Не раз случалось
людям в ту пору
искать ночлега,
стелить постели…
Хозяина каравана, что состоял из семи больших скаф, под завязку груженных пряностями, тканями, ароматической смолой и драгоценной посудой, богатого карфагенского торговца, возвращавшегося из Александрии, звали Деций Сальвиан. Мощные четырехмачтовые корабли пенили воду тупыми носами. То судно, на котором нашли место трое приятелей, именовалось «Гордость Африки» и, как и все прочие, было малость потрепано внезапным штормом, случившимся у Большого Лептиса. Именно это состояние такелажа и парусов и вызвало в груди Александра внезапную и вполне обоснованную радость, едва только нанятый рыбацкий челн вошел в гадруметскую гавань и закачался близ высокой кормы скафы. Молодой человек сразу сказался парусных дел мастером и был тут же допущен на палубу, пред светлые очи хозяина судна и всего каравана.
Следует сказать, молодой человек не обманул надежд торговца: уж что-что, а парусное вооружение разных типов Александр знал как свои пять пальцев. На «Гордости Африки» он не только починил бегучий такелаж и паруса, но еще и улучшил, дополнительно привязав к бушприту утлегер с бом-кливером. Сии косые паруса немало способствовали резкому улучшению маневренности судна, за что Саша удостоился личной аудиенции у хозяина, пригласившего «парусного мастера» на обед. Конечно же, одного, без помощников.
— Ну, уважаемый Александр из Цезареи (именно так и назвался Саша), теперь я вижу, что взял тебя не зря! Свою дорогу до Колонии Юлия, — купец упорно именовал Карфаген по-старому, на римский манер, — ты уж отработал, и даже более того — я заплачу тебе и твоим людям за труды две дюжины золотых! Нет, нет, не благодари — ты их заработал! И… у меня будет к тебе одно предложение, уважаемый Александр… Нет, нет, не сейчас — ты кушай, кушай… И давай выпьем! Это прекрасное вино — пей!
Молодой человек приподнялся.
— Благодарю тебя, о славный Сальвиан, но мне хотелось бы угостить этим вином и своих помощников.
— Я уже велел отправить им корзину с яствами и кувшинчиком. — Торговец рассмеялся.
Высокий, осанистый, толстый, он был из тех, с кем не очень-то хочется схватиться врукопашную — необъятный торс, мощные мускулистые руки-оглобли, кулачищи, которыми, казалось, свободно можно забивать сваи. И при всем при этом — умное породистое лицо с темной бородою, заплетенной на варварский манер в две косички.
Одежда купца тоже представляла собой смесь варварской и римской моды, впрочем, в это столь неспокойное время многие так одевались. Узкие вандальские штаны сочетались с прекрасной работы сандалиями, поверх длинной варварской туники складками ниспадала далматика, вышитая изысканнейшим узором. На кожаном поясе слева висел короткий меч, казавшийся в сравнении с ручищами торговца просто детской игрушкой. Мощный был человечище, право слово! И отнюдь не глупый — глупец бы и не приумножил унаследованное от отца состояние, тем более под властью вандалов.
— Пей, друг мой! Не стесняйся! — сжимая усыпанными перстнями пальцами золотой бокал, хохотал Сальвиан. — Попробуй эту рыбу… Она запечена особым образом, с молоком кокосового ореха. А эти фрукты? Просто амбра!
Ну конечно же, Саша отдавал должное предложенному от чистого сердца обеду, тем более что на десерт ушлый торговец припас какое-то предложение. Молодой человек уже догадывался какое.
Вкушение пищи даже здесь, на корабле, в кормовой капитанской каюте, где хозяин и его единственный гость, по римскому обычаю, возлежали на низеньких ложах, естественно, происходило под музыку, пение и танцы. Вокально-инструментальный ансамбль состоял из двоих жеманных мальчиков с бубнами, кифаристки с большой, почти полностью обнаженной грудью и юноши-певца.
В стихи виденья просятся: дикие
Бегут вакханки, бьет искрометный ключ
Струей вина… —
речитативом декламировал юноша.
— Квинт Гораций Флакк! — расхохотался торговец. — Нет, не этот парень — автор стихов! Ешь, друг мой, пей!
Певец спел, или, скорее, продекламировал еще пару произведений, после чего поклонился и ушел. Его сменили танцовщицы — две юные девы с распущенными волосами. Стройные, с золотисто-бархатной кожей, тела их прикрывали коротенькие греческие туники, застегнутые на плечах золочеными фибулами.
