Да, и в наше время нашлись люди!

Глава 14

Миловидная девушка — администратор отеля, сняла трубку телефона и позвонила в номер в 715.

— Фрау Вольф, — ровным голосом произнесла девушка, — я прошу прощения за беспокойство, к вам в гости пришел молодой человек, назвавшийся Клаусом Фишером. — Его проводить к вам? Я поняла, — после короткой паузы сказала администратор.

Затем она перевела взгляд на молодого и высокого мужчину.

— Вас сейчас проводят, — улыбнулась посетителю администратор, — фрау Вольф вас примет.

— Здравствуйте, фрау Вольф, — произнес по-немецки молодой человек, когда за сотрудником гостиницы закрылась дверь номера.

— Здравствуй, Ванечка, — ответила женщина на отличном русском языке, не сводя глаз с посетителя. — Я так рада тебя видеть! Как ты меня разыскал?

— Это было несложно. На выставке сложного металлорежущего оборудования, вы одна свободно владеете многими языками Европы. Я когда увидел вас здесь, то не отводил взгляд. Я как будто вновь вернулся в далекое детство. Снова мне смотрит в глаза и снова со мной говорит моя Мама. Прошло двадцать лет, но у меня перед глазами стоит лицо красивой женщины, назвавшейся моей Мамой. Я на всю жизнь запомнил черты ее лица, улыбку и выражение глаз. Годы не властны над вами. Да, появилось серебро в ваших волосах, да, возникли маленькие морщинки в уголках глаз. Но вы остались такой же, красивой и неповторимой, как и много лет назад. Прошедшие годы и невзгоды не смогли стереть ваш образ из моей памяти.

— Тебе не навредит общение со мной?

— Я вполне официально присутствую на выставке, здесь я выполняю определенную работу.

— Ты, наверное, сильно обижен на меня?

— В детстве обижался, а сейчас хочу понять, почему все сложилось так. У меня все эти двадцать лет перед глазами стоит образ, той молодой и красивой женщины, назвавшейся моей матерью. Вы действительно моя мать?

— Да, Ванечка, перед тобой в кресле сидит твоя бестолковая мать, Софи Вольф — урождённая София Станиславовна Головко. Ты не голоден? Может заказать в номер ужин?

— Если вы хотите отужинать, то ради Бога, но я уже посетил кафе неподалеку.

— Ладно, ужин не главное, подождет. Нам надо просто поговорить. Учти, разговор будет длинным, я к нему готовилась много лет. Очень боялась нашей встречи, думала, ты накинешься на меня с обвинениями и упреками.

— Прежде чем обвинять, нужно понять, что или кто заставил вас отдать своего ребенка в специальный детдом.

— Давай, я расскажу все, а потом ты сделаешь выводы. Чтобы ты ни сказал потом, я разделю твое мнение.

Итак, я родилась в семье графа Головко Станислава Владимировича в 1904 году всего на десять минут позже своего брата-близнеца Степана в Екатеринославской губернии в родовой усадьбе Шпреньгринштадт. Наша мама, родив нас, буквально через несколько минут умерла, у нее было очень слабое и больное сердце. Отец не видел момента нашего появления на свет, так как воевал с японцами на Дальнем Востоке, он у нас был артиллеристом в то время. С первых минут жизни опеку над нами взяли дедушка — Головко Владимир Михайлович и бабушка — Головко Варвара Николаевна. Они дали нам с братом имена основателей нашего графского рода.

После войны отец вернулся в усадьбу, но ненадолго, уехал учиться в Академии. Затем снова учился. Он не видел наших со Степаном первых шагов, не слышал наши первые слова, но нас дедушка и бабушка научили слову — папа. Когда он появлялся дома, то мы с братом его не выпускали из своих цепких детских рук ни на минуту. Правда, минуты такого счастья были короткими, отец снова уезжал по делам. Естественно я это помнить не могу, говорю со слов деда и бабушки.

А потом мы покинули Россию, уехали в Швейцарию. Значительно позже я узнала о причинах. Семье угрожала смертельная опасность, революционеры отцу, да и всей семье вынесли смертный приговор. Причина: папа, в случайной стычке, зарубил одного из лидеров будущих коммунистов.

В замке Тарасп мы жили спокойно и весело. У нас наконец-то появилась мама — Анна, брат Станислав, а спустя некоторое время, сестра Лидия. Казалось, вот оно счастье, вся семье в сборе, но вновь отец вынужден был уехать. Иногда он пропадал на целый год, иногда на меньший срок. На него мы не обижались, с нами были мама и дедушка с бабушкой. Когда подросли, нам наняли лучших учителей Швейцарии, мы постигали науки с легкостью. Мне неплохо давались языки, а Степану арифметика. Чуть позже, свои знания мы передавали младшим детям. Как говорила мама, обучая Стаса и Лидию, мы закрепляли свои знания.

В конце 1915 года домой возвратился отец, израненный и очень уставший. Он Ванечка, как оказалось, долгое время состоял на секретной государевой службе — никогда подробностями не делился, поэтому и тебе ничего о его службе рассказать не могу. Где он бывал, чем занимался — мне не известно. Тебе, наверное, будут интересны все подробности о жизни деда, но я многого просто не знаю. В семье об этом никогда не говорили. Его появлению в замке обрадовались все без исключения, особенно, мы, дети. Папа дарил нам любовь и ласку, которые он копил многие годы и не мог по ряду причин отдать нам.

Поправив здоровье, отец занялся созданием нормальной материальной базы семьи. Граф Головко был далеко не беден, на счетах в Центральном банке Швейцарии и в банках других стран имелись миллионные счета. Можно было не морочить себе голову, а просто пользоваться средствами. Но не таков Станислав Владимирович, он всегда старался сделать положение семьи наиболее прочным, думал на перспективу.

Отец в Цюрихе и Берне приобрел несколько автомобильных мастерских, в которых вначале ремонтировали автомобили, а затем занялись сборкой и доводкой до совершенства новых транспортных средств. Имея хорошие связи в Германии и во Франции, отец приобрел акции автомобильных заводов «Даймлер и Бенц», «Рено» и «Пежо». В 1916 году в нашей семье появились старшие братья Всеволод и Владислав Тальгрен, дети старшей сестры отца, чудом избежавшие гибели в Севастополе во время революции. Их отца, капитана первого ранга Александра Тальгрена, революционные матросы расстреляли. Тетя Анна приехала к нам больной, доктор обнаружил у нее запущенную форму туберкулеза. Спасти ее не удалось. Отец усыновил мальчиков.

После окончания гимназии я поступила в Цюрихский университет на филологический факультет. Кстати, Степан тоже там учился, только на технологическом факультете. Наши старшие братья учились в Берлине, Всеволод осваивал специальность металлурга, а Владислав — авиадвигателестроителя. О студенческой жизни у меня только приятные воспоминания. Еще бы, молодость и беззаботность, солидная материальная помощь со стороны родителей. Чего еще желать!? В университете я встретила свою первую любовь. Молодой, кареглазый, черноволосый и очень обаятельный болгарин Константин Константинов вскружил мне голову. Если бы я знала, к чему это приведет, то держалась бы от него подальше. Но в то время сегодняшней мудрости у меня не было. Константин увлек меня в модное молодежное движение — Коммунистический интернационал молодежи. Все молодые люди в некоторой степени максималисты, вот и мы с Константином хотели участвовать в создании общества равенства и справедливости. На просторах Европы было единственное место, где была возможность реализовать свои планы, это Советский Союз. На очередном европейском конгрессе Коммунистического союза молодежи Константину удалось выбить для нас путевки в СССР.

