С седел сойдя
у двери жилища,
внутрь проникли…
— Ну и где же, интересно, остальные? — выждав минут пять, громко осведомился молодой человек. Потом перешел на французский и крикнул во тьму:
— Эй, эй, здесь есть кто-нибудь?
— Я здесь! А больше, похоже, никого.
— Вот и я смотрю…
Ну, хоть Нгоно отыскался — уже легче.
— Надо бы их поискать.
— Я думаю, Александр, здесь ночью не стоит кричать.
— Ты правильно думаешь, — согласился Саша. — Дождемся рассвета, а там поглядим. Где бы только заночевать? Здесь, похоже, вода, заросли.
— А там позади — горы.
— Вижу. — Молодой человек посмотрел на тронутые седым лунным светом вершины. — Ну, умный в гору не пойдет… Подождем здесь, в камышах, что ли…
Вытащив меч, Александр осторожно пошарил клинком в траве — не наступить бы на какую-нибудь ядовитую гадину. Нет, вроде бы все чисто.
— Садитесь, Нгоно. Если хотите, можете даже прилечь.
— Интересно как… — усаживаясь, шепотом заметил напарник. — У нас там утро, а здесь еще ночь.
— Не такая уж и ночь, — усмехнулся Саша. — Во-он, за озером… что там алеет?
— Заря…
— Вот и я о том же. Так что не долго нам осталось ждать. Как рассветет — поищем наших. Что ж они… могли бы и голос подать.
— Нет, эти не подадут — профессионалы.
Оба замолкли. Ждали.
Между тем заря на востоке становилась все заметнее, ярче, и вот уже оранжево-золотистое пламя охватило полнеба; отражаясь в озере, вспыхнула широкая лазурная полоса, а вершины гор взорвались золотом рассветного солнца.
Вокруг быстро светлело, в кустах радостно запели птицы, недовольно зарычал какой-то ночной хищник, поспешно удаляясь в свое логово; над водной гладью, над тростником, запорхали разноцветные бабочки и стрекозы.
И никого!
Ни единого человечка!
— Да куда они все подевались?
Хороший вопрос. Главное — без ответа. Хотя если подумать, ответы все-таки есть. Доктор Арно мог просчитаться, могло что-то случиться с аппаратурой, а скорее всего, в процесс как-то вмешался зеленый луч — то свечение на севере, на Гагарьем. Впрочем, может быть, просто получился сильный разброс, как у десантников-парашютистов.
— Ну нет. — Нгоно упрямо тряхнул головой. — Профессор предупреждал: не может быть никакого разброса. Хроногенератор не самолет.
— Ладно, пошли поищем. Заодно познакомимся с окрестностями — тоже немалое дело.
Местность вокруг, кстати, была весьма примечательной. На востоке, сколько хватало глаз, цепочкой тянулись окруженные высоким тростником и прочими зарослями озера с коричневато-зеленой водой; горы на западе, скорее даже на северо-западе, при свете дня оказались просто холмами, не такими уж и высокими; к северу от озер шумела травами степь с редкими островками пальм, а на юге дышала зноем красная полоска пустыни.
— Нам надо оставить какой-нибудь знак, — после нескольких часов безуспешных поисков, уже ближе к полудню, предложил Нгоно. — А самим двинуться в путь — выполнять задание.
Александр молча кивнул — парень предлагал дело. В конец концов, что толку здесь ошиваться, дожидаясь неизвестно кого? Ведь если бы все прошло нормально, как рассчитывали, то никаких проблем с поисками бы не возникло, а была бы налицо «верная дружина» готовых к любым трудностям молодых людей.
— Неплохие, говоришь, были люди?
Саша присел в тенек отдохнуть, и Нгоно тоже опустился рядом.
— Разные, — уклончиво ответил темнокожий парень, поскольку фульбе отличались врожденной хитростью, а Нгоно, кроме того, еще и был инспектором французской уголовной полиции. — Кое-кто — Бони, Николя — из иностранного легиона, другие из военных, третьи из полицейских.
