано умерла. Отец погиб ещё раньше на войне. Меня воспитывал дядя, а после его смерти, когда я вступил в наследство, тётушка продала свой замок и переехала ко мне, чтоб помогать в управлении имением. Я был ещё молод и неопытен, и её помощь была неоценима.

— Значит, она жила с вами?

— Она отказалась жить со мной в замке, выбрав для себя отдельно стоящий флигель. Он небольшой, но очень уютный. Я не пожалел денег, чтоб обставить его так, как ей хотелось.

— В Сен-Марко она тоже жила в вашем доме?

— Раньше у неё был свой дом на улице военных баронов, доставшийся ей от мужа барона де Мореля. Но он был довольно мрачным, содержать его было дорого. К тому же в её отсутствие туда наведывались грабители. Она боялась там оставаться, потому тоже продала его и переехала сюда. Она занимала несколько комнат на втором этаже.

— Как она вела себя последнее время? Может, была встревожена, чего-то боялась?

— Нет, она была отважной женщиной и к тому же в обители святой Иветты её научили сдержанности. Хотя, как-то, я помню, она пожаловалась мне на то, что получает крайне неприятные письма, в которых ей угрожали.

— Где эти письма?

— Она их сожгла. Я тогда встревожился, но она перевела всё в шутку. Возможно, такие письма приходили и позже, но она старалась не перекладывать свои трудности на других.

— Что вы скажете о том, что её флигель сожгли?

— Ничего. Об этом мне только вчера сообщил управляющий. Он написал, что флигель загорелся ночью, а поскольку он был сложен из камня, но внутри всё было деревянное, он выгорел полностью, остались только стены.

— Печально. Он не написал, почему возник пожар?

— Нет, но я думаю, это был поджог. Тётя жила там со своей служанкой, слуги из замка приходили лишь прибраться и приносили еду, если она не обедала со мной. Потому, уезжая, она запирала дверь на ключ. Никто не мог там случайно опрокинуть свечу или выронить на ковёр горящий уголёк из камина.

— Но кто же мог поджечь старый флигель? В ваше поместье мог проникнуть чужак?

— Моё поместье, в отличие от вашего Лорма, не так уж надёжно защищено от вторжения, — печально улыбнулся де Монтезье. — Это лишь красивый старый дом, окружённый хозяйственными постройками и садом. Его единственная защита — высокая каменная ограда, через которую при желании можно перелезть. Днём ворота и вовсе открыты, а привратник вечно спит или бродит где-то. Садовник забывает закрыть заднюю калитку, служанки тайком сбегают через неё на свидания к своим ухажерам. Я никогда не придавал этому особого значения, поскольку мои владения простираются куда дальше, чем границы имения. Никогда ничего не случалось, потому теперь я очень встревожен и намерен указать управляющему на необходимость впредь не допускать чужаков в имение.

— Вы не связываете этот пожар с убийством вашей тёти?

— Не знаю… Я воспринял эти печальные события, как ужасное совпадение. Если она убита здесь, то зачем кому-то в то же время сжигать её дом там?

— Теперь расскажите мне о том вечере. Куда выезжала ваша тётя и почему возникла необходимость в наёмной карете?

— Она ездила к своей старой подруге виконтессе де Руссель. Они в одно время попали в обитель святой Иветты и сдружились на всю жизнь. Каждую неделю в один и тот же день она ездила к ней на улицу Золотой лозы. Они сплетничали, играли в карты, ели пирожные и пили ликёр. Поздно вечером она возвращалась домой, — де Монтезье вздохнул. — У тётушки есть своя карета, но когда её запрягали в тот вечер, оказалась, что задняя ось сломана. Если б я знал, я бы лучше оставил ей свою карету, но я и понятия не имел… — он порывисто вздохнул и добавил: — Я уехал из дома чуть раньше.

— Куда вы ездили? Не обижайтесь, это обычный вопрос!

— Я заехал за приятелем, чтоб ехать к графине де Лафайет, но его не оказалось дома. Мне пришлось ждать. Потом он явился, и мы поехали к графине.

— Как зовут вашего приятеля?

