Черный капеллан

Глава 20

Замок, как и ожидалось, следов вскрытия не имел. Йона перестал уже даже пытаться угадать, как Ирма попадает в его дом. И что самое смешное, почему он все еще жив? Хищники иногда играют с едой, не его ли это случай? Хотя… ощущения близкой смерти рядом с ней он не чувствовал. Галарте, конечно, умела быть отличной актрисой, но тогда она просто гениальна, раз смогла так часто водить за нос саму смерть. Рядом с ней не чувствовалось никакой угрозы, а более безопасно было разве что в животе у мамы. Эта женщина вызывала странные чувства.

В основном восхищение и похоть.

Проверив остальные секретки и убедившись, что дверь не открывалась, Камаль быстро вошел и тут же выругался, когда приставленный к двери тубус с грохотом упал на пол. Рядом лежала толстая папка из коричневого картона, туго перетянутая бумажным жгутом. На него был брошен небольшой конвертик. Йона осторожно вскрыл его.

Внутри лежал маленький листок всего с парой строчек: «С днем рождения, малыш. Когда станет жарко, вспомни обо мне». Затем шли инициалы Галарте и розовый отпечаток губ, явно оставленный ее помадой. Тубус оказался плотно закрыт, так что пришлось отнести его в комнату и там вскрыть. Внутри лежала трость. Йона осторожно вытащил ее и принялся рассматривать. Выглядела она очень даже солидно: темное дерево, т-образная ручка из белого металла выглядела страшно, но стильно. Какой-то умелец выполнил ее в виде анатомически точного черепа с позвоночником. Йона не разбирался в дорогих породах дерева, но что-то подсказывало, что цвет является не краской или морилкой, а самым что ни на есть настоящим цветом древесины. Металл походил на серебро.

Сколько же она отвалила за такую работу? По ощущениям, подарочек тянул на солидную сумму в три или четыре сотни крон. Чутье подсказывало, что Ирма осталась верна себе и выбрала далеко не самую простую трость. В принципе, если потом окажется, что инспектор разгуливает по городу с аксессуаром какого-нибудь великого кронпринца или графа, то он совершенно не удивится. Так же как не удивится он и скрытому клинку в ручке.

Камаль еще раз проверил ручку, затем ухватился за дерево и попытался дернуть ее. Клинок выскочил из паза абсолютно бесшумно. В сталях он разбирался еще хуже, чем в дереве, но качество клинка оценил. Тонкое лезвие ощущалось практически невесомым. Инспектор повернул его на свет и смог рассмотреть тонкую гравировку в виде витиеватого узора. Работа выполнена невероятно искусно, так что теперь предполагаемая цена выросла чуть ли не втрое.

— М-да, — произнес Йона тихо, — предсказуемо, но приятно.

Воображение живо нарисовало, как он прогуливается по местам преступлений с таким вот подарком. Улыбка сама наползла на лицо. Второй мыслью следовала, разумеется, прикидка, сколько рук эта трость сменит после визита в Зверинец. Число, скорее всего, будет двузначным. Ну что же, для визита в императорскую канцелярию штучка у него самое то, но вот в быту она — еще одна мишень на затылке. С грустной улыбкой на губах Камаль убрал трость в тубус и положил в шкаф.

Вызов к императору в ближайшие дни у простого инспектора имперского сыска точно не планировался.

Что же, с одним делом он разобрался, теперь осталась работа. Пакет от Ирмы оказался весьма объемистым и тяжелым. Окажись он еще больше, можно было бы думать, что инспектору прислали бомбу килограмма на два. К счастью, он еще не настолько высоко забрался в полицейской вертикали власти, чтобы получать такие «серьезные подарки». Максимум — граната под днище машины.

Внутри пакета лежали рукописные заметки, несколько справок из других городов, выписки из церковных метрик. Все аккуратно сложено по стопкам и скреплено. Про себя Йона решил почитать в последнюю очередь. Не из врожденной скромности, а скорее из желания узнать про ребят. За четыре года войны взвод стал ему чуть ли не новой семьей, так что теперь хотелось узнать, так ли всем повезло, как он этого бы желал.