— И что им сказал профессор, когда нанимал? Обещал веселую прогулку в прошлое?
Нгоно прищурился:
— Насколько я знаю, он им вообще ничего такого не говорил. Просто нанял за очень приличные деньги. Семья Арно издревле владела землями близ Бордо, в Ландах. Элитные виноградники, сосновый лес и все такое. Профессор вовсе не бедный человек.
— И что, никто из наемников так и не поинтересовался, куда и зачем?
— Нет, знали, конечно, что в Россию, а оттуда еще куда-то. Мы, то есть я и вы, должны были им объяснить на месте. Если б возникли вопросы.
— А могли не возникнуть?
— Скорее всего. Парням хорошо заплатили. Доктор Арно выдал им щедрый аванс, и еще вдесятеро больше им предстояло получить по возвращении. Сто тысяч каждому — неплохой куш, согласитесь! За эти деньги можно делать, что велено, и не задавать лишних вопросов.
— Тоже верно. А вообще, пустой разговор — наемников-то нету. Хотя могут еще объявиться, но ждать некогда.
— Так и не будем! — Нгоно встрепенулся. — Неужели вдвоем не справимся? Да, жаль только, взрывчатка не у нас…
— И «Сайгу» я какому-то длинному парню отдал… ну, из ваших. Что улыбаетесь, Нгоно?
— Мы, кажется, были на «ты»… — Парень растянул тонкие губы еще шире.
— Ну да, ну да…
— И ваш… твой французский, Александр, стал заметно лучше!
— Так это не моя заслуга, а жены, Кати…
Рассмеявшись, молодой человек вдруг резко осекся и посмотрел на большой круглый валун, к которому давно уже приглядывался и Нгоно.
— Хочешь оставить под камнем записку? А как они ее найдут?
— А мы что-нибудь на этом валуне напишем. Скажем — «Янник Ноа»! Неужто не догадаются?
— Хорошо придумал, — поднимаясь на ноги, одобрил Александр. — Только вот чем написать-то? Углем от костра — смоет дождь.
— Ну зачем же углем?
Усмехнувшись, Нгоно вытащил из вещмешка баллончик с ярко-алой краской, какой пользуются уличные художники.
— Откуда это у тебя? — удивился Саша.
— Я утром выходил прогуляться — там еще, в городке. Какие-то ребята разрисовывали ограду. Очень… неумело. Я показал как.
— Ну ничего ж себе! Так ты у нас еще и художник?
Нгоно скромно потупился:
— Как сказал мой непосредственный начальник, месье Мантину: «Полицейский должен уметь если не все, то многое». И в этом он прав, я так считаю.
Александр вновь улыбнулся и поправил висящий на перевязи меч.
— Ну, тогда пошли рисовать, что зря сидеть-то?
Собственно, рисовал Нгоно, а Саша сочинял записку, суть которой вкратце сводилась к следующему: ничему не удивляться и идти в Карфаген, где лично Александр и будет ждать по средам вечером у старого тофета. Ну, если не он сам, так доверенный человек.
— А хорошо у тебя получается! — Завернув записку в водонепроницаемый пакет, молодой человек сунул ее под камень и, скрестив руки на груди, смотрел на труды напарника. — Куда лучше, чем у нашего Эдьки. Впрочем, тот ведь не из любви к искусству старается, а из общей вредности.
Не закончив еще последнюю букву, Нгоно вдруг резко обернулся, выхватывая из-за пояса нож. Карие, слегка прищуренные глаза его настороженно смотрели куда-то мимо Саши.
Молодой человек поспешно обернулся…
— Мадингва ам-ма та! Мокабе!
Стоявший перед ним темнокожий мужчина, неизвестно откуда взявшийся, в общем-то, не вызывал немедленного желания продырявить ему башку тяжелой тэтэшной пулей, и Саша решил пока не гнать лошадей, разобраться. Высокий, худой, в длинном зеленом балахоне и с золотыми бусами на груди, незнакомец казался невооруженным, да и не выражал каких-либо враждебных намерений, а, похоже, просто поздоровался на свой манер.
