Черный капеллан

Глава 12

Она ушла под утро, оставив после себя аромат духов на подушке и половину кофеварки.

В сердце тлела робкая надежда, что Галарте поймала попутку или взяла такси, а не упорхнула в рассветное небо, перекинувшись каким-то рукокрылым чудищем. Соседи тогда точно попросят его съехать к чертовой матери. Или, что вероятнее, заколотят двери и окна и подожгут его квартирку. И плевать, что он полицейский. Спит с варрой, значит точно дурак.

С кухни доносился приятный терпкий аромат свежего кофе. Судя по запаху, он находился в том состоянии, когда все еще приятно пахнет, но уже не такой горячий, чтобы сжечь к чертям пищевод.

Нужно поспешить.

До времени, когда напиток остынет и превратится в горчащую черную бурду, оставалось всего ничего. Йона прошлепал на кухню в одних штанах от пижамы, налил небольшую кофейную чашку практически до верха и осушил махом.

Старый приятный вкус.

Память услужливо подсказала, что кофе тоже был подарком от Ирмы. Она подарила целый мешок в пять килограмм и с тех пор, когда оставалась у него на ночь, выдувала не меньше двух чашек каждое утро.

Йона никогда не разбирался ни в сортах, ни в степенях обжарки. Все, что ему нужно, — кофеин. За четыре года войны он успел привыкнуть к нему. Бодрящий, как удар коленом по яйцам. Когда ты целыми днями борешься за жизнь, побеждает, как правило, тот, кто не спит.

Инспектор прошел в ванную и быстро смыл с себя остатки сна. Тело все еще страдало от недосыпа, постепенно переходящего в хронический. Напиток очень быстро взбодрил.

Камаль мысленно вернулся в прошлый вечер.

Получилось очень даже неплохо. Иногда все-таки хорошо, что Ирма нечасто у него остается — не успевают привыкнуть друг к другу.

Стук в дверь был короткий, уверенный и незнакомый. Йона быстро прошел к двери и открыл.

— Не ждал тебя так рано, — бросил он, не глядя и судя по отсутствию едких комментариев, ошибся.

Офицер д’Алтон стояла на пороге и явно пребывала в растерянности.

— Тебя я точно не ждал, — чтобы как-то исправить ситуацию сказал инспектор и пропустил девушку внутрь. — Где этот проходимец?

— Прошу прощения, — чуть ли не пискнула она, явно смутившись. — Не могли бы вы одеться.

Йона взглянул на себя со стороны: стоит тут на пороге в одних только штанах перед совсем еще девчонкой. Хорошо хоть, он успел принять быстрый душ, царапины от ногтей это, правда, не уберет… но куда ж деваться. Внезапно он поймал ее робкий взгляд, девчонка украдкой рассматривала его татуировки.

Она не была первой, так что инспектор знал примерный маршрут: защитное плетение на руке, руны охраны на плече, печать света у самого сердца, а ниже мелким шрифтом и явно рукой другого мастера нанесен «отказ от реанимации».

— Ладно, — хмыкнул инспектор и пошел за своей одеждой. Послышались звуки открываемого шкафа, а затем он громко крикнул: — Где этот проходимец?!

— Сказал, что будет ждать вас в машине вместе с офицером Оберином.

— А ты чего, вытянула короткую спичку?

— Я… просто…

— Понятно. Ладно, любопытство — это нормально.

Инспектор вышел уже наполовину готовый в путь. Заметив подчиненную, он картинно развел руками:

— Ну, вот так я и живу. Разочарована?

— Э… — признаваться, что она и правда разочарована, не хотелось. Так что Мари выбрала оптимальный ответ и промолчала. Мысленно она представляла жилище героя Стерферской мясорубки как минимум в два раза больше. Вместо этого ее встретили едва ли средние по размеру апартаменты.

Мари не была избалованной. Да, она родилась в богатой семье, которая никогда ни в чем не нуждалась, но это не значило, что каждая ее прихоть исполнялась. Отец считался всеми консерватором не только по политической принадлежности, но и по характеру. И это действительно так. Никому из своих детей он не делал поблажек и не спускал с рук ошибки. Государственный обвинитель оставался таковым и дома.

Но даже с таким воспитанием Мари находила эту квартирку какой-то тесной и маленькой, почти пустой и совершенно голой. Складывалось ощущение, что инспектор когда-то давно случайно оказался тут и решил остаться переночевать.

Выходили они молча. Йона просто не знал, о чем говорить с д’Алтон, так что та взяла инициативу в свои руки.

— Вы сказали, что сделаете из меня нормального полицейского.

— Да.

— А сейчас я…

— Зеленая, — ответил инспектор, не глядя на нее, все внимание он уделял в этот момент замку.

— Я не зеленая.

— Хорошо, — согласился Камаль внезапно дружелюбно. — Хочешь тест? Готова поставить деньги на свой опыт?

— Сколько? — спросила девушка со злостью в голосе.

— Полную крону. Больше не возьму.

— Три, меньше нет.

— Забыл, что ты богачка, — инспектор ухмыльнулся, поняв, что шпилька угодила точно в цель. — Хорошо, три так три. Мне деньги не лишние. Ставишь?

— Условия?

— Заметила мои татуировки? Их пять, перечисли — и можешь забирать свою гору золота.