Когда я сообщила родным о своих намерениях, то отец срочно созвал всю семью на расширенный совет. Всеволод и Владислав не приехали, стажировались на предприятиях США. Все, без исключения отговаривали меня от опрометчивого решения, но я никого не слышала, видела только лицо Константина и светлое будущее, сформированное в моих мыслях. В итоге семья решила отпустить меня в СССР. Отец открыл мне счет в банке «Аншталь-кредит» в Вене, предлагал использовать средства по своему усмотрению. На прощание отец сказал, что все будут рады моему возвращению.

С первых дней пребывания в СССР я испытала настоящий шок, в основном на бытовом уровне. Нам с Константином выделили комнатку в деревянном бараке на окраине Москвы. Ни тебе ванной, ни теплого туалета, нужно было посещать деревянное строение во дворе. Мылись в комнате, используя небольшую металлическую миску и кофейник. Хорошо, что я умолчала о своем истинном происхождении, не сказала, что прихожусь дочерью графу, а то бы дала Константину повод посмеяться надо мной. Константин, правда, не проявлял интереса к моим родственникам, он был выше этого.

Меня вначале определили переводчиком в издательство «Мысль», а Константина — в газету «Труд», помощником корреспондента. В 1925 году мы вступили с Константином в брак по местным законам, но я оставила себе прежнюю фамилию. В следующем году родился ты, Ванечка. С первого месяца беременности Константин как бы сторонился меня. Сильнейший токсикоз выворачивал меня наизнанку. Когда мой живот, образно говоря, доставал до носа, я узнала, что Константин решил оставить меня, у него появилась «пламенная соратница» из газеты. С ней он мне изменял практически с первых дней пребывания в СССР.

Бытовая неустроенность, отсутствие средств на твое содержание и предательство, казалось близкого человека, привело к спонтанному решению. Я отдала тебя в дом «пролетарского ребенка», где воспитывались дети партийных и советских работников, потому что родители были очень заняты строительством нового государства.

На прежнее место работы я не вернулась. Мой бывший начальник, спасибо ему, пристроил меня переводчиком в народный комиссариат по иностранным делам. Хороший паек и достойная заработная плата позволяли мне хоть как-то заботиться о тебе, передавать продукты и детские вещи.

Работы в комиссариате было много. Два года назад покатилась «волна признаний» СССР. С Великобританией, Францией, Австрией, Италией, Швецией и другими странами, срочным порядком устанавливались дипломатические отношения. Объем моих переводов рос, словно на дрожжах, я иногда не выходила из кабинета сутками. Думаешь, кого-то интересовало, кушала ли я, спала ли — нет. Нужно было выполнять работу, сколько бы ее не навалили. В этой жуткой обстановке я отработала два года, а потом улыбнулась удача, меня стали привлекать для синхронных переводов на встречах наших дипломатов с иностранцами. Затем пошли поездки за рубеж. Попав в Вену, я смогла воспользоваться небольшой суммой средств на моем счете. Накупила тебе разной одежды и игрушек. Много не покупала, могли возникнуть вопросы, откуда у переводчицы появились деньги. И так недремлющее око ОГПУ СССР, постоянно за сотрудниками комиссариата следило, выискивая контрреволюционеров, шпионов и простых граждан, чуждых советской власти. Я относилась к категории чуждых элементов. Родилась не там, и не имела отношения к местному пролетариату.

Когда тебе исполнилось пять лет, ваш детдом перевезли в Можайск. Там были созданы нормальные условия для жизни и учебы, но видеться с тобой регулярно я уже не смогла. Отлучаться, без разрешения помощника посла было категорически запрещено. Спустя полгода, шефство над детским домом взяло ОГПУ СССР. Посещение осуществлялось только по специальным пропускам, которые выдавались на Лубянке. Если честно, я испугалась за тебя, и за пропуском не пошла.

В терзаниях я провела пять лет. Знал бы ты, сколько слез я пролила, осознавая, что ничего не могу изменить. Выкрасть тебя, и сбежать за рубеж было самоубийством. Лишь один раз осмелилась приехать в Можайск, понаблюдать за тобой издалека.

В 1936 году мне коллеги сообщили, что Константинова арестовали. Зная его подлую натуру, я, наплевав на все предосторожности, поехала в детский дом. Благо к тому моменту, месяц как отменили пропуска. Выходит, ты этот день запомнил.

— Не только день, но и вкус шоколадных конфет, — с грустью произнес молодой человек. — Я рубашку и брюки заносил до дыр, ведь их мне подарила мама. Все обитатели детского дома хотели иметь родителей, и я не был исключением. Но не каждому повезло в этом. Я был счастлив, что у меня есть мама, и она очень красивая.

— Ванечка, мой внешний облик не моя заслуга. Твой дед и твоя бабушка к этому больше причастны. Ты, кстати, очень похож на деда — графа Головко.

— Мама, а что потом произошло?

— За мной пришли в декабре. Взяли прямо в рабочем кабинете. Константинов, на одном из допросов, вспомнил мою фамилию, причислив к группе шпионов. Обидно, но я к шпионажу никакого отношения не имела, даже примерно не представляла, как это нужно делать. Затем было следствие. Правда, какое там следствие!? Пару раз допросил следователь, обвинили по статье 58-6. Тройка приговорила к пятнадцати годам лагерей в местах с суровым климатом.

На очередной пересылке мы переправлялись через небольшую реку, название ее вылетело из головы. Внезапно лед под санями провалился, и мы ухнули в ледяную воду. Хочу сказать, что пребывание в тюрьме, совсем отбило у меня желание дальше жить. Но когда течением меня утянуло под лед, желание жить внезапно проснулось. Не могу объяснить, как, но меня вынесло далеко вниз по течению к небольшой незамерзшей ледяной майне, удивляюсь, как мне воздуха хватило. Намокшая одежда тянула на дно, да еще течение норовило утянуть меня снова под лед. Из последних сил и с большим трудом выбралась на твердый лед. Несмотря на сгущающиеся сумерки, я опасалась, что меня будут искать, поэтому поднялась на ноги, и не разбирая дороги, пошла в лес.

Холод постепенно заключал меня в свои ледяные объятия, в прямом и в переносном смысле. Пребывание в тюрьме и скитание по пересыльным лагерям сил не прибавило. Превратившаяся в ледяной панцирь одежда гнула меня к земле. Не знаю, сколько я прошла, но случайно уткнулась головой в дверь избушки. Лицо пожилой женщины, последнее, что я увидела перед тем, как потерять сознание.

Пришла в себя спустя три дня, так мне сказала женщина на плохом русском языке. Еще неделю меня мучила простуда, женщина за мной ухаживала, отпаивала отварами из трав. Затем две недели гостила в избушке приветливой женщины, она оказалась буряткой по национальности, с труднопроизносимым именем. Для простоты общения, я ее называла бабушкой Клавдией. Потом начался долгий, двухмесячный путь возвращения домой. Кочуя с разными семьями северных народов, на оленьих и собачьих упряжках добралась до границы с Финляндией, проходящей за полярным кругом. Переходить границу было опасно, советские пограничники открывали стрельбу без предупреждения. Мне повезло, накануне перехода разыгралась метель, видимость упала, и я благополучно покинула территорию СССР.

Из городка Оулу отправила телеграмму отцу, и через десять дней была в замке. Не знаю, во что вылилась отцу моя эвакуация из Финляндии, но я ему безгранично благодарна за это. Я вновь оказалась в окружении родных и близких, они окружили меня любовью и заботой. Отправили лечиться на термальные источники в Альпах.

О тебе я рассказала отцу и маме. Отец занялся твоими поисками, и намеревался лично отправиться в СССР, готовил документы. В начале 1938 года отец получил сведения, что твой детдом НКВД расформировали, и следы воспитанников утеряны.

