Да, и в наше время нашлись люди!

Глава 8

Владимирский центр подготовки сотрудников СВР располагался на территории бывшей мотострелковой части, приютившейся на окраине города. Как и положено, в центре части, рядом с огромным плацем возвышался трехэтажный штаб, в котором находилось все командование центра. Именно там, я сдал предписание, и получил «бегунок» с указанием номера комнаты и ящика в котором унылым прапорщиком автоматическими жестами заранее было собрано вещевое довольствие, подобранное под мои габариты.

Одна казарма была выделена под жилье для курсантов, в ней могли свободно разместиться около двухсот человек, по два человека в каждой комнате. Остальные казармы переоборудованы под учебные классы различного профиля. Имелась серьезная комплексная полоса препятствий, приличных размеров стрелковый полигон. Всего нас набралось шестьдесят человек.

Моим соседом по комнате оказался мой ровесник, старший лейтенант Стратонов Егор, нормальный компанейский парень.

На общем собрании в актовом зале центра нам сообщили, что из нас сделают настоящих офицеров, могущих нести тяжелое бремя службы при российских посольствах по всему миру. На десять месяцев мы должны забыть, кем были до этого, а сосредоточиться на скорейшем освоении новых знаний и умений. Окончание учебы, сдача экзаменов и выпуск намечен на вторую половину декабря. Руководство предупредило, что курсанты, показавшие в ходе учебы невысокие результаты, в посольства не попадут, а будут направлены для прохождения дальнейшей службы в места с суровыми климатическими условиями.

Потом наступили учебные будни. До сегодняшнего утра я считал, что имею неплохую физическую подготовку, постоянно занимался в спорткомплексе управления, так сказать держал себя в тонусе. Пробежав с раннего утра в хорошем темпе пять километров, понял, что дыхалки у меня явно не хватает — лучше бы я на пару лет раньше стал ограничиваться в посиделках с друзьями, да и с «Мальборо» и «Честерфилдами» надо прекращать водить знакомство. Комплекс упражнений десантника после пробежки доказал, что мышцы нуждаются в дополнительной растяжке. В общем, я не задохлик и не тюфяк, из моей груды костей и мяса можно слепить неплохую тренированную фигуру, как выразился инструктор Митрохин, и он обязательно это сделает.

После завтрака отправились по аудиториям. Всех разделили по десять человек в группе, назначили куратора. Нам достался подполковник Трегубов, настоящий былинный богатырь — на его фоне я со своими габаритами выглядел мелким цуциком.

— Запомните, товарищи курсанты, — ревел своим мощным гласом Трегубов, — на время учебы я для вас являюсь строгим, но справедливым отцом. — Дисциплина должна быть железной. Никаких разбродов и шатаний. На территории центра строго соблюдать порядок и субординацию. Здесь работает много женского персонала, но помните, они чьи-то жены и сестры, распускать перед ними хвост не обязательно, можно поплатиться здоровьем. Если кто-то не понял, то хочу сказать, я кулаком могу разбить силикатный кирпич. Никаких выяснений отношений между собой, по всем вопросам обращаться ко мне, я судья, прокурор, палач и адвокат в одном лице. За учебу буду спрашивать строго, поэтому сачковать не рекомендую. Ну, раз вопросов не последовало, будем считать знакомство прошло успешно. Приступаем к учебе.

С утра и до обеда мы усваивали теорию. Знакомились с формами и методами работы спецслужб мира и российской в том числе. Проводили углубленное изучение способов подготовки и привлечения к сотрудничеству кандидатов на вербовку, оперативную психологию. Кстати, последнюю преподавал человек, который, как нам позже проговорились его коллеги — трижды разводился с женами, сейчас пока живет с четвертой. Знаток психологии. Бывают в жизни и такие казусы. Постоянно в отношении этого преподавателя звучали шуточки типа: в саперы такого никогда не возьмут, пусть лучше преподает, на другое не способен. Веселились от души!

Учились проводить тайниковые операции, в том числе и в городских условиях. Опытными преподавателями, имеющими богатый и многолетний опыт практической работы, нам умело прививались навыки практической работы с тайниками. Учились проведению грамотного поиска мест для них с учетом местности, точного описания выбранного места, осуществлению выбора или изготовлению контейнеров, их закладкам, поискам тайников, а также по выявлению и правильной оценке внешних признаков, проявляемых представителями иностранных спецслужб в ходе проведения ими тайниковых операций.

Мы с интересом впитывали новые знания. Оказалось, а на практике мы прочувствовали это и «на своей шкуре», что это очень трудная, но интересная и творческая работа. Существует целый перечень обязательных для соблюдения условий, без которых надежно функционировать тайник не сможет. Очень часто место для тайника подбирает один сотрудник, а пользуются им, иногда через много лет, — другие. Поэтому в числе прочих условий — это наличие четкого, краткого и понятного описания места, занимающего минимально возможный объем (случается, обстоятельства не позволяют передавать длинные и сложные описания пути подхода к нужному месту). Думаю, не к месту вспоминать описание пиратских кладов в «Острове сокровищ».

Подход к нужной точке местности должен предусматривать возможность проверки наличия наружного наблюдения, причем не с помощью озирания или завязывания шнурков (особенно если ваша обувь их не имеет), а в процессе естественного движения — крутые повороты тропинок, например. Должен быть какой-то очень долговременный, «вечный» ориентир, чтобы не оказалось — описание места во всей документации зафиксировали, а через месяц или год там все снесли и построили некий объект.

Разведчик должен срочно заложить в конкретно описанный тайник с риском для жизни добытый образец техники, а там уже фонтан журчит или родник пересох, все давным-давно заросло и не продраться через кусты ежевики. Бывали такие печальные случаи, провоцировавшие очень серьезные разборки и последствия. Случались такие ситуации в основном, когда поиск новых тайниковых мест поручали всяким «блатным» сынкам да зятькам.

Место тайника не должно быть выбрано где-то в окружении особорежимного объекта, который находится под пристальным вниманием контрразведки и со всех сторон обставлен видеокамерами да обложен агентурой.

Да, классное место, надежное, не пропадет и будет стоять веками, но… «Что ты тут забыл, а, подлый шпион?» — весело и политкорректно говорят тебе угрюмые личности в темных очках. Радостно потирают руки в предвкушении повышения по службе с присвоением внеочередных званий, материализовавшись из рядом стоящей уличной урны, помеченной всеми пробегавшими мимо псами, мгновенно, без тени сочувствия к твоему ревматизму, заламывают руки, а также изымают то, что ты изъял из тайника либо хотел в него заложить. И все это одновременно с запихиванием твоего тела в багажник неприметной микролитражки, с нетерпением месяцами дожидавшейся своего звездного часа под знаком, запрещающим остановку.

Полковник Толмачев рассказывал нам как реальный случай, казавшийся мне все же очередной назидательной байкой общества ветеранов разведки, о выборе места тайника в дупле.

Помните, как в школьных сочинениях по неоконченному разбойничьему роману А.С. Пушкина «Дубровский» — «Дубровский сношался с Машей через дупло». Там, в рассказе полковника, все было хуже, но, правда, со счастливым завершением истории. Один агент имел возможность выносить в обеденное время, буквально на час, секретные документы. Наши, из посольской резидентуры, в ближайшем сквере ожидали очередную порцию документов в микроавтобусе с фотоаппаратурой, копировальной техникой и так далее.

После получения от агента сигнала о совершенной закладке документы из тайника быстро изымались, копировались и возвращались к агенту тем же путем. И вот подходит один из наших к дереву и с ужасом видит, что стая белок, облюбовавших то же, что и разведчики, дупло, пошмотали — погрызли — выгребли эту секретную пачку. И листы драгоценнейших для нас секретных документов, а еще больше для агента, ибо их цена: длительное лишение свободы и сломанная жизнь, свободно туда-сюда таскает за собой легкий ветерок.

Опер кидается их лихорадочно собирать и слышит вежливое к себе обращение: «Господин, я вам помогу, не волнуйтесь вы так из-за каких-то бумаг, на вас лица нет. У вас давление наверное 200 на 200, оно того не стоит, напечатаете другие и все дела». Опер, ни жив ни мертв, поднимает голову и видит улыбающегося полицейского, сочувственно протягивающего ему часть хаотично сложенных подпорченных листов формата А4, на некоторых из которых четко прописан грозный гриф ограничения доступа. Короче, собранный «в кучу» документ оперативно-технические специалисты в микроавтобусе изучили и вынесли приговор: восстановить в местных условиях невозможно.

