Чужой среди чужих

Глава 11: Маска дзидзо, маска они (часть 1)

Вечер первый.

«Именно об этом я вас и предупреждал», — мрачно произнес Шут.

Кадзи поморщился от секундной головной боли, вызванной установлением ментального контакта, и принялся наблюдать, как рабочие сдирают с истерзанной Евы‑02 поврежденную броню и заполняют рваные раны каким–то оранжевым коллоидом. Это был уже второй раз, когда Ангел вытаскивал из рукава неожиданный козырь, и людям приходилось прятаться под землю, зализывая раны и отчаянно ища пути к спасению. Дети Протоангела явно не были настроены просто взять и отдать планету ложным наследникам.

«Если в вашем распоряжении такая мощь, как вы расписываете», — заметил Кадзи, быстро осваиваясь с ментальным способом общения, — «Могли бы помочь детям. Сегодня нам просто повезло, что N2-заряд смог немного навредить Ангелу».

«Немного? Похоже, вы даже не представляете, какое это огромное количество времени — семь дней. Одна небезызвестная личность ухитрилась за аналогичный срок сотворить вселенную. Конечно, получилось через задницу, но главное прецедент». — Шут отставил в сторону швабру и нажатием кнопки запустил поломойку. — «А Дети должны справиться сами, иначе какой во всем этом смысл?»

"Они для вас игрушки? Или что–то вроде гладиаторов на арене?" — с нарочитой неприязнью поинтересовался инспектор, мельком бросив на уборщика изучающий взгляд.

«От любопытства кошка сдохла, Редзи», — как можно более добродушно отозвался Шут. — «Не повторяйте ее судьбу, вы мне пока нужны в одном куске».

"Вот же привязался, как репейник".

Кадзи перевел взгляд обратно на Евангелион.

— Аска ничего не смогла сделать в одиночку. Думаете, вдвоем у них будут шансы?

— Втроем.

— Два частично боеспособных Евангелиона и один условно боеспособный.

— Один опытный пилот, один дисциплинированный и один хорошо натренированный, учитывайте это.

Кадзи с сомнением покачал головой и двинулся прочь из ангара. Шут проводил его тяжелым взглядом и с некоторым облегчением содрал с лица застывшую маску напускной бравады. На душе было погано, и как ни крути, Редзи был прав — ситуация тянула на 8 баллов из 10 по шкале стандартного дерьмометра. А еще было страшно. Это было не ставшее давно привычным ощущение постоянной опасности, которое обостряло чувства и реакцию, а мерзкий, липкий страх самого гнусного толка, который словно невидимым шприцем вытягивал из мышц силы и затягивал туманом мысли.

Несколько раз глубоко вдохнув, он вернулся к работе, попутно прикидывая, может ли он вообще как–то повлиять на существующий порядок вещей. Из трех пилотов одну следует обработать обязательно, одного — если останется время и силы. Угу. Обработать. Это марионетку безмозглую можно за пару секунд окрутить, а вот чинить чужие мозги, да еще при столь глубоких травмах — работенка не на час и не на два, и по трудоемкости и приятности больше всего это дело напоминает труд золотаря. Да и опыта маловато. Точнее, нет вообще.

«Ладно, на месте разберемся. Просто разберем все на кусочки и соберем как–нибудь по–другому. Хуже уже точно не станет».

Впрочем, один плюс в царившей атмосфере паники был — тихий шепот, не дававший покоя последнее время, наконец–то соизволил сгинуть, оставив после себя лишь легкое гудение в голове, как при резкой смене погоды. О причинах, вызвавших его появление, Шут старался не думать. Некоторым вещам лучше оставаться никогда неузнанными, и седьмое чувство подсказывало ему, что это именно тот случай.

Последние два часа смены пролетели незаметно, и как ни странно, без происшествий. Но стоило Шуту подняться в мини–поезде на поверхность и начать прикидывать, как из остатков продуктов сделать то, что издалека сойдет за ужин, на его голову почти в прямом смысле свалилась очередная напасть.

— Алекс–куууун!

Айми набросилась на него сзади, демонстрируя прекрасно отработанный захват дзю–дзюцу.

— Ты чего за два дня ни разу не позвонил? — недовольно осведомилась она, заглядывая ему в лицо через плечо.

— Гхх–кхх–гха…

— Ой, извини, — девушка ослабила хватку.

— Мой рабочий… хххааа… график оставляет мало времени на личную жизнь, — выдавил Шут, жадно хватая воздух.

"А если бы и оставлял, я к тебе добровольно приближусь только под страхом четвертования".

Айми надула губки, очень убедительно изображая легкую обиду.

— Да, я понимаю… Физический труд изматывает…

Шут нахмурился и попытался вспомнить, как на такие слова реагируют нормальные люди.

— Прости, пожалуйста. Сегодня вечером я занят домашними делами, но завтра мы можем сходить куда–нибудь. Как на счет того нового кафетерия на площади Сакамото?

Айми быстро просветлела, слишком быстро.

— Ловлю на слове, Алекс, и только попробуй опоздать, — она мягко щелкнула его по носу.

