Глава 18 Осень 483 года Карфаген (Колония Юлия) Поиски

Там, за морем, сказал,

найдем мы…

«Беовульф»

— А что такое гафельная шхуна, осмелюсь спросить? — с любопытством уточнил Нгоно. — Я так понимаю, это суденышко исключительно с косыми парусами.

— Правильно понимаешь. — Опираясь на фальшборт, Саша смотрел в море, на играющие пенными барашками синие, с зеленовато-палевыми оттенками волны, чем-то напоминавшие густой кисель. — Только кроме парусов у этого типа судов имеются еще и гафели — наклонные рангоутные реи, собственно, к ним паруса и крепятся. Кораблик небольшой, маневренный и, что немаловажно, очень легко управляемый. И силуэт… я тебе потом нарисую.

— Значит, именно эту шхуну мы будем искать? Про нее говорил тебе судовладелец?

— Он говорил о разных — их несколько, но не так много, возможно, две или три. — Подняв голову, молодой человек посмотрел на круживших над мачтами скафы чаек. — Ишь ты, птички… Гавань недалеко!

— Так мы вообще-то от берегов и не отдалялись, — хмыкнув, напомнил инспектор.

— Да, только чайки — известные помоечницы, и, судя по их количеству, мы скоро войдем в большую и многолюдную бухту.

— Карфаген?

— Он самый.

Александр замолчал, стараясь не забыть название деревни, услышанное от Алайи, куда не так давно — месяца полтора-два назад — выбросило прибоем желтую прогулочную лодку с синим дельфином. Если девчонка не врет, конечно, — хотя, а зачем ей врать-то? Именно в этой лодке отправились на прогулку Катя и Мишка и вместе с ней пропали, исчезли, провалились неизвестно куда… Господи! Теперь вот стало наконец известно. И именно что — провалились.

А раз так, значит, они где-то здесь… Боже, лишь бы только не утонули… Не должны. Саша поспешно прогнал нехорошие мысли, лодку-то выбросило, значит, и их.

Мишке всего четыре года, зато Катерина — женщина в раннесредневековых делах опытная, как, пожалуй, никто другой. Шутка ли, когда-то в одиночку тут выжила — молодая привлекательная девчонка, которую бы всякий обидел. Да и потом, когда ее похитили вместе с профессором Арно, тоже ведь ухитрилась знак подать — совала в пластиковые бутылки записки, незаметно выбрасывала. Так, может, и в этот раз… Тогда-то она точно знала, что Саша обязательно отправится на ее поиски, и знала куда. А сейчас? Ведь о планах доктора Арно Катерина не ведала, пропала еще до того, как ученый известил о своем намерении приехать.

И все же! Молодая красивая женщина с маленьким ребенком… Надо срочно опросить всех жителей прибрежных селений, а также неплохо бы и работорговцев, в лапы которых Катя и Мишка запросто могли угодить. Одинокая женщина в этом жестоком мире — никто и звать ее никак.

Хадр-Дашт — по словам Алайи, так именовалась ее деревня, что в переводе значило… А черт его знает — этого Саша не запомнил. Располагалось селение в семи римских милях к югу от Карфагена, что хорошо — ходить далеко не надо. Однако с другой стороны — ничего хорошего: Катерина с Мишкой вполне могли в Карфаген попасть, а тут их ищи как иголку в стогу сена — триста тысяч человек, не деревня какая-нибудь! Но и в этом, если вдуматься, есть хорошая сторона — в большом городе и выжить легче, и внимание к себе не сильно-то привлечешь. Конечно, у этих чертовых «черных плащей» все организовано для выявления «гостей из будущего»: анкеты, доносы, грамоты, но, слава богу, не так уж и четко система работает — слишком большой город, видно, не получается быстро его «окормить».

Катерина! Мишка! Господи… неужели?! Неужели нашел?! Ну — почти нашел, пусть уж покуда так будет сказано. Господи!

О, какой душевный подъем чувствовал сейчас Александр! Какую радость! Впрочем, ни с кем своими чувствами не делился — ни с Нгоно, ни уж тем более с Весниковым: опасался сглазить. Однако рано или поздно сказать все равно придется — вместе-то искать куда как лучше, быстрее. Ладно, ближе к делу расскажет — что искать следует не только шхуну.

— Ты чего это такой, Саня? — поднявшись с циновки, встал рядом Весников.

— Какой это — такой?

— Как голый зад при луне — светисси!

Вот ведь, шельма! Заметил. Ну а как же? Бывший колхозный тракторист Николай Федорыч Весников — он же Вальдшнеп, — как и все полупрофессиональные рыбаки-охотники, человек наблюдательный, и даже весьма. Жаль только вот, с отжившими представлениями расставаться не хочет, да и некая косность в головушке сидит крепко — до сих пор ведь, похоже, до конца в пятый век не верит!

— Гляжу, неплохо ты вчера с чертом тем толстопузым посидел. — Весников с явным оттенком зависти смачно сплюнул в воду. — Водку, небось, пьянствовали?

— Вино, Николай, — громко рассмеялся Саша. — Только вино!

— Еще и девок небось пользовали?

— Не без этого, Федорыч, не без этого.

Тракторист покачал головой:

— И это все тебе… за те парусины?

— Ну да, за них. — Молодой человек скромно кивнул. — Бом-кливер с утлегарем. Погоди, я здесь еще такую оснастку слажу! Не один, конечно, — с вами. Поможете?

— Ну, ясен пень! Только ты объясни, как все делать-то… Не, сетки-то я вязать умею…

— Конечно поясню, Коля, как ты говоришь — ясен пень.