— Так и было, — подтвердил молодой человек. — В январе рано утром на территорию детдома заехали крытые брезентом грузовые автомобили в сопровождении сотрудников в форме НКВД. Нам дали час на сборы. По детдому прошел слух, что нашего директора арестовали, а всех нас причислили к врагам народа. Позже выяснилось, что директор действительно арестован, а нас просто перевезут в другое место. В нашем детдоме планировали открыть дом отдыха для членов ВКП(б). Новое место для нас нашлось вблизи Саратова, и снова под крылом НКВД.

— Предпринятые позже попытки найти тебя, тоже оказались безрезультатными, в стране свирепствовали репрессии. Люди боялись всего и каждого, а общаться с иностранцами тем более. Ванечка, ты все время сталкивался с НКВД?

— Нет, сотрудники НКВД оказывали шефскую помощь и занимались нашим идеологическим воспитанием. Надо сказать, преуспели в этом.

— А как ты жил все это время?

— Как все воспитанники. Не голодал, не ходил голым и босым, но и лишнего у меня ничего не было. Школу окончил, когда уже шла война. Работал токарем. Потом воевал, громил фашистов. Был ранен. Встретил хорошую девушку, поженились.

— Так я уже бабушка?

— Наша дочка прожила очень мало, умерла в младенчестве.

— Извини. Я тоже после возвращения и лечения больше не смогла иметь детей, по этой причине развелась со вторым мужем и больше ни с кем не решилась связать судьбу. Да, и когда все выяснилось с моим здоровьем, шла Вторая мировая война. Она, к сожалению, не обошла стороной нашу семью. Всеволод погиб в Испании, сражаясь в рядах интернациональной бригады. Владислав сгорел в самолете, защищая небо Франции. Стас дрался в рядах французских «маки», получил тяжелое ранение в грудь, еле выходили. Отец и Степан не воевали, они спасали бежавших из плена в Швейцарию русских солдат и офицеров. Всего я не знаю, но через какие-то подставные компании, отец отправлял людей в СССР кружным путем через Иран. У нас в замке в одно время находилось на лечении двадцать девять русских солдат. Мама, я и Лидия, на некоторое время переквалифицировались в сестер милосердия. Один раз немцы, чувствовавшие себя в Швейцарии как дома, попытались, напасть на замок, но получили достойный отпор. Арсенал, созданный в замке моим дедом, всегда содержался в образцовом порядке и в исправном состоянии. Жандармы целый день собирали трупы возле стен Тараспа. Замок, за весь период своего существования, ни разу не был взят противником, и в тот раз удалось доказать его неприступность.

Заговорила я тебя совсем. Ванечка, расскажи лучше о себе. Хотя, постой, Иван Константинов и Клаус Фишер, один и тот же человек. Ты не назвался своим именем, значит, тебе есть, что скрывать. Ванечка, ты шпион? — сказала фрау Вольф, невольно прикрыв рот ладошкой.

— Ну, зачем так категорично заявлять?

— Разве я не права? Тебя с детства воспитывал НКВД, он и дал тебе специальность в руки, к иному выводу я прийти не могу.

— Давай оставим эту тему. А где мой отец? И почему я ношу его фамилию, а не твою?

— Слава Богу, — фрау Вольф перекрестилась, — этот скот давно сдох у расстрельной стенки. — Поверь, Ванечка, я имею все основания так его называть. Он плодотворно «потрудился» на допросах. По его информации расстреляны и развеяны в лагерную пыль, не менее трех десятков, ни в чем не повинных людей. Пока сидела, в тюрьме была налажена работа внутренней почты. Добрые люди много сообщили нелестного об этом слизняке. А фамилию Константинов тебе записала умышленно, в России она довольно распространена, правда сейчас об этом сожалею. После войны направляли несколько запросов в отношении тебя. Находили кого угодно, но о тебе ни единой весточки. Честно сказать, я уже и не надеялась встретить тебя живым.

— Как видишь, выжил.

— Прости меня Ванечка, за все прости.

— Да я уже в душе давно тебя простил. А когда увидел на выставке, захотелось просто поговорить, узнать, почему я при живой матери рос сиротой.

— Теперь понял?

— Давно понял, сегодня просто убедился. Ты пыталась строить новую страну, а твоего ребенка воспитывали чужие люди. Нет, я тебя не осуждаю, в то время, да и сейчас многие приносят в жертву свои семьи ради великой идеи. Для себя сделал вывод, если хочешь хорошо служить стране, оставайся холостым и не привязывайся к кому-либо.

— Жить одному тяжело и сложно, человек должен жить в обществе себе подобных. От одиночества можно с ума сойти. Вот ты в СССР один, нет рядом никого из близких, кровных родственников. А в замке Тарасп они живут, и с радостью встретят своего родственника, тем более твой дед, на которого ты очень похож, еще при здоровье. Поехали в Швейцарию.

— Спасибо, но в другой раз. Не думай, что я отказываюсь от тебя, честно не могу.

— Значит, все же ты, Ванечка, шпион.

— Мама я обещаю, что побываю у тебя в гостях вместе с женой, но только не в этот раз.

— Когда тебя ждать?

— Я не знаю. Выпадет очередная командировка, тогда и приеду.

— Вот возьми, — фрау Вольф протянула молодому человеку визитку, — здесь указаны все телефоны, по которым сможешь меня найти.

— Спасибо. Извини за беспокойство, но я вынужден уйти.

— Ванечка, я о тебе расскажу всем нашим родственникам. Пусть твой дед порадуется, узнав, что его внук выжил.

Молодой человек давно покинул номер, а с глаз фрау Вольф, безостановочно текли слезы.

Наше время. Можайск, дача Говоркова.

— Извини, Влад, что вновь увожу тебя от Москвы за тридевять земель, — улыбался Николай Васильевич, разливая чай по чашкам, — но здесь я уверен, что у стен нет любопытных ушей.

— Надеюсь, здесь и любопытных глаз поменьше.

— С этим я соглашусь полностью. Ты пей чай, а то остынет. Я тем временем поведаю о своих изысканиях.

Покопавшись качественно в архиве твоего деда, я наткнулся на любопытный документ, вот возьми, посмотри.

Взял и смотрю, какие-то бессвязные фразы, много слов написано по-немецки, по-английски, прочесть невозможно.

— Николай Васильевич, эти письмена, больше похожи на бред умалишенного человека, — сказал я, возвращая листок Говоркову.

— Я аналогично подумал, впервые на него взглянув. Потом включил мозги. Твой дед никогда не общался, и не имел отношений с разного рода придурками и помешанными, и бесцельно этот лист бумаги он бы не хранил. Значит, в нем изложено что-то очень важное. Я утащил его домой, решив на досуге с ним разобраться. Разобраться помог случай.

У меня заместителем по инженерно-технической части трудится бывший начальник восьмого отдела УКГБ по Москве и Московской области Савинский Сергей Тихонович. Чтобы тебе было понятным, восьмой отдел занимался шифрованием. Так вот на одном из совещаний, вместо того, чтобы слушать, Сергей Тихонович, что-то чертил и писал на бумаге с задумчивым видом. Все ушли, в том числе и Савинский, а лист на столе остался. Полюбопытствовал, чем занимался мой подчиненный. Знаешь, чуть пятой точкой стул не развалил от удивления. На листике была написана и нарисована такая же белиберда, как и на листке из архива твоего деда. Короче, это специальный способ кодирования информации, он применялся еще в начале двадцатого века, и о его существовании многие забыли, в отличие от Сергея Тихоновича. Он научил меня им пользоваться, и мне удалось прочитать документ. Он изложен примерно так.