Вот снова повторил, на этот раз почему-то жестче:
— Мокабе!
— Мокабе, мокабе, — добродушно кивнул Александр и тут же произнес несколько фраз по-латыни и на германском наречии вандалов.
Однако фразы эти не вызвали у странного мужика никаких эмоций — похоже, он их не понял.
— Мокабе!
Покачав головой, незнакомец показал рукой на озеро.
Саша повернул голову и ахнул: из больших, втихую приставших к берегу лодок уже высадились такие же поджарые и высокие воины, числом никак не меньше двух дюжин. Пятеро имели при себе копья, остальные целились в чужаков из длинных луков!
— Ну вот, — пригладив волосы, рассеянно протянул Александр. — Опять угодили. Главное, не понять, чего им надо?
— Ну отчего ж не понять? — Вдруг усмехнувшись, Нгоно бросил баллончик в траву, после чего подошел к незнакомцу, поклонился, приложив руки к сердцу, и разразился длинной и трескучей фразой явно не на французском языке.
Господи!
Тут только Саша заметил, как же они похожи, Нгоно и незнакомец, — оба высоченные, худые, с красноватым отливом темной кожи и тонкими чувственными носами. Похожи, как родные братья… Ну, пусть как двоюродные.
Ах да! Нгоно, верно, снова встретил людей из своего древнего племени, как уже было когда-то и как раз в этих местах. Впрочем, нет — гораздо севернее.
— Это мой народ, фульбе, — обернувшись, с улыбкой пояснил Нгоно. — А Мокабе — их божество, алтарь которого — этот вот камень.
— А мы его, на свои головы, испортили… — Александр потянулся к ТТ.
— Ну почему же испортили? — весело подмигнул напарник. — Я сказал вождю, что мы, наоборот, принесли их божеству достойную жертву — кровь убитого зверя. Вождь, кстати, доволен. Приглашает нас в свою деревню.
— К слову сказать, довольно настойчиво приглашает, — покосившись на воинов, хмуро заметил Саша. — Похоже, это из тех предложений, от которых невозможно отказаться при всем желании.
— Вождь настроен вполне дружелюбно.
— Ну, это тебе лучше знать… Черт с ним, пошли. Надеюсь, они нас не съедят.
— Фульбе не людоеды!
Деревней, как оказалось, называлось просто стойбище — фульбе занимались кочевым скотоводством. Все богатство племени составляли овцы, козы, коровы, несколько белых верблюдов, тем не менее гостей приняли радушно. В самом прямом смысле слова накрыли поляну — расстелили прямо на лесной опушке плетенные из травы и шерсти циновки, поверх них расставили яства: печеную и жареную озерную рыбу, раковины, молоко и сыр, дичь — жаренную на вертеле антилопу и птиц, журавлей, перепелов, уток. Кроме того, имелись просяные лепешки и какая-то кислая мутноватая бражка, которую Александр, честно сказать, поначалу пил с опаской, ну а потом уж как пошла. А пошла хорошо! Особенно когда рядом, за деревьями, зазвучали тамтамы и на поляне появились танцоры, точнее сказать, танцовщицы — юные красавицы девы, вся одежда которых состояла из тонкого пояска и травяного передника. Изящные черные фигурки, вопреки всем Сашиным представлениям об Африке, просто поражали своим совершенством и казались вырезанными из эбенового дерева самым искусным мастером. Ах, как они плясали, как они пели!
Казалось, даже что-то на мотив того же Янника Ноа:
— Е, мама, е!
Ну конечно же, это так только казалось — откуда здесь взяться реггей?
И тем не менее веселье постепенно захватывало всех пирующих — и хлебосольных хозяев, и их невольных гостей.
