Что скрывают тени…

Осень со вкусом смерти

Вы когда-нибудь задумывались о том, какой у осени вкус? Для кого-то, быть может, это вкус жареного на костре шашлыка, пропахшего дымом. Для кого-то свеже-бодрящий вкус мелких дождевых капель, превращающихся с каждой секундой в настоящий ливень. Кому-то он может напомнить удушливый и безжизненный вкус тумана. Да, у осени каждого человека свой вкус, зачастую приятный. Но еще он может быть страшным, приторно-ржавым и тошнотворным. Моя осень оставляет на языке особый вкус. Вкус крови. Вкус смерти.

Подумать только… Раньше я любила эту пору, ждала с неизменным затаенным трепетом. Я любила осень с ее золотисто-багряными уборами, особой поэтичностью и меланхолией. Щедрая осень. Добрая осень. Была когда-то.

С прошлого года я больше не жду ее наступления. И, возможно, никогда не буду ждать. Слишком сильны… до сих пор сильны те воспоминания. Мне не хочется помнить… Но я помню. Каждую минуту… Каждую секунду раз за разом прокручиваю в голове картину. Что я могла сделать и чего не сделала.

Оживленная дорога на пути в кинотеатр. Наша дружная семья. Витька, моя первая и единственная любовь. Мы познакомились с ним еще в школе и с тех пор никогда не расставались. Наша с ним доченька — красавица Леночка. Светловолосое чудо с огромными карими глазами. Глазами моего мужа. Они всегда у нее были такими серьезными. До сих пор, когда смотрю на фотографии, мне кажется, она тогда уже знала, как быстро и как нелепо…

Больно… Мучительно, скрежещуще больно вспоминать об этом даже теперь. Время лечит. Так говорят… Глупо. Не лечит. Не лечит. Оно просто не может лечить… такое…

Тогда меня окликнула старая знакомая. Сейчас я даже не могу вспомнить ее лица. Такое ощущение, что память специально выставила барьер. Я не могу ее помнить. Лицо Светы, как и осень, напоминает о смерти. Я остановилась с ней поболтать, а Витя с Леночкой ждали на тротуаре, чтобы мы потом вместе перешли дорогу. Перейти дорогу. Как символично. Боже, ну почему я не перешла ее вместе с ними?.. Ну почему я уже мучаюсь так долго? Триста шестьдесят четыре дня. Пытка. Когда же она закончится?

Краем глаза заметила, что Витька подошел к киоску, чтобы купить сигарет. Леночка слонялась рядом, зажимая в руке шарик. Мы только что были в Макдоналдсе, там детям бесплатно давали. Как я могла не почувствовать? До сих пор каждую секунду своей никчемной жизни сожалею, что позволила ей взять проклятый шарик.

Он вылетел у нее из рук, полетел к дороге. Сердце пропустило удар, когда я заметила, как моя девочка ступила с бордюра тротуара навстречу ревущим бездушным машинам. Мой крик слился с криком Витьки, выронившим сигареты и бросившимся к дочке. Резкий, раздирающий мозг на части, скрежет, слившийся с моим собственным воплем.

Они лежали посреди дороги. Вокруг останавливались машины, бегали люди. А я медленно, словно ноги не желали двигаться, брела к моим самым любимым людям.

Их больше нет. Леночка умерла сразу. Так сказали врачи. Витя умер по дороге в больницу. Я одна.

Первые недели после того дня я вообще вспоминаю с трудом. Как в тумане. Кровавом. Бездушном. Осеннем тумане. Бродила по пустой квартире, выла, как волчица, у которой отняли детенышей. На их фотографии я не могла смотреть, слишком больно. Слишком… неправильно… Как они могут смотреть на меня с фотографий, когда их больше нет?

Ко мне переехала мама, пыталась поддержать, вернуть к жизни. Она заставляла меня есть, пить. Силком пихала еду, которая тут же просилась обратно. Я больше никого не могла видеть. Потом были две попытки самоубийства. Спасли, откачали. Зачем?..

Апатия. Полгода тупого ничегонеделанья, когда я валялась пластом и тупо смотрела на очертания окна, из которого виднелась крыша соседнего дома. Слышались крики и смех детей, играющих во дворе. Иногда мне чудился среди них голос Леночки.

Надо жить. Надо жить. Мама повторяла это изо дня в день, а я не понимала смысла слов. Зачем надо? Кому надо? Без них?

В этот день ноги сами принесли меня к дороге. Тот же день, тот же час. Осеннее солнце светит точно так же, как тогда. Через пять минут моего Вити и моей Леночки не станет… Или это уже было? Все смешалось, виски давит гигантскими клещами, я со стоном обхватываю их руками.

По щекам льются мокрые капли, попадают мне на губы, чувствую их соленый прозрачный вкус. И не понимаю, что это. Поднимаю лицо к небу, пытаюсь разглядеть там что-то. Я никогда и ничего еще так не желала. Обращаюсь к чему-то далекому, могущественному, великому. Верни их. Ну, пожалуйста, верни…

Равнодушные свинцовые тучи закрывают от меня солнце. Закрываю глаза, вновь и вновь роняю соленые капли.

Детский смех пробирает до дрожи. Вскрикиваю, открываю глаза. Не верю своим глазам. Там, впереди, где оживленно снует по тротуару народ, стоят двое. Мужчина и светловолосая девочка с шариком в руках. Я сошла с ума. Понимаю это с холодной отстраненностью, изо всех сил тру глаза, пытаясь прогнать безумие.

Они никуда не исчезают. Мужчина и девочка. Ну и пусть я сошла с ума. Страшный, неестественный смех вырывается из груди. Я бегу к ним, кричу что-то.

Сзади раздается окрик старой знакомой. Останавливаюсь, хочу обернуться. Потом до меня доходит. Мне дали второй шанс. Время повернулось вспять. Я могу их спасти. Могу все сделать иначе.

Витя отходит к киоску, у Леночки из рук плавно выскальзывает шарик. Я бегу… Нога моей доченьки ступает на дорогу. В два длинных прыжка оказываюсь рядом, хватаю ее за шиворот, отбрасываю назад. Теряю равновесие и падаю на проезжую часть. Резкий визгливый звук пытающейся затормозить машины. Глухой удар. Мне почти не больно.

Небо над головой тускнеет. Плевать. Там, в туманной дымке, я вижу склонившиеся надо мной лица. Мужчина и маленькая девочка. Они живы, это самое главное.

Витя и Леночка сегодня снова пришли на могилу самого дорогого человека, оставили цветы и долго сидели, глядя на могильную плиту. Под ней уже год, как похоронена жена и мать, Катерина Лескова, погибшая по чудовищной, нелепой случайности. Рядом, в соседней могиле — бабушка. Ее уже десять лет нет с ними. Глядя на фотографию бывшей тещи, Витя не раз вспоминал, как Катя рассказывала, что постоянно чувствует ее присутствие. Странные разговоры, он не любил их. Но сейчас Витя ловил себя на мысли, что тоже чувствует — Катя, его жена, здесь. Она постоянно с ними рядом… Охраняет, оберегает…