«Меня инструктировал Иволгин. Я должен доставить кейс в Страсбург, а потом в Париж. Недалеко от Страсбурга, у меня должны забрать кейс люди Иволгина. За это мне обещали деньги. Я не знаю, как попал в публичный дом. Кто на нас напал, я не видел, спал. Спросите Иволгина, он все знает.»

— Странный какой-то текст, — еще раз перечитав, сказал я.

— Согласен, странный. Человек отвечает подобно роботу, или находится под воздействием препарата.

— Если предположить, что автором слов является Сажин, то все выстраивается в логическую цепочку. И говорит он под действием наркотиков, которыми его кто-то накачал. Опрашивает Сажина дед, не зря же он шифровал его высказывание таким сложным образом.

— Тогда удиви меня, Влад, своими умозаключениями.

— Хочу сразу сказать, что услышанное вами — это мое предположение, документально оно не подтверждено.

КПСС хочет помочь арабским террористам в борьбе с Израилем. Обычно помогают оружием, продовольствием и амуницией. Тащить перечисленное через несколько границ сложно и хлопотно. Проще дать денег, чтобы необходимое вооружение и продовольствие «соратники» могли купить на месте. И надо дать денег много, чтобы «друзья» ни в чем себе не отказывали. Где-то в недрах ЦК КПСС такое решение рождается. Кстати, вы называли фамилию одного из секретарей ЦК, но этот уважаемый старикан, наверное, ничего нам не поведает. Ответственное лицо из ЦК загружает в кейс передаваемые ценности, их характер и объем мне неизвестны, но полагаю, что-то очень ценное. Мой дед, возглавляя отдел, занимается разработкой плана по безопасному перемещению ценностей во Францию. Подбираются надежные сотрудники во все группы, проводится их предварительная проверка и инструктаж. Все отправляются на исходные позиции. Мне не давала покоя связка Сажин-Иволгин. Прочтенный у вас текст помог мне все понять. Эти два деятеля, видя, что государство разваливается, партия теряет ведущие позиции, затеяли свою игру, проще говоря, решили украсть кейс с ценностями. Помните фразу — «Недалеко от Страсбурга, у меня должны забрать кейс люди Иволгина». Полагаю, никаких денег Сажин бы не получил, в лучшем случае пулю в лоб. Лишние свидетели Иволгину не нужны. Он бы и остальных участников операции прикончил, не своими руками, естественно. Все шло строго по плану до Мюнхена. Там случилась какая-то накладка. Возможно сотрудник ЦК, загружавший кейс, заподозрил Иволгина в намерениях присвоения ценностей, сообщил кому-то. И этот кто-то, сработал очень чисто, никаких улик не оставил и ценности похитил. Почти тридцать лет Сажин их пытается найти, Иволгин его подгоняет. Не зря же депутат Государственной Думы через день появляется в нашем здании, я осторожно наводил справки.

— Молодец, все разложил по полочкам. Я тоже пришел к подобным выводам. А помогла мне в этом беседа с «коммунистическим профессором», как ты его называешь. Профессор рассказал мне, что в 1989 году в отдел хранения материальных ценностей и взносов, приняли молодого сотрудника — Радионова Петра Львовича. В ЦК поговаривали, что Радионов, приходится родственником Романову, Члену Политбюро ЦК КПСС. Правда или нет, не знаю, но профессор подчеркнул, что с момента прихода в ЦК Радионов поддерживал отношения с Иволгиным Сергеем Архиповичем, несмотря на разницу в возрасте. Основой для товарищеских отношений был футбол, а конкретней — они болели за команду «Спартак» (Москва).

Я поинтересовался Радионовым. Оказалось, что после развала Союза он пристроился на работу в «Газпром». Пятнадцать лет проработал в Германии в представительстве «Газпрома», занял кресло заместителя начальника финансового отдела. Потом вернулся в Россию. Зарегистрировал небольшое предприятие, занимающееся добычей «белого камня» в Домодедовском карьере. Предприятие приносит ему стабильный и неплохой доход, так как «белый камень» востребован при возведении особняков местной элиты, а также в строительстве культовых сооружений православной церкви по древним технологиям. Женой и детьми не обзавелся.

— Поговорить бы с этим Радионовым.

— Пока это невозможно. Нет у меня нормальных выходов на него. Но это еще не все. По чистой случайности у профессора, непонятно каким образом, скорей всего при уничтожении каких-то архивов выбросили — оказались на хранении книги учета лиц, пересекавших западную границу СССР, и вылетевших из международного аэропорта «Шереметьево», в период с ноября 1990 года по март 1991 года. В них имеются полные данные по передвижению дипломатов, партийных работников и работников промышленности. Известный тебе Иволгин летал во Францию в декабре 1990 года. У меня все фотографии этих журналов сохранены, я переброшу их тебе на телефон, на досуге посмотришь.

— А фамилия деда в списках значится?

— В точку. Есть такая запись. Летел он в Мюнхен с пересадкой в Вене 09 января 1991 года.

— Другие, знакомые нам фамилии не попадались?

— Я не очень тщательно изучал списки, у тебя есть время, вот ты их и просматривай. И теперь фотоколлаж тебе на закуску.

Николай Васильевич разложил на столе три фотографии мужчин возрастом около пятидесяти лет. По очереди я их брал в руки. Одеты мужчины в разные по моделям костюмы, фон для съемок тоже разный. Манера держаться перед фотокамерой тоже отличается. Но, что-то общее в их облике присутствовало. Особенно долго я рассматривал фото мужчины, на котором, как мне казалось, снят мой дед.

— Налюбовался? — спросил Говорков.

— Посмотрел.

— И что?

— Полагаю, снят один и тот же человек, но в разные периоды жизни, с интервалом в несколько лет.

— Никого не узнал на снимках?

— Вот на этом, — я поднял, фото, на котором предположительно снят дед, — мужчина похож на моего деда.

— А теперь слушай, — Говорков разложил фотографии в прежнем порядке. — Слева направо: первый — граф Головко Станислав Владимирович, второй — граф Головко Степан Станиславович, третий — Головко Иван Константинович. Теперь понял?

— Понял, что все носят одинаковую фамилию.

— Погоди, сейчас ты вообще в осадок выпадешь, — улыбнулся Николай Васильевич, начав раскладывать под прежними фото, снимки людей в молодом возрасте. Последней на стол легла моя фотография.

— Сейчас прозрение не наступило? — все также с улыбкой поинтересовался Говорков.

— Между всеми есть определенное сходство.

— Правильно. Прежде чем тебе показать фотографии, я побывал у своего знакомого, он был в нашей службе хорошим физиономистом. Внимательно осмотрев фото, знакомый высказал мнение, что все эти люди между собой родственники. Затем он провел при мне сличение снимков, используя хитрую компьютерную программу. Совпадения восемьдесят процентов, что, по словам знакомого, подтверждает его первоначальное мнение.

— Вы хотите сказать, что графья доводятся нам родственниками?

— Это сказал ты. Но, и я не буду отрицать очевидного факта.

— Ну, блин, мне только этого не хватало! Тут дело висит камнем на шее, не знаю, как его распутать, а вы подкидываете новую задачу с неизвестными. Давайте, лучше проработаем направление Радионова, а потом буду заниматься изучением родословной.

— Спорить не буду. Попробую подвести к нему своих людей.

— Вот и договорились.