Александр отметил красоту девушек машинально, как и любой нормальный мужчина, однако в данный момент молодому человеку было вовсе не до танцовщиц — Сальвиан как раз приступил к главному.
— Я хочу предложить тебе одно дело, — со смаком хлебнув вина, улыбнулся купец.
Опустошив по четвертому или пятому разу кубок, вмещающий, наверное, литра два, судовладелец вовсе не выглядел пьяным.
Александр вмиг придал лицу требуемую для сей беседы серьезность:
— Слушаю тебя внимательно, уважаемый господин.
— Я вижу, ты очень хороший мастер. И плывешь в Колонию Юлия, чтобы заработать, ведь так? Так! — Торговец негромко рассмеялся и продолжал, сделав музыкантам знак, чтоб играли потише. — Заметь, я совсем не интересуюсь, откуда и зачем ты сбежал.
— Да я вовсе не…
— Не возражай, не надо, — мягко попросил Сальвиан. — Мы с тобой оба — неглупые люди и все хорошо понимаем. Такой мастер, как ты, да еще с обученными помощниками — что, не нашлось поближе работы? В Тапсе и Гадрумете нет судов? Или там паруса не рвутся? Нет, нет, не отвечай, не хочу и слушать — это твои дела, уважаемый. А ты мне нужен как мастер, и я предлагаю тебе работать на меня, занимаясь своим прямым делом.
— То есть ремонтировать паруса?
— Не только паруса, не только, друг мой! — Засмеявшись, купец погрозил собеседнику пальцем. — Я же видел, что ты устроил на бушприте, заменив артемон косыми холщевинами. Признаюсь честно — не думал, что от них будет такой толк! Ты оборудуешь такими парусами все мои корабли, дорогой Александр! И если будет нужно, заменишь и мачты, чтобы мои суда стали такими же быстрыми, как и те… о которых заставляют молчать люди в черных плащах!
При этих словах молодой человек вздрогнул — ишь ты! Люди в черных плащах… снова они!
— Ты видел в море странные суда, уважаемый Сальвиан?
— Хочешь сказать, что ты их не видел? — Торговец подмигнул. — Я даже больше скажу: ты эти суда… или судно… не просто видел, но внимательно рассматривал. И хотел сделать что-то подобное… А кто-то донес — вот ты и бежал… Не так?
— Ну. — Изобразив смущение, Саша развел руками. — Ничего-то от тебя не скроешь, любезнейший господин!
— Я ведь купец! И клянусь Святой Девой, совсем не плохой. Хватает, слава богу, мозгов, чтобы видеть, слышать и делать выводы.
— Но… тебя не пугают возможные осложнения? — осторожно спросил Александр.
— Все осложнения будем решать по мере их появления. — Судовладелец вновь стал предельно серьезным. — Что раньше времени гнать волну? Поверь, и «черные плащи» вовсе не всесильны, особенно в Колонии Юлия. О, Карфаген — свободный город! И не только в смысле нравов, хотя и это многого стоит. Римляне когда-то разрушили здесь все, и они же восстановили — великий Август, в двадцать девятом году от Рождения Христова. А через двести лет в Колонии Юлия уже проживали триста тысяч человек, ты понимаешь — триста тысяч! И сейчас немногим меньше, а может, еще и больше. Да, конечно больше, если считать всех переселившихся варваров. Извини, если обидел, по виду ты — вылитый вандал. Так что, уважаемый? Ты уже согласен с моим предложением? Или согласишься чуть позже, сперва для приличия потянув время?
— Зачем же его тянуть? У нас говорят: время — деньги! — Молодой человек хохотнул и поднял бокал, наполненный терпким красным вином. — Соглашусь сразу. Тем более это совпадает с моими планами, которые ты угадал, любезнейший Сальвиан.
— Ну вот видишь! Клянусь, ты сделал очень неплохой выбор.
— Правда, у меня будут условия…
— Какие же? Говори!
Саша пожал плечами:
— Свобода! Я, видишь ли, привык быть свободным.
— Так и я вовсе не собираюсь делать тебя сервом, друг мой Александр! — обиженно отозвался купец. — С чего ты взял?
— Да так… к слову пришлось. — Молодой человек лукаво склонил голову на плечо. — А еще меня сильно интересует вопрос о жилье и достойной оплате!
— Поверь, оплата будет, как ты и сказал, достойной! Как и жилье. Я владею пятью городскими домами, лучшие покои будут предоставлены тебе и твоим людям.
— Ну что ж! — Александр потянулся к бокалу. — Умеешь ты уговаривать, достойнейший Сальвиан!