Александр с хрустом потянулся и посмотрел на корму — не прошмыгнет ли, случайно, знакомая фигурка? Нет, не прошмыгнула. Жаль…

По палубе уже вовсю бегали матросы, явно готовясь к какому-то маневру… ага! Вот утлегарь с бом-кливером хватанули ветер… «Гордость Африки» плавно сменил галс, повернул, за ним потянулись и следующие позади суда. Нгоно и Саша молча наблюдали за ходом этих маневров, а впрочем, не только они — и все остальные пассажиры, как «палубные», так и «трюмные», и «каютные». Палуба, как прикидывал Александр, явно считалась здесь вторым классом, кормовые клетушки-каюты — первым, ну а трюм соответственно — третьим.

— Ой! — с неподражаемым восхищением вдруг свистнул Весников. — Гляньте-ка, мужики! Вон там, впереди!

Из сине-зеленых волн медленно поднимался город — белый, как густо облитый сахаром пряник Римские развалины, не так давно разрушенные, а нынче активно ремонтируемые, стены, базилики с бирюзовыми куполами, храмы с мраморными, сияющими белизной портиками, аркады акведука, пяти- и шестиэтажные доходные дома, широкими рядами спускающиеся с холма, от бывшей цитадели пунов — бирсы — почти к самому морю, мощные ворота с зубчатыми башнями, полная кораблей гавань… И еще — широкие, согласно римской планировке, улицы, усаженные платанами, стройными кипарисами, финиковыми пальмами, уютные зеленые скверики, клокочущий разноязыкой толпой рынок, дивные цветники частных домов… И варварская конница — стражи, воины в сверкающих шлемах, презрительно поглядывающие на обтекающий их народ: мелких торговцев, мастеровых, водоносов, моряков из гавани, хохочущих и толкающихся мальчишек, нищих…

— Во, блин, что творится-то! — опасливо косился Вальдшнеп. — Тут, верно, ворюг — море! Осторожнее надо быть, ясен пень.

И все держался за пояс — толстый, матерчатый, куда запрятал еврики, а как же! Поди, укради!

Все трое шли за слугой купца Деция Сальвиана, бритоголовым Кальвашем, молодым смуглым парнем, преданным своему хозяину, словно верный пес. Сей проводник и должен был доставить «господ мастеров» к обещанному пристанищу в доходном доме.

— Через рынок пройдем, по краешку, так ближе, — обернувшись, предупредил Кальваш. — Смотрите не потеряйтесь. Хотя вы ведь, верно, тут бывали?

— Приходилось, — солидно кивнув, улыбнулся Саша. — Надеюсь, наш доходный дом не на северо-западе?

— Ой, нет, что ты, господин! — Проводник замахал руками. — Уж теперь-то я вижу — ты знаешь город.

Еще бы не знать… И никогда бы не видеть, разве что на картинках! Колония Юлия, Карфаген, по велению Августа была перестроена, а точнее сказать — выстроена заново, по типично римскому плану: две широкие, по двенадцать метров, главные улицы делили город на четыре квартала, по сто двадцать домов в каждом, и это не считая хижин, в основном концентрирующихся на северо-западе, ближе к морю. Сей райончик считался прибежищем бедняков, попрошаек, разного рода нехристей и прочего преступного сброда, с которым не смогли покончить ни римляне, ни вандалы.

С любопытством посматривающие по сторонам путники прошли по краешку волнующегося и вопившего на многих языках людского моря, лишь слегка прикоснулись к этой священной корове — купле-продаже! О, именно рынок был по-настоящему сердцем города, и большинство его населения, формально христианского, на самом деле поклонялись, как и их предки-пуны, одному богу — Мамоне! Золотому тельцу, чей могучий рев и был всепроникающим голосом рынка, голосом карфагенской торговли, заглушающим все прочее.

Александр на ходу обернулся, поискал глазами Весникова. Тот чуть поотстал, отбиваясь от наседавших мальчишек — продавцов лепешек, печеной рыбы, каштанов и прочей подобной мелочи.

— Купи, купи, господин! Вкусная рыбка, не пожалеешь!

— Эй, Коля! — Саша помахал рукой. — А ну-ка, не отставай, а то не выберешься.

— Счас! — Вальдшнеп лихо растолкал мальчишек и вдруг, изменившись в лице, схватился за пояс… которого, собственно, уже и не было! Только краешек мелькнул в руках одного из бросившихся врассыпную подростков!

— Ах ты ж, сволочуга! — Надо сказать, среагировал тракторист быстро, рванул вперед с высокого старта. — Держи вора, держи!

Мальчишка, конечно, убежал бы, если бы не споткнулся. Не повезло — завалился наземь, под ноги шарахнувшимся по сторонам прохожим, на какую-то секунду замешкался, а тут и Весников подоспел, ухватил, вздернул на ноги и с торжествующим матерком — по морде!

— На, гад! На!

Воренок закричал, заплакал, безуспешно пытаясь вырваться из цепких весниковских рук. Ну да не на того напал, не тут-то было!

— Пусти-и-и-и, господин, пусти-и-и-и… Больно-о-о-о-о!

А Вальдшнеп все бил и бил, давая выход извечной ярости обокраденного к вору, бил, не обращая внимания на крик жертвы и разлетавшиеся вокруг кровавые сопли:

— Вот тебе, гаденыш! Вот тебе! Теперь будешь знать.

— Николай, у тебя что украли-то? — подойдя ближе, лениво осведомился молодой человек.