Рядовой Эрик Картер.

Буквально через полгода после списания на гражданку он принялся спасать тонущего на реке мальчика. Парнишку вытащил, вот только сам получил сильнейшую пневмонию. Согласно отчету сельского врача, он провел в тяжелейшей горячке двое суток, после чего умер, не приходя в сознание. Он так и не успел жениться, как и обзавестись детьми, так что похороны на себя взяла его община. В конце на листке рукой Ирмы было выведено: «Похоронен на кладбище в селе Огробен, участок 112-А».

Йона прикинул, что Эрику исполнилось тогда уже тридцать. Картер рассказывал, что когда император объявил мобилизацию, то он уезжал из дома почти что радостным. Как он сам про себя говорил, до этого он всегда отличался буйным нравом и готовностью подраться. Так что половина села тихо выдохнула, когда его посадили на подводу, едущую до ближайшего призывного пункта.

Это поначалу не вязалось с тихим и спокойным поведением щуплого коротышки, но в первой же атаке Картер с легкостью доказал правдивость своих слов. Йона сам видел, как тот несколькими короткими ударами приклада забил насмерть сразу двух солдат. Потом, когда взвод зачищал отбитые траншеи от гуттских трупов, этих двоих видели все, так что Эрик обрел весьма широкую славу как жесткий рукопашник.

Подумать только — пройти всю войну, чтобы помереть от простуды.

В горле у Камаля стоял ком. Вот уж кому не помешала бы абсолютная память, так это ему. Село Картера расположено не так уж далеко на юге, а он за восемь лет так и не навестил друга. Теперь уже поздно, хотя… Йона еще раз перечитал строчку с номером участка. Можно было и махнуть на денек или два — глянуть участок, да присмотреть.

Кто дальше там у Ирмы?

Ральф Долан — толстячок с вечно печальными глазами мастифа. Его папаша держал лавку в Растене, где продавал письменные принадлежности и прочие канцелярские принадлежности ручной работы. Начало войны Ральф встретил, только-только выпустившись из гимназии. Судя по его рассказам, его вечно тихая и меланхоличная мать едва не отправилась на тот свет, когда ее кровиночка пришла постриженная наголо и с приписным листом.

Отойдя от первого предынфарктного состояния, мамаша едва не получила второе, когда в одном из писем Ральфи обмолвился, что его направили вовсе не в штаб, а в самое что ни на есть пекло. И вот там, под давлением, маленький уголек по прозвищу Толстяк превратился в бриллиант. Парень, конечно, не стал образцовым солдатом по щелчку пальцев и порой оставался все такой же неженкой.

Но вот стрелял этот жирный очкастый тюфяк словно дьявол.

Инструктора по стрельбе один за другим хвалили Долана, нарекая чуть ли не лучшим стрелком на средней дистанции в батальоне. Лишний вес исправили постоянные физические нагрузки, стресс и периодическая голодовка за линией фронта. Сейчас, судя по тому, что нашла Ирма, Ральф обзавелся семейством, регулярно ходит в церковь и едва не выиграл выборы мэра в своем городке. У него трое детей, собаки и доля в семейном деле.

М-да, из числа таинственных налетчиков его тоже можно вычеркнуть.

Следующая стопка оказалась толстенькой. Йона взвесил ее в руке. Если брать вес заметок от Галарте, как мерило насыщенности жизни, то эту точно вела весьма неспокойная личность. Йона и так догадывался, кому она принадлежит, но на первой странице, естественно, прочел собственное имя.

Тут, пожалуй, Ирма впервые схитрила.

Стопка представляла собой полную подборку всех его громких дел. Большую часть писала она сама, так что иногда встречались черновики статей со следами борьбы автора и редактора. Порой между строк читалась настоящая битва характеров. И несмотря на то что Галарте — чертов перевертыш-кровопийца, выигрывала она не всегда. В таких случаях на страницах появлялись короткие рукописные замечания. Подобный альбом воспоминаний больше подошел бы для другого человека, но Йона все же оценил ту заботу, с которой Ирма его составляла.