— Оливер де Жюссак. Он живёт неподалёку, на улице источника короля Анри. Его слуги могут подтвердить, что я его ждал и никуда не уходил. Они подали мне вино, кстати, довольно посредственное.

— Когда вы уехали из салона графини де Лафайет?

— После полуночи. Я вернулся домой, и оказалось, что тёти ещё нет. К тому же она поехала к виконтессе в наёмной карете. Мой мажордом рассказал, что после того, как выяснилось, что карета сломалась, тётя очень разнервничалась. Она не любила опаздывать даже на такие приватные встречи. Она отправила лакея искать карету, и тот нашёл её неподалёку. Мне сказали, что это была карета с постоялого двора «Белый мак». Вот, в общем-то, и всё. Я ждал, потом отправил слугу к виконтессе, но та сказала, что тётя давно уже уехала домой. А потом пришли из полиции и сообщили, что на её карету напали грабители и она погибла. Я послал слуг известить об этом кузенов, а сам поехал в полицию магистрата. Меня встретил господин Буланже и лично проводил в мертвецкую, чтоб я смог опознать тело. Я хотел забрать её домой сразу, но глава полиции просил дать время на вскрытие. Я не позволил ему вскрывать тело, но не стал возражать против осмотра. Он заверил меня, что на следующий день я могу забрать тётю для подготовки к погребению, и выполнил своё обещание.

— Могу я увидеть её? — спросил Марк.

Граф бросил на него острый взгляд.

— Простите, я понимаю, что у вас свои методы, но не позволю вам прикасаться к телу.

— Я не собирался этого делать, — солгал Марк, поняв, что в данной ситуации не может требовать уступок. — Я просто посмотрю на неё. Мне легче будет расследовать дело, если я буду знать, как она выглядела.

— Как хотите… — де Монтезье поднялся. — Она в часовне, а после того, как с ней простятся ее друзья и знакомые, мы отвезём тело в Монтезье и похороним в фамильном склепе. Хотя, если честно, до сих пор никто так и не явился, даже её подруга виконтесса.

Они вышли из оружейной залы и по коридору прошли в конец здания, где была пристроена круглая башенка, в которой вилась вниз винтовая лесенка в один пролёт. Спустившись, они оказались в небольшой уютной часовне с высокими узкими окнами. Приглядевшись, Марк увидел, что в них вставлены витражные стёкла, но темнота на улице не давала возможности не только насладиться их яркостью и красотой, но и даже просто понять, что там изображено.

В закруглённой стене были устроены три ниши, в которых стояли статуи святых, почитаемых в этом семействе. Между ними матово отсвечивали в свете лампад шкафы из полированного дерева, сквозь решётчатые дверцы которых виднелись оклады старинных книг и блеск священных сосудов. Посреди молельни стоял на резной подставке открытый гроб, а крышка от него была прислонена к каменной колонне.

Марк подошёл к гробу и взглянул на покойную. Она была одета в чёрное, бархатное платье с высоким, гофрированным воротником. Её светлые волосы были уложены в аккуратную причёску с маленькой расшитой мерцающим бисером шапочкой на макушке. Кружевная мантилья была разложена вокруг лица аккуратными складками. При жизни эта дама была красива и даже величественна, и смерть не лишила её этих достоинств. Её бледное и до сих пор гладкое лицо было спокойным, резкие черты и высокие изогнутые брови свидетельствовали о решительном и твёрдом характере. Белые ухоженные кисти рук до половины скрытые чёрными кружевами лежали на груди, придерживая молитвенник и агатовые чётки.

— Она всё время носила их с собой, — пояснил де Монтезье, встав рядом с Марком. — Я решил, что они должны остаться с ней навсегда.

А взгляд Марка тем временем скользнул ниже на бархатный, расшитый золотом покров, которым тело было укрыто до пояса. Вышивка была выполнена мастерски, и представляла собой загадочное сплетение вензелей и стилизованных цветов — лилий и ирисов. А по самому краю вилась строчка, которая была вышита изысканными в своей простоте буквами.

— «Там мирно спит под каменной плитой», — прочёл Марк.

— Тётушка сама вышила этот покров, словно знала, что может случиться, — пояснил де Монтезье. — Она была мастерица…

— Златошвейное искусство — это гордость ордена святой Иветты, — заметил Марк, любуясь покровом. — Неудивительно, что сёстры обучают ему своих пансионерок.