— Договорились, — бодро подтвердил Шут. — В девять часов.

— Тогда до завтра.

Девушка подмигнула ему и удалилась летящей походкой.

"На доклад к Цуруми, не иначе", — зло подумал псайкер, провожая ассасина взглядом.

Айми. Хорошо играет, засранка. Настолько хорошо, что в ее игру хочется верить. Шут крепче стиснул зубы, и натянул на лицо счастливое выражение.

"Нашел, на что вестись, балда осиновая. Прекрасно ведь знаешь, что к чему".

Ночь первая.

Сидя на смятом, засаленном футоне и безразлично глазея в грязное окно, Шут собирался с духом. От спасительных таблеток сегодня пришлось отказаться, и сейчас вгрызающиеся в череп невидимые дрели сполна взимали плату за псайкерскую силу. Где–то на краю сознания язвительно крутилась цитата какого–то поэта про сапожника и пирожника, но на нее он внимания старался не обращать, дабы лишний раз не портить настроение. Где–то там, снаружи, за пыльным стеклом и под сотнями метров земли три подростка забылись беспокойным сном, взволнованные очередной сумасбродной идеей капитана Кацураги. Или не сумасбродной? Совместное проживание и тренировки — это именно то, что требуется в подобной ситуации. Как ни крути, сила человечества всегда была в стайности и единстве, и если бы приоритетной задачей для SEELE было бы эффективное уничтожение Ангелов — они с малых лет были бы неразлучным боевым крылом, тремя компонентами сверхэффективной машины уничтожения. Да и их психические проблемы при таком сценарии не получили бы благодатной почвы для развития. Но старики себе на уме, и судьбы отдельно взятых детишек их волнуют мало. Еще бы, благо всего человечества на кону, нельзя позволять себе быть сентиментальными! Мрази… Или нет?

Шут задумался. Комплиментация неминуемо разрушает отдельные тела и личности, это факт. Но ни то, ни другое не исчезает бесследно, об это Свитки Мертвого Моря говорят недвусмысленно. Единый квазибиотический организм, единое сверхсознание, основанное на взаимопроникновении душ ввиду разрушения персональных АТ-полей. Он попытался представить себе это ощущение — ощущение бестелесного тела и комфорта, отсутствие любой боли или неудобства, где его личность разделена между всеми людьми планеты и он сам — совокупность их личностей. Похоже на психическое "растворение" при ослаблении самоконтроля в многолюдном месте. Только лучше, приятнее. Эдакий совершенный организм-Монокосм, который сам себе вселенная, персональная вселенная для единственной разумной расы, лишенная всего того дерьма, что люди ежесекундно творят на свою голову — мир без несправедливости и неравенства, без рекламы и финансовых империй, без религии и политической идеологии. Так стоит ли мешать старикам? Методы у них те еще, спору нет, но результат весьма многообещающий, весьма.

Псайкер медленно вытянул перед собой руку. Рука пахла потом и сыростью. Идеально просчитанные эволюцией формы, результат миллиардов лет совершенствования и приспосабливания к окружающим условиям. И лишь его собственное АТ-поле поддерживает эту форму, не дает высокоорганизованной живой материи регрессировать до лужицы LCL. А если Ангелочек сыграет свою партию в грядущем апокалипсисе, это поле исчезнет и тогда… Шут вдруг почувствовал, как его спина под майкой покрывается ледяным потом. "Лилит сотрет барьеры душ Лилим" — так гласят Свитки. Лилим — то есть людей. А псайкер не человек, его АТ-поле имеет иной спектр, и процесс Комплиментации не затронет его. А это значит… Перед глазами Шута невыразимо ярко встало видение мертвого города на опустевшей планете, и его самого, с безумным оскалом на лице поющего во всю глотку прощальный гимн человеческой расе, стоя перед лениво плещущимся оранжевым океаном с пистолетом у виска.

— Нет! — сказал он громко, и сам вздрогнул от звука своего голоса.

Homo hominus lupus est. А если ты уже не человек — то тем более. Пусть это верх эгоизма, пусть грядущие поколения проклянут его имя — но оставаться единственным разумным существом на планете ему совсем не улыбается. А это значит, что смертный приговор членам SEELE остается в силе. Ладно, помудрили и хватит, дальше откладывать задуманное просто некуда. Шут машинально отметил время — без четверти час — откинулся на футон, притворился спящим и направил свое сознание в тоннель медитативного транса.

В каком–то смысле, это была почти смерть. Поскольку после беглого ознакомления со Свитками Мертвого Моря вопрос о существовании души имел для Шута вполне однозначный ответ, сейчас его разум как бы отделился от материального тела и отправился на поиски своей цели, ориентируясь по отблескам чужих разумов в непроглядной темноте. В таком состоянии почти утрачивалось чувство времени и пространства, и очень легко было попросту заблудиться в хаотичном мельтешении чистых эмоций, восприятие которых не разбавлялось прочими чувствами. Но при всем при этом, нет этого ужасного ощущения раздираемого на куски разума, как в обычной жизни, будто метафизическое "тело" лучше приспособлено к таким условиям. Оставалось только надеяться, что никому не придет в голову вломиться к нему в комнатушку и попытаться его разбудить.