Трубили длинные трубы, украшенные перьями музыканты били в тамтамы, девушки соблазнительно извивались в изощренно-эротическом танце, и Александр сам не заметил, как стал прихлопывать и подпевать:
— Е, мама, е-е!
А потом и сам, при полном одобрении собравшихся, пустился в лихой перепляс, да чуть ли не вприсядку.
— Эй-йо! — довольно скалил зубы вождь или староста, бог знает, кем он здесь считался.
Танцовщицы обступили Сашу со всех сторон, сверкая ослепительно белыми зубами и золотом браслетов и ожерелий.
— Е, мама, е!
А ничего попадались девчонки, вполне даже симпатичные… особенно вот эта, с ожерельем из серебряных византийских денариев. Неплохое такое монисто, по стоимости на небольшое стадо потянет. И личико приятное у девчонки, и грудь… упругая!
Ишь как колышется, а уж фигурка… впрочем, у них у всех тут фигурки — е, мама, е!
Танцовщица не сводила с гостя глаз — или тому просто так казалось?
Саша даже не заметил, когда вдруг смолкли тамтамы; вокруг резко стемнело, позади пирующих появились подростки с зажженными факелами.
— Нгоно, — наконец-то смог спросить Александр. — Вся эта феерия — неужели в нашу честь?
Чернокожий полисмен ухмыльнулся:
— Фульбе издревле отличаются гостеприимством, а к тому же они считают меня странствующим сыном вождя.
— Хм… интересно, а почему они так считают?
— Да потому что я им об этом сказал. — Пожав плечами, Нгоно поднял выделанную из тыквы чашу с бражкой. — Выпьем за здоровье их старосты. Кстати, он обещал дать нам проводников к побережью!
— Да ты что! — обрадовался Саша. — Вот это здорово, вот это мы удачно зашли. А что тебе еще удалось выяснить?
— Да больше ничего. — Напарник потупился. — Сам видишь, не до разговоров пока. Ничего, завтра все подробненько выспросим!
— Да уж, да уж — коль пошла такая пьянка, режь последний огурец! Ну что — вздрогнули? За здоровье местного старосты! Гип-гип… Ура!
— Ура-а! — потянул Нгоно. — За здоровье.
Нельзя сказать, чтобы Александр сильно опьянел, все же не водку пили, но устал — это точно. И когда староста, через Нгоно, предложил гостям отправиться почивать, молодой человек очень обрадовался. В конце-то концов, хватит тут скакать да пьянствовать, пора и о деле подумать. Вызвать завтра местных на серьезный разговор, установить более конкретно свое местонахождение, а заодно и точное время, так сказать. Вообще-то все эти пляски сильно смахивали на специальный спектакль для туристов: и вопли, и бражка, и девчонки — ну манекенщицы просто! Наоми Кемпбелл каждой из них и в подметки не годилась бы.
Все это тревожило — не оставляло ощущение какой-то наигранности, фальши. Неужели и вправду аттракцион? Неужто профессор смог лишь пронзить пространство, а время… а время осталось прежним. Вот сейчас явятся из-за деревьев официанты в черных смокингах, начнут выклянчивать чаевые… ага, ну конечно — вон и староста уже вытащил мобильник! Хотя… нет, это не мобильник — амулет какой-то, талисман на счастье кочевой жизни.
Гостям постелили в шатрах, каждому в отдельном. Скорее, это были просто переносные хижины, нечто вроде вигвамов или чумов — воткнутые в землю колья, связанные вместе и обтянутые циновками да звериными шкурами. Но в общем — симпатичненько, этакий древнеплеменной экстрим. Расстеленная на земле циновка казалась сплетенной из самых пахучих трав, явно пахло шалфеем и мятой, а еще едва уловимо анисом. Чум — или вигвам? — не был закрыт до самого верха, видно, дождей не ждали, и сквозь прорехи внутрь заглядывала луна. Большая такая, серебристая, светлая, прямо не луна, а прожектор.
Луна! А не сверкающий астероидный пояс!
