Да, и в наше время нашлись люди!

Глава 5

— Дорогая моя семья, — граф Головко Станислав Владимирович, поднялся со стула, — собрал я вас всех, чтобы сообщить важную новость. — Наша дочь, сестра и внучка, невзирая на наше неудовольствие, приняла опрометчивое решение поехать в советскую Россию строить там светлое будущее. Никакие увещевания отца, матери, братьев с сестрой и деда с бабушкой во внимание не приняты.

— Отец, это ей голову задурил коммунистическими идеями этот болгарский недоумок Костя Константинов, — отозвался с места Степан Головко. — Они в Цюрихском университете в одной ячейке состоят, а теперь София собралась с ним ехать. Я считаю это все девичьей блажью, надо Софию отдать замуж за нормального здравомыслящего человека.

— Степочка, ты излишне категоричен, — слабым голосом произнес старый граф Головко Владимир Михайлович, — каждый член нашей семьи волен иметь свои взгляды на окружающий мир. — Мы с Варварой Николаевной много прожили, видели, как происходят вокруг нас преобразования, но то, что происходит сейчас, вернее сказать, быстрота происходящего, нас несколько настораживает, и даже пугает. Стремления Софийки сделать жизнь лучше вызывает в моей душе чувства умиления и одобрения. Но делать это надо только в цивилизованном обществе, сегодняшняя Россия, таковым обществом не является.

— Дедушка, я с тобой полностью согласен, — кивнул головой Степан.

— Подождите выносить решение, давайте послушаем нашу мадемуазель Софию, что она нам поведает, — повернулся к дочери Станислав Владимирович.

— Почему я решила поехать в Россию? Да, потому, что я русская, во мне течет кровь славян, и она меня зовет туда. Что мы знаем о России? Только то, что читаем в газетах, и что нам пересказывают наши гости. В России объявили новую экономическую политику, они начинают создавать новую экономическую стратегию государства, поэтому им надо помочь.

— Доченька, — обратила на себя внимание графиня Анна, — ты решила помогать людям, которые уничтожили всю интеллигенцию, весь генералитет, всю медицину, культуру, дворянство, наконец? Эти люди исповедуют принцип, кто был ничем, тот станет всем. Задумайся, ничем, и сразу всем. Вчерашний истопник будет лечить внутренние болезни, кочегар с парохода управлять банком, нижний окопный чин водить войска. Можно еще много примеров привести, но только не вижу зачем. Революционеры выбили весь базис, на котором держалась вся государственная машина, а теперь пытаются что-то создать, но нигде и ничего похожего в мире нет. Они же своими действиями отбросили Россию на несколько десятилетий назад, чуть ли не до начала средневековья. Да, есть учения социалистов-утопистов — так это все утопия, она не жизнеспособна. Ты хочешь положить свое здоровье и молодость для достижения недостижимого. Чтобы Россия достигла расцвета, пройдет много времени, и если это произойдет, то не при нашей жизни. Те, демократы-говоруны, что вещают с трибун, не способны к созиданию, их цель все разрушить до основания. Уже все разрушено, разрушать нечего. Убито более двенадцати миллионов русских людей в ходе гражданской войны. Скажи доченька, во имя чего они погибли, что полезного стране принесла их смерть?

— Они отдали жизнь за идею, — насупилась София.

— Интересная у них идея, София, — перебил девушку отец, — солдаты плечом к плечу сражались в окопах с агрессором, а разного толка социалисты создавали проблемы в тылу. — Задерживали выполнение военных заказов на заводах, подстрекали рабочих к саботажу и забастовкам, препятствовали поставкам продовольствия в воюющую армию. Какая идея у простого крестьянина, если он такого слова не знает? Идеи витали только в головах небольшой группки людей, которым удалось оболванить и обмануть миллионы.

— Папа, те же большевики хотели народам России принести свободу!

— А принесли гражданскую войну, разрушения и поголовное истребление всех, кому непонятна или неприятна их идея и идеология. Мама права, сейчас в России тебе делать нечего.

— Папа, ну ты же сам в 1921 году ездил в Россию, возил продовольствие.