Так–так, что у нас тут? Беспокойный разум, но при этом словно затянутый серой вуалью. Скорее всего, Синдзи. А может и не он, сейчас трудно различить детали. А вот этот разум выглядит как сфера из мутного хрусталя, внутрь которой засунули мощную лампу. Это наверняка Рей. Спи, Ангелочек, набирайся силенок. Их тебе понадобится ой как немало. Вот разум тусклый и блеклый. Это вообще непонятно кто, его не трогаем. Ага, а вот и наш пациент. Взбалмошная рыжая девчонка даже во сне выглядела бурлящим клубком злости, обиды и раздражения.

"Ничего, это ненадолго".

Медленно и осторожно он коснулся чужого сознания. Нужно не вломиться в мысли Второго Дитя, а просочиться в них через естественные психические барьеры, словно вода сквозь марлю. Тонкая и сложная процедура, ладно еще реципиент спит. Ну да ничего, справимся, права такого нет — ошибиться. Вот так, аккуратно вливаемся в верхний слой неглубокого сна, делаем его более медленным, низводим до уровня того же самого предкоматозного транса, в котором пребываем сейчас. Теперь надо сделать некоторое подобие прохода, брешь в ментальной защите, через которую можно пройти в святая святых любого разума — в подсознание. Шут критично оглядел результат своих трудов, которому для удобства придал зрительную форму обычной двери, мысленно скрестил пальцы на левой руке, и потянул ручку.

"Это… сурово", — показалась из–за края порванного шаблона неуверенная мысль. — "Всякого повидал, но что бы такое…"

Он огляделся еще раз, более внимательно.

"Вот она какая на самом деле — контактная капсула".

Контактная капсула представляла собой нечто среднее между суперсовременной инвалидной коляской и кабиной тренировочного авиасимулятора. Перед пилотским креслом имелось возвышение, где по идее должна была располагаться приборная панель, и где сейчас кое–как удерживал равновесие, сидя на корточках, псайкер. А в самом кресле, в позе персонажа картины Ван Гога "На пороге вечности", обреталась виновница торжества, одетая в алый контактный комбинезон.

Шут тактично кашлянул. Ноль реакции. Спохватившись, псайкер навел на себя небольшую маскировку, закрыв лицо завесой из темноты. Об отсутствии вкуса можно погоревать и позднее, главное — что бы не узнала. После чего взял Аску за плечо и с силой тряхнул, а в следующую секунду его голова мотнулась в сторону от крепкого удара ногой в висок.

"Стерва!" — только успел подумать он, блокируя прямой выпад в челюсть. — "Кто сказал, что бить детей нельзя? Можно конечно. Если для самозащиты".

Аска откинулась в ложементе, хватая губами воздух и держась руками за солнечное сплетение. Шут демонстративно потер кулак и вперил во Второе дитя укоризненный взгляд.

— Интересное в Германии приветствие для гостей, надо бы запомнить, — прохладным тоном сказал он.

Рыжая подняла на него полный ярости взгляд, но продолжать драку не рискнула. Шут устроился поудобнее и продолжил.

— Знаешь, есть один рассказ про упрямого таракана. Не слишком веселый правда. Этому таракану все говорили, что залазить в пустую бутылку — плохая идея. Но он был упрямый, и все равно залез в бутылку. Разумеется, он не смог из нее вылезти, да там и сдох, — он почесал голову. — Мне бы очень не хотелось, что бы ты уподоблялась этому таракану.

Аска подала голос не сразу.

— Ты кто такой и какого schwanz тебе от меня надо?

— Язык заставлю вымыть с ацетоном, — ласково пообещал Шут. — Объясняю по порядку. Кто я такой — тебя совершенно не касается, вопрос скорее в том, кто ты. А надо мне от тебя совсем немного — что бы ты перестала лезть в бутылку.

— Городишь какую–то хрень, — Аска хрустнула костяшками пальцев.

— Кто бы говорил, — буркнул Шут и повел вокруг себя рукой. — Как ты думаешь, где сейчас находишься?

— В контактной капсуле, — выдала очевидный ответ Аска.

— Угу. А ты помнишь, как сюда попала?

Ага, вот теперь смутилась, надо добивать.

— Последнее твое воспоминание — это как вас троих заселили в одну комнату для последующих совместных тренировок, верно?

— Ну и?

— Сейчас ты спишь в своей кровати. То, что ты видишь вокруг, — Шут кивнул на стенку капсулы, — не более чем сон. Очень глубокий и крепкий сон.

— В таком случае свали отсюда и дай мне выспаться.

— Повежливее, девочка. Во–первых, я старше. Во–вторых, будешь продолжать хамить, — Шут мимолетным волевым усилием создал на ладони шарик оранжевого огня, — я так поджарю тебе мозги, что до конца своих дней будешь считать себя щенком чау–чау.

— Чего?!

— И будешь носить младшему Икари тапочки по утрам.

— А не…?

— Да–да, я такое могу. Проверять будешь? Только учти, что это будет необратимо.