Все хорошо, вот только одеяло и подушку гостям выдать забыли. Ну, без одеяла-то можно было обойтись — ночка выдалась жаркой, а вот без подушки Саша не мог никак, а потому все ворочался, не в силах заснуть. Впрочем, недолго. К шатру явно кто-то шел, не особо скрываясь… вот остановился. Мягкий певучий голос что-то спросил…
— Антре, антре, — по-французски откликнулся Саша. — Заходите.
Как ни странно, но его поняли — не трудно было догадаться. Вошли… точнее сказать, вошла… нет — вползла на коленках, по-иному тут было никак. Поздним гостем оказалась та самая танцовщица-манекенщица с серебряным звенящим ожерельем. Узкий поясок, передничек, голая упругая грудь… а какие бедра, какой животик…
Не тратя времени даром, незваная гостья — почаще бы такие заходили! — без лишних слов сразу же перешла к ласкам, причем весьма изысканным. Ах, как работал ее язычок, как ласкали кожу твердые, налившиеся любовным соком соски, как…
Александр все же был нормальным молодым мужиком, без всяких модных извращений, а потому живенько притянул красотку к себе, погладил по бедру, по спине, поласкал грудь: девушка задрожала, зашлась в нетерпении, видно было — по крайней мере, Саша это хорошо чувствовал, — все, что здесь сейчас происходит, этой ночной фее очень и очень приятно.
А какие были у нее глаза! И как в них блестела отраженная луна… Ах…
Нежно поцеловав девушку в губы, быть может чуть более тонкие, нежели принято у красавиц, молодой человек осторожно повалил танцовщицу на циновку, чувствуя жар темно-красной кожи и теплую упругую грудь…
И вот уже два тела сплелись в любовном экстазе, и послышались стоны, и мерно зашуршала циновка, а вот девушка вскрикнула… нет, не от боли, от удовольствия… вот что-то зашептала… вот засмеялась…
И за всем этим сверху подглядывала луна.
— Какая ты славная! Нет, в самом деле славная, — шептал Александр по-французски. — О, ма шери… Как тебя зовут? Имя? Скажи мне имя?
— Сигаль. — Странно, но девушка его поняла, отозвалась!
Неужели и впрямь все здесь — туристский аттракцион? Вот ведь понимает же по-французски… Но… опять же — Луна? Она-то откуда взялась? Ведь взорвали же!
— Откуда у тебя это ожерелье?
Танцовщица улыбнулась:
— Ромеи. Колония Юлия.
Колония Юлия… так римляне прозвали Карфаген!
— Тю парль франсе?
— Не понимаю.
— Ах да, да — латынь! Ну конечно же, это латынь. Где ты научилась этому языку, девочка?
— Там же, в колонии Юлия… но я плохо уметь говорить. Больше слушать. Вот хочу слушать тебя. Расскажи — кто ты? Ты вандал, да? Римлянин? Или, быть может, гот?
— Тсс! — Саша провел пальцем по жарким губам девушки. — Слишком много вопросов. Дай-ка я поцелую тебя еще разок… иди…
Танцовщица не упрямилась, наоборот, улыбнулась, с готовностью предаваясь любви. И снова пылкие объятия, и горячие поцелуи, и томный взгляд этих божественных черных глаз… И подглядывающая луна — вот она, над головою, в прорехах шатра. Целая, целая… еще не взорванная. Ишь как лукаво смотрит… и, кажется, смеется.
Саша задремал бы, но нет, Сигаль не давала — будила, и тоненький голосок ее звенел, точно золотой колокольчик:
— Ну откуда же ты, признайся! Мне интересно спросить.
— Надо говорить — «интересно знать». Я вандал, ты права, паломник и воин. А мой друг Нгоно — сын вождя.
— Ты из Карфагена?
— Из Гиппона.
— Гиппон? Увы, я там не жила. А Карфаген… кого ты там знаешь? Может быть, кого-то при королевском дворе?
— Увы, я не настолько знатен.