— Да — ездил, да — возил продовольствие. Сейчас очень сожалею о своем тогдашнем порыве. Хотел людям, проживающим на наших бывших землях в Дубраве и в Шпреньгринштадте, помочь пережить голод. Что получил взамен? Проклятия от господ комиссаров, и чуть пулю мне в лоб не закатали. Не догадываешься, почему? Отвечу. Девяносто процентов комиссаров это местечковые евреи, у которых гешефт — главное на уме. Все мои телеги с зерном были реквизированы, и свезены в нашу бывшую усадьбу. На следующий день зерно продавалось всем желающим за приличные деньги, и заметь, бумагу никто не брал, платили серебром и золотом. Откуда у простых крестьян золото и серебро? Отвечу. Наворовали у тех же интеллигентов и дворян. С тех пор я ни копейки не выделяю в помощь России, даже с Обществом Красного креста на этой почве разругался. Если ты, дочь, попала под влияние своего сердечного друга Константина, то мы готовы выслушать его. Пусть он нам расскажет, на какие средства он намерен тебя содержать, и чем вы будете заниматься в России конкретно. Расплывчатая формулировка: помогать строить страну — меня не устраивает, и я думаю, все члены семьи согласны со мной.

— Насколько я осведомлен, Константинов уже в России, и ждет не дождется появления там нашей сестры, — спокойно заметил Степан. — Моя любимая сестра София, наши братья Всеволод и Владислав с тетей Анной пережили все ужасы беспощадного бунта и разгула озверевших матросов в Севастополе. По счастливой случайности им удалось уцелеть, укрыла их не славянка какая-нибудь, а старая татарка. Так, что твои высказывания о зове славянской крови выглядят, по крайней мере, смешными. Ты окончила университет, молодец. А какую специальность ты получила? Она полезна в России?

— Я знаю в совершенстве пять основных европейских языков, и на трех могу вести бытовые беседы. Неплохо разбираюсь в живописи.

— Ты не механик и не металлург, твои знания в России никому не нужны, уровень образованности там низкий. Система образования в гражданскую войну разрушена, а пропаганда победы безграмотности, не что иное, как голословное заявление. Можно обучить десять-двадцать человек грамоте и счету, на этом успехи закончатся. Твой Константин тоже, насколько я знаю, занимался болтологией, а не техническим образованием. Приедете, такие молодые и красивые, вам лопаты в руки и копайте поле от рассвета и до заката, так как индустрию комиссары угробили и коневодство в том числе, а пахать и сеять надо. Твои белые рученьки превратятся в заскорузлые лопатоподобные клешни, лицо потеряет привлекательность, а фигура приобретет мужеподобное строение. Это будет минимальная плата за твою идеологию. А, случиться тебе рожать? Там и бабок повитух, похоже, вывели всех. Кто примет у тебя ребенка, ты не думала? Или у тебя место в управляющей пирамиде забронировано?

— Степа, мы понимаем, что сразу к управлению нас с Константином не допустят, но мы будем стараться быть полезными там, где нам прикажут работать наши соратники.

— Прикажут. А как же равенство, братство и свобода выбора? Где ваши социалистические принципы? Кто тебе мешает на предприятиях отца реализовывать свои идеи. Если ты заметила, то наш отец всегда поступает справедливо. Грамотных и ответственных поощряет, а нерадивых гонит, несмотря на титулы и былые заслуги. То, что он создал, можно рассматривать, как некую социалистическую модель.

— Степочка, наш папа умеет работать с людьми. Но посуди сам, образно говоря, наш папа — эксплуататор, он не дает людям раскрыться в полной мере, он тормозит прогресс. Только свободный труд может привести к повышению его производительности.

— София, а ничего, что мои автомобильные мастерские лучшие в Европе, — возмутился граф Головко, — оснащены лучшими станками. — Рабочие и инженеры получают солидную зарплату. Из желающих работать на моих предприятиях стоят очереди, и я могу выбирать лучших из лучших. Конструкторы свободно трудятся, изобретая новые машины, за что получают солидное вознаграждение.

— Папа, я тебя понимаю, но я для себя все уже решила.

— Раз решила, тогда с Богом, — жестко произнес Станислав Владимирович. — Помни, наигравшись в социализм в России, ты можешь вернуться в семью, мы всегда рады тебя видеть и принять. Тебе открою счет в Центральном банке Швейцарии и в «Кредит-Анштальт» в Вене, если будут трудности, можешь воспользоваться этими деньгами. Всех прошу, если к вам обратиться София за помощью, оказать ее всенепременно. А если будет угроза ее жизни, то принять все меры, чтобы такую угрозу отвести. В таком случае Софию надлежит доставить в замок, несмотря на ее протесты. У кого есть вопросы, прошу высказаться.