Рыжая поколебалась.

— Ну, допустим. Что ты имеешь ввиду под "лезть в бутылку"?

— Это в двух словах не объяснить. Давай–ка для начала выйдем на оперативный простор.

Шут сосредоточенно уставился вверх, грубо и незатейливо взламывая барьер, которым Аска с малых лет отгораживалась от окружающего мира. Временная мера, но пока и так сойдет. Раздался нарастающий металлический скрежет, а потом в какой–то момент оболочка контактной капсулы попросту лопнула, и ее рваные края медленно разошлись в стороны. Псайкер резво выпрыгнул наружу, Второе Дитя последовала за ним и тихо ахнула: перед ней расстилался тот самый пляж, на котором буквально несколько часов назад она потерпела унизительное поражение. Ошибиться было невозможно — в нескольких сотнях метров лежала на мелководье поверженная Ева‑02, а из–за невысоких руин заброшенного квартала тянуло густым черным дымом — F/A-18 уже сделал свое дело.

— Вот это я и называю — "лезть в бутылку", — произнес Шут.

— Мало мне было днем разносов, так еще и во сне то же самое, — хмыкнула Аска на удивление спокойно.

И то верно. Старик Фуюцки был вне себя от ярости. Шут щелкнул пальцами, пляж размазался на мгновение, а потом превратился в темный зал совещаний. На стене проектор демонстрировал разные виды на поле боя, снятые беспилотниками и спутниками, Кацураги деревянным голосом зачитывала рапорт, замкомандующего тихо скрипел зубами, а сама Аска–видение сидела в углу с потухшим взглядом. Шут нахмурился.

— Странно, что тебя вызвали на ковер в таком состоянии. У тебя ведь было несколько внутренних кровотечений.

— ЛСЛ на несколько порядков ускоряет заживление.

"Чертов склероз…"

— И, на сколько я знаю, ты с момента завершения операции не произнесла ни слова, — псайкер повел рукой и окружающий мир замер, будто в стоп–кадре.

— Нечего тут говорить, — спокойно сказала Аска–настоящая, слишком спокойно. — Что, тоже пилить меня собрался?

— Не-а. В этом нет смысла. Машины времени у нас нет, исправить то, что уже случилось невозможно. Так какой смысл сожалеть об ошибках?

Рыжая нахмурилась, чуя подвох.

— С другой стороны, — продолжал Шут, входя в проповеднический раж, — можно проанализировать прошлые события, попытаться представить последствия иных принятых решений, и сделать из этого соответствующие выводы — на будущее.

Психическое пространство Второго Дитя, повинуясь воле псайкера, снова поплыло, перетекая обратно в давешний пляж. Но на этот раз на нем все еще кипела битва, и, не смотря на иллюзорность этого мира, с такого расстояния сошедшиеся в смертельном клинче титаны вызывали невольный благоговейный ужас.

— Аска, выходи из боя! — прогрохотал в воздухе искаженный помехами голос Кацураги.

Несколько секунд, не было никакой реакции, после чего пронизанный болью и злостью голос Аски неохотно произнес:

— Приказ принят, отступаю к исходной позиции.

— Передайте на "Хорнет" — пусть бомбит по готовности! — продолжала распоряжаться капитан. — Аска, выходи из зоны поражения и переводи капсулу в режим жизнеобеспечения, мы подберем тебя сразу после авиаудара.

— Принято.

Алый гигант прицелился, швырнул копье в одно из тел Израфеля, и большими прыжками понесся прочь, стараясь оказаться как можно дальше от места бомбежки. Две томительных минуты сжались в единый миг, а потом все вокруг озарила ослепительная вспышка взрыва. Шут снова остановил ход "времени".

— В этот момент, — произнес он менторским тоном, — мы как бы прошли развилку, только на этот раз свернули в другую сторону.

— И? — равнодушно осведомилась Аска. — Результат–то тот же. Бомбу все равно сбросили!

— Зато твоя Ева цела. И заметь, это только начало волны измененных событий. Смотри, что могло бы быть дальше.

Сумерки, на небе уже виднеются первые звезды. Рисовое поле, каких сотни по всей Японии. Евангелион распластался на земле в позе "упор лежа", контактная капсула выдвинута и открыта, растрепанный рыжий пилот с видом, воплощающим вселенскую скорбь, стоит рядом со своим скакуном, не обращая внимания на роящихся вокруг нее медиков, спасателей и солдат. Рядом словно из ниоткуда появляется капитан Кацураги, и набрасывает ей на плечи свой жакет.

— Держись, — ободряюще говорит она. — Теперь у нас есть время подготовить контратаку. Ты еще сможешь расквитаться с этим Ангелом. И в следующий раз ты будешь не одна, Первое и Третье Дитя отправятся в бой вместе с тобой.

Шут зевнул и полностью стер окружающую картинку. Осталось только черная пустота, без верха, низа и конца, сбитая с толку девчонка рядом с ним да искореженная контактная капсула — символ трещины в броне аскиной личности. Когда они придут сюда в следующий раз, брешь скорее всего затянется, но след все равно останется, и достучаться до сердца Второго Дитя будет немного проще.