— Да пояс… — Тракторист снова замахнулся, но Саша перехватил его руку. — Ты пояс-то свой подбери, а то ведь приберут быстро. Не этот, так другие.

— И правда… — Вальдшнеп ошарашенно хлопнул глазами. — Только ты этого…

— Подержу, подержу…

Весников тут же бросился на колени, потянулся, выхватывая пояс буквально из-под чьих-то ног.

А незадачливый воришка все ныл, хлюпал носом, размазывая по разбитым губам кровь. Было ему на вид лет двенадцать или чуть больше — худой, бронзовый от загара, странно светлоглазый, со спутанными соломенно-желтыми волосами. Впрочем, ничего странного — продукт любви какого-нибудь вандала и местной девчонки.

— Тебя как зовут, парень?

— Мартин…

Скорее он произнес «Мартын», на местный манер.

— Ну, Мартын, беги, пока совсем не убили.

Подростка не надо было долго упрашивать, едва Саша выпустил его руку…

— Эй, эй! Держи, держи! — повязав наконец пояс, запоздало закричал Весников, да понял, что уже бесполезно, и махнул рукой. — Эх, упустили.

— А зачем он тебе? — Саша неприязненно покосился на окровавленные кулаки напарника. — Убивать собрался?

— А и надо бы убить, мхх! Ненавижу!

Александр махнул рукой — пошли, мол, скорее, нечего тут. А сам про себя усмехнулся: ну кто бы говорил про воровство-то? Это бывший-то тракторист, в свое время тянувший из родного совхоза все, что плохо лежало, по принципу — «Ты здесь хозяин, а не гость, тащи с работы даже гвоздь»! И чего он так за пояс взъелся? Подумаешь, пояс… самый дешевый, матерчатый… Вот, блин, тряпочная душа!


Доходный дом Деция Сальвиана располагался на неширокой уютной улице, прямой как стрела, и представлял собой обычную пятиэтажку в старом римском стиле. Первый этаж занимали харчевня и лавки, остальные сдавались. Апартаменты на втором и третьем этажах считались шикарными, их обычно занимали люди не бедные — задержавшиеся на зимний сезон купцы, провинциальные чиновники, выбравшиеся в город развеяться владельцы пригородных вилл и прочие подобные им достойнейшие господа, от которых, впрочем, Сальвиан имел не такой уж и большой доход — не в силу низкой квартплаты, а исключительно из-за небольшого количества постояльцев такого класса. Зато во множестве было других — обитателей жутких каморок четвертого и пятого этажей, настолько убогих — Достоевский отдыхает! — что можно было только диву даваться. Вот уж поистине эти жилые шкафы душу и ум теснят!

— Ну ничего же себе, вот это я понимаю — гостиница! — У Весникова предоставленные домовладельцем апартаменты вызвали искреннее восхищение.

Еще бы: обитая темно-зеленой, с золотым узором тканью гостиная и три шикарные спальни с толстыми портьерами и золочеными светильниками, стоявшими по обеим сторонам кроватей. Вслед за гостиной шла небольшая комнатка-умывальня, с медным, до блеска начищенным кувшином-рукомойником и большим зеркалом из полированного серебра.

— Здесь вот, за дверцей — еще одна лестница, черная, — охотно показывал бритоголовый Кальваш. — Ведет во двор. Уборная — здесь же, на этаже, под парадной лестницей, внизу — харчевня, арендатор, зовут его Малахия, он же и мажордом. За жилье можете не платить, за еду — тоже; хозяин, да продлит Господь его жизнь, просто снизит арендную плату.

— А что за лавки внизу? — выглянув в окно, поинтересовался Нгоно.

— Булочник, зеленщик, мясник, — перечислил Кальваш. — Еще две пустуют, вот в них-то господин и думает устроить мастерскую.

— Вот даже так? — Александр удивленно свистнул. Однако быстро же тут все делалось. — В таком случае хорошо бы на эти лавки взглянуть.

— Взглянете, — кивнул слуга и, чуть улыбнувшись, добавил: — «Черные плащи» сюда не суются, так что можете вести себя так, как вам вздумается. Здесь недалеко один неплохой лупанарий и термы, можете прогуляться, расслабиться, я покажу дорогу.

— Расслабимся, обязательно расслабимся… — задумчиво протянул Саша. — Только чуть позже, сначала, как говорится, дело. Когда нас соизволит посетить твой уважаемый господин?

— Сегодня же вечером. — Кальваш почтительно поклонился. — И очень просил, чтобы вы его дождались, никуда не уходили.

— Да мы сейчас и не собираемся, — отмахнулся молодой человек. — Отдохнем, обживемся… Да! Хорошо бы, чтоб принесли чего-нибудь попить. А насчет еды — думаю, мы подождем до вечера.

Еще раз поклонясь, слуга попрощался и вышел, почтительно прикрыв за собой дверь.

— Не, ну, кровати! Вот это кровати! — не переставал восхищаться Весников. — А ножки — как звериные лапы, смотри-ка! Ишь как блестят. Сань, они что же — из золота?

— Думаю, просто позолоченные.

— Ну, все равно… Пять звезд — ясен пень! Жаль вот, телевизора нету. И холодильника.

— Зачем тебе холодильник, Коля?

Растянувшись на низкой софе, обитой синим добротным сукном, Александр ухмыльнулся, разглядывая низенький обеденный столик с инкрустацией из разных пород дерева.

Весников в этот момент заглянул в рукомойню и пристально изучал кувшин, что так и сверкал в лучах солнца, проникающих через распахнутые ставни. Обернулся:

— Ась?

— Говорю, все, что надо, нам и так принесут.