Опер — куратор этого несчастного агента, вынужден был ожидать его у дерева с дуплом, наплевав на все требования конспирации — без газеты «Правда» в правой руке и бутылки «Московской» — в левой, как того требовали условия связи. Был опер с потухшим, ничего не видящим взглядом, с мокрыми растрепанными волосами, расслабленным узлом сбившегося вбок галстука и выглядывавшей из-под рубашки тельняшки, а также прилипшей к губе погасшей «беломорине».

Одной из рук — по-чекистски чистой и решительной, несчастный мял, словно пластилиновую, пустую пивную жестянку, а второй — по-детски дрожащей от осознаваемых возможных последствий и жестокого наказания, незадачливый создатель дуплового тайника нервно обмахивался пачкой скомканных шпионских сведений на бумажном носителе, при этом бросая недобрые косые взгляды на резвящихся абсолютно невинных белок, которые нагло огрызались — а нефиг было наше дупло использовать для ваших темных делишек.

Ошалевший от всего этого агент — афроамериканец смертельно побледнел и стал похожим на альбиноса. В общем, как весело завершил нам свой рассказ бодрым голосом преподаватель, пришлось много чего выдумывать, срочно решать проблему авиаперевозки с сопровождающими — опером и дипкурьером (а как иначе, не «светить» же этим позором на таможне — чтобы еще там со смеху попадали, весь Центр — ладно, свои) — документа в Центр и обратно, изготовления абсолютно такого же, из той же бумаги и всех расходных материалов, документа с подписями лучше оригинальных и выглядевших достовернее.

Повезло (если оценивать событие с философской точки зрения), что ЧП произошло в пятницу. Утром в понедельник агент благополучно вернул документ на место, после чего стал ярым католиком — прихожанином и одним из теноров хора местной церкви, а также алкоголиком — членом местного общества анонимных алкоголиков, на собраниях которого, пытаясь покаяться, упорно обвинял в своем пороке какое-то дупло и белок.

По поводу дупла и того, что он в него засунул с грифом «секретно» никто ничего не понял — все пытались выведать — нет ли у него интересной татуировки, а затем все остальные алкаши, отчаявшись разгадать сбивчивые бормотания коллеги по несчастью, совместно вынесли привычный им всем вердикт: «Белочку поймал, с кем не бывает…».

Таким образом, оказалось, что оперская коварная задумка с дуплом сама того не ведая, оказалась спасительной для всех участников секретной операции и, главное, для их руководства, не желавшего лишаться теплых кресел из-за каких-то млекопитающих, да еще грызунов, и к расконспирации не привела. О чем был срочно подготовлен и отправлен в Центр отчет о проведенном внутреннем расследовании. Разведчик, за проявленную предусмотрительность, прозорливость и умение прогнозировать негативное развитие тайниковой операции и заранее упреждать оное, был представлен к ведомственной награде. Вручили часы модели «Командирские», с изображением на циферблате флага страны пребывания (с дополнительным набором циферблатов для всех стран мира), а также гравировкой «За беспощадную борьбу с грызунами в ходе проведения операции „Дупло“».

В заключение преподаватель сказал:

— А чтобы вам в таких условиях не оказаться, чтоб вас кондрашка не схватила где-то далеко за границей любимой Родины, чтобы не пришлось проявлять чудеса находчивости и изобретательности, а также оперативной смекалки — никогда не связывайтесь с белками. Скажите мне, как вы думаете провести тайниковую операцию, и я угадаю, каким местом вы думали.

Потом, отсмеявшись вместе с нами, посоветовал думать все-таки головой — это самый лучший вариант.

Практические занятия по проведению тайниковых операций в городе наша пара — я и Егор — прошла без особых замечаний, на «хорошо».

Преподаватель в целях оптимизации учебного процесса и проверки исполнения задания территориально ограничил нашу деятельность большим городским кварталом. Подводя итоги практического занятия через неделю, полковник объяснил, почему он это делает с таким опозданием. Тайники особо талантливых офицеров он вообще не смог найти. Пытался найти места по предварительно переданным ему описаниям, но каждое из трех прочтений выводило его на новую точку местности. Полковник специально поднял эти две пары, чтобы полюбоваться ими.

— Молодцы, — говорит, — красавцы, гренадеры, йопт, ети его налево, каковы, а? Вы надежнее всех спрятали секретные донесения. Никто, даже главный противник — вражина, какую еще поискать, их найти не сможет. Если мне это, разведчику со стажем, работавшему с тайниками полжизни, оказалось не под силу, то противник в пролете. Вы что же это, — вопрошает ласково, будто ведет неспешную беседу с умственно отсталыми и нездоровыми представителями гомо сапиенс при погонах, — еще применяли какие-то особые формы зашифровки описания, с применением астрологии или знаков Зодиака? Если, значит, Юпитер зашел за Венеру — то в этом месте изымай закладку, а если это происходит в год белой земляной обезьяны, то при Марсе во время полнолуния, то….что, е… е-е-е-е-ей! Так, что ли? — все более накаляясь и накручивая себя, начал повышать тон наш всегда спокойный и даже флегматичный Толмачев.

— Да вам, с такими талантами, после заброски в тыл врага надо будет немедленно по приземлении, а еще лучше прямо в воздухе, под шатром парашютного шелка, застрелиться, при этом сделав друг другу, чтоб наверняка, минимум два предупредительных выстрела в голову! Это понятно? Чтобы не навредить общему делу! Хоть чем-то пользу принесете. Садитесь, глаза б мои вас не видели до этого самого события.

И опять встрепенулся — до того достали его эти грамотеи — Толмачев с отчаянием вскрикнул:

— Может мне для поиска описанных вами мест еще и колдунов вуду привлечь? Так не надейтесь, что мне это не по плечу. Я в тех краях тоже свои щупальца протянул куда надо. Был у меня агент из числа колдунов вуду. Очень результативный. Подписку о сотрудничестве накорябал птичьей кровью, использовав вместо авторучки отрубленную куриную лапку. Я владею десятком иностранных языков, а он знал не меньше, своих, африканских. Но не совпадали мы с ним ни в одном из языков… Хотя прекрасно общались, можно сказать телепатически — жестами. И науку нашу он постигал быстро, налету все схватывал, не то, что вы.

Тяжело физически, правда, было обучать его нашим премудростям — очень полюбил он нашу «Столичную». Бывало, сидим у него в хижине, учимся, значит. Явочных квартир-то он не признавал, да и где их там найти — кругом саванна. Но это абсолютно не шло вразрез с требованиями конспирации, как ни странно это будет вам слышать. Главное — обеспечить секретность, а как — привычными способами или иными, африканскими, не столь важно. Он поколдует — всему окружению «глаза закроет» — все дела. Надежнее всех этих переодеваний и гримировок. Особенно ему понравилось учиться пить из гранчака — другой тары-то он не признавал — поставленного на тыльную часть ладони его заскорузлой кисти, как на горизонтально расположенное блюдце..

Потом перешли к осваиванию пития со стакана, что балансировал на локте согнутой руки. Агент показывал превосходные результаты и быстро превзошел в этом искусстве своего учителя. А с меня руководство все настойчивее требует переходить от обучения к настоящей, боевой работе — годовой план по вербовкам под угрозой срыва. Это вам не это. С этим не шутят в нашей тайной организации. Забомбардировали меня из Центра своими шифровками.

Ну, подумал однажды я, — все, мой новый источник созрел для самостоятельной работы — достиг вершины мастерства путем самоподготовки — стакан зубами поднимает с земли, выпивает и лихо так его, стакан то есть, через себя — бац и вдребезги, как в том фильме про «неуловимых», может кто помнит? Нет? Ладно давно это было, в гражданскую еще, вас еще и в проекте не было, а я уже тогда…, но не подошло еще время — конспирация, однако, да…. Конечно, дипкурьеры еле успевали — мотались туда — сюда, доставляли новую тару и «Столичные» учебные пособия. Пришел я опять на явку и жестами ему показываю: хватит, мол, бухать, то есть заниматься обучением и самоподготовкой, пора вербовать. Он мне в ответ открытой ладонью так вперед, говорит, значит, все понял, «резак», то есть резидент — по-нашему, сейчас организую и, пощелкав по горлу разными способами: и пальцем и тыльной частью ладони (для этого мы и тренировались, говорит, упорно всяким загадочным способам и методам разведки и контр ее мать перемать). И начал камлать. Ой, ребята, до чего мне жутко стало — чисто зомби — апокалипсис, как в фильме ужасов. Да куда там этим фильмам — против реальности они — как веселый мультик для младенцев.