— А вывод такой: если бы ты превозмогла свою гордыню, твоя Ева осталась бы цела и начальство бы на тебя не орало. Размен, как очевидно, весьма выгодный. И я уверен, что своим не самым слабым умом ты это понимала. Но, тем не менее, поступила так, как поступила.

— Я — пилот Евангелиона! — буркнула Аска. — Меня готовили с самого детства не для того, что бы я отступала в бою!

Шут поморщился.

— Скажи мне имя своего инструктора по тактической подготовке.

— Зачем?

— Когда выдастся свободный денек, я смотаюсь в Германию и убью его, потому что он ни черта не смыслит в своем деле.

— Не выйдет. У меня его не было.

— М-да, — погрустнел Шут, но тут же прибодрился. — Хорошо, тогда я убью того, кто отвечал за твою подготовку в целом. Но это к делу не относится. Зато относится то, что отступать или нет — решают те, у кого больше опыта и сведений. Капитан Кацураги даром что молода и эксцентрична, но дело свое знает крепко. И пусть это задевает твое самолюбие, но на войне приказы надо выполнять, иначе начнется хаос, и ничего толкового в итоге не получится.

На лицо Аски вдруг набежала тень.

— Ну и смысл? Я проиграла этому Ангелу один раз, когда у меня была исправная Ева. А через неделю мне с ним биться снова, и вряд ли я смогу ему что–то противопоставить.

"Только истерики не хватало".

— Вас там будет трое, — заметил Шут.

— Первая и Третий только под ногами мешаться будут, — огрызнулась рыжая. — Ты бы их видел, одна бессловесная кукла, второй похож на соплю.

— Одна прекрасно обученный и дисциплинированный пилот, второй собственноручно уничтожил двух Ангелов. Не надо на меня так смотреть, ты должна была видеть записи его боев — он прирожденный убийца. Эх, мне бы полсотни таких парней, да лет на десять постарше, да вооружить как следует, да в Колумбию… — Шут мечтательно зажмурился. — Поверь, они уступают тебе не настолько значительно, что бы сбрасывать их со счетов. Так что держись, неделя адски изнурительных тренировок, и вы станете отличной командой.

Аска оперлась о капсулу, внимательно изучая свои руки, затянутые в красный пластик. На ее лице мелькала причудливая смесь самых разных эмоций, от раздражения до легких проблесков облегчения и медленно восстанавливающейся уверенности.

— То есть, что бы победить, мне нужно просто действовать в связке с теми тремя?

— Если вкратце — то да, все так и есть.

— Хорошо, тогда я это сделаю.

— Иного от Аски Великолепной и не ожидалось, — поддакнул Шут, внутренне поперхнувшись от отвращения.

— Почему бы и нет, — девочка задумчиво уставилась в пустоту. — Ты же сам сказал, что это всего лишь сон, не реальность. А я плохо запоминаю сны.

— Реально то, что ты ощущаешь, — веско ответил псайкер. — На утро ты не вспомнишь ни меня, ни нашего разговора, это факт. Я не ожидаю, что ты из… кхм… сорвиголовы превратишься в пай–девочку за одну ночь, это просто невозможно сделать, не сломав тебя. Но все что я показал и рассказал тебе — все это отложится в твоей душе. И проявит себя, рано или поздно. В любом случае, сейчас я уйду, и потому советую тебе как следует выспаться, что бы не ударить в грязь лицом на тренировке.

— Погоди.

— Чего еще?

— Ты знаешь, как зовут меня, но себя не назвал. Так не честно.

Шут на долю секунды задумался.

"Лучше пусть остается в неведении".

— В иных местах и в иные времена меня звали Самаэлем. Обычно мне поручалось что–нибудь сломать, но сейчас приходится браться за все подряд. Работы знаешь навалом, а кадры у нас не пополнялись тысячелетиями.

— Странное имечко. Ты не еврей случайно?

Шут поперхнулся.

— С какой целью интересуешься?

— Любопытно.

— Совершенно случайно я не еврей, — раздраженно ответил псайкер и разорвал ментальный контакт.

Шут медленно открыл глаза, стараясь лишний раз не дышать. Материальный мир поприветствовал его запахом вареного риса, которым тянуло из соседней комнаты, и вкручивающейся в виски болью.

"Утро уже что ли?"

Он с трудом сдвинул глаза в сторону левого запястья. Стрелки невозмутимо показывали без пяти час. Погружение в ментальное пространство всегда сбивало ощущение времени, но в собственном подсознании еще как–то получалось контролировать процесс и не опаздывать на смену. А вот с незнакомой душой никогда не угадаешь, как все обернется, и на этот раз долгая работа ужалась до десяти минут реального времени. Что самое скверное — спать не хотелось совершенно, а значит, впереди было несколько часов, наполненных сверлами в голове и готовящимися онигири в воздухе.

"Но, черт, неужели нельзя было заняться готовкой чуть раньше?" — уныло подумал Шут. — "И без вас, уродов, погано".