Йона не врал про гору.

Столкнувшись с трудностями восстановления экономики, центральный банк придумал великолепный ход: они выпустили в обращение огромное количество новых банкнот. По сути, это были не деньги в полном смысле, а долговые векселя под погашение. Векселя эти, по замыслу авторов, выдавались на руки производственникам, рабочим и прочим бедным слоям населения. Вот только никто не учел, что, когда твоя экономика разучилась делать хоть что-то, кроме снарядов, последнее дело — это печатать валюту. Очень скоро инфляция превратила новые доры, или дуры, как их прозвал народ, в кучу резанной бумаги. Старые кроны, оставшиеся при этом в обращении на внешнем рынке и по которым можно хоть что-то купить, взлетели в цене в десятки раз.

— Их точно пять? — с недоверием спросила Мари.

— Да. Любую мою подружку спроси. Все подтвердят. Назовешь все пять, значит из тебя получится нормальный полицейский.

Девушка прикрыла на мгновение глаза, вспоминая.

— Запястье, — начала перечислять она. — Геометрический узор черного цвета. Похож на браслет или что-то типа того.

— Защитное плетение. Называется «Волнолом». Найдешь в атласе татуировки Бергера в разделе про медиаторов. Знак должен гасить выплеск энергии, когда я рассеиваю душу. Некоторые парни со Зверинца пытаются бить что-то похожее, типа «Они видели смерть». Иногда можно спутать с нормальным «Волноломом». Выучишь, чтобы не путать мокрушника и нормального медиатора.

— Хорошо.

— Первая есть, давай дальше…

— Черное солнце с лабиринтом внутри на плече.

— Охранный знак. Только это не лабиринт, а закрученное по спирали руническое письмо. Наносится при регистрации медиатора. Знак не должен дать душе забрать контроль.

— Душа такое может?

— Человеческая? Не каждая. Для этого нужен черный исток, как у медиатора вроде меня. Ну или кого-то посильнее, не ранжированные ребята так не могут — силы не хватает. Д’эви растворяются практически сразу, про варр и остальных — не знаю.

— Вы можете управлять людьми?

— Я тебе только что это и сказал. В этом и суть черного истока, мы можем не только видеть мертвецов, как белые клирики, но и проводить с ними манипуляции. Есть два типа воздействий: классическое и уникальное. Классический призыв могут сделать все медиаторы, а уникальное воздействие… Ну, оно… уникальное, как бы смешно это сейчас ни звучало. В зависимости от силы и глубины истока медиатор может разное, у каждого своя особенная сила, так что в учебниках про это не пишут.

— И у вас?

— Да, но мы отвлеклись — давай дальше.

— Печать света.

— Хорошо. Третья.

Мари напряглась. Решительность ее постепенно сходила на нет.

— Ч-черт. Надпись. Считается?

— Считается, если скажешь, что там написано.

— Это не честно.

— Давай.

— Не помню. Что-то по поводу смерти.

— «В случае смерти отрубить голову и засыпать тело известью». На нашем жаргоне называется «отказ от реанимации». Стандартная практика для всех, кто умеет общаться с той стороной.

Незаметно для себя Мари поняла, что они оказались возле машины. Инспектор распахнул перед ней дверь и с легкой издевкой спросил:

— Пятую назовешь?

— О… вы поспорили, — д’эви заметно оживился. — На сколько?

— Ты такие деньги только во сне увидишь, — отшутился инспектор и закрыл за собой дверь.

— Ага, только мне снятся по ночам совершенно не деньги.

Машина тронулась и вклинилась в едва живой утренний поток машин. Пройдет от силы час, и город превратится в настоящий кошмар. Нелин же не унимался. Мари уже заметила, что помощник инспектора был не только демонстративно груб и саркастичен, но еще и до ужаса азартен.

— И сколько назвала? — вернул он стихший разговор в прежнее русло.

— Четыре, — одновременно ответили Камаль и д’Алтон.

— Ну тогда сдавайся, Куколка.

Насмешка так сильно взбесила девушку, что она метнула в направлении нелюдя убийственный взгляд. Тот не впечатлился, а только расплылся в улыбке.

— Вообще, это… — начал говорить Оберин, но Нел тут же оборвал его речь коротким приказом замолкнуть и держать руль.

— Называешь пятую или деньги на бочку? — Д’эви буквально светился от счастья. В кои-то веки продул в пари не он.

— Нет, — отрезала девушка.

— Что нет?

— Я не готова назвать, но и проигрышем это я не считаю.

Камаль расхохотался.

— Хорошо, дело твое. Срок тебе год, не назовешь за год — с тебя три марки. Кенни не подсказывать!

— Да я и не собирался.

— Собирался, по роже твоей ушлой вижу. Куда мы хоть едем-то?

— Доктор тебя потребовал, — вместо водителя пояснил помощник. — Сказал, что есть нестыковочка.

— В смысле?

— Вот тебе и расскажет. Я же тут на правах говорящего зверька. Этот, — Нел указал на Оберина, — водитель, а Куколка такая зеленая, что та трава в парке. В общем, без тебя никак.

Инспектор тяжело вздохнул.

— Нелин?

— Чего?

— Я уже говорил, что тебя ненавижу?