Вопросов не последовало, но все смотрели на Софию с сочувствием.

Вернувшись на свое рабочее место, я трудился спустя рукава, знал, что максимум через месяц-два меня отсюда заберут. Поэтому фонтанировать новыми идеями и предложениями не стал.

В очередной выходной отправился вновь на Черкизовский рынок, и по схеме, испробованной с отцом, позвонил Говоркову, отец номер телефона «не для всех» сообщил.

Николай Васильевич поднял трубку на втором гудке.

— Здравствуйте, это сын Петра, — сказал в трубку, — хочу поговорить.

— Здравствуй, ты где?

— На Черкизовском.

— Иди в начало павильона «кожа», минут через сорок я тебя найду.

Куда сказали, туда и пошел, путь не близкий, ведь рынок сам по себе немаленький. Пока шел, пытался вспомнить лицо Говоркова, и как ни странно, не получалось. Костюм, галстук, оригинальную заколку, помню хорошо, а вот с лицом проблема. Наверное, настоящий разведчик и должен быть таковым, чтобы нельзя было вспомнить его по приметам. Я, например, обязательно привлеку внимание. Предполагаю, что меня в полевые оперативники не отправят, я все же аналитик, так сказать, «белая кость». Только чем эта кость будет заниматься в реальности, я не имел никакого представления.

Не заметил, как со спины подошел Николай Васильевич и, назвав меня по имени, попросил следовать за ним. Мы переходили из одного павильона в другой, заходили в кафе, даже в общественном туалете побывали. Поход завершился на северной стороне рынка, возле неприметной старенькой «Лады» седьмой модели. Николай Васильевич открыл ее ключом и сделал приглашающий жест.

— У тебя как со временем? — спросил Говорков.

— До понедельника совершенно свободен.

— Машина на платной стоянке?

— Да.

— Завтра заберешь, за сутки доплатишь, не такие уж это большие деньги. Сейчас едем в Можайск, там обстоятельно поговорим. В дороге не отвлекай меня, машина старенькая и резина всесезонная, не хочу оказаться в кювете, днищем вверх. Пока будем ехать сформируй все вопросы ко мне, или поспи немного.

Вопросы-то я сформировал уже давно, поэтому подремал, на том автомобиле сотню километров мы преодолеем не быстрее двух часов.

— Петрович, хорош ночевать, приехали, — растолкал меня Говорков. — Здоров ты спать, хорошо хоть не храпел. Спасибо не мешал мне семерку вести, она уже скоро развалится. Давай, проходи в мою берлогу.

— Спасибо, — сказал я и начал оглядываться по сторонам.

— Не верти головой, в этом пригороде живых раз-два и обчелся. На улице только два обитаемых дома и живут в них хорошие люди. А нехорошие об этом домике ничего не знают и не догадываются. Сейчас быстренько печурку растопим, сварганим ужин, чайку попьем. Или ты с морозца чего-то крепче примешь.

— На ваше усмотрение, вы будете, я поддержу компанию.

— Тогда от спиртного воздержимся, нам нужны светлые, незатуманенные алкоголем мозги. Я так понял, ты будешь пытать меня с пристрастием.

— Как получится, — развел я руками.

Дрова горели в печке жарко, быстро наполняя дом теплом. Ужин соорудили из пары банок свиной тушенки и пачки галет. Пусть не очень вкусно, но питательно. А вот чай пили со сгущенным молоком и печеньем. Все продукты были в армейской упаковке, по всей видимости, ранее они входили в суточный рацион солдата российской армии. Все надписи были на русском языке, потому я так и решил.

— Насытил свою молодую утробу? — спросил Николай Васильевич, — теперь просвети меня, зачем я тебе понадобился? — На этот телефон звонят только в крайнем случае. Наверное, тебе отец его дал. Кстати, как он там, в Аргентине своей поживает? Когда видел отца?

— Отца видел в Новый год, встречались с ним в Минске. Поживает, если верить его словам, нормально. Бизнес процветает, дочка растет, жена не достает.