Упоминание об уродах, которыми полонился NERV и окрестности, резко трансформировало уныние в озлобленность. Приподнявшись на локте, псайкер уставился в стену, нашарил за ней отблеск разума увлекшегося ночной кулинарией соседа и послал в него слабенькую психическую "иглу". Не настолько сильную, что бы ее засекли датчики NERV, но достаточную, что бы ближайшие сутки человек воспринимал вкус вареного риса как вкус прокисшего молока.

"Каждому да воздастся по делам его", — мстительно подумал псайкер.

Он поудобнее устроился на футоне и попытался отвлечься от боли мыслями о завтрашних делах.

"Это будет длинная ночь".

День второй

— Эммм… Мне пожалуйста таяки, красный чай с жасмином и тортик со сливочным кремом! Алекс–кун, а ты что будешь?

— Черный чай с сахаром и лимоном. И, наверное, эклер.

— Простите, вы сказали чай с лимоном? — официантка тщательно маскировала замешательство.

Ах да, это же чисто российская манера. Шут мельком глянул на свою спутницу, но та не подала виду.

— Отрезаете тонкую дольку лимона и бросаете ее в чай.

Девушка в костюме горничной кивнула и убежала за заказом. Айми проводила ее задумчивым взглядом.

— Странный способ подавать чай, — как бы задумчиво проговорила она.

— Когда я был маленьким, по соседству жил один русский старик, он часто пил чай с лимоном

— Русский старик?

— Угу, это было в городке Вакханай, слыхала про такой?

— Ну… эээ…

— Да ладно, не бери в голову, про эту глушь, похоже, знают только картографы и браконьеры. Сама ведь знаешь, что после Удара творилось. Еще совсем мальчишкой когда был — каждый день видел, как рыбаки отправлялись к северным территориям.

"Вот на кой ляд тебе это надо? Ты ведь мое досье наизусть успела выучить, зуб даю".

— И, надо сказать, возвращались не все, — добавил он после короткой заминки. — Русские сторожевики озверели за три года без зарплат, и попросту грабили рыбацкие шхуны, а экипаж, как правило, казнили на месте.

— Да, жуткое было время, — протянула девушка. — Но ты хоть с родителями жил.

"Знаешь поговорку "не тронь дерьмо"?"

— Айми–чан, а что с твоими родителями?

Взгляд девушки на мгновение остановился и погас.

"Что же ты так плохо удар держишь, деточка? Что, даже скальпели военных нейрохирургов не смогли вырезать из тебя всю человечность? Надо полагать, кончили твои папа с мамой не лучшим образом".

Мгновение прошло.

— Они живут и работают в Европе, но у меня нет с ними контактов.

"Кто бы сомневался…"

Шут прикрыл глаза, лениво рассматривая матово–белое сияние "глухого" разума, и попытался представить, что надо сделать с человеческим организмом, что бы его так перекорежило. Воображение тихо буксовало. Интересно, а такое вообще обратимо? Если подумать — то да. Методами нейрохирургии можно восстановить поврежденные участки мозга, можно провести гормональную терапию, которая вернет метаболизм в нормальное русло, можно даже сломать грубо состряпанную психокодировку. Только кому это надо?

— Ты ничего раньше о них не рассказывала. Кто они?

— Мама переводчик, а папа специалист по обслуживанию серверного оборудования.

— И как их занесло в Европу?

— Оглянись, — усмехнулась Айми. — После закрытия границ и перехода к политике расовой сегрегации Европа стала куда более безопасным местом, чем Япония.

Интересно, это она сейчас придумала или озвучила заранее составленную легенду? Если придумала сама — значит, повреждения не затронули области высшего мышления, значит, излечение вполне реально.

"Хм…"

Свидание текло тихо и предельно спокойно. Они задавали друг другу ничего не значащие вопросы, выслушивали на ходу выдуманные ответы, обсуждали проблемы, которые их не волновали никаким образом — в общем, прикидывались друг перед другом обычными людьми. Интересная, вообще говоря, ситуация. Для стороннего наблюдателя они с Айми — милейшая парочка, которая уверенно идет в своих отношениях к брачному алтарю, или как тут принято. Но то, что они друг другу говорят — либо чистая ложь, либо ложь, замешанная на правде, и их взаимные чувства мягче всего можно назвать деловыми. Смак же этой, в общем–то, будничной сцене придает то, что они прекрасно осведомлены о взглядах своего визави, и принимают их как должное. Пустяковая казалось бы вещь, а вон во что выливается.

Они распрощались, только когда кафе начало закрываться. Айми, чмокнув его на прощание в губы, ускакала в сторону наземного метро. Шут незаметно утерся и поплелся к автобусной остановке. День выдался не самый простой, но "свидание" прошло успешно, он не сболтнул ничего лишнего, и вообще вел себя предельно миролюбиво. Значит, Цуруми будет еще какое–то время спокоен. Значит, еще не время бежать, спасаясь от NERV" овских пуль. Значит, еще можно попытаться что–то сделать с троицей проблемных подростков, которым злой рок впарил судьбу человечества.

"Педагогика", — подумал он в приступе неожиданной веселости. — "Не так страшен ее субъект как объект ее".