— Что вы лыбитесь, что ухмыляетесь, вас бы туда на минутку, в те оперативные особые условия! Вот бы он сейчас вас немного ум разуму поучил, балбесов таких — заглянул бы каждому в глаза на секундочку только и все, гарантирую: наделали бы вы в свои галифе так, что и в сапоги натекло. Я могу похвастаться — хоть и струхнул не на шутку, заледенел весь от ужасного кошмара, особенно когда он меня куриной кровью окропил, извиваясь вокруг меня в немыслимых судорожных выкрутасах, а устоял, не дрогнул мой закаленный во всяких переделках организм, хотя и был в шоке, только щека с тех пор подергивается в нервном тике.

В том самом месте, где мой добровольный помощник с размаху царапнул меня ненароком куриной лапой — с тех пор суп с потрошками мне жена не варит — тошнотой исхожу, а она обижается. А что я ей могу рассказать — строгая тайна, государственный секрет, понимаете ли, да.

Ну, мой вуду-то — агент тем временем что-то завывает еще громче, одной рукой в бубен колотит, а в другой, на обратной стороне ладони — стаканом заветным, заговоренным им, как потом оказалось, вместе с ладонью в горизонтальной плоскости пируэты нарезает, но ни капли не расплескал, не посрамил. Что да, то да — мужик. Глаза закатил, свел зрачки к носу, а может это он так к стакану примерялся, прицеливался — не знаю — стакан хряпнул и перед тем как обессилившись, работая на нашу доблестную разведку, грохнуться на пол, кишевший скорпионами и пауками, доложил мне жестом: задание выполнено, все, значит, окей, жди — они, то есть кандидаты на вербовку, уже на подходе. А потом резким ударом левой ладони согнул пополам в локте правую руку и затрепыхавшись, затих.

Это он мне на последок сказал, дескать, вот вам звездно-полосатые америкосы, звиздец вам всем, русские не здаются! Он то знал — на кого работал, хоть и не говорил я ему о своей далекой заснеженной Родине с кремлевскими курантами, под «чужим флагом» вербовал, от имени народа Антарктиды, а он, вишь, без слов меня — таки раскусил, во дает. То — то в глазах его добрых какая-то веселая хитринка проскальзывала, как у дедушки Ленина, Ильича нашего, или как вот у тебя, — и показал на меня.

— Чувствуете, каков уровень работы моей агентуры был? Вот и вас так поднатаскаю — не хуже будете. Но те пособия учебные уже все — устарели, будете по умным секретным книжкам учиться, да по моим бесконечным рассказам. Я вас еще много чему доброму научу, только не ленитесь.

— Теперь, задним числом, иногда мысль закрадывается: что-то быстро он науку освоил и меня в ней перещеголял — может он нелегал наш, под крышей шаманской там по Родине тоскует звездными африканскими ночами? А я ему пожалел ящик научных пособий оставить. Он на память согласился взять лишь любимый гранчак. Отрабатывал, наверное легенду — мол, люблю только стекляшки всякие — дикарь, однако, папуас неразумный я. Эх, а я-то, бестолковый и не понял ни хрена. Замучаюсь теперь, как он там до сих пор? Выглянул я тогда, после выполнения им задания, то есть камлания, из хижины — мать честная, еще и перемать! Очередь зазомбированных строго по очереди выстроилась, уходя в темноту, где злобно порыкивали голодающие львы — людоеды.

И знаете, что оказалось — ни за что не догадаетесь, Центр тоже был шокирован. Это все местные африканские агенты тутошней американской резидентуры, цэрэушной, чтоб им, явились на перевербовку. Все прошло без сучка, без задоринки. Куриную лапку в руки — макай в кровь да пиши подписку. Я, весь в безмерном счастии, с толстой кипой подписок — в свою резидентуру.

Все оформил — засекретил, что надо — план пятилетний — готов досрочно — отчитался. Думал отдохнуть, расслабиться. Так нет — резидент цэрэушный приперся, да еще и без «пузыря». Просил как-то по-человечески, по-братски, проблему решить — у него ж вся африканская работа встала. Но не пошел я ему навстречу, глядеть не могу я на эти рожи самодовольные. Да и можно ли по-человечески без «пузыря» — сами подумайте. Да и тамбовский волк ему брат. Если бы как человек пришел, то почему не помочь, что мы, звери чтоль лютые. Понимание имею — над ним тоже Центр, правда, похлипше нашего.

Короче, развалил я таким образом работу целой резидентуры нашего самого главного противника. Меня — не поверите, к Герою представили. Реально замаячила за африканским горизонтом лампасная должность. Но не успели подписать указ — совсем с катушек мой лучший агент слетел. Так куролесить стал, пользуясь моей секретной наукой и приобретенными устойчивыми навыками, что не хватит времени рассказать на этом занятии. Чистая жуть. Дошло до международных скандалов.

А вот теперь думаю: все ж у него наверняка славянская душа, наша, и он просто ушел в длительный запой, с кем ни бывает, от постоянного нервного напряжения с катушек слетел. А ну попробуйте столько прошаманить вдали от жены, детей и березок с окуньком в речушке ….Там только зомбированию да камланию учиться лет сорок надо было, а к работе приступить, а задание выполнить, чтобы перед соседями стыдно не было. Считайте, сколько он там, болезный. А всякой дрянью питаться, подножным кормом. А я, дурак, селедочки ему под лучком колечками с картошечкой и хлебом — солью черным не организовал. А он же так намекал, так намекал — свое умение проявлять пытался, а я — то думал — ученик хороший. А он не открывая рта криком кричал, язык-то русский давно позабыл: свой я, свой и эту науку еще вот в этом учебном центре освоил еще когда, никогда не забуду!

Ах, дурья моя башка, дурья. Правильно — только вас, студентов, и учить, а для самостоятельной работы не годен я, не годен… Меня, вместо Героя в тот раз объявили персоной нон грата и сюда. К вам, в наказание. Да не вам в наказание, а мне — что опять веселитесь. Все бы вам хихоньки да хахоньки, о серьезных вещах речь держу! Посмотрим еще, куда вас судьба занесет (как он был прав, как потом оказалось!). Не пойму — за какие грехи мне это? Или колдун наколдовал, чтобы я его случайно не расшифровал перед местными племенами. …. Но приказы не обсуждают, а выполняют, товарищи курсанты!

Поэтому, выполняя приказ, сам в свою очередь приказываю вам на всю жизнь запомнить очень важные принципы работы: во-первых, доверяй, но проверяй. Каким бы ни надежным был ваш оперативный источник и преданным — регулярно организовывайте проверочные мероприятия, в том числе с использованием спецтехники и других оперативных источников. Ведь агент — тоже человек. Вдруг на него через семью, силой воздействуют, угрожают, и стал он двурушником? Во-вторых: никогда не прекращайте обучения и воспитания агента, даже при достижении самых замечательных результатов, не берите в пример мою работу с вуду-агентом. Ибо агенты часто действуют в агрессивной, негативной среде, которая на них также сильно воздействует — глядишь и даст агент слабинку. И вместо Героя вы получите вот таких оболтусов в обучение и будете с ними мучаться ежедневно, до самой пенсии. Знаете интересное и очень поучительное выражение одного умного человека, а Фридрих Ницше был очень умным человеком? «Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя». Все понятно, есть вопросы? Только по делу, по вуду — не консультирую принципиально.

Тогда продолжу. Я никогда без дела не останусь, пока буду пытаться научить работать даже таких понятливых курсантов, как в вашей группе. С вами точно не соскучишься. Или с ума сойдешь от ваших проделок и «перлов» или станешь артистом-юмористом разговорного жанра. Лучше и полезнее для здоровья последнее, ибо, если воспринимать все близко к сердцу — оно может не выдержать.

После, немного поостыв, полковник поделился результатом двух других пар. На месте одного тайника он увидел экскаватор водоканальной службы, со скрежетом вгрызавшегося в грунт, чтобы добраться до не ко времени прохудившегося трубопровода. А контейнер для второго обсуждаемого тайника был оформлен трудолюбивым, нестандартно мыслившим курсантом — в виде камня, распиленного пополам, выдолбленного внутри для надежного и герметичного сохранения военной тайны. Умелец так четко соединил половинки и незаметно склеил, что никто не заметит, даже если очень постарается и применит бинокль или иной оптический прибор. Подогнано точнее, чем у ацтеков. Оставил его у всех на виду, на автобусной остановке, внутри приствольного круга огромного, точно столетнего дерева — он предоставил и справку из общества защиты природы, добытой оперативным путем, с перспективой роста еще лет на сто — ну все точно по рекомендациям. Как говорят, лучше всего прятать на самом видном месте — никто не догадается.