— Лучше бы телефон притащили! Ой… понял, понял — пятый век, помню, что вы все толковали. — Тракторист дурашливо замахал руками и вздохнул: — А машин в городе точно нет. Я ни одной не видел. Даже велосипедов — и тех…

Саша устало вздохнул:

— Ну вот, дошло наконец-то…

— Саня… А мы это — точно отсюда выберемся?

— Да выберемся, конечно, — хохотнул молодой человек. — Когда я тебя обманывал?

— Ну, если так, то другое дело, — обрадованно хмыкнул Вальдшнеп. — Тогда можно и тут немножко пожить, ясен пень. Ничего городишко… ворюг только много. Саня! А мы когда хоть домой-то?

— Скоро, Николай, скоро! — неожиданно резко отозвался Александр. Сам чувствовал — скоро, скоро! И — боже! боже! Катя, Мишка… Живы они, живы, и — здесь! Как там деревня Алайи называлась — Хадр-дашт?

В дверь почтительно постучали — явился мажордом, он же хозяин харчевни, верней, арендатор Малахия, импозантного вида господин в нескольких туниках одна поверх другой и башмаках из светло-коричневой кожи. Длинные седые волосы, острый взгляд, небольшая, аккуратно подстриженная бородка, серебряная цепь на груди.

— Господа желали вина? — Мажордом лично принес поднос с кувшином, высокими бокалами и закуской — оливками и сыром.

— О да, да, — доброжелательно кивнул Александр. — Заказывали, было дело.

— Меня зовут Малахия. — Поставив поднос на обеденный столик, мажордом поклонился. — И я весь к вашим услугам. Желаете, чтоб подали обед?

— Нет, мы пообедаем вместе с хозяином.

— О, господин Сальвиан — очень достойный человек, очень. — Малахия улыбнулся. — И много жертвует на храмы.

Сашу так и подмывало в шутку спросить — на какие храмы? Католические, языческие?

— Тогда отведайте вина, господа. — Домоправитель вновь поклонился. — Очень хорошее вино, смею вас уверить.

Он вышел, и Александр лично разлил вино по бокалам:

— Ну, друзья мои, — будем! За то, чтобы все хорошо закончилось.


Пару часиков они успели вздремнуть, а потом, как и обещал, ближе к вечеру, явился хозяин, господин Деций Сальвиан. Бросил на руки вмиг подскочившему слуге дорогущий ярко-алый плащ с золотой вышивкой, уселся на обеденную софу, точнее сказать — улегся, опять же на римский манер, уперев в подбородок левую руку.

— Ну, наконец пообедаем!

— Может, для начала мастерскую посмотрим? — предложил Александр, и Сальвиан тут же согласился:

— А пошли! И то дело.

Все четверо спустились во двор и, чтоб не выходить на улицу, черным ходом попали в бывшую лавку.

— А ничего! — вглядываясь в полумрак, одобрительно произнес Александр. — Просторно — есть где все расставить, где хранить материал. Вот только темновато как-то!

— Ничего, я велю во двор пару окон пробить. — Купец тут же решил едва наметившуюся проблему. — Завтра же и пробьют. Что еще? Смотрите?

— Да и прибраться бы здесь не мешало — грязно.

— Об этом вообще не думай — приберут. Надо будет — и языками вылижут.

Да, господин Сальвиан, по всему видать, был человеком дела. Много не разговаривал, все решал сразу. Со времен их с Сашей уговора еще не прошло и суток, а вот поди ж ты — уже работа пошла, и жилье есть, и мастерская. Нет, этот ушлый ухватистый человек чем-то импонировал Александру. Впрочем, и не только ему.

— А хозяин-то наш — мужик справный, — улучив момент, шепнул Весников. — Как эти… старообрядцы-купцы, ну, кержаки, знаешь…

Молодой человек ничего не ответил, лишь кивнул, соглашаясь.

Осмотрели вторую лавку и на этом все дела сегодня закончили, да и то сказать — на улице начинало темнеть и заметно похолодало, так что сидевшая во дворе на лавке девчонка зябко поводила плечиками, кутаясь в куцую рваненькую накидку. При виде домовладельца она тут же вскочила и поклонилась:

— Сальве, мой господин.

— Сальве, Юдифь. — Купец отмахнулся, словно от надоедливой мухи. — Об оплате потом поговорим — не до тебя сейчас.

— Я отработаю, господин, отслужу… ты ж знаешь…

Юдифь с видимым любопытством осмотрела всех, улыбнулась и Саше, и Нгоно, а на Весникове задержала взгляд, радостно сверкнув глазами, словно вдруг увидала родного и близкого человечка!

Тракторист тут же приосанился, обернулся — девчонка все продолжала улыбаться и даже, как ему показалось, многозначительно подмигнула.

— Слышь, Саня. — Догнав всю компанию, Вальдшнеп дернул приятеля за рукав. — Ты бы спросил так невзначай, что за девка-то? Ну, там, во дворе, рыжая.

— А что, понравилась? — обернувшись, хохотнул молодой человек. — Ладно, за обедом спрошу — только ты напомни.

— За обедом? — Весников посмотрел в небо, на мигающие желтые звезды. — Так уж пора и ужинать.

