И вот я оказался в пустыне, засыпанной чёрным песком. Она была совершенно ровной, и тянулась во все стороны настолько далеко, что глаз не мог различить горизонта.
В небе, высоко над головой, сияло семь солнц. Все они имели свой цвет. Было даже чёрное — просто дыра в белом, как бумага, небе. Но я чувствовал исходящее из этого чёрного солнца тепло.
Фиолетовое солнце было похоже на осьминога. Его лучи извивались, как змеи, пронизывая все остальные шесть солнц, как бы нанизывая их на себя.
Это таттвы, — решил я, хорошенько рассмотрев все диски. Я нахожусь внутри своего тонкого тела. Чёрная равнина — это моё подсознание.
К этому выводу я пришел, когда заметил в песке равномерные концентрические круги, расходящиеся от разбросанных тут и там камней. В первый момент я их не заметил, но сейчас видел совершенно отчётливо.
Жар семи солнц был почти нестерпим. Он пригибал к песку, заставлял опуститься на колени, уткнуться в них лбом и замереть… Но песок был таким же раскалённым — я отдёрнул руку, как только прикоснулся. На ладони остались белёсые отпечатки песчинок.
Нет, я ошибся. Песок был ледяным. Настолько, что оставлял ожоги.
Как я сюда попал?
И сразу вспомнилась палуба, сидящий на ней человек с выдающимся носом и чёрными широкими бровями. Он ударил меня в лоб жемчужиной мастера Никто…
В ней хранится моя память, — вспомнил я слова мастера. — Всё, что я пережил, весь мой опыт.
А моё тело всё ещё там, в обычном мире, — подумал я. — Беспокоиться не о чем. Я в полном порядке.
Пот тёк не только по лицу, но и по всему телу, вопреки моим рассуждениям, доказывая его материальность. Скапливаясь у босых ног, он превращался в лёд.
И вдруг, у себя над головой, я заметил тонкую крупноячеистую сеть. Она тянулась через всё небо, перегораживая этот мир на две части.
Протянув руку, я дотронулся до одной из нитей. В голове раздался звон…
ПОСЛАННИК НЕ ДОЛЖЕН ДОПУСТИТЬ ПРИЧИНЕНИЯ ВРЕДА ОБОЛОЧКЕ, КОТОРУЮ ЗАНИМАЕТ
Эти слова звучали в моей голове, как колокол.
Тогда я убрал руку, и дотронулся до нити в другом месте.
ПОСЛАННИК НЕ ДОЛЖЕН УЧАСТВОВАТЬ В ЖИЗНИ МИРА, В КОТОРОМ НАХОДИТСЯ НА ЗАДАНИИ
Третья нить…
ПОСЛАННИК ОБЯЗАН ВСЕМИ СИЛАМИ СТРЕМИТЬСЯ К ВЫПОЛНЕНИЮ ЗАДАНИЯ
Это Корпус, — понял я. — Нейросеть моего разума накрепко связана с директивами, вшитыми в подсознание. Я должен стремиться к их исполнению на инстинктивном уровне, никогда не задумываясь о неповиновении.
Более того: Я НЕ ДОЛЖЕН ДОГАДЫВАТЬСЯ О ТОМ, НАСКОЛЬКО КРЕПКО ИМИ ПОВЯЗАН.
Кладенец, — решил я. — Это он, вступив во взаимодействие с нейронами моего мозга, выявил навязанные извне правила. Он рассказал мне о них. Дал понять, что я — не хозяин своим поступкам и желаниям.
Разумеется, я хочу избавиться от этой сети, от этой паутины, из-за которой не могу стать самим собой!
Но пока я не пойму, как это сделать, Сеть лучше не трогать.
Потому что, если исходить из логических допущений, где-то должна быть сигнализация: как только Сеть начинает подозревать, что Посланник не подчиняется Директивам, она запускает программу самоуничтожения…
Именно это и случилось с Шивой. Его свёл с ума конфликт между Директивами и его собственным "Я".
Это значит, мне нужно быть предельно осторожным. Я не хочу, чтобы мой разум выжгло пламя безумия. Я подожду.