И опять наш полковник мгновенно завелся, в этот раз не на шутку, чем даже многих из нас испугал до незначительных, самых первичных проявлений «медвежьей» болезни. От этого в аудитории в предвкушении смертоубийства слегка запахло керосином. Мы замерли, с нетерпением ожидая очередного всплеска юмористического анализа ошибок коллеги, не из злорадства, конечно, но исключительно для получения знаний таким веселым и очень доходчивым способом.

— Я сразу нашел это клятое место, е-мое, — сказал полковник. — Все четко, нормальным русским языком, кратко и понятно описано, безо всяких там вам ятей. Ну, думаю, наконец-то хоть один нормальный на всем курсе попался, надо будет попристальней к нему приглядеться — на нелегала легко потянет, может даже на замену тому шаману, четко описал, правда, трудно будет на глазах у двух десятков людей, ждущих автобус, сей камушек взять, не обращая на себя внимание — расталкивать их придется.

— Место-то такое популярное у транспортников: на пересечении десятка маршрутов. Там и в час ночи толпа, еще и пьяная. Но, ладно, я бы ради дела пострадал — отбился как — нибудь. Но задача-то моя, господа офицеры, многократно усложнялась, знаете, чем? Умом своим я постичь эту задумку не могу, только в кошмарном сне, которого с тех самых пор я ни разу не испытывал, даже принимая убойное спецснотворное — последнюю разработку нашей секретной лаборатории, где я за небольшое, чисто символическое (прекратили, гады, финансирование) вознаграждение подвизался в качестве добровольца — испытателя. Дело в том, что камней таких декоративных вокруг дерева штук сто. А наш ювелир — любитель камней — самоцветов, указал в описании азимут, с точностью до градуса, и расстояние от дерева, в целях конспирации (это молодец, конспирация в нашем деле прежде всего) выраженной в каких-то, мать его, единицах измерения, написанных древнешумерской клинописью, о!

Конечно, пришлось посидеть по библиотекам, привлечь экспертов, предварительно отобрав от них подписку о неразглашении, а заодно и о невыезде. Но это так, для надежности, чтоб наверняка, как контрольный выстрел, который я рекомендовал предыдущим скромным труженикам плаща и кинжала дублировать в качестве гарантии недопущения неожиданных конфузов. Кстати, кто здесь оконфузился, что-то керосином…, да, но, ладно, я не об этом…с кем ни бывает.

— Так вот, товарищи офицеры, я в глазах наших честных, ничего плохого не ожидающих, кроме маршруток, граждан, несмотря ни на что, терпеливо ожидающих этот самый клятый транспорт, и выставил себя сумасшедшим и полным идиотом! Я был вынужден взять маленький компас, который в ремешке часов вмонтирован, антикварная вещь, знаете ли, таких теперь не делают, это я у своего отца — старичка преклонного возраста выпросил — для проведения тайной операции, он не пожалел для сына.

— Поглядываю будто бы на часы, ожидая свою маршрутку — я ж нормальный, я должен соответствовать ситуации, сливаться с толпой населения, а сам смотрю не на замершую от предвкушения бесплатного развлечения секундную стрелку часов, а двухцветную — компасную. А там погрешность какая — представляете? Понял, что не совладаю с таким оборудованием. Пошел в спорт магазин, купил серьезный компас для кругосветных путешествий — с крышечкой зеркальной и прорезью, чтоб значит, в нее глядеть и определять — а куда ж мне дальше. Мне уже страх как хотелось пойти хоть куда — нибудь, но подальше. Но чувство долга, господа офицеры, и обязанность доложить вам этот передовой опыт, не позволили мне смалодушничать и позорно бежать с передовой незримого фронта, который мне устроил этот … где он, кстати? Хочу ему в глаза посмотреть… И не стыдно тебе, без применения спецсредств вижу, глаза твои бесстыжие, а?! Встань, надежда отечественной разведки! Смирно стоять! Ять…переять…

Изложение сложного секретного материала, все более напоминавшее выступление известного артиста Задорнова, продолжалось. Мы, правда, сначала давились смехом, дальше — больше, стали открыто смеяться, а сейчас и вовсе некоторые аж хрюкали и утирали от дикого восхищения происходящим носовые выделения — проявления полного восторга от раскрывшегося перед нами действа.

— Так вот, продолжу, — сменил позу полковник. — Нет, как говорилось классиком, повести печальнее на свете. Я стал все более активно сверяться с прорезью, заглядывал внутрь нее по азимуту сначала левым, позже и правым глазом, один раз даже двумя пробовал, но узковата щелочка, узковата оказалась, зараза. Брал очередной камень, пытался его раскрыть. А не тут — то было, видите ли, уважаемые. Пойми его: тот это камень, но крепко-накрепко заклеен «Моментом» — раз — и все, навсегда, или не тот, а просто булыжник бесполезный для нашего правого дела, да и левого тоже — всякие дела бывают, но об этом позже, позже! Я, как последний дурак его туда-сюда кручу-верчу, на что-то бесполезно надеясь, бранясь абсолютно нецензурно, а русского перематерить вы же знаете, все равно, что перекусать акулу, но об акулах империализма — в другой раз. Так вот ругаюсь уже в присутствии малолетних детей, раскрывших рты от восхищения от новых, загадочных, но звучащих как песня, слов, и беременных женщин, стыдливо их, то есть рты, прикрывающих ладошками, чтобы ненароком не стать за мной повторять — это у них, беременных, как токсикоз, если кто еще не знает, да. Встал на колени и заработал еще активнее: приговаривая, как Чапай, уходя от белогвардейской пули, врешь — не возьмешь!

Я корячился там со всеми своими ревматическими суставами и остеохондрозами сначала под сочувствующими взглядами. Затем вокруг меня люди столпились в предельном возбуждении. Автобусы уже уходили полупустые, и это в час пик, прошу заметить, товарищи! Некоторые стали давать советы, какой камень, какой рукой брать, и где его надавить, чтоб открылся, гад, сволочь такая, но явно спутали точку отсчета азимута, перепутав север с востоком. Некоторые начали делать ставки, и меня подбадривали чуть было не пинками! Женщины громко шептали, что, возможно, я помешался, наевшись несвежих моллюсков-устриц каких-то и теперь вот результат: пытаюсь растворить воображаемые створки каменьев…

Кто — то возмущался, мол, интеллигентного вида, такой солидный мужчина и, видать, наширялся чем-то, надо ментов сюда вызывать срочно — только этого мне и не хватало! Маленькая девочка высказала предположение, что я потерял в россыпи камней последние (бедный дедушка — пенсионер) деньги на проезд и не могу поэтому доехать до своей любимой бабушки и предложила всем сочувствующим скинуться, первая протянув пятачок. Ах, крошка моя — умница — красавица, точь в точь как моя внучка! А сердобольная старушка всплакнула и стала мне желать скорейшего выздоровления. Но решительнее всех поступил какой-то подлый тип, вызвавший скорую из психушки и мне еще пришлось отбиваться от санитаров. Уйти-то я от них ушел, иначе я не был бы матерым ветераном службы внешней разведки, и не такие «хвосты» обрывал, ха! Подумаешь какие-то амбалы-биндюжники, да я в былые времена, будучи как вы — лейтенантом, старшим, таких десятками на кукан…, ладно, опять увлекся…

— Одним словом, занимаясь вот с такими, — неприязненно кивнув на застывшего по стойке смирно перемудрившего офицера, — я досконально изучил в этом районе все проходные дворы и переходы по крышам — и там некоторые умники закладки делали зимой в сплошное обледенение. И не только там, но об этом чуть позже. Смешно вам. Вот пацаны, ек-макарек. Одно на уме — вам бы погоготать только, жеребцы…Ух, я вас! Ничего, наступит время «Ч» и вы мою науку вспомните и благодарны будете.

— Как только кто-нибудь из вас, из молодых людей, — как писал поэт-, жаждущих познаний, обо мне с благодарностью подумает — так сразу не забудьте сами или с какой оказией передать с той точки земного шара мне сувенир — бутылочку хорошую, да только не через тайник, а то продукт может пропасть, разве археологам светлого будущего повезет… И не «Столичную» — она к добру не приведет, проверено. Эх, молодежь… Садись, прощаю. Надеюсь, дошло до тебя…

Кто-то из курсантов, сидевших за мной, пытался уточнить:

— Товарищ полковник, а как же с санитарами-то….