Так или иначе, за стол уселись сразу же, как только поднялись обратно в гостиную, где мгновенно возникли слуги во главе с мажордомом. Рыба, жаренная в оливковом масле, рыба печеная, вареная, тушенная в белом вине, паштет из соловьев и разных прочих птичек, в черном фасолевом соусе мясо, обильно сдобренное перцем, тыква в кокосовом молоке, каша из репы, заправленная шафраном и толокном, сыр мягкий козий, сыр мягкий овечий, сыр твердый, сыр… А еще — свежие пшеничные хлебцы, пресные лепешки, вино — белое, красное, розовое…

В общем, было чем закусить и что выпить. Весников, что называется, жрал в три горла, покуда не откинулся бессильно на ложе. Похлопал себя по животу:

— Уфф! Сань… ты узнал про девку-то?

— Про какую девку? А… Сейчас спрошу.

Не очень-то удобно, конечно, было тревожить такого солидного господина, как Деций Сальвиан, подобными никчемными вопросишками, но раз уж обещал…

— Девка? А, Юдифь! — Купец рассмеялся. — Это жиличка моя, с пятого этажа. Очень и очень неаккуратно платит, думаю ее выгнать. Ну, до весны подожду — из жалости.

— А чем она занимается, эта Юдифь? На что живет?

— А черт ее знает! Я, мой дорогой друг, делами постояльцев не интересуюсь.

Тоже правильно. Наверное…

— Ну? — снова пристал Вальдшнеп. — Что там? Узнал.

— На пятом этаже живет твоя пассия, — с ухмылкой сообщил Александр. — Так сказать — из нищих слоев.

— Ну и я тож не особенно из богатых. Юдифь, говоришь, зовут? Ну и имечко!

Слуги вновь наполнили бокалы, собравшиеся выпили, и через некоторое время Саша решил, что теперь-то настал благоприятный момент для дальнейших, куда более серьезных расспросов. Начал с хитростью — издалека:

— Мне бы то странное судно еще разок увидеть, дело куда бы лучше пошло.

— Какое такое судно? Ах, то… понимаю, о чем ты говоришь. Что смогу — сделаю, но… — Торговец понизил голос. — Не такое это простое дело. Там, где этот кораблик, — «черные плащи», так просто не подойдешь, если только издали.

— Да хотя бы издали! Много ль нам надо? Повнимательней глянуть только да перенять. За зиму на всех твоих кораблях мачты с новыми парусами сладим — всех соперников обойдешь, запросто!

— Ладно, ладно, подумаем, как все устроить, — также тихо обнадежил купец. — Только будь готов — может, ехать придется. По суше — на море-то сейчас шторма.

А еще неплохо, подумал Саша, было бы и с кафоликами связаться — через того нищего, о котором говорил старик Сульпиций. И в деревню бы выбраться, в эту, как ее… Хадр-Дашт.


Сальвиан сдержал слово и уже к обеду назавтра прислал слугу — все того же бритоголового Кальваша. Саша в это время был занят — руководил перестройкою лавок под мастерскую, ругался, отплевываясь от известковой и кирпичной пыли:

— Да шире, шире, говорю вам, окна делайте, не такие щели!

— Обвалиться может все, господин.

— Да как же обвалится? Стена-то вон какая толстая, как у крепости. Расширяй, расширяй!

— Господин Александр. — Кальваш тронул за руку. — Хозяин ждет вас у южных ворот. Лошади готовы.

— У южных ворот? — Молодой человек не сразу понял, о чем идет речь.

— Ну да, — улыбнулся слуга. — Вы же просились посмотреть паруса.

Ах вот оно что!

— Так что — уже?

— Да, господин. Хозяин не любит терять время.

— Это я уже заметил, — обрадованно хохотнул Александр. — Сейчас… умоюсь, переоденусь. Я быстро!

— Да, да, поспеши, господин. Пока доберемся до южных ворот, да и там, дальше, до Хадр-Дашт дорога не такая уж близкая.

— Как ты сказал, Кальфаш?!

— Хадр-Дашт. Так называется селение, куда мы едем.


Простившись с Сашей как минимум до вечера, Нгоно и Весников еще часа три распоряжались в будущей мастерской, руководя перестройкой в соответствии с планом, а уже после обеда, когда осталась одна лишь приборка, ушлый тракторист повалился на ложе.

— Полежу-ка малость, что-то живот прихватило.

— Лежите, лежите, — улыбнулся Нгоно. Его скудного запаса русских слов явно не хватало для полноценного общения с «месье Вестникофф», да и вообще, без приглядки этого русского типа молодой инспектор чувствовал себя гораздо увереннее. — Я сам все сделаю. Посмотрю.

Нгоно улыбнулся — честно сказать, от господина Весникова в мастерской не было особого толка. Латыни он, увы, не знал, выражался по-русски, все больше матерно, что было, в общем, понятно, однако, когда дело доходило до конкретики, нанятые Сальвианом рабочие лишь разводили руками. Так что лучше уж самому, без тракториста…

А Весникову только того и надо было! Едва Нгоно ушел, как он тут же вскочил, подбежал к окну, выглянул осторожненько — где там «хренцузский негр»? Ага… вон идет по двору… обернулся…

Вальдшнеп поспешно спрятался в глубине комнаты, обождал и снова выглянул. Ага… никого. Фальшиво насвистывая, Николай Федорович подошел к зеркалу и, намочив реденькие волосенки водой, тщательно их пригладил, стараясь прикрыть намечающуюся лысину. Потом, пошарив в умывальной, обнаружил ножницы — подстриг кончики усов и ногти, посмотрелся в зеркало и, вероятно оставшись доволен увиденным, направился к двери.

Куда идти, он хорошо знал — по лестнице на пятый этаж. Именно туда, он специально проследил, только что пробежала со двора та девчонка, Юдифь. Юдифь… ну и имечко! Впрочем, у всех у них тут — язык сломаешь.