— Да, святая Иветта, — кивнул де Монтезье. — Взгляните, она слева от статуи святой Лурдес. Эта дама была почитаема женщинами в нашем семействе, а мужчины молились святому Себастьяну, потому что все до одного были воинами.

Марк обернулся и подошёл ближе к статуям в нишах. Все три были сделаны алкорскими мастерами из окрашенного дерева и в неярком свете пляшущих в лампадах огоньков казались живыми. Раньше Марк уже видел в базилике Лианкура статую святой Иветты, которая покровительствовала женскому рукоделию и заботилась о младенцах женского пола. Там она была изображена взрослой женщиной с веретеном и прялкой. Но здесь это была юная девушка с золотыми локонами, небрежно облокотившаяся на высокие резные пяльцы. В её руке поблескивал круглый сундучок, в котором девушки на юге хранят свои принадлежности для вышивания.

— Прекрасная работа… — проговорил он, невольно залюбовавшись скульптурой.

— Тётушка очень любила эту статую и постоянно молилась перед ней, — сообщил де Монтезье. — Я заказал для нашей семейной базилики ещё одну такую, но в другой позе. Там у неё в руках моток кружев и коклюшки. Но тётушка всё равно любила эту больше. Наверно потому, что сама была златошвейкой.

— Что ж, — Марк ещё раз со всем почтением взглянул на покойную баронессу и обернулся к её племяннику, — я больше не смею отнимать ваше время. Скажите, могу ли я осмотреть её комнаты?

Де Монтезье ответил ему недовольным взглядом, но потом, видимо, вспомнил, что уже согласился на проведение расследования.

— Идёмте, я позову мажордома и велю ему оказать вам полное содействие.

Они снова поднялись наверх, и де Монтезье представил Марку своего мажордома, высокого худощавого старика с хищным носом и кустистыми бровями. Тот бросил на Марка пронзительный взгляд чёрных глаз, а потом, словно переломился пополам, склонившись в поклоне. Он проводил его в комнаты баронессы и оставался рядом, пока тот осматривал вещи.

Комнаты были богато обставлены, все вещи тётушки графа де Монтезье были новыми, тонкой работы, одежда сшита хорошим портным из дорогих тканей. Её драгоценности лежали на виду в небольшой шкатулке, а в ящиках секретера были только переписанные от руки стихи духовного содержания, счета из лавок и несколько рецептов блюд. Всё время, пока Марк обыскивал эти идеально прибранные комнаты, он не мог отделаться от ощущения пристального взгляда молчаливого мажордома, а ещё от какой-то неудовлетворённости, причин которой не понимал. Только выходя в коридор, он понял, что его смутило. В комнате уже основательно прибрались и, возможно, часть бумаг из секретера пропала.

Мажордом и не думал возражать. Он подтвердил, что после смерти госпожи он велел горничным прибрать её комнаты. Насчёт бумаг он ничего сказать не мог, или не хотел, как подумал про себя Марк. Он расспросил его о Марион, и тот подтвердил, что после того, как тело её госпожи увезли в ратушу, она вернулась домой. Ей обработали и перевязали рану на руке — длинный порез от запястья до локтя, после чего она закрылась у себя и долго плакала. Потом она ушла, сказав, что ей нужно повидать господина Жозефа, как она с детства звала де Менара. Обратно она уже не вернулась. Да, мажордом встревожен её долгим отсутствием и уже известил об её исчезновении полицию магистрата, но не уверен, что может ещё что-то сделать.

Марк спросил его о наёмной карете и тот ответил, что отправил искать такую лакея Бастьена. Этот Бастьен был немедля вызван, и Марк расспросил его. Тот сказал, что нашёл эту карету на углу возле дома. Возница спал на облучке, но, услышав о заказе, немедля вызвался его исполнить. Ему пообещали заплатить серебром, и он согласился увезти баронессу и её служанку на улицу Источника короля Анри, подождать там и привезти их обратно.

Напоследок Марк просил показать ему сломанную карету баронессы, на что мажордом сообщил, что её уже оттащили в каретную мастерскую в конце улицы Сломанного копья.