— И долго ты собираешься ждать?
От неожиданности я вздрогнул. Как-то не подумал, что внутри собственного тонкого тела могу оказаться не один.
— По! Какими судьбами?
Мальчишка выглядел точно так, как я его и запомнил: похожий на румяный колобок, во рту не хватает зуба. Щеки измазаны шоколадом. Сама плитка, наполовину съеденная, зажата в пухлой потной ладошке. — Хочешь? — спросил он, протягивая шоколадку обкусанным краешком.
— Нет, спасибо. Мне бы попить.
— Чего нет, того нет, — и он расплылся в улыбке. Щеки приподнялись, превращая и без того узкие глаза совсем в щелочки. Но через секунду мальчишка стал серьёзным. — Чего это ты тут завис, а? Делать больше нечего?
— Спроси у своего друга.
— Какого ещё друга? — удивился малец.
— С Окинавы. Щелкнул меня, понимаешь, по лбу.
— Друга? — По смешно сложил бровки домиком. На лбу проявились пухлые складочки.
— Ну, вы же там, на Окинаве, все сэнсэи, в кого ни плюнь. Знаете поди друг друга…
— А, ну да, — По смешно покивал и откусил большой кусок шоколадки. — Сэнсэи с Окинавы, конечно…
— Ты пришел мне помочь? — как-то я уже начал привыкать, что По заявляется в самые критические моменты жизни.
— Не-а, — мальчишка принялся неуклюже чертить носком кроссовка большие клетки в песке. Под его напором песок даже не осыпался. — Я пришел поиграть.
— Ты же понимаешь, что солнца меня скоро поджарят?
— Захочешь — поджарят. А не захочешь — так и не поджарят.
— Легко тебе говорить.
— А то! — он закончил рисунок. Оказалось, что это "классики" — простая детская игра. — Ну давай, ты первый.
— А смысл?
— Ой, прыгай уже, а? — он упёрся руками мне в поясницу и подтолкнул к первой клетке. — Раньше сядем — раньше выйдем.
Вздохнув, я прыгнул.
Открыл глаза и увидел над собой знакомый ржавый потолок. И Хякурэн, сидящую на узкой койке у меня в ногах.
— Всё повторяется, — сказал я.
А потом облизал губы. Чувствовал себя так, словно и вправду только что вышел из пустыни: всё тело зудит от песка, губы потрескались. Зато ступни босых ног не гнутся от холода.
— Тоётоми очень извиняется, — поспешно сказала Белый Лотос, как только я посмотрел на неё. — Он не думал, что жемчужина произведёт на тебя такой эффект. Он хотел, как лучше.
— А что же он сам об этом не скажет?
Мне честно казалось: в таких обстоятельствах можно и повредничать…
— Он улетел. Нужно поговорить с теми, кто на нас напал. Постараться их вразумить…
— Горбатого могила исправит, — буркнул я. — Люди, которые продают в рабство других людей, обычно не слишком склонны к внушениям.
— Тоётоми никогда в жизни не причинял вред ни одному живому существу, — в голосе Хякурэн было больше укоризны, чем мне бы хотелось.
А как же я? — вертелось на языке. Но я промолчал. В конце концов, я ведь жив. Несколько обезвожен, но кто сейчас без недостатков?
— А где моя жемчужина? — голос мой звучал сварливо. — Тоже у Тоётоми? Знаешь, это всё-таки был подарок…
— Подарком было то, что хранило в себе свёрнутое заклинание, — сказала Белый Лотос. — Память сэнсэя. Теперь она принадлежит тебе.
Я помолчал, гадая, что это означает на самом деле, но так ничего и не придумал.
— Ладно, можно мне встать? — Белый Лотос поднялась с кровати, позволив мне спустить ноги.
— Тебе помочь выбраться на палубу, или ещё что?
— Я буду полностью счастлив, если ты позволишь мне выпить литров десять воды.
— Попрошу Фудзи принести, — и она двинулась к выходу из каюты.