А ничего так девка! Не очень тощая — тощих Весников не любил, — есть за что подержаться. Да и на лицо приятно смуглявая, этакая молдаваночка; помнил Николай молдаванок, когда-то в совхоз приезжали на заработки — и глазками этак зырк, зырк! Еще и подмигнула вечером — ну чего ей надо? А того самого, ясен пень.

Оно, конечно, одет Николай Федорович сейчас был отвратно — рубаха какая-то старинного кроя, длинная… С другой стороны — богатая, одних серебряных ниток на вышивку пошло немерено, однако не солидно как-то, все ж таки не хрущевские времена, когда на косоворотки мода была. Вот бы брюки-галифе, да сапоги со скрипом, да синий вельветовый пиджак, как у бывшего совхозного счетовода Михалыча, ныне давно уж покойного. И, знамо дело, рубашку с ярким цветастым галстуком. Рубашку можно клетчатую, а галстук — с цветами или горошинами. А еще кожаный портфель и шляпу — уж тогда ни одна женщина не устоит, сразу будет понятно — начальство! А начальство, оно и в Африке начальство. Да-а, жаль, конечно, что ни пиджака, ни галстука нету. Зато денег — полным-полно! Шутка ли — почти тыща евриков! Хорошо, тот гад мелкий украсть не успел. Прав Саня — внимательней тут надобно быть, осторожней.

Ага… вот четвертый этаж… ух и смрад же! Что они тут, селедку в гуталине жарят? Хорошо хоть лестница снаружи, воздух чистый, свежий. Однако и свалиться запросто можно — перильца-то хлипенькие. Ага — вот и пятый этажик. В коридор дверь нараспашку, вернее — ее вообще тут нету!

Ладно…

И что теперь? Комнат тут много…

Озадаченно почесав затылок, Весников решительно стукнул кулаком в первую попавшуюся клетушку и крикнул по-русски:

— Эй, есть дома кто?

Дверь, как ни странно, открылась, какой-то плешивый, заспанного вида мужик в длинном женском, как Вальдшнепу показалось, платье что-то спросил.

— Тут гражданочка одна… Юдифь, кажется… не знаешь, где живет?

— Юдифь? О! О! — Плешивец закивал, отстранил гостя от двери и, выйдя в коридор, вдруг заорал во весь голос: — Юди-ифь! Юди-ифь!

Весников испуганно попятился:

— Что ты голосишь-то, черт заполошный? А вдруг она того… этого… замужем?

Хотя нет — была бы замужем, не подмигивала бы. А вдруг специально? Завлекает в сети! А скорее всего, просто денег хочет девка. Саня же сказал — она нищая. Ну да, так и сеть. Придется уж дать… двадцать евриков… Не, двадцать это уж слишком много будет, хватит и десяти.

— Господин?

Погруженный в свои мыслишки, Вальдшнеп и не заметил, как в коридоре появилась Юдифь — в соблазнительно короткой тунике, едва-едва до половины бедер.

— Гражданочка… вам тут кран починить не надо? — Тракторист и не знал теперь, что говорить, давно не знакомился с женщинами, тем более с такими молодыми и привлекательными. — Я тут это… того… проходил мимо, гляжу — вы… А мы с вами вчера во дворе встречались, помните?

— О, я не понимаю, ничего не понимаю, мой господин.

Улыбнувшись, Юдифь взяла Вальдшнепа за руку и без лишних слов повела к себе.

— Да-а-а… — покачал головой тракторист, увидев клетушку, большую часть которой занимало узкое ложе. — Жилплощадь-то, прямо скажем, не очень. И сколько за нее платишь? Дорого, говорю, живоглот хозяин берет? Небось, дерет три шкуры… ясен пень… А? Не понимаешь? Вот и я тоже…

А девчонка вдруг, захлопнув дверь, стащила с себя тунику, оставшись абсолютно голой… Весников даже опешил от неожиданности, покраснел… и даже попятился, когда Юдифь крепко поцеловала его в губы…

— Эх, девка… О цене бы сначала… — наконец решился намекнуть тракторист. — Десять евро хватит? По глазам вижу, что хватит, ясен пень!

Грубо облапив девушку, Весников повалил ее на ложе и тут же, без всяких предварительных ласк, торопливо спустил штаны:

— А ну-ка, давай повернись… От та-ак… У-у-у, молдаваночка-а-а!

Продолжалось все недолго, но Весников чувствовал себя героем, этаким новорусским рубахой-парнем. Лежал, ухмылялся, по-хозяйски похлопывая Юдифь по животику. Уж будет, будет что рассказать мужикам. Вот соберутся как-нибудь на рыбалку…

Вообще-то, сказать по правде, друзей у Весникова не имелось — не с кем ему было ходить на рыбалку-охоту, вот с Сашей только, и то потому, что он не местный. Свои же мужики Вальдшнепа не особо жаловали, считали бирюком, да он и впрямь не испытывал потребности в чьей-то там дружбе. Но тут, тут другое дело… Коли уж так все удачно сложилось, что в чужой стране, можно сказать, на курорте снял девку, оприходовал и вот… Ох, тут ведь надо все в подробностях запомнить, потом обсказать мужикам — заради такого случая стоит и жбан выкатить, прикупить водочки подешевле… Нет, лучше спирту разбавить — пейте, мужики, да слушайте, завидуйте, потом по поселку расскажете, как Колька Весников «на югах» отрывался…

— Э, э… ты че творишь-то? Я ведь не извращенец какой… Ай, ладно, делай как знаешь…

И все равно, несмотря на героические усилия Юдифи, на второй сеанс Весников так и не сподобился, может, стареть стал, а скорее просто не о том сейчас думал. Все мечтал, как будет у себя в деревне рассказывать… ух, во всех подробностях, со смаком! Даже чего и не было — какой же рассказчик хоть немного да не приврет?