К вечеру субботы Говорков меня доставил обратно в Москву. К моему появлению Маргарита успела приготовить отбивные из говядины, салат из брокколи и обжарила кубиками картофель в панировочных сухарях. Нормальная и питательная пища. Я был доволен. Пригрев временно в своей квартире Маргариту, я обзавелся домработницей, прачкой, кухаркой и страстной наложницей в одном лице. Пока меня все устраивало. Девушка не лезла в мои дела, не переходила грань дозволенного, постоянно информировала о заданиях Сажина.

Когда разберусь окончательно с порученным делом, посмотрю, как поступить с Марго, оставлять ее у себя надолго желания не испытываю. Человек, единожды предавший, морально готов к предательству повторно.

Конечно, в ее отсутствие я проверял всю квартиру на возможную установку всякой техники — с нее, Маргариты, станется… Кто знает, вдруг-таки, желая выслужиться, запустила специалистов Сажина в квартиру, пока я на службе. Дополнительно установил несколько камер скрытого наблюдения, и знал каждый шаг Марго. Один раз зафиксировал приход на мою квартиру специалистов из оперативно-технического управления. Но Марго впустить их не могла, я уходя, включал хитрую систему замков. Если попытаться вскрыть замок специальным приспособлением, то внутренности замка, его секретная часть перестаивается, создавая новую комбинацию. Ковыряться в замке можно бесконечно, но быстро вскрыть не получится. Мой ключ являлся мастер-ключом, и был единственным. Даже если его похитить, и сделать дубликат, то повторить маленькую электронную приблуду не получится, а без нее замок не опознает дубликат. Но все пока чисто, Марго меня не разочаровала.

В понедельник Сажин передал мне очередную папку с документами. На сей раз это были бумаги из архива Компартии. Естественно, в них ничего существенного я не нашел. Так, получил общее представление о способах оказании помощи родственным партиям в странах Азии и Африки. Ни одной фамилии, ни одной должности в аналитических справках не упоминалось. Скорей всего, Сажин решил просто завалить меня ненужным материалом, имитируя оказание всесторонней помощи.

Дома, уединившись в кабинете, я внимательно изучил фотографии списков переданных Говорковым. Нашел данные о поездке Иволгина, он возвратился в Москву до наступления 1991 года. А вот некая Веригина Анастасия Григорьевна, технический специалист отдела имущества ЦК выезжала в Мюнхен 30 декабря 1990 года, и возвратилась в Москву 10 января 1991 года. Не знаю почему, но мне сразу бросилась в глаза эта фамилия. Собственно, что она могла делать в Мюнхене? В этом регионе Компартия СССР не имела устойчивых позиций, и естественно, там имущества партии отродясь не водилось. Обычно граждане СССР попадали под пристальное внимание немецких спецслужб, обоснованно подозревавших всех в работе на КГБ. Ни для кого не секрет, что всем выезжающим работники КГБ проводили вдумчивый инструктаж, также вдумчиво опрашивали по возвращении.

Начал лихорадочно вспоминать все беседы с отцом и Говорковым, и чуть не подпрыгнул на месте. Отец упоминал о тайнике в пригороде Белгорода, он говорил, что там добротный каменный дом. Интересно он сохранился?

На следующий день, в удобное для отца время позвонил ему, и после короткого разговора получил адрес.

Предупредив начальство, что исчезну на несколько дней по делу, отправился в Белгород. Да, нелегко было найти нужный адрес. Отец говорил, что дом расположен в пригороде, а оказалось, что на этом месте за прошедшие годы вырос настоящий поселок. К счастью, дом сохранился, и пожилые приветливые люди отдали мне все бумаги, которые они нашли в ходе ремонта. Большие картонные коробки, в количестве трех штук, еле затолкал в свой многострадальный «Фольксваген».

В Москву вернулся вечером в пятницу. Квартира была пустой. Я отправлял Маргариту к себе в Тушино, когда куда-то надолго уезжал, ну, не доверял я ей, что поделаешь. Не нужны мне в квартире чужие «жучки», со своими бы управиться. Поскольку мне никто не мешал, а впереди выходные, я, поужинав, занялся разбором коробок.

Чего там только не было! Подшивки старых газет, журналы на автомобильную тематику на немецком и английском языке, проспекты строительных фирм 70–80 —х годов, несколько альбомов с фотографиями деда и бабушки. Если не считать фотографии, все остальное ненужный хлам, ведь ни на одном журнале или проспекте я не обнаружил никаких записей, значит, они были нужны для создания какого-то общего антуража. А вот «сладкое» мне попалось на самом дне и, по закону подлости, в последнем ящике. В сером, невзрачном конверте лежал паспорт гражданки СССР, выданный 15 января 1976 года на имя Веригиной Анастасии Григорьевны с фотографией моей бабушки. Вот это находка! Всем находкам находка! Не зря мое внимание привлекла эта фамилия, ох, не зря. Еще раз внимательно посмотрел и полистал паспорт. А бабушка была прописана в Москве, и что удивительно, по моему теперешнему адресу. Все становится страньше и страньше, как сказала бы героиня одного мультика из моего детства.

Ненужную макулатуру сложил в ящики и перетащил на лоджию, пусть постоят, я к ним обязательно вернусь, переберу по листику, вдруг найду что-то интересное.

Чтобы отвлечься, зашел в кабинет, и непроизвольно посмотрелся в зеркало. О, вспомнил — я собирался выяснить, кому это зеркало принадлежало ранее, ведь герб просматривается хорошо. Сфотографировал его на смартфон.

Я уже третий час терзаю интернет в поисках хозяев герба, и пока успеха не добился. Как-то неправильно организованы геральдические сайты. Чтобы найти нужный род, обязательно подробно опишите детали и элементы герба. Тогда по этим критериям будет произведен поиск и через несколько дней на почту пришлют результат, и не бесплатно. Ближе к трем часам ночи я нашел российский дворянский сайт, и сразу же нашел владельца интересующего меня герба.

Графский титул генерал-фельдмаршалу Головко Степану Ивановичу был пожалован императором Александром І, за успехи в борьбе с неприятелем в Отечественную войну 1812 года.

Да, час от часу не легче. То Говорков своими изысканиями шокирует, то я сам, в своей квартире, нахожу вещь, принадлежавшую ранее графскому роду.

Забил в поисковике браузера — граф Головко Степан Иванович.

Посмотрел первую ссылку. Да, здесь настоящее генеалогическое древо рода присутствует с указанием всех ветвей и отростков. Что интересно, род развивался по основной ветви, через старшего сына Степана Ивановича — Константина.

Ладно, пока опущу все хитросплетения рода, кто кому и за кого вышел замуж, или на ком женился, посмотрю тех, кого назвал Говорков.

Граф Головко Станислав Владимирович, умер в 1977 году, похоронен в родовом замке Тарасп.

Граф Головко Степан Станиславович, умер в 1995 году, похоронен в родовом замке Тарасп.

Граф Головко Михаил Степанович, умер в 2016 году, похоронен в родовом замке Тарасп.

Граф Головко Владимир Михайлович, проживает в Швейцарии, замок Тарасп.

Граф Головко Константин Владимирович, проживает в Австрии.

Потом шел перечень того, чем владеет семья графа. Акции ведущих автомобильных гигантов Европы и Азии, лечебные учреждения, предприятия добывающей промышленности, в том числе имущество в Эмиратах, Саудовской Аравии, и прочее, прочее. В общем, перечисление основного имущества заняло целую страницу.

Ради интереса стал рассматривать цветную фотографию Константина Владимировича. Он почти одного со мной возраста. О росте судить сложно, по фотографии не определишь. Примерно одной со мной комплекции. Глаза серые, волосы русые, но прическа другая. Похожесть у нас имеется. Может, действительно прав Говорков, и мы родственники? Стоп, так вот же она разгадка этой головоломки! Ну-ка, ну-ка, пока не потерял мысль.