— Хякурен? — она обернулась. Только сейчас я заметил, что она так и не переоделась: голубая курточка очень шла к её глазам, в волосах поблёскивала заколка с глициниями… Но вот сами глаза были тревожными. В них притаилась усталость. — Спасибо тебе. За заботу. Ты вовсе не обязана этого делать.
— Обязана.
И она ушла. Лёгкие шаги простучали по ступенькам трапа, и почти сразу вниз загрохотали другие, мужские. Я ещё успел подумать, что в словах Хякурэн осталась какая-то недосказанность, но тут в каюту ворвался Фудзи.
— Нет, я понимаю: святой обязанностью чудовищ является наведение страха на окружающих. Но всему же есть пределы! — с порога заорал он, а потом сгрёб меня в охапку. — Я рад, что ты вернулся, братец Лис.
— А уж как я рад, братец Кролик.
Мне было приятно. Признаться, у меня ещё никогда не было друзей. Подельники, соратники, напарники. Но не друзья… И сейчас я был несказанно счастлив, прижимая к груди своего друга.
— Ну почему сразу кролик? — тут же возмутился принц Фудзивара. — Почему не волк, не тигр…
— Тигром пусть тебя девушки зовут, — хлопнув его по спине, я поднялся. Но тут же пожалел: забыл на секунду, какой низкий в каюте потолок. — А Кролик — он умный.
— Сэнтё велела поить тебя водой до тех пор, пока из ушей не польётся, — вспомнил Фудзи, протягивая мне пластиковую бутыль на пять литров.
Первый глоток я воспринял, как Откровение. Вода прокладывала пути в моём организме, питая сосуды, клетки, наполняя серебряными огоньками разум…
А потом мне показалось, что кроме моего обычного набора мыслей, есть что-то ещё. Что-то, чего не было раньше.
Но я не стал обращать на него внимание. Не сейчас.
— Долго я был в отключке? — спросил я между двумя глотками.
— Около часа. А пьёшь так, словно целую вечность.
— Тебе что, воды жалко?
— Да нет, просто… — он посмотрел на меня неуверенно. — Ты блин, был мёртв. Как гвоздь.
— В смысле, такой же холодный и твёрдый? — по спине побежали мурашки.
— Ну натурально! Можно было положить на палубу, вместо доски, — Фудзи заметно волновался. — Хякурэн так и не услышала твоего сердца, как ни старалась. Но этот Тоётоми, — он повёл головой в стороны выхода из каюты. — Этот Тоётоми сказал, что с тобой всё будет хорошо. И смотался. Представляешь? Я хотел его убить, честное слово…
— Что? — выпив половину фляги я к своему удивлению понял, что не могу больше сделать ни глоточка.
— Убить, говорю, хотел поганца, — Голос Фудзи звучал так обыденно, словно он рассказывал, что собирается накрошить редьки в салат. — Только тронул человека, а тот — брык! Белый Лотос сказала, что конфликт сознания случился из-за каких-то команд, что прописали тебе в мозги на службе.
— А Тоётоми подтвердил, что сто раз проделывал этот фокус, и всё было хорошо.
— И… что за фокус? — осторожно спросил я.
— А ты что, ничего не чувствуешь?
— Да нет, — надеюсь, он не имел в виду то, что после трёх литров воды мне было необходимо срочно посетить гальюн.
— Наверное, у него не вышло, — махнул рукой Фудзи. — Да и ладно. Всё равно сейчас не до этого.
— А что-то случилось?
— Лучше тебе самому увидеть, — смутился Фудзи. — Готов подняться на палубу?
Я кивнул.
Как только я высунул голову из люка, сразу почувствовал натяжение Энергий. Пахло озоном. Как будто над нами только что промчалась сильнейшая гроза, и вокруг было полно остаточного электричества.
Кобаяши Мару тихо качался на волнах, солнце клонилось к горизонту. Закат был красоты необычайной. Кроваво-алый, как костёр.
Но привлёк моё внимание не он.
В центре палубы висело нечто… Больше всего оно походило на чёрную прореху, прорезанную прямо в воздухе, и распахнутую в космическое пространство. Воздух уходил в эту дыру с грохотом и свистом, словно в утробу гигантского пылесоса. Края прорехи светились.