На все вопросы Александр отвечал уклончиво, чувствовал почему-то, что не зря девчонка выспрашивает: не столько по своему личному любопытству, сколько… сколько волею пославшего ее старосты? Одно пока радовало — похоже, это совсем не аттракцион и путники попали туда, куда надо. Колония Юлия — Карфаген, ромеи… Что еще она знает?
— Гуннерих, наследник… Я как-то видел его в храме. Случайно.
— Гуннерих? Ты говоришь о правителе Африки?
Ага… вот он уже и правитель. Еще бы уточнить, какой сейчас год?
— Ты веришь в Иисуса Христа, Сигаль?
— Иисус? — Девчонка замялась. — Это такой худой распятый бог? Не сказать, чтоб я в него верила.
— Потому и не можешь сказать, когда его распяли.
— Нет… Давно уже.
Ладно, покуда можно обойтись и без точной даты — главное уже известно! Гуннерих — нынче король, «правитель Африки», иначе рэкс!
А девочка-то не из простых — ишь как бойко болтает по-латыни. А сказала, что плохо говорит.
— Значит, ты не простой воин?
— Пожалуй что нет.
— Но у тебя нет родичей при дворе Гуннериха-рэкса?
— Увы, как-то не обзавелся.
— Жаль… И влиятельных друзей нет?
— А зачем ты спрашиваешь? Хочешь вернуться обратно в Карфаген? Ну конечно, там куда веселее, чем здесь…
— Не очень-то там весело. — Девчонка вдруг напряглась, и в голосе ее натянутой струною звякнула ненависть, впрочем быстро исчезнувшая.
А Саша мысленно обругал себя за бестактность. Ясно же было: девчонку похитили из родных мест да продали в самое гнусное рабство, в какой-нибудь лупанарий… Ну да, судя по ее специфическим умениям, именно туда. Нечего и расспрашивать, бередить чужие раны.
— Сигаль, ты славная! И это ожерелье тебе очень к лицу. А какая нежная у тебя кожа…
Александр осторожно погладил девушку по бедру… Та снова подалась вперед, обнимая молодого человека за шею.
Снаружи вдруг раздался чей-то сварливый голос.
— Ой! — Сигаль отпрянула. — Совсем забыла — пришла пора пить вино.
— А по-моему, так вино пить всегда пора — хуже не будет! — хохотнул Саша.
— Я сейчас… принесу кувшин.
Танцовщица шустренько выбралась наружу и столь же быстро втащила в шатер высокий глиняный кувшин и кружки.
Вот именно этого-то, кстати, и не хватало!
— Сигаль, милая, ты прямо мысли читаешь!
— Пей… Нет, подожди… я плесну и себе. Вот так. Теперь выпьем… Теперь иди сюда… положи голову мне на бедра… вот так… Расслабься… теперь тебе будет очень хорошо… очень хорошо… очень…
Александр еще помнил, как целовал девушку в грудь и пупок, как пытался ласкать, заглядывая в глаза… Помнил даже, как таращилась сверху луна. А потом же больше ничего не помнил. Уснул.
Проснулся Саша от ярких солнечных лучей, бивших прямо в лицо. Открыв глаза, прищурился и с удивлением обнаружил, что, оказывается, спал стоя! То есть крепко привязанный веревками к толстому стволу пробкового дуба!
Быстро поборов удивление, молодой человек попытался пошевелиться… куда там! Вязали на совесть. Черт! Сигаль! Проклятая девка! Без нее тут точно не обошлось. Завлекла, опоила… Хотя, с другой стороны, зачем обижать девчонку? Наверняка все не по ее воле делалось. Хорошо еще, кляп в рот не сунули.
Мотнув головой, Александр громко позвал:
— Эй, эй! Есть тут кто-нибудь?
— С вашего позволения, месье, — я!
Откликнулись сзади по-французски, с некоторым оттенком грустной издевки. Ну конечно же — Нгоно.