Он тихо рассмеялся, не особо заботясь, что о нем подумают наблюдатели. И ожидание автобуса в компании нескольких припозднившихся работяг прошло легко и незаметно, хотя к спасительным таблеткам он все еще не притрагивался. Продолжая ухмыляться, он протянул руку к поручню, собираясь зайти в салон, и в этот момент его тело словно окунулось в ванну из расплавленного металла. Хрипя от нестерпимой боли, укутывавшей его с головы до ног, он с ужасом смотрел на свою руку. Изломанную, обугленную руку, через сожженную плоть которой проглядывали почерневшие в огне кости. В лицо пахнуло жаром — это догорали остатки автобуса. В глубине салона можно было разглядеть скорчившиеся, почерневшие трупы пассажиров.

— Эй, вы в порядке? — прозвучал у него над ухом вежливый взволнованный голос.

Шут стремительно обернулся, впившись диким взглядом в пожилого мужчину, который испуганно отпрянул от него. Тут до него дошло, что боль ушла так же внезапно, как и появилась. И рука была совершенно целой. А сам он стоит, скрючившись, на коленях. Он перевел взгляд на автобус — тот все так же стоял у остановки, гостеприимно распахнув двери.

— Д-да, я… в порядке, — выдохнул Шут слабым голосом.

Он с усилием поднялся на ноги, стараясь унять предательскую дрожь в коленях. Люди проходили мимо него в салон, тактично не обращая внимания. Псайкер попытался сделать шаг вслед на ними, и тут же четко осознал, что не сядет на этот автобус ни за что на свете. Он с радостью потеряет уйму времени и придет домой только в первом часу ночи, но не сядет, даже под страхом смерти. Помедлив еще пару секунд, он повернулся и пошел вдоль дороги, поминутно оглядываясь, словно ожидал удара.

Засевшие на крыше здания в нескольких кварталах от этого места, приникшие к биноклям люди, чьи имена не значились ни в одной базе данных Токио‑3, раздосадовано скрипнули зубами.

— С… Син… дзи…

Мальчик пытается отвернуться, но не может отвести глаза от изуродованного свежим ожогом лица той, кто заменила ему сестру и мать. Мисато издает последний глубокий всхрип, и ее тянущаяся к лицу Синдзи рука бессильно опадает на залитый кровью пол. Где–то вдалеке стучат выстрелы, но он не трогается с места. Ему уже давно все безразлично. С того момента, когда Аска и Ангел исчезли в огненной вспышке сработавшей системы самоуничтожения. С того дня, когда Рей вышла из очередной битвы слепой, немой и полностью парализованной. С того дня, как Тодзи и Кенске погибли под обломками обрушившегося убежища.

— Не могу, — шепчет он, — Не могу. Пусть все закончится, пусть они все умрут.

Из–за угла выбегают солдаты в форме без знаков различия и наводят на мальчика оружие. Он даже не поднимает на них глаз. Гремят выстрелы… и тут время в буквальном смысле замирает.

— На этом месте ты должен был упасть, — раздался откуда–то из–за спины усталый голос.

Синдзи оглянулся. К стене расслабленно прислонялась человекоподобная фигура, укутанная в серый саван и со сложенными за спиной крыльями.

— И чего ты на меня смотришь, будто Ангела увидел? — поинтересовалась фигура. — Или у меня на лице что–то?

Синдзи не нашелся что ответить. Фигура с явной неохотой отлепилась от стены и приблизилась к мальчику, попутно взяв из воздуха одну из застывших пуль.

— То, что ты видишь здесь — закономерный результат всех предыдущих событий. И во всем виноват ты. Именно ты. Ты не пришел на помощь своим боевым подругам, не остановил вовремя Ангела, когда он прорвался в Геофронт. И вот результат. Все, кто был тебе дорог — мертвы, твой отец в этот самый момент проводит ритуал, который уничтожит человечество, а ты сейчас сидишь и жуешь свои сопли, — фигура не язвила и не поучала, просто бесстрастно озвучивала факты. — Не самая приятная ситуация, не находишь?

Синдзи лишь едва заметно качнул головой. Истолковать этот жест можно было как угодно, но фигура сразу оживилась.

— Да, приятного мало, кто бы спорил! Но знаешь, если бы тебе представилась возможность исправить все ошибки — ты бы ею воспользовался? Только представь на мгновение — девочки будут живы и здоровы, ты снова увидишь своих друзей, и твоя опекунша все так же будет пытаться время от времени влить в тебя банку пива, и даже отец начнет смотреть на тебя не как на вещь, а как на сына. Заманчивая перспектива, верно? — фигура дернулась, что, скорее всего, означало подмигивание.

Синдзи никак не отреагировал, все еще не веря в реальность происходящего. Лишь пару минут спустя он вяло выдавил:

— Исправить ошибки?

Фигура с готовностью кивнула.

— Истинно так. И поскольку основной виновник ты — нужно всего лишь изменить тебя самого. Эпического героя из тебя может и не получится, но, по крайней мере, сойдешь за человека.

— Но все мертвы. Геофронт атакуют, — он прищурился. — Мне это точно не снится?