— Петр Иванович внял моим рекомендациям, не стал переться в Москву, организовал встречу на нейтральной территории, — резюмировал Говорков. — Извини, перебил, продолжай.

С особой точностью пересказал всю беседу с отцом, поведал обо всех танцах СВР вокруг моей персоны, выложил свои выводы.

— Да, Влад, ты хоть и сын своего отца, но на него совершенно не похож. И не только внешне, но и по характеру вы разные. Петр Иванович более импульсивный, пытается делать выводы при минимуме информации. Ты же, не спеша обсасываешь проблему, накапливаешь фактический материал, анализируешь, взвешиваешь все за и против, и только тогда делаешь выводы. Мне это в тебе нравится. Правильно понимаешь, что СВР ты нужен для решения какой-то серьезной проблемы, пришедшей в наше время из прошлого. Это прошлое связано с твоим дедом, о котором ты толком ничего не знаешь. Да и Петр Иванович нормально знал отца и мать чуть более десяти лет. Специфика их службы не дала возможности построить нормальную и полноценную семью.

— А чем занимался мой дед?

— Личного знакомства с Иваном Константиновичем я не водил, и с его женой тоже. Сам понимаешь, каждый отдел тогдашнего КГБ занимался своим направлением, и совать свой нос в чужие дела во всех подобных структурах, во все времена, мягко говоря, не приветствовалось. Мне перед развалом Союза было тридцать пять, и я в поте лица пахал в Юго-Восточной Азии. Бывая с докладами в Москве, встречался с коллегами из центрального аппарата, сидели в узком кругу коллег, выпивали по чуть-чуть. Вот эти ребята делились слухами, которым можно верить на пятьдесят процентов. Один мой знакомый неоднократно сталкивался с твоим дедом, из его рассказов я выделю главное.

Иван Константинович и Анфиса Павловна долгое время работали разведчиками — нелегалами, всегда изображая семейную пару. Зоной их ответственности была Европа. О результативности ничего не скажу, данными не располагаю. О нелегалах вообще мало, что выходило наружу. Так… кто-то участвовал в совместных операциях, к чему-то был допущен, и незначительный процент этих людей осторожно делился с ближайшим окружением, из своих, пэгэушных. Конечно — это нарушение, но человеческий фактор, сам понимаешь. Кое — что, крохи малые, дошло и до меня. А вообще информации ноль — управление «С» ПГУ бдительно хранило свои секреты. Могу предположить, что работали они отлично, потому что бестолковых сотрудников в отдел развития коммунистического движения в странах третьего мира не брали. В других подразделениях «блатных» было изрядное количество, а вот на этом направлении приходилось рисковать и самостоятельно решать заковыристые задачи, к чему те, которые «блатные» — не приучены и не приспособлены. Анфиса Павловна осела в группе планирования и сопровождения операций, а Иван Константинович эти операции реализовывал. Постепенно занял должность начальника этого отдела, получил полковничьи погоны.

— Отдел занимался устранением неугодных лидеров государств?

— Силовые акции проводились крайне редко. Мне помнится только один случай, когда глава коммунистической партии Мозамбика внезапно утонул на глазах своих товарищей. Неделю в мелководной речушке тело искали, а нашли порядком разложившиеся останки. Поговаривали, что этот партийный лидер выделенные ему средства для проведения работы употребил в личных целях. За это его жестоко наказали.

— Получается, отдел деда занимался финансированием коммунистов по всему миру?

— Финансировала всех КПСС, а отдел занимался легендированием операций, сопровождением курьеров, разработкой способов легализации средств, вербовкой различной агентуры, в том числе и агентов влияния. Могу предположить, что объемы помощи дружественным партиям были огромными. Откуда, спрашивается, у твоего деда взялись средства на подъем с нуля бизнеса Петра Ивановича? Да и на мой холдинг перепало очень немало. Скорей всего, Иван Константинович часть помощи направил в личные закрома.

— Дед поживился из партийной кассы?

— Это только предположение, но если пораскинуть мозгами, то так оно и выходит. Думаю, настоящему коммунисту, которым был твой дед, было противно передавать средства в никуда, ведь одни затраты — пользы Союзу подобное финансирование не приносило.

— Отец упоминал в разговоре, что перед путчем дед куда-то мотался в Европу. Вернулся сильно расстроенным. Обещал все рассказать отцу, и не успел, умер вместе с бабушкой при странных обстоятельствах.