Но после этого дурацкого вопроса перед нами предстал совсем иной полковник Толмачев. Он вдруг посерьезнел и жестко ответил:

— Если вам, товарищ курсант, интересна моя исключительно метода доведения важной практической информации до самых до ваших печенок, а не содержание занятия, то вы явно ошиблись адресом. Вам надо не разведке учиться, а сидеть на концертах этих дебильных «Дизель-шок» да придурков из «112-ого Квартала» с из гнусавым лидером — у них поучитесь пошлостям да кривляньям с дешевыми шуточками, может и згодятся в какой пивнушке за россказнями рыбацких баек с похожими на вас типами.

— Представьте, эти умники из квартала, эти «принципиальные» юмористы-разоблачители всех президентов и какой-то Юли, не находящие мужества использовать ежедневно в наши дни появляющиеся в Украине на государственном уровне анекдотические поводы для смеха сквозь слезы, провоцируемые и создаваемые бестолковыми и безграмотными действиями их бывшего коллеги со товарищи. Даже свой «знаменитый» номер игры будущего президента на фортепьяно воображаемым для зрителя его половым органом они не придумали сами, а грубо содрали с 50-летней давности номера артистов Лас-Вегаса. Можете легко проверить мои слова с помощью оперативного источника, работающего во всемирной паутине под псевдонимом «Ютуб». Он, «пианист», и сейчас, уже в должности то ли президента, то ли куклы на веревочках, играет под американскую дудку или под воздействием штатовских веревочек или ч… чччтоб ему, през…ику… (что — то даже икотка напала) этому, то есть президентишке марионеточному, нагло обманувшему свой народ… Ишь, что удумал — запретить ввозить им туда сказку про Илью нашего Муромца, а? Он что — диверсант наш, что ли, из моих курсантов? Да он же святой, его мощи хранятся в Киево-Печерской Лавре, я лично их видел, рядом стоял, склонив уважительно голову. Их что — тоже скоро запретят и выкинут? Это, товарищи курсанты, и называется мракобесием, запомните это хорошенько и берегите свои души. Очень вас прошу. Не уподобляйтесь некоторым политикам, ради кресла и неуемной жажды власти продавшим душу сами знаете кому.

— Даже отличившиеся сегодня герои дня, по их глазам вижу, осознали ошибки и впитывают саму суть, отделяют, как живые и мыслящие сепараторы, так сказать, зерна от плевел. Впрочем, ладно, и не таких работничков за кордоном повидал, как вы, товарищ курсант. Всякие беды и безделье — вот все их достижения.

— А ты, масон — вольный каменщик (за этим парнем так и закрепилась кликуха — Масон, он и не сопротивлялся и как — будто даже радовался этому прозвищу и гордился им — как же, САМ Толмачев меня так нарек, дорогого стоит) к занятиям по моей дисциплине будешь допущен исключительно по предъявлении этого самого каменного контейнера — булыжника с демонстрацией способа его открытия. Вот раздолбай, а? Кого я спрашиваю, чего молчишь, как камней в рот набрал! Или мечтаешь набрать полный рот дерьма и в меня плюнуть за критику твоих за…..х действий?

Но тут же гнев был сменен на милость, на контрасте любил вбивать информацию в наши головы:

— Но не поленился же! Один из всех так серьезно подошел к выполнению учебного задания, взялся за кувалду, — за это хвалю, молодец, пытался удивить. Но сейчас, когда все камни уже перемешаны, ступай и выполняй первое свое настоящее задание.

— Попадешься в дурку — там тебе и место, вызволять не буду, сам прояви смекалку, она вроде у тебя имеется. А предъявишь искомое — обещаю, определю этот контейнер в свой личный музей — коллекцию. Будет там на почетном месте — рядом с искусно и весьма натуралистично изготовленным из папье маше куском дерьма замысловато изогнутого — это ж как надо было…трудно представить, хм… ну, ладно, с кем ни бывает, да. Ох, и зря я — ну, сам прокололся, и на старуху бывает проруха.

— Ладно, расскажу. Тот курсант тоже ошибочку допустил, как ты с суперклеем и координатами клинописью — вообще — то мне понравился ход твоих мыслей, главное, что они — мысли — в твоей голове присутствуют, молодой человек, скажу я честно — откровенно! Изготовил тот специалист — фекалист, чтоб ему, такой контейнер очень профессионально, со знанием дела, видите ли, да. Не учел только, что этот контейнер имеет демаскирующий признак — очень опасное явление в нашем подпольном деле — нет запаха и так его и сяк, и одной ноздрей, и другой, и обеими, а нет! Все — пиши: пропало! Так же и операцию сорвать можно! Правильно я мыслю? На этом он и погорел, так сказать, при учебной, в весьма недвусмысленной позе, закладки сего куска, так сказать, контейнера в одном общественном туалете на окраине города, который лет сто не убирался из-за того, что его давным давно коммунальщики сняли со своего баланса. Это курсант все четко разузнал и просчитал, учел эти детали, молодчага, красава, е-мое его это самое.

— Товарищ полковник, разрешите абсолютно практический вопрос, исключительно в целях повышения своего профессионального уровня, — несмелым голосом проблеял один из курсантов.

— Ну ладно, задавай, только без всякой такой вашей курсантской гнусной пошлятины — не люблю, знаешь ли. Излагай с выражением, будто поэта А.С. Пушкина читаешь. Идешь направо — песнь заводишь, налево — сказку говоришь. Кстати, а вот этого — сказку, то есть, не надо. Итак, начинай — благодушно ответил наш преподаватель, вольготно развалившись на стуле, беспечно постукивая карандашом по столу, попеременно переворачивая его концами. Зря он расслабился — курсанты тоже не из папье маше деланы, умеют подметить важное, недосказанное и заковыристо так, как бы случайно, ненароком, попытаться выведать, как на практических занятиях по применению методов выведывания информации — это когда чисто с помощью необычайно натренированного интеллекта, а не с применением шанцевого и иного пассатижного инструмента.

— А каким же это образом, товарищ полковник, — с трудом сдерживая злорадное ехидство, начал этот отчаянный курсант с выражением и вопрошающе поднятой рукой, — вы определили сию позорную недоработку нашего коллеги среди обилия, так сказать, образцов для исследования на указанном вами объекте, как нашли искомое сокровище среди россыпи этого алмазного фонда? Наверное, применяли какую-то бесконтактную, очень дистанционную спецтехнику направленного нюханья, нам еще неизвестную по незначительному сроку службы, по малолетству, так сказать, нашему и недалекости мышления примитивного и курсантского?

— Так, курсант, стоп, не гони, так сказать. Любознательность твою со всем своим удовольствием поощряю, молодец. Даже горжусь тобой и рад знакомству. Только за один умный вопрос, все обратите на это внимание, ставлю отличную оценку. Но запрещаю впредь обсуждать где-либо этот практический опыт, ибо он составляет государственную тайну, а у вас еще недостаточно высокая категория допуска.

— Поработаете с мое, с такими как вы чудаками, мастерами камуфляжа — сами догадаетесь о спецтехнике. Я из-за ее применения нюх потерял, хронический насморк в дополнение ко всем своим с вами приобретенным профессиональным заболеваниям заработал, йопт… И…и все, все. Молчок. Больше при мне об этом никогда, поняли все? Не надругивайтесь при мне над государственной тайной, не вы ее создавали, не вам ее и…Короче, всем молчать намертво, как на допросе у гнусных гестаповцев или на допросе в секретных тюрьмах цру — принципиально говорю маленькими буковками этих мерзавцев — после известных вам африканских недоразумений готов их, цэрэушников этих…ух их… Кстати, подумал, а может это их коварное дело — подсунули моему вудуисту вместо «Столичной» какую-нибудь паленую виску и он того, попал в иное измерение своей головой. А ведь светлая голова была, всем бы вам такую! В общем, не рассуждать попусту. Иначе сейчас все по моим стопам туда пойдете, хотя нет, это слишком легко. Все мои следы, наверняка, до сих пор там видны, это ж только на прошлом курсе случилось, и местные ханурики не успели, так сказать, ну вы понимаете, заполнить все пробелы и бреши на пути моих исканий и метаний…

Вот в такой оригинальной форме мы с удовольствием впитывали все новые и новые знания. Все навечно фиксировалось в наших мозгах, каждое слово до последней интонации. Какой мастер преподавания, таких поискать!

Я, почувствовав общий творческий настрой, умело созданный Толмачевым, осмелев, видя, что гроза вроде бы проходит стороной, решил спросить, какие замечания по нашей с Егором закладке, чем она плоха, ведь все требования были соблюдены. Также высказал сожаление территориальным ограничением задания, так как буквально через дорогу было несколько просто идеальных мест для оборудования тайника. Получил очень простой, но удовлетворивший меня на сто процентов ответ, научивший меня многому.