В жарких объятиях Юдифи тракторист провел часа три, никак не меньше. Ближе к вечеру засобирался восвояси: Саня должен скоро вернуться.


А Саня, иначе Александр Иванович Петров, в это самое время до боли в глазах всматривался в укромную бухточку — увы, пустую.

— Ну где же корабль-то? — Он обернулся к Сальвиану. — Может, рыбаки про какое-нибудь другое место рассказывали?

— Да нет, про это. — Купец покачал головой. — Удобнее тут и не сыщешь — с моря незаметно, с дороги — тоже. Нет, здесь это, здесь.

— Так где ж шху… где корабль-то?

— Так сказали же — не каждый день он сюда заходит. Но ведь заходит — и часто!

— Слушай, уважаемый, а может, я еще разок в деревню наведаюсь? Расспрошу людей поподробнее.

— Так спрашивали уже! Впрочем, сходи, если хочешь. Послать слугу проводить?

— Нет, я дорогу помню.

Ну наконец-то Александр остался один, наконец-то появилась возможность выполнить давно задуманное дело — узнать о своих. При купце как-то неловко было интересоваться молодой женщиной и ребенком — у Сальвиана обязательно возникли бы вопросы, нет, уж лучше расспрашивать без свидетелей.

Спустившись по узкой, петлявшей среди кустов тропе к дороге, Саша быстро направился к деревне, приземистые домики которой виднелись невдалеке от бухты. Идти было где-то с километр — молодой человек преодолел его очень быстро, почти бегом. И, чуть-чуть не доходя до селения, резко свернул влево, к морю, где на песчаной полоске пляжа копошились мальчишки, человек пять, все смуглые и худые. Дурью не маялись, все по-взрослому — чинили сети.

— Бог в помощь. — Подойдя ближе, Александр остановился рядом с парнями.

— И тебе, господин. Желаешь купить рыбу?

— Желаю кое-что спросить.

— А ты, уважаемый, кто? — полюбопытствовал самый старший.

— Я — друг и доверенное лицо господина Деция Сальвиана! — важно пояснил молодой человек. — Разве вы не видели — мы с ним вместе приехали, на двух лошадях.

— Не, не видели, — разом покачали головами ребята. — Мы с утра в море были. Тут недалеко… Рыбку ловили.

— А в бухту… вон в ту, заходите? — Александр показал рукой на то место, откуда только что явился.

Этот, казалось бы, вполне невинный вопрос его вдруг вызвал в рядах местных подростков замешательство, а у самых младших — и страх, явственно промелькнувший в их черных как уголь глазенках.

— Нет, господин. — Старший покачал головой. — В эту бухту мы не заходим, она издавна считается нехорошей… да и вообще…

Как-то туманно вдруг стал выражаться парень, что для туземцев вообще-то не было характерно.

— Месяц или полтора назад вы тут молодую женщину с ребенком не видели? — Устав ходить вокруг да около, Саша задал вполне конкретный вопрос.

На что сразу же получил такой же ответ:

— Нет. Не видели.

— А лодка? Чужую лодку на берег не выбрасывало? Желтенькая такая, смешная.

Ребята переглянулись:

— Не, господин, что ты! Тут только наши лодки, чужих отродясь не было.

Ну конечно не было… Александр усмехнулся, сообразив, что сморозил глупость: ну да, скажут они про чужую! Даже если бы и была — «наша», и точка.

Однако упертые пареньки… Пойти попытать счастья в деревне? С одной стороны, за тем и явился, однако едва ли там чего толком скажут. Местные и с Сальвианом-то общались без большой охоты, а уж с совершеннейшим чужаком… Тут только материально заинтересовать можно!

— Ну, не видели так не видели, извиняйте, что время отнял.

Весело подмигнув, Саша вытащил из кошеля солид из числа недавно заплаченных купцом в качестве аванса и, подбросив его на ладони, деловито зашагал прочь.

Мальчишки алчно переглянулись…

— Господин! Мы это… видели! И лодку, и женщину… с ребенком. А не говорили, потому что тебя боялись. Мы вообще тут к чужим не привыкли. Но если ты, любезнейший господин… Ммм… А это что — солид?

— Солид. — Александр с усмешкой обернулся. — А вы думали, медная фибула?

— He-а… — Парни засмеялись, не сводя с монеты глаз.

Ну, еще бы — целых сорок денариев, этакое-то богатство!

— Расскажете про лодку и женщину — монета ваша! — обнадежил молодой человек.

Ух, какие они оказались разговорчивые, эти туземные дети! То было слова не вытянуть, а тут вдруг принялись болтать наперебой. Вот что золото с людьми делает, стоило только поманить.

— Лодка… Да-да, она такая и была, как ты сказал, господин, желтая…

— Большая такая, красивая!

— И трое гребцов!

— Не, не, гребцов не было. Три пары весел… нет, четыре! И еще — мачта с парусом.

— А женщина… у-у-у! Вот такие бедра! А грудь — как две дыни!

— Волосы черные как смоль!

— И как пылающие угли глаза.

— Сам ты как уголь! Как звезды — вот!

Саша разочарованно слушал вполуха, потом махнул рукой:

— Ну все, стоп! Кого вы развести-то хотите?

— Чего, господин? Если ты ищешь женщину, мы сможем…

— Пока, ребята! Пишите письма мелким почерком.