— Вас… тьфу ты, тебя тоже привязали? — Саша все же исхитрился повернуть голову, но никого не увидел — мешал слишком толстый ствол.
— Привязали, привязали, — угрюмо хохотнул напарник. — Только не к дубу, как тебя, а к сосне.
— Повезло. — Александр ухмыльнулся с шутливой завистью. — К сосне-то лучше.
— Да чем лучше-то?
— От сосны запах приятнее, а от этого чертова дуба — вообще никакого нет. Нгоно, друг мой, тебе тоже девчонку подсунули?
— Девчонку? О нет — это была богиня!
— И у меня тоже… Дьявол бы их всех побрал! И как это мы с тобой на такую детскую приманку клюнули?
— Да потому что мы слишком умные, — неожиданно выдал Нгоно. — Не могли и предположить такой примитив: обаять, опоить, привязать. Просто непонятно — зачем? Ведь могли бы и сразу убить.
— Да уж… зачем, интересно? Ты ж говорил — фульбе не людоеды.
— Не людоеды. Только в здешних лесах появилась какая-то ужасная рычащая тварь с горящими глазами! Я думаю, ей нас на ужин и предоставили.
— Что еще за тварь? — Молодой человек зябко передернул плечами. — Лев, что ли? Или этот, пятнистый… леопард?
— Не тигр и не леопард, — задумчиво возразил инспектор. — Фульбе — лихие охотники, что им какие-то лев с леопардом? Не-ет, тут что-то другое.
— Тогда — крокодил. Вон, озеро рядом.
— С крокодилом они бы тоже справились. Видал, какие щиты у здешних воинов?
— Да как-то не обратил внимания.
— И зря… Из крокодиловой кожи. Это чудище, для которого нас тут привязали, Мвамбой зовут. То есть на языке фульбе «мвамба» и есть чудовище.
— Спасибо за справку! — Саша презрительно сплюнул. — И когда ж эта чертова мвамба нас скушать изволит?
— Думаю, ближе к ночи, — невозмутимо отозвался Нгоно. — Плотоядные хищники, они ведь в большинстве своем твари ночные. И это здорово!
— Н-да-а… Не понимаю, почему здорово?
— Да потому что до ночи еще чертова уйма времени! Ну, не уйма, но часа четыре есть. Что-нибудь да придумаем.
— А вот это верно…
Александр снова попытался пошевелить ногами и руками… кажется, получалось! Вот еще чуть-чуть, еще немножко — и можно будет освободить левую руку, а это уже большая часть дела! Вот… вот осторожненько… чуть-чуть…
В воздухе вдруг что-то свистнуло, и в кору дуба, как раз около левого уха Саши, впилась дрожащая злая стрела!
Молодой человек немедленно застыл и, выждав некоторое время, позвал:
— Эй, Нгоно! А мы, кажется, под охраной!
— Стрела? — Напарник откликнулся чуть погодя.
— Она самая.
— И у меня. Едва ухо не пронзили, сволочи.
— Эк как ты дорогих соплеменников! Ладно, ладно, молчу… что делать будем?
— Болтать. Похоже, это не запрещается.
— Пожалуй, да, — согласился инспектор. — А вот шевелиться я бы не посоветовал. Хотя… веревочки-то я ослабил.
— Я тоже. Еще бы чуть-чуть… этак незаметно — как раз к вечеру и получится. А как стемнеет — надо валить.
— Кого валить?
— Чудище! А лучше — бежать отсюда. Оружие у нас теперь есть. — Саша скосил глаза на стрелу. — Вполне подходящее.
— А пистолет твой, конечно же, в мешке остался?
— Само собой, в мешке. Не мог же я его под подушку спрятать… за полным отсутствием таковой. Кстати, интересно, как они тут спят — без подушек?
Этот вопрос напарник проигнорировал, и беседа прервалась, чтобы возобновиться уже на закате.
— Эй, Нгоно, друг мой. Ты что там, спишь?