— Снится, — неожиданно легко согласилась фигура. — И это лишь добавляет пикантности моменту. Ну так что, приступаем?

— Ага, — сказал Синдзи, поскольку ему было все равно.

Фигура сделала широкий жест рукой, и окружающее пространство начала быстро затягивать вязкая темнота.

Синдзи стоит в коридоре NERV, стрельба еще слышна где–то вдалеке. В пяти метрах перед ним на коленях стоит Мисато, к голове которой приставляет автомат солдат в форме без символики и в тактическом полнолицевом шлеме.

— Синдзи, беги! — хрипит Мисато сквозь выбитые зубы.

Гремит выстрел.

"Бессилие — это ужасно, не правда ли?" — шелестит где–то в голове вкрадчивый шепот.

Синдзи стоит в коридоре NERV, где–то вдалеке еще слышна стрельба. Прямо перед ним на коленях стоит Рей, у нее за спиной солдат в форме наемника и закрывающем лицо шлеме. Он приставляет дуло автомата к ее голове. Мальчик чувствует в руке тяжесть в правой руке — это небольшой пистолет.

— Икари–кун… — тихо шепчет Рей.

Гремит выстрел.

"Но упущенная возможность — это в миллион раз хуже".

Синдзи стоит в коридоре NERV, сжимая обеими руками оружие. Он целится в солдата в форме Сил Самообороны, который заслоняется Аской как живым щитом, его пистолет приставлен к ее виску.

"Не робей, просто спусти курок", — искушает шепот.

Палец словно деревенеет на курке. Это ведь живой человек.

"Он угрожает Аске".

Как можно, лучше я умру сам, чем убью кого–то.

"Ты готов допустить ее смерть?"

Нет! Но зачем убивать?!

"Таков мир. Одни должны умереть, чтобы другие жили".

Это слишком тяжело…

"Это твое бремя".

Не хочу…

"Не тебе решать. Но в твоих силах распорядиться этим бременем".

— Синдзи, помоги мне, — слабым голосом выдыхает Аска.

"Стреляй, черт тебя дери!"

Гремит выстрел. Голова солдата неестественно дергается назад, стену орошают красно–белые брызги, и труп мешком валится на пол.

"Молодчина, можешь же если захочешь".

Окружающее пространство снова укутала непроглядная темнота, скрыв и Аску, и коридор и убитого человека. В темноте остался только Синдзи, все еще сжимавший в руке пистолет и давешняя фигура. Последняя широко развернула крылья, словно стараясь охватить ими необъятное.

— Это и был твой первый шаг к перерождению. Забавно получилось, правда? Особенно мне понравились мозги Мисато на полу.

— Да что за…

— Я чувствую в тебе ярость. Это чудесно. Позволь этому чувству захватить тебя полностью, просмакуй его, как изысканное угощение.

— Что это все было?!

— Всего лишь сон, Синдзи–кун. Но знаешь, когда разум спит — в нем рождаются чудовища. Не могу дождаться этого момента…

— Объясни, что тут происходит!

— Не время для вопросов. Мы еще увидимся с тобой, но позже. А пока — отдыхай.

Тьма рассеялась, словно туман. Пилот Евы‑01 обнаружил себя одетым только в набедренную повязку, стоящим перед природной чашей горячего источника. Сзади высился небольшой деревянный домик, а сам источник окружал невысокий деревянный забор. Пейзаж буквально дышал покоем и умиротворением, за одним небольшим исключением.

— Синдзиии, иди сюдааа, — пропел сладкий голосок.

Мальчик моргнул. В источнике расслабленно расположились Аска и Рей. Обе в костюмах Евы. Библейской.

— Так, Отличница, — Аска встала в полный рост и размяла костяшки пальцев. — Дурачку Синдзи явно требуется особое приглашение.

Рей улыбнулась.

— Личный эскорт тоже не повредит.

И в две пары рук они рывком стащили Синдзи в воду.

Шут открыл глаза, трясясь от беззвучного хохота. Похоже, этим утром кое у кого будут проблемы с постельным бельем. Приподнявшись на футоне, он сверил время — десять минут третьего — и потянул носом. Нормально, от полуночного чревоугодия, похоже, соседей удалось отучить. Мелочь, а приятно. Псайкер откинулся обратно на подушку, прикидывая, что делать дальше. Можно попытаться заснуть. Можно еще раз войти в транс и потормошить Аску. Хотя не, не стоит. Может LCL и залечивает раны, но от еженощных наведенных сновидений можно и крышей поехать. Он покосился на скрытно вмонтированную в детектор дыма камеру.

Где–то на краю сознания вдруг вспыхнула и отчаянно заметалась мысль, которая упорно не желала быть обдуманной. Шут напрягся, изловчился и в последний момент крепко схватил мерзавку за хвост, когда та уже собиралась выпрыгнуть в бездонный омут забвения.

"LCL… лечит… любые травмы… ускорение на несколько порядков…"

Потрескавшиеся губы псайкера растянулись в злой ухмылке.

"Так, вот кем я сейчас займусь. Ух как займусь…"