После нескольких часов непрерывного чтения голова уже плохо соображала и очень хотелось спать. Йона собирался уже ложиться, как вдруг услышал стук в дверь. Быстро убрав документы в ящик своего письменного стола, инспектор поспешил к входной двери.

Уолли Лист стоял на пороге и рассматривал округу своим тяжелым взглядом гробовщика, и от этого взгляда кровь стыла в жилах. Заметив на пороге хозяина, он коротко кивнул кому-то в машине неподалеку и, не дождавшись даже приветствия, прошел внутрь.

— Привет, Лист. Конечно, заходи, будь как дома и ни в чем себе не отказывай. — Камаль старался говорить как можно спокойнее, вот только само построение фразы выдало подавленную ярость.

Бандит же прошелся по всей квартире, убедился, что внутри инспектор один, и вернулся на улицу. Там он дошел до своей машины и что-то жестами показал пассажиру на переднем сидении через окно. Затем он выслушал несколько приказов. Дверца открылась, и из машины вышел Питер Барроуз. Лучший и самый скользкий адвокат в городе. Злые языки сочиняли о нем легенды. Большинство сводились к тому, что Пит — просто бандит на зарплате, но с корочкой о высшем юридическом образовании.

По факту все было еще сложнее. Питер действительно считался почти лучшим на потоке юристом. В плане усидчивости и умения запоминать что угодно, все у него просто отлично. Особенно теперь, когда он стал личным адвокатом Папы Джи. Сейчас выглядел он весьма солидно: дорогая шелковая сорочка, костюм-тройка по цене чьего-то месячного заработка и лакированные туфли, начищенные до зеркального блеска, так что, глядя в отражение, можно было побриться.

— Привет, Йона. — Пит протянул руку, и Йона ее пожал.

— Привет, Пит. Ты ко мне по делу или решил вспомнить чудесные годы в студентах?

— Немного того, немного другого. Впустишь?

— Заходи, — ответил инспектор и повернулся, давая войти. — Предупреждаю, у меня не прибрано.

— Не «предупреждаю», а «прошу прощения», — ответил Барроуз с легкой издевкой. Но, заметив тяжелый взгляд инспектора, он весьма разумно решил не продолжать.

— Кофе будешь?

— Не откажусь.

— Вот сам его и вари. — Камаль вытащил из портсигара сигарету и закурил.

— Тогда я пас.

Воздух наполнился дымом от сигареты. Йона медленно выдохнул две тонкие струи изо рта в нос и ожидающе взглянул на гостя. Питер сел на кухонный стул, вальяжно закинул ногу на ногу и начал.

— Как уполномоченный представитель группы неназываемых лиц, я хотел бы сообщить о некоторых фактах, возможно, интересных следствию. На условиях анонимности, само собой.

— Слушаю, — Камаль кивнул.

— Вы согласны на озвученные условия, инспектор?

— Если это стоящая информация.

Юрист улыбнулся так широко, что от его зубов, казалось, вот-вот пойдут солнечные лучики.

— Поверьте, стоящая.

— Тогда я согласен на ваши условия. Полная анонимность в рамках следствия.

Оба понимали, кто именно этот неизвестный источник в криминальных кругах. Либо Топор, либо его знакомый.

— Мой источник сообщил, что не так давно, сутки или двое назад, на него вышли неизвестные люди.

— И хотели они?

— Приобрести весьма специфический товар, которого у моего клиента не оказалось.

— Насколько специфический? Подробнее, пожалуйста, господин адвокат.

— Партию патронов для оружия, очень сильно напоминающего то, что фигурировало в сводках по ограблениям.

— Он может это подтвердить чем-то?

— Нет. — Питер изобразил непонимание весьма убедительно, и Камалю на мгновение показалось, что тот и вправду удивился. — Мой клиент не дает чеков, а также не предполагает делать это в дальнейшем, так что тут вопрос вашего доверия к словам моего клиента.

— Хорошо, спасибо, я услышал ваш сигнал. Еще что-то, что может помочь следствию?

— Да. Мой клиент заявил, что у одного из пары была татуировка на руке в виде плохо сработанного знака «Волнолом», а еще говор у обозначенных людей проскальзывал весьма приметный.

