глава 2.7

Когда норд только собирался на охоту — было еще светло, и вся деревня притихла, словно вымерла. Люди, казалось исчезли с улиц, оставив на местах бесцельно бродящий скот и валяющуюся утварь. Общее горе давило на них, и редкие прохожие старались даже не смотреть друг на друга.

Сейчас же, когда от возвращался от ведьмы — только что в пляс не бросались, опьянённые счастьем. Каждый второй намеревался подойти к Къеллу, поделиться своей радостью, но самому норду отчего то было не весело.

Дорога к медовому залу, казалось, тянулась целую вечность.

Сейчас главное — попробовать снова поговорить с братом, не дело ему чужак говорит. Он уже уморил двоих детей.

Дверь в зал была приоткрыта и отблески пламени от факелов и длинной жаровни, стоящей по центру, плясали на свежем снегу, а из самого зала слышались звуки жаркого спора.

— … Не умеет ничего! — Все распалялся молодой мужской голос. — Мы сами, и без него кровь пустить не могли?…

— Закрой свой рот, сопляк! — Жестко ответил ему голос Ярла. — Лекарь учился много лет, и точно знает…

Къелл, не дослушав, уверенно толкнув дверь плечом, вошел в зал.

— Нет. Это ты послушай. — Он обратился к старшему брату. — Агне тоже долго училась. И никогда не позволяла себе пускать кому-то кровь или лечить кого-то даже не взглянув. А этот шарлатан…

— Эк ты, слово какое новое знаешь… — Глаза Ярла начали наливаться кровью. — Ты, видно, сговорился с ведьмой. А не она ли уморила тех двоих детей, как почувствовала, что ей тут больше не верят?

— Я слушаю тебя, брат, и думаю: голос твой, а слова — не твои. Такое не в силах Агне. Да и зачем ей это? Нужно испросить у нее помощи, пока…

— Не бывать тому! — Голос ярла сорвался на крик. — А кто к ней за помощью пойдет за моей спиной — там, в ее доме может и оставаться. В деревню хода больше не будет!

Ярл устало откинулся на спинку кресла, а люди недовольно загудели.

— Не нужно волноваться! Ваш князь — мудрейший человек, денно и нощно печется о вашем же благополучии! — Суетливость лекаря раздражала многих нордов, но он был пока под защитой Ярла. Если он уморит еще одного ребенка — Къелл за его голову и еловой шишки не даст. — То, что вам помогла так называемая ведьма — это лишь временный результат. Все ведьмы богомерзкие твари, и служат тьме, она всего лишь пытается вернуть ваше доверие и продолжать им пользоваться дальше!

— Тогда почему все дети живы, а мои — нет? — Спросил рыжий Снорре. Он был чуть ниже Къелла, но в плечах даже пошире.

— Они живы только лишь потому, что я вовремя оказал им помощь! И даже ваша ведьма не смогла навредить! Я сожалею, что Господь забрал ваших детей, но такова его воля.

По залу начали расходиться одобрительные возгласы. Как и любой профессиональный мошенник, лекарь был отличным оратором и умел втираться в доверие.

— Она годами жила и ела за ваш счет. — Голос лекаря продолжал разливаться медом. — И теперь, когда появилась угроза ее праздной жизни, она наслала проклятие на твоих детей. Только поэтому они не пережили этой ночи.

— Что за чушь ты несешь? — Вызверился Къелл. — Ты только что говорил, что это твой Бог прибрал к рукам мальчишек! А теперь, оказывается, это сделала Агне? Зачем?

Люди, находящиеся в зале словно скинули с себя оцепенение, пробужденные голосом Къелла, и тут же загалдели, делясь на два лагеря.

Норд же, обратился к брату:

— Агне просила, чтобы ты позволил ей провести обряд очищения над мальчиками. Достойно проводить их к богам.

— Не бывать тому! Дети и при жизни настрадались ее стараниями! Пусть же они хотя-бы после смерти обретут покой! — Лекарь заметно занервничал, услышав, что ведьма будет осматривать тела. В его голосе появились истерические нотки, но он быстро взял себя в руки. — Их нужно захоронить как можно быстрее!

— Мы предаем огню своих усопших. — Раздраженно отмахнулся от него Ярл. — Пойди, выдолби могилу в мерзлой земле.

— Значит, сегодня же нужно…

— И что? Ты не смог спасти моих детей! — Снорре был готов бросится на лекаря с кулаками, кто-то сзади предупреждающе положил ему руку на плече, и норд пришел в себя. — А теперь не дашь матери достойно попрощаться с сыновьями? И проводить их, как положено, на закате?

— Болезнь, насланная ведьмой, будет расползаться, если не избавляться от тел! — Все распалялся лекарь, пытаясь снова завладеть вниманием толпы, но его уже никто не слушал.


В доме Снорре его супруга сидела на коленях перед еловым лежаком, на котором покоились два маленьких тела, укрытые волчьей шкурой. На лицах была умиротворенная полуулыбка, казалось, мальчики просто спали.

Женщина раскачивалась из стороны в сторону, обхватив себя за плечи, и тихо подвывала, некрасиво искривив рот. Слез в ней уже не осталось.

Над лежаком потрескивали и чадили факелы, очаг в центре дома давно прогорел, и тихо остывал, отдавая дому последние крупицы тепла. В свете колышущегося пламени, казалось, что шкура, под которой лежали дети, мерно вздымается в такт их дыханию.

Она всегда могла различить на первый взгляд одинаковых мальчишек, знала кто из них старше, помнила каждую родинку, каждый шрамик.

Больше всего женщине хотелось прижать своих детей к груди, обогреть их, но она боялась.

Боялась почувствовать под пальцами холодное окоченение, восковую кожу. Боялась до конца поверить в то, что ее мальчиков больше нет.

Она всматривалась в их лица, в надежде, что все это — дурной сон, что сейчас они пошевелятся, почешется, пробормочут что-то сквозь сон.

Женщина потеряла счет времени, иступлено вглядываясь в лица сыновей, и почему-то совсем не испугалась, когда один из них открыл глаза.

Горячий ком радости и надежды начал подниматься у нее в груди, а мальчик неуклюже встал, сначала на четвереньки, а затем и на две ноги. Волчья шкура сползла, но он словно не чувствовал холода. Он посмотрел мутным взглядом в глаза матери.

— Мама… — раздался шепот из посиневших губ, и он обнял разрыдавшуюся в голос мать.

Она чувствовала холод, идущий от его тела, неловкость движений окоченевших мышц.

Но, разве это было важно…

Загрузка...