— Что это? — на миг мне сделалось очень страшно. Но я быстро заметил, что остальные не выказывают по поводу дыры никакого беспокойства.
— Портал, — ответил Фудзи. — Наш новый друг Тоётоми, чтобы загладить вину за то, что вывел тебя из строя на неопределённое время, открыл нам портал на Сикоку.
— Если он не ошибся, портал выведет нас прямо на вершину горы, к храму Тысячи Ветров, — добавила Хякурэн.
— Если не ошибся? — переспросил Фудзи. Хотя я хотел задать тот же самый вопрос. — Порталы на такие расстояния, знаешь ли, опасная штука, — запальчиво добавил мой друг. — Это тебе не из одной комнаты в другую за пультом от телика махнуть.
— А ты что, так делаешь? — подняла брови Белый Лотос.
— Конечно нет, — с достоинством ответил принц Фудзивара. — Ведь портал требует огромного расхода энергии, и на такие глупости её тратить просто аморально.
— А сколько энергии нужно было, чтобы сделать этот? — я с опаской подошел ближе, и вдруг почувствовал: ещё шаг — и меня затянет внутрь. — И сколько уходит на его поддержание?..
— Нисколько, — махнул рукой Ватанабэ. — Расхода сил требует сам процесс. Расчёт вектора, бурение пространства… Но ты ведь об этом знаешь.
Я?.. — вопрос чуть не слетел с моих губ, но к нам подошли Дед и Старик Кагосима.
— А, наш друг наконец собрал свои мозгульки в кучку и пришел в себя, — улыбнулся Дед.
— Мы рады, что ты всё-таки не околел, — добавил Кагосима.
Какие все вокруг добрые…
— Ладно, пора отправляться, — к нам подошла Хякурэн. Осмотрела по-очереди свою команду… — Ну как? Справитесь без меня?
— Помучиться конечно придётся, сэнтё. Но как-нибудь выдюжим, — ответил за всех Ватанабэ.
— Отвлечём внимание, — пояснил Дед.
— Каким образом? — спросил я.
— А вот таким, — Дед щелкнул пальцами, и от меня отделилась прозрачная тень. На глазах она стала плотнеть, наливаться красками, и через минуту я словно смотрел в зеркало.
Тень самостоятельно дошла до борта, подобрала канат и принялась накручивать его на предплечье.
А Дед щелкнул пальцами ещё раз, и от Хякурэн тоже отделилась копия. А потом — и от Фудзи.
— Пойдём в Нагоя, — продолжил Дед. — Будем ловить трепангов, торговаться на рынке…
— Вот это здорово! — восхитился принц Фудзивара. — Одна просьба, мужики: поставьте меня торговать рыбой, а? Наверняка там будет полно ушей и глаз Сётоку. Пускай братец порадуется…
Попрощавшись, мы один за другим шагнули в портал.
Сделать последний шаг было сложнее, чем я думал, и гораздо проще, чем ожидал.
Спустя мгновение, не испытав никаких побочных эффектов, мы прибыли на место.
Вот что это за место — совсем другой вопрос.
— А где храм? — первым спросил Фудзи.
Мы стояли на вершине горы. Площадка была не слишком обширной, метров десять в диаметре. С одной стороны она обрывалась в пропасть — подойдя к краю, я увидел страшные, покорёженные стволы елей. Они лежали один к одному, верхушками вниз. Словно их наклонила, прижала к земле и сломала исполинская рука. Как спички. Во все стороны, как заградительная стена, торчали обломанные и обугленные черные ветви.
Я не помнил этих стволов.
Вот камень, сидя на котором, мы с Сергеем Ильичом любовались закатом.
Вот родник, который начинался у верхних ступеней лестницы. Из него мы с Такедой утоляли жажду и в нём полоскали натруженные ноги.
Вот, собственно, лестница…
Хотя я ошибся. Лестницы тоже не было.
Я закрыл глаза: вдруг вспомнил, что Храм славился своими иллюзиями, и решил, что его от нас просто скрыли.
