Черный пепел на снегу (СИ)

Глава 2.5

Ведьма провалялась в беспамятстве несколько часов, придя в себя только перед рассветом.

Она лежала одетая на своей постели, укутанная как в кокон в одеяло. Сквозь окна пробивалась серая предрассветная мгла, значит за мальчишкой скоро придут. Агне с трудом встала на одеревеневшие ноги, сквозняк, продирающийся в дом между досками пола, ледяными иглами вонзился в обнаженные ступни, и она болезненно поежилась.

На столе в центре комнаты стояло высушенное корыто, в котором мирно спал завернутый в покрывало из кроличьих шкур ребенок.

Дрова в очаге почти прогорели, и ведьма, сунув ноги в расшнурованные сапоги и накинув на плечи висящую на вешалке куртку и вышла на улицу.

Сначала у нее перехватило дыхание от мороза, обрушившегося на нее лавиной, нос и щеки начало щипать от холода, остатки сна выдуло с первым же порывом ветра.

Агне набрала немного дров с заполненной поленницы, не забыв мысленно поблагодарить Къелла и попросить для него удачи у богов, и направилась обратно в дом.

Вокруг стола уже суетилась Богданка. Босоногая и простоволосая, в своей длинной до пят, ночной рубашке, она казалась маленьким приведением.

— Доброе утро. — Поздоровалась девочка, зевая в кулачок. — Малыш выздоровел? Теперь мы отдадим его родителям?

— После рассвета. — Подтвердила Агне. — Но сейчас нам нужно защитить его, чтобы не допустить повторения. Растопи пожарче очаг… и пойди оденься. Заболеешь.

Ведьма сложила дрова на полу и начала искать по полкам тонкую железную иглу и специальные чернила.

Она часто била небольшие татуировки с охранными символами взрослым — воинам перед походам, юным роженицам или брачующимся, которые хотели быть вместе не только перед людьми, но и перед богами, но никогда еще не наносила рисунки под кожу детям — слишком высока среди них была смертность, в иных деревнях детям и имен не давали, пока они две зимы не переживут. Но этот случай был особым.

Из своей комнатки показалась Богданка, полностью одетая, с заплетенной косой и начала деловито возиться возле очага, разводя огонь и ставя на него разогреваться воду в котле.

Агне положила на стол чистую тряпицу, поставила рядом неглубокую плошку, в которой лежала игла.

— Налей сюда кипятка. — Она указала кивком головы на плошку, и пошла дальше искать нужный инструмент. В свете лучины на столе начали появляться щипцы, полотенца, длинная свеча, которую ведьма сразу подожгла, в комнате стало гораздо светлее.

Богданка налила кипятка в плошку, и Агне, выждав несколько мгновений, вытащила иглу маленькими щипцами, и прокалив ее над свечей, окунула кончик в чернула.

— Раскрой его. — Приказала она. — И держи крепко.

— Что ты собираешься делать? — В голосе девочки послышалось беспокойство.

— Нанесу под кожу защитный знак.

— Может не надо? Ты же вылечила его.

— Прошу, не спорь. — Агне покачала головой. — Еще вчера он был одержим. И сейчас, стоит ему покинуть мой дом — он станет уязвим для любой темной твари.

Богданка с сомнением закусила губу, но все же выполнила указание ведьмы.

Оказавшись вне теплого одеяла, ребенок недовольно закряхтел, стремясь укутаться обратно, но девочка крепко держала его за руки.

— Разведи руки в стороны. Вот так. Мне нужна его грудь. — Агне взяла ребенка за ноги, не давая ему ими дергать.

Мальчишка, догадываясь, что сейчас с ним будут делать что-то ужасное — захныкал, а когда игла проткнула его кожу в первый раз — заревел в голос. Он вырывался, дергался, извивался, пока ведьма хладнокровно выводила на его груди, чуть повыше сердца руну Турисаз. Богданка, не выдержав, отвернулась. По щекам ее катились крупные слезы.

Агне быстро доделала свою работу, вытерла грудь мальчика, испачканную кровью и чернилами, чистой тряпицей, и намазала свежую ранку медом. После чего, немного подумав, макнула в мед деревянную палочку еще раз, сунула ее в рот ребенка.

Тот сначала попытался выплюнуть угощение, но распробовав, присосался.

Ведьма хотела сказать своей ученице, чтобы она одевала ребенка, но не успела — в дверь постучали.

Робко и неуверенно, с надеждой. Так стучат только в ту дверь, за которой накануне оставили своего умирающего ребенка, не зная, доживет ли он до утра.

— Заходи, Ульфрик.