Допустим мой дед, каким-то образом узнает, что граф Головко доводится ему родственником. Он никого не посвящает в эту тайну, за исключением бабушки, ведь вместе многое пережили. Появляется на свет мой отец, но ему дед тоже не открывает тайну, но когда приближаются тяжелые времена, начинает каким-то образом накапливать средства, чтобы Головко Петр Иванович, достойно пережил все потрясения. Полагаю, дед запустил свои ручонки в кассу партии. Потом помогает моему отцу наладить бизнес и приносит мешок с долларами — не передавать же их опять на очередное гиблое дело — ему давно понятен расклад — кто есть кто и что будет с Союзом.

Пока все стройно и логично. Близится развал Союза. Дед — старый большевик, наверное, в войну в партию вступил. Он не может спокойно смотреть на грабеж страны, ему за державу обидно. Поговорив с бабушкой, решаются очередную помощь сомнительно нужным борцам за свободу, проходящую через их отдел, присвоить. Но не для себя стараются, а для наследников. Конечно, это воровство, деньги-то по-большому счету у народов СССР отобраны, но не оставлять же их престарелым партийным вампирам. Правда, в то время с наследниками было сложно, у моего отца меня еще не было. Так, продолжаю рассуждать. Дед руководит всей операцией, а бабушка составляет жизнеспособный план. Чтобы перехватить груз, в Мюнхен отправляется бабушка под чужими установочными данными. Непонятно как, но ей удается кейс утащить, не оставив следов. А разбираться с пропажей груза отправляется дед, но кейс не обнаружил. Спрашивается, куда подевался кейс с ценностями, и что в нем было на самом деле? Почему бы не передать кейс родственникам? Швейцария рядом. Один звонок, и родственник, или его представитель, тут как тут. Происходит передача кейса.

Бабушка, выполнив свою работу, возвращается в Москву, а дед еще шерстит Мюнхен.

Потом наступают черные времена для моей семьи. Еще была свежа потеря ценностей, поэтому заинтересованные лица, а к ним я причисляю Иволгина и Сажина, решаются потрясти деда с бабушкой. Похоже, переусердствовали с препаратами, сердечка у них не выдержали. Я читал о подобных «сыворотках правды», у них масса побочных действий. Дед и бабушка умерли, унеся с собой в могилу тайну местонахождения кейса. Но они не знали, что у них будет такой умный внук, который решит, что кейс нужно искать в Швейцарии, а вернее в замке Тарасп. А маму подручные Сажина и Иволгина убили с целью запугать отца. Мою маму погубили, сволочи, и зря старались — Головко Петр Иванович даже рядом не стоял с тайной кейса, дед ему не успел рассказать. Да и как расскажешь? Просто прийти и сказать: «Я украл „золото партии“», дед не мог, не то воспитание. Ему нужно было время, чтобы все осознать, и унять моральное терзание. Доллары отцу дед тоже не сразу отдал, а спустя несколько лет, когда о них все забыли.

Вот это я нафантазировал! Если отбросить эмоциональную составляющую, то моя версия вполне логична. Есть в ней прорехи, но работать с ней можно. Только о ней я ничего не скажу Сажину, пусть пока подергается. Но обязательно попрошу найти человека, занимавшегося подготовкой груза.

Когда более или менее сложу воедино мозаику дела, сообщу Сажину об инсинуациях Иволгина, о том, как его заочно приговорили к смерти.

Рабочая неделя началась с вызова к высокому начальству.

— Головко, по какому такому делу вы отлучились на целых три дня? — негодовал Сажин. — Вы носите погоны, и за самовольное оставление части по головке не погладят.

— Так я майору Черепанову рапорт оставил, и сказал, что отлучаюсь по делу, — оправдывался я, стоя в кабинете Сажина.

— Куда ездили?

— В разговоре отец упомянул, что у деда был дом в пригороде Белгорода. Туда ездил, в надежде что-то обнаружить.

— Обнаружили?

— Там живут новые люди, они собрали всю макулатуру в ящики, которые мне передали. Самое ценное — это два альбома старых фотографий деда и бабушки. Подшивки газет 70-х годов исторической ценности не имеют.

— То есть поездка была безрезультатной?

— Я же говорю, только фотографии достались.

— И потратили казенные деньги.

— Какие казенные? Я командировку не оформлял, деньги под отчет не получал.

— Хорошо, я вас понял. А никаких новых версий вы не надумали?

— Опросив участников операции, и почитав материалы расследования, я убедился, что сбоев в работе привлеченных лиц не было. Все действовали согласно утвержденному плану, до вмешательства со стороны. Этой стороной, по моему глубокому убеждению, являются лица, причастные к формированию груза и его упаковке в тару. Не исключено, что эти люди имели связи среди сотрудников ПГУ, участвующих в охране и транспортировке груза. Исходя из этого, прошу вас разыскать хоть кого-то из бывших работников ЦК, работавших с ценностями, не все же они вымерли как мамонты, были среди них тогда молодые люди. Отработав эту версию, мы выйдем на финишную прямую.

— Вы знаете, где находится похищенный груз?

— Где груз я не знаю, но чувствую себя, словно собака, взявшая след добычи. Поработав еще две-три недели, я смогу в точности сказать, кто стоял за транспортировкой, и кто прямо или косвенно причастен к его пропаже. Если повезет, то схватим этого человека за руку, и он нам о многом расскажет.

— Сергей Архипович, «Внука» надо куда-то отправлять, он ухватил ниточку, — беспрестанно перемещаясь по кабинету, говорил Сажин. — Он рассказывал мне о поездке с улыбкой, и я отлично помню, что именно такая улыбка была у его деда в последние минуты жизни. «Внук» знает больше, чем говорит. Он требует встречи с кем-то из хранителей ценностей компартии.

— Скажите «Внуку», что живых не осталось никого кроме вас, а лучше спровадьте его в Сирию, как и планировали. Неровен час — полезет по ступенькам на самый верх, ведь прямого запрета на такие действия ему дать нельзя, иначе никакой логики. А он еще доберется до нашего, в нынешнем деле, руководства и начнет выпытывать, разворошит все к едрене Фене…Да…за что боролись, на то и напоролись. Надо было его крепко скомпрометировать и держать на крючке УК, я это еще когда говорил вам, специалист вы незаменимый. Можно бы было и приоткрыть немного перед ним страничку-другую нашего старого плана. В подобном случае пусть бы лез куда угодно, но под нашим руководством, а так одна видимость контроля его поведения. Дальнейшее его участие в деле будет вызывать у нас только головную боль. Проследите, чтобы в Сирии он попал в самое пекло событий, оттуда он не должен вернуться.

— Так его готовить в командировку с завтрашнего дня?

— Пусть напишет обобщенную справку по делу, и летит в Сирию. Придумайте ему туда очень срочную командировку.

— В Сирию все командировки очень срочные.

— Вот и ладно. Неделя вам на все про все.

Заняться делом не получилось. Сажин приказал написать аналитическую справку по делу, и передать его Сытину, а самому готовиться в командировку в Сирию — я, оказывается, единственный в СВР офицер-аналитик, владеющий арабо-палестинским диалектом. А я все прикидывал, как от меня будет избавляться Сажин. Он поступил мудро, и приказ начальства вроде бы выполнит, и нежелательного свидетеля, которым меня сделал помимо моей воли, приберет с дороги, и все за казенный счет, государство оплатит.

Маргариту с вещами отправил в Тушино, очень мило с ней попрощались, до самого утра.