Полковник Толмачев, а звали его Павлом Андреевичем, вздохнув устало сказал, по свойски обратившись ко мне по имени:

— Владислав! Я бы поставил вашей паре отличную оценку только за то, что вы проявили творчество, настойчивость, разумную инициативу, а не тупо зациклились, как было в реальности, на заданной вам преподавателем территории. Помыслили бы неординарно, нестандартно, неожиданно, дерзко, в конце — концов. Если бы вы удивили меня любым, пусть не идеальным, но местом, которого от вас никто не ожидал. Хотя я, честно, говоря, рассчитывал, что кое-кто из вас, из молодых людей, найдется, как говорил классик… К сожалению, огромному моему сожалению, ни один не рискнул. Не рискнул не тупо, шашку наголо и на танки, а тайник — на двойную разделительную полосу проспекта. Нет, я не этого ждал, не глупости несусветной. Но риска просчитанного, надежного. Конечно в реальной жизни, не учебной, бывают и четкие и совсем неожиданные указания что-то сделать именно так и никак не иначе, но это происходит исходя из конкретных требований оперативной обстановки. А вы все поступили ожидаемо, предсказуемо, серо — это не относится, конечно, к товарищу Масону. Он сегодня, понятно, на высоте, герой…Тут да, удивил, век не забуду и благо — вытесню воспоминания о папье маше, да … Я провел специфический оперативный эксперимент и все вы пошли вот так вот тупо, по пунктам, у меня на поводу.

— Конечно, надо разведчику быть очень терпеливым, как рыболов. Но и активных действий, активных мероприятий никто не отменял. Всему свое время, думать надо над каждым шагом. Представьте, вы действуете традиционно, ну как все время в миссионерской позе: если первая фрикция туда, то сто процентов надо ждать тебя вот тут — где обратно, понятно, надеюсь, или среди нас есть несчастные, обделенные судьбой и прекрасными женщинами девственники?…Понятно всем? Это радует. Противник наперед знает ваши стандартные действия и телодвижения. Кстати, порой таким миссионерством грешат црушники, нас недооценивая. И чем все кончится — окажетесь в каком-нибудь зиндане, в вонючей местной тюряге. Сожрут и не поперхнутся, косточек не выплюнут. А вот если вы заставите их действовать по своим правилам, в непривычной для них обстановке — им станет не до вас, тут уже вы взберетесь на самый верх пищевой цепочки.

— Представьте, вы долго подбирали наживки, меняли места ее заброса, меняли размеры крючка и толщины поводка и основной лески, применяли необычные, оригинальные прикормки. Клюет! Вы подсекаете заветную рыбку и вытаскиваете ее на берег, на воздух, в непривычную для нее среду. Она таращит глаза, хватает непривычный воздух своим ртом и ей, уверяю вас: не до рыбака, не до каких-то козней по отношению к нему. Как говорится: не до жиру, быть бы живу. Пока она трепыхается, вы делаете с ней все, что вам надо — снимаете с крючка, но уже крепко держа в своих мужественных и чистых, как завещал товарищ Дзержинский, руках. Далее — в садок, за решетку. А после — хоть чешую с нее долой и на сковородку, хоть в засолку, в зависимости от ситуации, сорта, размера рыбки или стоящих перед нами целей. Можно и вместо живца, а почему нет, на крючочек незаметный, но ого-го какой острый да крепкий? А если мелочь какая — то и коту какому на съедение, пусть потренируется на живом да изворотливом противнике. Но все эти действия уже полностью вами контролируются и вся игра идет по устанавливаемым вами, и никем иным, правилам. Экспериментируйте, но с умом, удивляйте противника, как меня удивляют некоторые высокохудожественные натуры — скульпторы да папье машисты, вот говнюк, фу…Как мне забыть этот кошмар, в который он меня окунул в прямом смысле этого слова?

— Но ни в коем случае не недооценивайте его, противника, а то подтянете рыбку к берегу, берете беспечно в белы ручки, а она — пиранья скрытая, сволочь, маскировавшаяся под молодого лещика — подлещика — клац и оттяпает пальцы по самую шею, разумеете, к чему я? Это еще повезет, если по самую шею, а если по самые помидоры — не до шуток будет, ребята, я вам это точно говорю — на себе проверил, да…. Ну, не подумайте, что на своем опыте. Он у меня, конечно, богатый, но не такой радикальный. Ну, что это за это — опять кальный. Куда ни взгляни — сплошное говно, прошу меня милостиво простить за столь вычурные слова и сравнения, господа курсанты. Нашло что-то на меня, ностальгия, что ли. Опять невпопад, пора завершать занятие, но еще минуту внимания и уже серьезно.

— Ко всему прочему, надо досконально знать противника, любить тщательно и кропотливо изучать, какого полу — роду- племени он и где у него зубы, если они есть, а также и все остальные гениталии — может надо заняться и другими органами, по ситуации. В общем, уверен, вы прекрасно поняли, что я всем своим долгим сегодняшним рассказом хотел вам сказать, чему научить. Прошу вас, запомните не то, о чем я так эмоционально говорил, критикуя наших талантливых коллег, вызывая приступы смеха, который у некоторых тут напоминает всякие, знаете ли, сексуальные звуки. Это тоже полезно, на ошибках учатся. Опять же минута смеха, вы знаете, заменяет кружку хорошего пива, по количеству выделенных эндорфинов. Но прошу запомнить, крепко запомнить, зарубить на носу, Владислав, что я ответил на твой вопрос. Гарантирую, сто процентов, ты передашь мне когда-то хорошую бутылку. И я буду знать — ты очень своими нестандартными действиями удивил противника. Возможно, это спасет тебе жизнь, хотя я, конечно, всем желаю безоблачной службы. Спасибо, уверен, сегодняшнее занятие было одним из самых эффективных. На сегодня все свободны!

Я вышел из аудитории под большим впечатлением и поблагодарил судьбу за то, что она послала мне таких Учителей, с большой буквы. У таких людей, как Павел Андреевич учиться — одно удовольствие и большая честь.

Завершая столь любимую моей душе тайниковую тему, добавлю: Масон справился с заданием Толмачева на удивление быстро, с соблюдением конспирации по высшему разряду. Он, спокойно подумав, договорился с мужиками — коммунальщиками — зеленхозовцами, за бутылку водки, якобы для хохмы для друзей — собутыльников: собрать в мешок все те злосчастные камни — и, в свою очередь для любопытных — под предлогом подготовки почвы перед посевом декоративной травки в приствольном круге дерева. И, конечно, привезти ему желанный мешок с камнями в условленное укромное местечко. По внешнему виду Масон свое изделие и сам не смог идентифицировать, но, немного разбираясь в физике, он его вычислил по скорости погружения в воду. Сидел себе паренек на пенечке и бросал один за другим камушки в воду. Да при этом замечал скорость их утопления. На ладони вес трудно был отличим — все камни разного веса и формы. Можно и ошибиться, на глазок. А так, проведя несколько испытаний, довольно быстро решил задачку. Взяв заветный контейнер прибежал с ним к Толмачеву.

— Вот, — говорит, — разрешите доложить, товарищ полковник: ваше боевое задание партии и правительства выполнил с честью, с высоко и гордо поднятой как знамя нашей части головой, не нарушив конспиративных условий и с дуркой — ни-ни — не пообщавшись. Все как вы и приказывали. Несите в свой музей, памятную мемориальную табличку я тоже подготовил, — и, стесняясь, достал из дипломата такого же размера гранитную плиту с соответствующей надписью старинной русской вязью, содержащую все его установочные данные, которые я разглашать не могу — время такое, скорее всего, не наступит никогда.

Полковник, хитро прищурившись, однако не объявил Масону благодарность и напомнил о еще одном, и главном, условии — научить способу вскрытия контейнера, продемонстрировать этот способ. Масон, не долго думая, удивил преподавателя до самой глубины его настрадавшейся с нами души. Взял и очень нестандартно использовал памятную мемориальную плиту имени себя самого, сказав при этом словами басни дедушки Крылова «а ларчик просто открывался»: просто грохнул ею по камню и все дела. Полковник под впечатлением расчувствовался и даже, обняв любимого ученика, троекратно его облобызал. А около раздробленного в всмятку контейнера любовно и бережно установил гранитную доску имени Масона. Такие дела приключались с нами на той учебе. Интересно и познавательно было.