— Опять же по слухам, где-то в начале января 1991 года в отделе произошло ЧП, пропал курьер с грузом. Прикрытие его осуществлял сотрудник отдела Вячеслав Максимович Сажин. Курьер и Сажин остановились переночевать в гостинице Мюнхена, посетили местный ресторан. На следующее утро никого из сотрудников КГБ в номерах не обнаружили, они исчезли. Твой дед, получив информацию, отправился на поиски. Сажина случайно обнаружил в борделе, в состоянии полной невменяемости, как потом показали анализы, ему вкололи лошадиную дозу наркоты. Только хорошее здоровье спасло Сажина от неминуемой смерти. Ни курьера, ни груз, твой дед не обнаружил. О характере груза ничего не скажу, не знаю. Скандал говорят, был грандиозным. Назначили внутренне расследование, Вячеслав Максимович должен был лишиться погон и сесть надолго. Разбирательство затянулось. А потом случился развал. Посыпалось все. Особенно изощрялся Бакатин. Сажина пригрел бывший партийный функционер Иволгин Сергей Архипович, поработавший в свое время в Конторе, конечно на руководящих должностях, а ныне он — депутат Государственной Думы. Сажин, с подачи Иволгина, сделал карьеру за неделю, и такое бывает под Луной. Простой майор, стал заместителем начальника управления КГБ по Москве и Московской области. Когда я уходил на пенсию, Сажин готовился сесть в кресло заместителя директора СВР. Как мне говорили бывшие сослуживцы, Вячеслав Максимович, заняв эту должность, в основном занимался обслуживанием семей олигархов, организовывал им отдых за рубежом, помогал регистрировать фирмы и компании в офшорных зонах. В общем, скользкий тип, украшенный большими звездами на погонах без просветов. Короче такая вот у него случилась беспросветная карьера, да….

— Судя по вашим словам, Николай Васильевич, господин Сажин проявил ко мне интерес?

— Этого я прямо не сказал, просто могу предполагать. Ты человек военный, не искушен в шпионских и подковёрных играх, к тому же профессиональный аналитик. Ты зачем-то нужен Сажину. Я не могу сложить воедино пазл, чего-то недостает. Ты совершенно ничего не знаешь о прошлом своего деда. Как работу его отдела в то время можно связать с сегодняшними реалиями, ума не приложу. Может, он хочет нагрузить тебя розыском пропавшего когда-то по его вине курьера? Видишь, с каждой минутой нашего разговора накапливается больше вопросов, на которые мы не можем найти ответы.

— О, еще вопрос. Почему дед в середине пятидесятых сменил фамилию?

— Чего не знаю, того не знаю. Вероятно, предыдущая была засвечена, и он, сменив фамилию, попытался сбить с толку своих недоброжелателей, которых с его работой могло быть много. Строить догадки не буду.

— А покопаться в архивах реально?

— Если тобой заинтересовалась СВР, то будь уверен, все архивы подняты, изучены, и нужные документы перекочевали в сейф Вячеслава Максимовича.

— Жаль.

— Не вешай нос, Влад, прорвемся. У меня сохранились все документы из квартиры твоего деда, пересмотрю их более внимательно. Также есть один знакомый профессор, преподавал научный коммунизм в институте «Дружбы народов», надеюсь, он еще жив. Он живо интересовался коммунистической идеологией, и всем, что связано с коммунизмом. Свой загородный дом в Железнодорожном превратил в филиал партийного архива. Виделся я с ним пять лет тому назад, он занимался сканированием и оцифровкой документов, хотел создать серьезный массив информации. Естественно ему помогали энтузиасты, но и дедок в совершенстве владел компьютерной техникой. Попробую его потормошить, может, в партийных архивах что-то о твоем деде сохранилось. Гарантий никаких не даю.

— Получается, как не крути, а идти в СВР придется. Не соглашусь добровольно, будут ломать и заставлять. Куда-то спрятаться, и не отсвечивать, не получится.

— Правильно мыслишь. Иди, работай, но будь предельно осторожен, особенно с коллегами, некоторые будут набиваться в друзья. Таких людей обычно используют для осуществления надзора за новым сотрудником, а тебя вначале будут контролировать тщательно. Мне без повода не звони. Когда у меня появится какая-либо информация, я найду способ пригласить тебя на встречу.