«Волноломом» забиты руки у многих. Если Питер хотел помочь, то сократил выборку не сильно — до половины головорезов Олдтауна.

— И? — Йоне приходилось вытягивать каждое слово из Барроуза.

— Они говорили с легким гуттским акцентом.

— Кому еще сообщил ваш клиент эту информацию?

— К сожалению, инспектор, этот вопрос нарушает мою адвокатскую тайну, — ответил Пит и многозначительно улыбнулся.

Означало это примерно следующее: «Да знает твой дядя, затем он меня сюда и прислал, дружище».

— Хорошо, — Йона кивнул своим мыслям. — В таком случае прошу вас донести до вашего клиента, что лжесвидетельство — преступление и караться будет по всей строгости закона.

— Я уже, инспектор. Клиент понял и проникся.

— Отлично. И второй момент до него тоже донесите: я не могу пустить это в работу без доказательств. Так что сигнал я принял, но, сами понимаете, господин адвокат — в дело он не пойдет.

— Большего мне и не нужно. Мой клиент — патриот своей страны, так что этот вопрос для него важен. На этом, пожалуй, у меня все. Спасибо, что не дали кофе, боюсь, что не дотерпел бы.

Барроуз встал и, раскланявшись, вышел из квартиры инспектора. Йона подошел к окну и стал смотреть на то, как дорогой бандитский автомобиль стартовал, а затем исчез из виду.

Продолжать чтение не имело смысла — дольше Камаль перейдет в меланхолический режим. Все только и говорило о том, что они с Нелином ошиблись. Это не работа Потеряшек. Схожий почерк или одна школа, но разные люди. Папа Джи, похоже, решил-таки расквитаться с долгом перед племянником. Не просто же так он послал сюда Листа и Питти.

Разыграть анонимный донос — это, конечно, смешно. Такие показания не примут ни в одном суде, но до суда дело может и не дойти. Кого судить, если всех перестреляли при задержании? Уж Камаль точно такое развитие событий предпочтет больше других. Топор, видимо, проникся важностью момента. Похоже, что почаще нужно портить дяде настроение своей кислой рожей.

Но теперь вся история приобретала совершенно непонятный оборот. У ублюдков кончились патроны. Где они успели расстрелять все? Верить в то, что патронов у них изначально было мало, Йона не хотел. Патроны они бы тогда берегли как зеницу ока.

Память подсказывала, что больше всего смертей у них набралось на первом деле. Возможно, они просто проходили последнюю притирку друг к другу. Тогда никто ничего еще не знал, так что на полу в банке остались лежать мертвыми трое охранников. Дальше, по мере распространения слухов, народ все больше и больше пропитывался трусостью. Плюс у банды появился свой механизм работы. Конвейер по производству трупов.

Так что сейчас Тени где-то к чему-то готовятся, и это — не повзрывать под окнами петарды. Что-то крупное и серьезное. Плюс теперь еще гуттский след. Разумеется, это могло быть и ложным признаком, придуманным для отвлечения внимания.

Или же наоборот.

Звонок вывел Камаля из раздумий. Йона быстро поднял трубку и услышал знакомый голос дежурного. Сегодня в дежурке сидел Аларик.

— Инспектор, это дежурная, — без лишней воды начал он. — За вами уже выехала машина, будьте готовы через двадцать минут.

— Какого черта случилась, Кевин?

— Так у нас ЧП, сэр.

— В участке?

— В Центральной больнице.

— Да твою ж мать! Что там еще?

— Побег из-под стражи и двойное убийство.

— Парни из дежурной смены?

— Да.

Вот теперь все приобретало совсем уж плохие черты. Копы не любят, когда их валят, а значит сейчас с него могут попросить детальный отчет о том, на что было потрачено все это время. И ответить по существу Камалю нечего. Он ровно там же, где и находился, только практически на неделю позже.

— Кто уже там?

— Практически все. Радд тоже, если вы об этом.

Йона говорил сейчас не «об этом», а скорее больше хотел узнать, как сильно ему прилетит за все ошибки, которые он успел совершить.

— Хорошо, Кев, я уже собираюсь. Жду.

— Спасибо, сэр.