Приходилось неоднократно и очень тщательно отрабатывать способы осуществления наружного наблюдения. Без знания особенностей действия службы наружного наблюдения разведчик, как работник опасного производства без знания правил охраны труда, техники безопасности. Даже больше, от надежной работы разведчика зависят многие судьбы — и коллег, и агентуры, не говорю уж о деле. Надо признать, нелегко зарабатывают свой хлебушек сотрудники «наружки», не завидую я им. Многие из них разведены да с язвами желудка. Тяжкую ношу они несут. Это только в кино да книгах с газетами все кому не лень, особенно злопыхатели всякие распознают ведущееся за ними наружное наблюдение в несколько секунд. Да хрен вам, обнаружите вы, если только нет у них задания вести наблюдение демонстративно, чтоб на нервах поиграть в оперативных целях. Теперь, располагая пусть и небольшим, но достаточным объемом знаний, у меня такие знатоки тоже стали вызывать раздражение. А если они еще, набивая себе цену, расскажут как их телефоны прослушивались, а они при этом слышали какие-то щелчки — ну умора! Лучше б работой своей непосредственной занимались, помните, как профессор Преображенский в «Собачьем сердце» М.А. Булгакова возмущался? Вот и я о том же.

Занятия с нами проводил, в числе других специалистов, один из «зубров» — ветеранов наружного наблюдения местного областного управления ФСБ, Сергей Сергеевич. Много, очень много полезных и интересных знаний он передал нам во время теоретических и особенно практических занятий в городе. Но он учил нас действиям «наружки» с точки зрения контрразведки. Это очень полезно — знать разведчику, как действует наружное наблюдение контрразведки. Особенности же ухода от «наружки», способы ее выявления с позиции разведчика, за кордоном, нам преподавал один из бывших разведчиков, длительное время служивший, как он говорил, в странах с жарким и влажным климатом, с жестким контрразведывательным режимом.

Вкратце поведаю о результатах такой тренировки в городе, кстати, которую нам организовали до теоретической части этой сложной науки, которая подразумевает в числе прочего умение чтения языка тела человека, то есть объекта, правильной интерпретации всех внешних признаков, им проявляемых. Ох, как потом нам теорию давали, как в пух и прах разбивали все наши потуги, дабы дошло и до нас то, о чем я рассказал ранее. Да, теперь никто из нас не будет давать «наружке» глупых и невыполнимых заданий.

Рассказал нам Сергей Сергеевич курьезный случай, приключившийся с ним в самом начале его карьеры. Получили задание поработать по одному сельскому жителю, развернувшему бурную политическую деятельность с инициативными выходами на всякие посольства. Все бы ничего, но, хотя допуска к гостайне не имел, а работал-то он на режимном предприятии недалеко от места проживания. Представьте, довольно зажиточное село: старая пятиэтажка, П — образная. Объект жил в первом подъезде, то есть, условно говоря, в нижней точке левой палочки буквы «П». Вести длительное наблюдение из автомобиля в сельской местности без расшифровки вообще сложная задача. А непосредственно в селе — тем более, хотя и внешний вид у ребят был специально создан самый затрапезный. Изображали то ли делегатов съезда комбайнеров, то ли местных любителей поиграть на скамеечке у подъезда в шахматы и в основном выпить, что в принципе «сливало» их с местностью, но трудно было постоянно отбиваться от местных любителей дармовщинки. Те своих — людей своей крови — чувствовали за милю. И расшифровки принадлежности к спецслужбе нет, но и работать невозможно, к тому же куча аппаратуры в потрепанном внешне «Жигуленке» с форсированным двигателем. По словам Сергея Сергеевича у них одна радость была в дороге: потешаться над выражением лиц заправщиц, которых какие-то потертые — неприметные, но жизнерадостные и веселые ребята просили залить в бензобак 80 литров.

Прикрепленный к бригаде разведчиков наружного наблюдения, а должность до распада Союза называлась у Сергея Сергеевича именно так, опер из территориального подразделения свою часть работы выполнил — нашел квартиру для оборудования стационарного поста наблюдения. Намучился он страшно. Ну, нет нормальных квартир. Если жильцы нормальные — окна их квартиры глядят не в нужном направлении. Глядят куда надо — так хозяева алкаши или многодетные — как с ними установить доверительные отношения? Через минуту или все село знать будет о шпионах или это же последствие и плюс алкаши будут в очередь выстраиваться, еще и объекта с собой притянут. Выбирай, Сергей Сергеевич! Что лучше? А это — жизнь, это ежедневные серые рабочие моменты — но как достают…

Через местные оперативные возможности удалось присмотреть прямо внизу правой палочки буквы «П», прямо напротив подъезда и окон объекта, достойную во всех отношениях квартирку — то, что надо. Там старушка коротает жизнь со старичком своим — лежачим инвалидом войны. Опер подвел сотрудников «наружки» к дверям этой квартиры. Сергей Сергеевич его отодвинул, мол, теперь мой выход на сцену, мой черед вести беседу. У него в карманах кипа всяких настоящих документов. От удостоверения сотрудника московского уголовного розыска — знаменитого МУРа, который за тысячу километров, до удостоверения журналиста владивостокского корпункта газеты «Правда». Выбрал он удостоверение какого-то инспектора что-то вроде комиссии по электросвязи и радиоволнам.

Решил рассказать душещипательную историю о том, что на близрасположенном военном аэродроме скоро ожидают на учения большое количество различных самолетов. А ему нужно с помощью всех этих, что с собой, ящиков с аппаратурой, запеленговать где-то здесь в селе окопавшегося злостного радиохулигана и тем самым предотвратить крушение бомбардировщиков вот прямо над этим домом и спасти жизни старика и старушки. Вот. Такая незамысловатая легенда, прокатывавшая в те годы существования радиохулиганов.

Позвонили, представились электриками этой хитрой комиссии по радиоволнам, зашли, довели легенду. Старичок оказался бывалым фронтовиком — авиамехаником. Задание «электриков» одобрил, даже разрешил нужную комнату от себя освободить, если ребята его перенесут с кроватью во вторую комнату «двушки», дабы обеспечить надежный и безопасный авиакоридор нашим красным соколам. Сергей Сергеевич расслабился чуток — все «на мази», класс! А зря — тут вперед вышла более расторопная бабулька, бывшая связная партизанского отряда, воевавшая в местных непролазных плавнях, до сего момента внимательно прислушивавшаяся к особенностям внезапно осложнившейся оперативной обстановки в месте дислокации ее нынешнего со старичком базирования. Она «облегчила» задачу «наружке», заявив сынкам из НКВД, что она знает кто это, назвав точную фамилию, имя, отчество и всю биографию этого супостата, от случайного, по «залету» рождения до его нынешнего злостного радиохулиганства. Выразила готовность также самостоятельно вести круглосуточное наблюдение со скамеечки у подъезда, с другими старушками из ее подпольной ячейки военных лет — хочет вспомнить молодость. Заверила, что не подведет, все проделки радиохулигана будут точно зафиксированы и переданы, куда следует. Обещала разбиться в лепешку, не пожалеть остатков жизни, но добиться, чтобы самолеты завершили бомбометание точно в заданном квадрате. Предложила и очень дельные способы связи с «наружкой», а также пароли — отзывы и прочую подпольную атрибутику, в том числе и тайнопись. Далее она пыталась рассказать все и об этом квадрате, и кого там следует разбомбить к ядрене Фене и о самой этой Фене тоже.

Сергей Сергеевич с коллегами стоял, обомлевший, не ожидая от старушки такого напора и смекалки с наблюдательностью. Что делать, легенда разрушена, объект заинтересованности расшифрован, погоны сорвут и уволят, жаль — ведь только начал и до пенсии еще более двадцати календарей? Ну точно, как в любимом фильме: шеф, шеф, все пропало, гипс снимают, объект уезжает! Что было дальше? Да просто нашли более спокойную квартиру. Там тоже не все способствовало ведению наблюдения, но сладили. До пенсии благополучно дослужил, а после этого случая побывал в разных и не таких передрягах, о которых с юмором курсантам и не расскажешь. И Сергей Сергеевич с облегчением вздохнул, будто заново пережил эти тяготы и лишения нелегкой службы.

— А вам всем наука, — сказал преподаватель, — берегитесь таких старушек в процессе организации наружного наблюдения или проведения тайниковых операций. Лучше установите с ними хороший контакт. Не пожалейте времени, послушайте их рассказы о здоровье и шалостях внуков, глядишь и действительно поверят вашей легенде. Подходите к любому элементу своей деятельности с выдумкой, творчески. А проводя негласное посещение квартиры какого-нибудь объекта, не забудьте предварительно выяснить — не имеются ли у него домашних любимцев: собак, кошек. Чтобы не пришлось прошмыгнувшего мимо ваших ног наглеца искать по всей улице да снимать с деревьев. А уж если попугайчик вылетит не только из открытой клетки, то пишите рапорта на пенсию, пока не выгнали с позором.