Потом я вызвал на экстренную встречу Говоркова, рассказал ему о своих версиях и подозрениях. Естественно о предполагаемых действиях дедушки и бабушки, я ничего не сказал, это пока будет моей личной тайной. Николай Васильевич рассказал, что Иволгин поддерживает с Радионовым тесные контакты, у них есть совместный проект по строительству коттеджного поселка вблизи Нижнего Новгорода. На прощание Говорков просил беречь себя и возвращаться домой живым.

Квартиру я оставил на попечение нашим давним знакомым супругам — «потомственным домработникам», меня устраивало качество их работы. Оставил деньги на текущие расходы. Также познакомил их с Германом и Полиной, которым еще раз сказал, чтобы не стеснялась и когда надо — использовали мою кухню в своих творческих кулинарных целях. Вроде бы все предусмотрел на случай длительного отсутствия.

Петрищев оборудовал квартиру дополнительными элементами охранной системы, теперь даже залетевшая в квартиру муха будет идентифицирована, сфотографирована и схвачена нарядом, прибывшим по сигналу тревоги.

Снаряжение и оружие получать мне не пришлось, обещали обеспечить на месте. В кассе бухгалтерии выдали командировочные и суточные на три недели в долларах. Еще великое начальство выдало предписание. Я должен прибыть в Дамаск. Военный атташе России будет в курсе, задачу поставит.

Зал ожидания в аэропорту «Шереметьево» полон народу, вылет моего самолета через три часа. Я решил приехать пораньше, вдруг Москва встанет вся в пробках. Достал телефон, и позвонил Сажину.

— Вячеслав Максимович, добрый день, — самым доброжелательным тоном произнес я в трубку. — Вы не хотите меня провести в «Шереметьево»?

— Головко, у меня и без ваших проводов работы полно.

— Если хотите узнать, как все было на самом деле, кто, когда и как хотел вас убрать с пути во Францию вместе с ценным чемоданчиком приезжайте один. До вылета у меня есть время.

— Выезжаю, — немного помолчав, серьезным голосом резко ответил генерал-майор.

Сажин появился минут через сорок. Как всегда безупречно одет. Казалось, на лицо Вячеслав Максимович натянул какую-то маску, оно было совершенно неподвижно — ботоксом что ли обкололся? Его волнение не укрылось от моего внимания, он постоянно вытирал носовым платком выступивший на лице пот. Сажин предложил пройти в зал для встречи правительственных делегаций, там, по его мнению, нам никто не помешает, и этот зал не оборудован специальной техникой.

— Вячеслав Максимович, спасибо, что согласились меня проводить, — улыбнулся я Сажину.

— Это не входило в мои планы. Так, что вы вспомнили такое срочное?

— Надеюсь, вы уже ознакомились с моей справкой. В ней изложены предполагаемые версии и направления поиска. Хочу сказать, искать ничего не надо.

— Почему?

— Вы прекрасно должны помнить, как начиналась операция. Кто занимался ее планированием, подготовкой и подбором сотрудников ПГУ для ее обеспечения. Я не зря запросил у вас документы предыдущих, успешных операций, проведенных отделом деда. Изучив их, пришел к выводу, что они проводились на высоком профессиональном уровне. В последнем случае произошел серьезный сбой, приведший к утере груза. Вы не задумывались, а действительно ли утерян кейс? Вас убедили в этом, и вы поверили. Также вы поверили Иволгину, когда он склонял вас к похищению кейса.

— Ты сошел с ума Головко?

— Нахожусь в добром здравии. Я продолжу? Сергей Архипович Иволгин долгое время крутился в отделе ЦК, дружил с молодым сотрудником, неким господином Радионовым. Даю голову на отсечение: эту фамилию добрый господин Иволгин вам не назвал, хотя вы и явно пытались — не могли не пытаться — прояснить для себя: кто же ваш руководитель в этом весьма щекотливом дельце? Так, я прав — можете не отвечать, а сейчас лихорадочно вспоминаете, откуда вам знакома эта фамилия? Именно Петр Львович принимал участие в подготовке груза к отправке — он был одним из хранителей ценностей. Иволгин знал объем и характер груза, но вам об этом не сказал до сегодняшнего дня. Опять я прав, в точку, да? Следите внимательно за ходом моих рассуждений, ибо не высосаны они из пальца, заинтригованы? Потом в голове вашего мнимого друга Иволгина созрел план. Почему бы груз не присвоить? В разработанный план вносится дополнение, которое естественно не отражается на бумаге, поскольку в этом будут принимать участие люди, преданные лично Иволгину. Все просто. Основной и самый сложный этап работы выполнят сотрудники ПГУ. В пригороде Страсбурга, где вы должны были передать людям Сергея Архиповича кейс, вся группа сотрудников ПГУ подлежала зачистке, и вы в их числе, естественно, безо всякого дележа сокровищ, а вы-то и клюнули, кто бы сомневался — такой куш, такой лакомый кусочек, нет — кусманище, до конца жизни хватит, да? Конечно — да! Только это «да» с отрицательным знаком, превращенное в «нет», так как обещанное вам вознаграждение, в виде солидной суммы никто платить не собирался, за исключением нескольких обыкновенных пуль. Все. На этом этапе.

А потом произошли интересные события. Продолжайте внимательно следить за моими словами, чтобы окончательно не запутаться. Хитер ваш Иволгин, ох, хитер! Большой выдумщик, рисковый парень. Вы думаете с каких таких доходов он смог избраться в Госдуму, с зарплаты своей, с помощью спонсоров? Это же надо быть таким наивным и доверчивым в гуще банки с пауками! Удивляете вы меня безмерно, товарищ генерал — майор. Такое доверие тянет только на приставку дефисную к вашему высокому званию — на майора.

Но Радионов предложил Иволгину еще более простой способ хищения, который и был реализован. Тут вы все почти знаете, ибо частично стали участником событий, в качестве простого полумертвого статиста — роль вам дали без слов, знай — мычи под наркотой, что ничего не видел, ничего не слышал, и хотел бы сказать что-то дельное, да не могу, ибо неведомы мне все перепетии вокруг заветного сундучка! Вас после получения груза накачали наркотиками, а кейс с грузом тихо изъяли из сейфа, код наверняка был придуман Сергеем Архиповичем и вы его не меняли. Вы должны были умереть еще в Мюнхене, но имея неплохое здоровье, выжили, в отличие от несчастного Смолина, труп которого не обнаружили и по сей день. А дальше был запущен продуманный Иволгиным и Радионовым сценарий по поиску пропавшего кейса.

Похищенный груз ваши «товарищи» не делили по справедливости — его полностью, единолично и безвозвратно захапал Иволгин. Он же красиво вложил в мозг Радионова мысль о том, что скорее всего похитителем саквояжика был мой дед. Не имея средств, Иволгин бы не стал депутатом многих созывов, я уже обращал ваше внимание на это обстоятельство. И в настоящее время комбинаторы продолжают дружить и реализовывать совместные проекты. Только каждый раз, выходя от Радионова, Иволгин потирает руки, считая вас обоих беспросветными лохами. Вы, насколько я понял, понятия не имели о существовании этой связи. Вас, проще говоря, играли «втемную». Вся эта возня вокруг меня, была ничем иным, как отвлечением вас на «негодный объект». Вы доверяли и сейчас доверяете Иволгину, а он вас начал использовать в личных целях очень давно, постоянно обманывая.

Я на деньги отца, не скрою, своих у вас не заработал: служба грустная, денежное содержание смешное. Так вот, на деньги отца я нанял после получения вашего задания очень серьезную частную сыскную фирму. Они попотели изрядно, но деньги отработали полностью. К тому же технические возможности не нашим чета — одно новье. Все эти чудеса враждебной техники позволили много чего послушать на регулярных переговорах Иволгина с Радионовым, оказывавшем сильное давление в процессе моих поисков, это, не сомневаюсь и вы прочувствовали в полной мере, да? По выражению вашего лица вижу, что в самую точку.