Сплюнув в песок, молодой человек, уже не оглядываясь, зашагал в деревню, подальше от юных вралей. Так и шел, пока не услыхал позади голос… Нет, даже не позади — откуда-то сбоку. Кто-то прошептал:

— Господи-ин!

— Бог подаст! — Краем глаза Саша заметил прятавшегося за придорожными кустами парнишку. Скорее всего, одного из тех юных охотников за солидом, которые вновь взялись чинить сети.

— Господин… про лодку-то у нас многие знают. Но чужому не скажут ни за что. А вот про женщину… я сам-то, конечно, не видел ни женщины, ни ребенка…

— Проходи, проходи, говорю. Иди по своим делам.

— Зато знаю того, кто их видел! Ой, господин, только не поворачивай головы, иди себе спокойно, а вон там, у ручья, сверни за межевой камень.

— А стоит ли?

— Та женщина, Заиз говорил, была почти голой. Как и ребенок, мальчик лет четырех.

— Так-та-ак… — Александр почувствовал, как захолонуло сердце. — Ладно, уговорил, встретимся за межевым камнем. Только учти, ежели опять будешь врать — откручу уши.

— Я не буду врать, клянусь святой Перпетуей! Я даже и говорить-то ничего не буду — сейчас приведу Заиза, ты только чуть-чуть подожди… Господин!

— Ну, что еще-то?

— А ты не обманешь с солидом?

— Кто бы говорил про обман! Черт с тобой, давай веди своего Заиза, да поторапливайся, пока у меня не пропала охота слушать ваши байки!

— Я сейчас, господин, я мигом… А своим я сказал, что побежал за веревкой. Просто не хотел при них… да и про Заиза вспомнил не сразу. Ты иди, господин… вон он, межевой камень.

Возле указанного ориентира — валуна в человеческий рост — Саша и уселся в ожидании появления таинственного Заиза. Тот оказался смешным лопоухим мальчишкой, еще более щуплым, нежели приведший его товарищ, тот самый, старшенький.

— Ну? — Александр сдвинул брови. — Говори, Заиз!

— Говори! — строго предупредил парня старший. — Да потом не смей никому болтать о нашей встрече, иначе голову оторву, понял?

Заиз испуганно икнул и хлопнул глазами:

— Это в августе было или, может, в июле, ну, летом еще, я скот пас, отару… А утром, раненько, к морю спустился — обмыться. Смотрю — женщина! Страшная… И это… нагая!

— Но, но! — удивился молодой человек. — А ну-ка, давай поясни, что значит страшная и нагая?

— Ну, худая очень, вот, верно, как я!

— Не ври ты, черт! — Старшой живенько залепил своему протеже звонкую оплеуху. — Таких худых, как ты, не бывает! Кому сказал — говори чистую правду.

— Так я и… — Заиз боязливо всхлипнул. — Я и говорю. Чистую правду…

— Значит, тощая?

— Ну, может, господин, и не совсем худая, но и не такая, как все деревенские женщины. Наши-то пухленькие, красивые… а эта…

— Так, понял тебя. — Александр усмехнулся: у разных народов в разные эпохи представления о женской красоте сильно отличались. — Дальше говори.

— Ну вот, нагая… одна узенькая голубая полоска на бедрах… и это… — Парнишка сглотнул слюну и шмыгнул носом. — Грудь голая.

Узенькая голубая полоска… Саша вспомнил любимый Катин купальник. И голая грудь… Ну да — верхнюю часть бикини, вероятней всего, сорвало волнами.

— А лицо? Лица ее ты не помнишь?

— Не, господин, далековато было. Вот мальчишка с ней маленький был — это помню.

— А лодка?

— А лодку наши позже нашли, да и то разбитую. Желтенькую такую.

— Цвет волос ты тоже не разглядел? Или, может, татуировки?

— Волосы вроде темные… Больше ничего не видел, так ведь и недолго я на них смотрел — они к своим побежали!

— К своим? — Молодой человек с удивлением вскинул брови. — Это как понимать — к своим? Откуда ты это знаешь?

— Да видно было… Корабль в бухте был, и с него лодка… или — к нему, с берега плыли… не помню точно. Так с нее женщину эту заметили… или она первая помахала. Грудь так прикрыла, ребенка за руку взяла… А ее с лодки окликнули. И она радостно так отозвалась, побежала навстречу.

— Та-ак… дальше что?

— А ничего, господин. В лодку села, да к кораблю они и поплыли. Во! На плечи ей что-то накинули… ну, те, кто в лодке…

Александр шумно вздохнул:

— Поня-а-атно… То есть ничего не понятно. И с чего она к лодке побежала? Гм… А что за корабль был? Большой?

— Да не особенно. — Заиз пожал плечами.

— А как выглядел?

— Да я не могу рассказать… Нарисовать если только.

— Нарисовать?

— Ну, вон, на песке… Рисовать? — Парнишка почему-то посмотрел не на своего собеседника, а на старшого.

— Рисуй, — махнул рукой тот. — Только быстрее, некогда нам тут с тобой.

— А я сейчас, сейчас… пойдемте.

Они спустились на пляж, к морю, Заиз встал на коленки, подобрал раковину…

Надо сказать, рисовал он довольно умело — этакий местный самородок, неожиданный в здешних местах. Оп — провел линию — борта, а вот мачты… паруса… Черт побери! Саша глазам своим не поверил, хотя, признаться, в глубине души что-то примерно такое и ожидал. Еще бы! Парнишка-то изобразил на песке типичную гафельную шхуну. Во всех подробностях такелажа.

Загрузка...