— Немного поспал, врать не буду.
— Я тоже. Теперь голова куда как меньше болит. А знаешь, — Саша вдруг улыбнулся, — все-таки хорошо, что на мне джинсы!
— Хм… и что же в этом хорошего?
— А в том, что туника — навыпуск, и карманов на джинсах не видно… А в заднем карманчике у меня перочинный нож! Так что ждем темноты, дружище Нгоно! Кстати, не видишь ли ты наших стражей?
— Вижу. Они тут везде, за деревьями, на деревьях. Все вооружены: копья, луки, а у подростков — камни.
Александр покрутил головой, пытаясь хоть кого-то увидеть — куда там!
— Ну и зрение у тебя, друг мой!
— Просто я умею смотреть. Я ведь фульбе, к тому же полицейский.
И все же Саша, присмотревшись, заметил на ветвях росших неподалеку деревьев черные фигуры воинов, притаившихся, словно в засаде.
— Ты знаешь, Нгоно, — снова позвал Александр. — А ведь они нас вовсе не на съедение приготовили, а в качестве живца.
— Я догадался, — подтвердил напарник. — Они забросали все тропы камнями, оставили только одну — вот эту, широкую. И наверняка тут, перед нами — замаскированная яма с кольями: слишком уж яркая тут травка, да и листьев слишком много набросано. Так не бывает. И все же ума не приложу — что это может быть за зверь?
— Какая-нибудь анаконда…
— Анаконды здесь не водятся.
— Ну, значит, динозавр.
— А вот это очень может быть, зря ты смеешься. В мое время старые люди такое рассказывали — просто волосы дыбом!
Саша засмеялся, пошевелил руками — кажется, можно уже было вырваться, вот только вытащить бы из заднего кармана ножичек… как начнет темнеть. Скорей бы, скорей!
А солнышко садилось уже, прячась далеко на западе за красными вершинами гор. Воздух стал синим, начинались сумерки, здесь, в Африке, весьма и весьма быстротечные, так что пора уже было начинать…
— Саша! — с ударением на последнем слоге прокричал Нгоно. — Пора уже! Уходим налево, к озеру. Если что — встречаемся у камня с надписью. Ну, той самой — «Янник Ноа».
— Согласен!
Молодой человек закусил губу. Рука осторожно скользнула вниз, в карман — и никакой стрелы! Никакой реакции воинов не последовало! Так и темнело уже, не видно…
Ну вот! Вот он, нож… Теперь дело за малым: разрезать путы, так осторожненько…
— Нгоно, ты как?
— Готов!
— Как крикну — уходим.
Быстро перерезав веревку, Александр дернулся… и вдруг замер, услыхав где-то в отдалении быстро приближающийся звук — странный и смутно знакомый.
— Мванга! Мванга! — прошелестело над деревьями. — Мванга, о-о!
Да-а… А воины-то предвкушали добычу!
А источник звука быстро приближался — нарастало рычание, грохот, лязг… И вот, вырвавшись на поляну, вдруг вспыхнуло пламя огненных глаз!
Грохоча и подминая под себя кусты, из лесу показалась… тупая оранжевая морда трелевочного трактора!
— Мванга! — хором закричали прятавшиеся в засаде охотники. — Мванга — о-о!
— К трактору, Нгоно! К трактору!
А что тут было еще думать? Все вопросы и догадки потом!
Одним движением разрезав путы, Александр нырнул вниз, в траву, краем глаза заметив, как рядом метнулась ловкая тень напарника.
— Там яма, яма, — быстро предупредил тот. — Левее давай!
А лес вокруг уже огласился победным кличем, и в грохочущий мотором трактор полетели копья, стрелы и камни.
— Мванга! Мванга о-о!
А ведь он сейчас — в яму…
— Стой, эй, стой!
Выскочив из травы, Саша, не мешкая, взобрался на платформу трелевочника, ухватился за лебедку, перегнулся, рванул дверь…
Весников!
За рычагами сидел Весников!