Под влиянием ностальгии, а также хорошего коньяка, эти господа, ваши друзья — ха-ха-ха-ха, частенько вспоминали в подробностях все обстоятельства того мюнхенского дела. Старые идиоты. Хотя, нет — молодцы, помогли же мне как, а?! Вот вам и весь расклад, до копейки. А поступили бы вы нестандартно, поработали если не по Иволгину — этого не дадут разработать, как же депутат, а Радионов — какой-то бизнесмен. А к нему гости какие замечательные приходят, на дачку его — дворец этажный с прекрасной зеленой полянкой, а на ней чугунного литья мебель для чайка да коньячка, под хорошую погоду. Мы даже вначале сомневались: так беспечно себя ведут, неужто подстава какая-то? Нет! Попались! А вы свой шанс упустили. Да, да — у-пу-сти-ли, Вячеслав Максимович. С этим и живите. Некогда мне тут с вами болтать, и так уже все как ребенку малому разъяснил. Не заслужили вы такого моего отношения доброго. Но я — человек незлой, веселый, поэтому и стою сейчас здесь с вами, мог бы и не звонить.

И последнее. Зря вы пытали, а потом убили деда и бабушку, а спустя некоторое время мою мать. Вас ввели в заблуждение, а вы, рады стараться, взяли грех на душу.

— Твои высказывания плод твоей больной фантазии, какие частные сыщики — Шерлок Холмсы хреновы! Никого я не пытал и не убивал, что за чушь!

— Отнюдь. Какие фантазии? У меня и другие есть доказательства или забыли? Если помните, я недавно ездил в Белгород. Мне посчастливилось обнаружить там прелюбопытнейший документ и аудиокассеты. Когда вас обнаружил в Мюнхене дед, вы находились в полной прострации, и не могли контролировать свои мысли и волю. Пересказанное мной, это ваш рассказ, за исключением данных о связи Иволгин-Радионов. Тридцать лет вы потратили зря, разыскивая давно украденные Иволгиным ценности, мечтая найти их со дня на день. Годами ломали голову над загадкой, которой для Иволгина, например, вообще не существовало. Для Радионова тоже почти не существовало загадки, по крайней мере в отношении личности похитителя — с подачи этой лощеной сволочи Иволгина этим злоумышленником стал мой ничего не подозревающий дед, честно пытавшийся расследовать это гиблое дело. Мне вас немного жаль.

— Почему ничего из сказанного ты не написал в справке?

— За дурака меня продолжаете держать — хорошо, ваше право. Посмотрим еще чем вся эта история закончится. Написал, хе… — я бы не вышел из здания СВР. Вы бы побежали с докладом к Иволгину. Он бы отдал вам приказ о моей ликвидации. Колесо завертелось бы и переехало меня в первую очередь, а уж затем вас.

— А что мешает мне тебя ликвидировать сейчас? — в бешенстве, побелев глазами, брызгая слюной, тихо прокричал Сажин и до скрипа сжал свои зубы.

— Опомнитесь и оглядитесь, генерал, вам явно гнев на подельников застилает зрение — тут сотни свидетелей, неужели вы совсем и окончательно глупый. Даже осуществите эту угрозу, хотя вряд ли генералы СВР носят при себе табельное оружие — поди заржавел ваш ПМ в сейфе! Ну и сядете сами, а друзья в кавычках помогут засадить вас понадежней, если до суда доживете. А они продолжат припеваючи жить поживать и добра наживать чужими руками, руками вот таких простаков наивных как вы. Неужели вы сомневаетесь в расписанных сейчас мною перспективах вашей дальнейшей и очень непродолжительной жизни, в случае исполнения угроз в мой адрес?

Ну, я значительно моложе вас, прошел хорошую подготовку. Смогу защититься и быстро вас нейтрализовать. К тому же вы разумный человек, захотите получить объяснения от Сергея Архиповича, проверить мою информацию.

А еще, вы не захотите марать руки, ведь не зря меня отправили в командировку. Выписали мне «билет в один конец». Предполагаю, задачу мне поставят сложную, выполняя которую, я сложу голову.

— Все — то ты знаешь!

— Я аналитик, умею думать и работать с информацией.

— С Маргаритой ты что-то не додумал, или вместо головы работал другой орган — потеряв над собой контроль, неистовствовал Сажин, злорадно ухмыляясь.

— И этот орган был задействован, смею вас заверить. И запись ее признания о вашем задании, данном ей, хранится в надежном месте. Она с первого дня работала на меня, так что не обольщайтесь. Не надо на меня обижаться, вы сами ввязались в нехорошее дело, а я лишь помог вам разобраться и понять, кто есть кто.

— Ты — сволочь, Головко, такой же, как твой дед. Я не желаю тебе здоровья, надеюсь, что сдохнешь в песках Сирии. Но если вернешься в Россию, я приложу все усилия, чтобы стереть тебя с лица земли.

— Все под Богом ходим. Вам еще нужно пережить встречу с Иволгиным, если решитесь на нее, ему ваши услуги больше не нужны, а, следовательно, возможны варианты. Берите на встречу, на всякий случай оружие, хоть какая-то страховка, только не забудьте его смазать. И просчитайте последствия. А можете и не считать — я все пару минут назад за вас просчитал и вам разложил — не такой вы крутой и боевой, вы и слова грубого своему хозяину Иволгину не посмеете сказать, даже тон повысить. Могу заключить с вами пари. Слабак! А теперь прощайте Вячеслав Максимович, очень надеюсь, что в этой жизни мы с вами больше не встретимся.

Я покидал зал, а Сажин, в бессильной ярости, остался стоять, застыв неподвижным столбом. Потом в сердцах топнул ногой, махнул рукой и крякнув пошел на выход.

Думаю, он сейчас пытается «переварить» услышанное. Да, я блефовал в некоторых моментах, да, была опасность в чем-то проколоться, но мне очень хотелось стравить между собой этих двух упырей, даже трех. Надеюсь, мне удалось зародить в сознании Сажина не недоверие к Иволгину, нет — такие ребята друг другу не доверяют, начиная с тех ситуаций, в которых они побывали, изначально. Уже минимум 30 лет не доверяют, так что это цель напрасная и бесполезная. Но ненависть лютую — да, пусть она в нем прорастет. Пусть разбираются, я свое дело сделал. Запись нашего разговора, со смартфона отправил на сервер в Швеции, пусть полежит до поры до времени.

А последняя моя шутка-прибаутка Сажину какова? Мне понравилось. Вот так хохмочку я ему сварганил — состряпал! И ведь, подлец, похоже поверил моему рассказу — совсем зациклился на деле и утратил способность реально оценивать обстановку и критически подходить к оценке любой информации. Мне удалось за считанные минуты из застрявших в его мозгу зерен махоньких подозреньиц вырастить ого-го какие мощные побеги ненависти, которые явно снесли ему крышу. Его проблемы, пусть Вячеславик помучается, ему полезно!

Эх, не догадался рассказать, что я все нашел, пусть бы лопнул. Но, подумав, охладился — глупая мысль, предельно глупая — снимут же по приземлении и запытают. Нет — это не правильно было бы. Да все я правильно ему расписал, максимально правильно!

А я направляюсь в очень даже неплохом, боевом настроении решать свои проблемы — знаю: они будут, уже организованы, есть. Ну, ну, ребята, ну, ну! В добрый путь, с Фортуной! А беседу с Сажиным я на смартфон записал, пусть будет, на всякий случай.