— Не пытайся увидеть, — ответила из-за моего плеча Белый Лотос. — Это не морок и не иллюзия. Здесь и вправду ничего нет.
— А помнишь, как я заблудился в лесу и ночевал в пещере? — обратился Фудзи к Хякурэн. Голос его был растерян, взгляд бесцельно блуждал по голой, как колено, пустоши.
— Мы всю ночь тебя искали, — кивнула Белый Лотос. — До самого утра. Замёрзли, как суслики. Ничего не ели и не пили… Ну и разозлились же мы, когда узнали, что ты-то спокойно продрых всю ночь!
— Здесь был лес, — я никак не мог поверить. Ведь когда я был здесь впервые, тоже оказался на пустой вершине! Может, от нас вновь требуется акт веры, чтобы быть допущенными…
— Стой! — Фудзи поймал меня за рубаху в последний момент. — Там одна лишь пропасть. Правда.
— Чёрт.
Я отошел к другому краю и опять заглянул вниз. Я помнил, что на этом самом месте стоял храм. Во дворе был разбит сад карликовых деревьев, в центре которого стояла каменная поилка для птиц… А сразу за храмом начинался лес.
Там я встретил своего духовного двойника, Лиса. И честно говоря, сейчас очень рассчитывал ещё на одну встречу.
Я не признавался себе до этого момента, но решение подняться к храму Тысячи Ветров было продиктовано не только соображениями безопасности. Я хотел вновь встретиться со своим духовным проводником.
От него я надеялся узнать, как мне избавиться от паутины.
Но теперь всё пропало. Ни храма. Ни леса. Ни самого белоголового сэнсэя и его учеников…
— Сакура может знать, где её дедушка? — спросил я у Фудзи, вернувшись к нему и Хякурэн.
— Узнаем, как только доберёмся до мастерской, — угрюмо ответил мой друг.
Было видно, что на него запустение произвело не менее глубокое впечатление, чем на меня.
— Тогда будем спускаться, — предложила Белый Лотос. — Лестницы нет, так что придётся тяжко. К тому же, солнце скоро сядет, Нужно поторопиться.
И она скакнула с камня прямо вниз. Как птичка.
Лёгкое тело! А я и забыл о таком своём умении…
Окинув пустую площадку в последний раз, я шагнул вслед за Хякурэн. Фудзи замыкал шествие.
…Несмотря на заклинание лёгкого тела, на дороге мы оказались уже в темноте. В горах вообще темнеет быстро.
Но когда добрались до знакомой кафешки — той самой, в которой мы с Сакурой завтракали перед подъёмом на гору — в окнах ещё горел свет.
Несмотря на лето, было чертовски прохладно, и я порадовался, когда мы шагнули в зал, освещённый тёплым светом желтых лампочек и наполненный запахами горячей картошки, кетчупа и сосисок.
— Ну и что будем делать? — спросила Белый Лотос, вытирая руки салфеткой. На салфетке красовался какой-то рисунок, но она так быстро смяла тонкий квадратик, что я не успел разобрать.
— Поедем в Такамацу, — пожал плечами Фудзи. — Попадём в мастерскую — что-нибудь узнаем. Там и подумаем, — откинувшись на мягкую спинку дивана, он сыто отдувался.
Два хот-дога, двойная жареная картошка, молочный коктейль и огромная кружка крепчайшего кофе.
Я заказал себе то же самое. И не пожалел.
А вот Белый Лотос едва склевала парочку сасими с угрём и выпила полчашки мисо… Мне кажется, что с тех пор, как мы спустились с горы, её не оставляет сильное беспокойство.
Доев последнюю картошку, я потянулся к салфетнице и вынул тонкий прямоугольник рисовой бумаги. На нём тоже было что-то нарисовано. Какая-то печатная картинка, сделанная в три цвета: чёрный, красный и желтый. Тревожные цвета…
Желая рассмотреть, что же такое можно изобразить на салфетках в придорожном кафе, я разгладил её на столе. А потом выпучил глаза и онемел.