Один из коллег Сергея Сергеевича, тоже пожилой, очень неприметный мужичок — Николай Николаевич (подозреваю — это тоже не его настоящее имя, а производное от аббревиатуры наружного наблюдения — НН), играл роль учебного объекта наблюдения. Мы разбились на пары. Я был в паре со своим соседом — Егором. И таких пар было несколько. Но шустрый дедок всех нас «сделал» — попарно, поштучно и всех вместе. И ничего подозрительного не делал, шел себе, гуляючи, резко ускорялся в естественных, обоснованных случаях. Но на «разборе полетов» всех нас поднимал и рассказывал, где он нас вычислил и как мы были в том месте города и около дома №.. одеты, хоть и пытались шифроваться по-дилетантски, переодеваться с напарником, выворачивать там куртки, снимать — одевать очки и головные уборы. Также он рассказал, где какие метки он сделал мелком и помадой, какой контейнер, куда заложил под нашим пристальным вниманием. Ну, да, да куда там этот пенсионер от нас, крутых разведчиков денется!!! Он нам и эти наивные мысли наши все до одной доложил, ибо на наших одухотворенных и воодушевленных лицах все было написано как на школьной доске, белым по черному.

Придумывали мы и легенды для внедрения в общество в определенной стране, создавали надежные многоуровневые каналы связи, с использованием компьютерной и специальной техники и многое другое.

Особое внимание уделялось способам получения информации. Принято считать, что путем анализа открытых источников добывается около 70 % развединформации. С удивлением узнал некоторые интересные факты, иллюстрирующие указанное утверждение.

О том, что американцы стали активно прорабатывать возможность создания атомной бомбы, информация получена именно таким способом — аналитики обратили внимание на резкое исчезновение научных публикаций на атомную тематику. Вот так засекретили америкосы информацию! Переборщили, так сказать. Благодаря этому своевременно начала создаваться специальная агентурная сеть, которая, несмотря на наличие 500 работников службы безопасности так называемого «Манхэттенского проекта» смогла добыть 12 тысяч листов сплошных секретов по новому виду оружия страшной разрушительной силы.

Но нельзя недооценивать американские спецслужбы. Впоследствии наши ученые наступили на аналогичные грабли, грамотно установленные в нужном месте црушниками. Долго ломали они (црушники) головы, как похитрее подобраться к информации о состоянии в нашей стране аппаратуры, приборов по интересующей их лазерной тематике. Придумали: организовали международную конференцию с выставкой соответствующего оборудования, на которой были представлены десятки экземпляров самой современной техники. Доступ к аппаратуре был свободен, сопровождавшие выставку американские ученые рассказывали что для чего создано, правда, не раскрывая самых серьезных конструктивных особенностей. Наша делегация была, как обычно, нафарширована сотрудниками контрразведки, агентурой, доверенными лицами. И все эти грамотно проинструктированные своими режимно-секретными органами и операми контрразведки ученые просто-таки ломанулись к этим стендам. Црушникам осталось только фиксировать наиболее посещаемые стенды. На основании полученной, в общем-то, статистической информации сделали выводы о том, что у нас имеется, и что мы пытаемся разработать. А, наложив на это еще и зафиксированные вопросы наших специалистов, удалось более точно оценить состояние наших разработок. Не даром один из мудрецов говорил: «Об уме человека легче судить по его вопросам, чем по его ответам». Немного не то, но, как говориться, из той оперы. По возвращении домой все написали отчеты: никто к нам интереса не проявлял, вопросы не задавал, все в норме. Да какой там в норме. Все. Поздно пить «Боржоми». Иностранцам осталось только агентурным путем изучить тему. Пусть это и тяжело, но круг значительно сузили благодаря этой придумке и задачу разведке облегчили.

Были и другие серьезные проколы, позволившие американцам получать информацию пусть и не документальной точности, но… Судите сами. Какое-то международное мероприятие авиационной тематики. Присутствуют генеральные авиаконструкторы многих стран, в том числе и наш, известнейший, на самолетах которого каждый из нас когда-то летал, не хочу упоминать фамилию — нет его среди нас.

Разведка противника поработала со своими конструкторами. Те специально развернули бурную дискуссию о достижении их опытными моделями самолетов каких-то потолков. Называли по нарастающей и похвастались самыми высокими километрами над уровнем моря. Наш, уже убеленный сединами, слушал об этих зарубежных потугах со скучающим видом, глядя в окно, и при упоминании каждой цифры делал непроизвольный пренебрежительный жест кисти рук, мол, фигня. А был он под плотным визуальным контролем всех заинтересованных иноземцев. Вот, не сказав ни слова, невольно выдал: а мы летаем выше этого потолка. А посольская резидентура помучилась бы здорово для получения этой, пусть и приблизительной, информации. На западе своевременно прекратили вкладывать огромные средства на разработку оказавшихся слабенькими моделей самолетов, ну и так далее. Узнала наша разведка об этом случае уже через свою агентуру, сделали внушение генконструктору, провели профилактическую работу, да информация уже выпорхнула из наших крепких рук. Информация — не птица, вылетит — не поймаешь. А уж убытки какие… Страшно представить. Подобная разведывательная аналитика мне пришлась по душе, и я уже не жалел, что прохожу столь интересное обучение.

После обеда выделялся час свободного времени, а затем начиналась специальная подготовка. Меня почему-то готовили к действиям в составе диверсионно-разведывательных групп. Учили, как правильно устраивать минно-взрывные ловушки для живой силы противника, способам минирования различных стационарных и подвижных объектов. Самым непонятным для меня стало обретение навыков управления колесной и гусеничной техникой, состоящей на вооружении российской армии. Радовался, что все это проводилось на тренажерах, а не на реальной технике. Оказалось, что моя радость преждевременная. По весне закрепляли навыки вождением бронетранспортеров, танков и боевых машин пехоты на полигоне в тридцати километрах от Владимира. Не мог понять, зачем мне, кабинетному работнику, аналитику знать и уметь водить бронированные чудища, которые с легкостью месили полуметровый слой липкой грязи танкодрома. Но роптать времени не было, надо сдавать промежуточные зачеты.

С рукопашным боем и преодолением полосы препятствий у меня уже проблем не возникало. Где-то на пятом занятии, я неудачно слетел с качающегося бревна, подвернул левую руку в локтевом суставе. Инструктор Митрохин отвел меня в санчасть, и там самолично вправил мне вывих. Местному эскулапу осталось только наложить фиксирующую повязку. Думаете мне дали отдых? Ага, Митрохин не тот человек! Он приписал пробежку длинной в пять километров, для проветривания мозгов и стабилизации вестибулярного аппарата.

Кормили нас отлично. В рационе были щи, борщи, супы и каши с двойной нормой мяса. По субботам и воскресеньям подавали пельмени, вареники и сырные запеканки. Чай, компот и кофе можно было пить без ограничения, но только в момент приема пищи. В комнаты носить продукты питания категорически запрещалось. Несмотря на обильное питание, никто не жирел, лишние калории сжигались на занятиях.

С Егором у меня сложились нормальные приятельские отношения. Он — уроженец Ростовской области, как сам утверждал, родом из потомственных казаков. Привезенную с собой шашку прадеда повесил на коврик рядом с кроватью. Если верить Стратонову, его прадед этой шашкой рубил фашистов в годы Великой Отечественной войны. В семье Егора все служили, и он по традиции выбрал военную службу. Но особенно Стратонов любил рассказывать о своей жене Елене. Показывал ее фото, расписывал достоинства фигуры, умение вкусно готовить и вести дом. По словам Егора, Лена сможет стать ему надежным тылом в дальнейшем, а если понадобится, излечит, не зря окончила медицинский институт.

В основном я слушал Егора, а о себе сообщил минимум информации. Об отце сказал, что он уехал жить за границу. Какие сделал выводы Егор, не знаю, но к теме об отце больше ни разу в разговоре не возвращался.

По воскресеньям увольнение в город нам предоставляли нечасто, раз в два месяца. Для себя я решил, что бесцельно шататься по городу не хочу, лучше отосплюсь в комнате впрок. Несколько раз с Егором в ближайшем леске устраивали пикник, жарили на костре купленные в магазине центра сосиски, запивая пивом. Естественно лишнего принять на грудь себе не позволяли, в понедельник излишества могли выйти боком с самого утра.