— А как ты думал, любезнейший? Я же все-таки купец!
Гость и хозяин засмеялись, вполне довольные друг другом.
— Эй, музыканты! Играйте громче! — Судовладелец хлопнул в ладоши и подмигнул вновь принятому сотруднику. — Слуги, подайте еще вина! А вы, девы, пляшите! Пляшите так, как у меня здесь принято для лучших и дорогих гостей!
Музыка сразу стала громче, ритмичнее, танцовщицы закружились по всей каюте, едва не касаясь двух собутыльников коротенькими подолами своих туник.
Ах, до чего же у них были стройные бедра! Прямо-таки чертовски стройные…
Оп!
На миг замерев, юные красавицы разом хлопнули в ладоши, улыбнулись — и едва уловимым движением расстегнули на плечах левые фибулы, обнажив грудь…
— Ого! — заценил Саша.
— Подожди, то ли еще будет! — Хозяин кораблей ухмыльнулся. — Танцуйте, танцуйте, девицы.
И танец продолжился, уже сдобренный изрядной толикой эротизма: кружась в веселом заводном ритме, девушки распалились, и вот уже туники полетели прочь, и полностью обнажившиеся тела слились в дурманящем танце, двигаясь все быстрее и быстрее…
Там-там-там! — ускоренно тревожно били бубны.
Заходилась в реве кифара, ритмично хлопал в ладоши взявшийся неизвестно откуда певец:
— Оп! Оп! Оп!
У Саши уже все сливалось перед глазами — стройные бедра, возбужденно торчащие соски, темные мерцающие глаза…
Оп!
Музыка вдруг неожиданно оборвалась, и девушки упали на пол, застыв там, словно мертвые… Потом медленно поднялись, поклонились…
Александр вдруг переменился в лице. Неужели… Нет, не показалось — точно! У одной из танцовщиц на животе, чуть повыше пупка, виднелась татуировка — темно-голубой веселый дельфин!
Нет, Саша никак не мог обознаться — точно такой же дельфин был вытатуирован на спине его пропавшей жены Катерины! Точно такой же! Один к одному. Чуть повыше копчика.
— Я смотрю, тебе приглянулась Алайя? — захохотал купец. — Что опустил голову, уважаемый? Смутился? Напрасно — мы ж все-таки мужики! Не бойся, отмолится грех, не такой уж он и великий… Ну подумаешь — девка! Вот если бы ты мальчика восхотел… я бы тебе, конечно, подогнал кого-нибудь из музыкантов… Но Алайя — это что-то! Чудесница дева… не пожалеешь! Я пришлю ее сегодня к тебе в твою… Ах, черт, ты ведь спишь на палубе вместе с помощниками… Тогда она сама приведет тебя туда… куда захочет привести. Только ночью. Договорились?
Александр слабо кивнул.
— А сейчас — пей! До ночи еще времени много. Клянусь всеми святыми, ты, Александр, сделал сегодня прекрасный выбор.
Саша лишь только хмыкнул — кто бы сомневался?!
А насчет девушки… Эх, вовсе не то, на что намекал сейчас купец, молодому человеку от нее было надо. Поговорить бы! Хоть что-то узнать… вдруг? Катя! Мишка… Мысли о дорогих сердцу людях вдруг снова властно ворвались в душу Александра. Ведь татуированный дельфинчик весьма оригинален, не может быть, чтобы местные просто придумали его сами по себе, не может быть, нет, не хотелось в это верить…
Саша вернулся на палубу, под навес, где на расстеленной циновке дожидались его Весников и Нгоно, пошатываясь, словно пьяный, но вовсе не от вина.
— О, да мы выпимши? — ухмыльнулся Вальдшнеп. — Это ты где ж угостился, Санек? У кэпа? Ясно, что у него… Он нам, кстати, тоже прислал кувшинчик. Хороший человек! И везет, считай, бесплатно — ни еврика ведь не взял, да-а…
Не отвечая, Саша уселся на циновку, вытянув ноги, привалился спиной к фальшборту. Сидел, мечтал… думал…
А что, если дельфин и вовсе ни при чем? Однако узнать надо, обязательно надо, а как же?
Волны устало бились о борт большегрузного судна, хлопали на ветру паруса, и в бледно-синем небе зажигались уже первые звезды. Подгоняемая боцманом команда забегала по палубе — убирали лишние паруса, готовили якоря к спуску, поскольку по ночам здесь ни один корабль не продолжал путь: пришло время готовиться к ночевке на рейде одной из бухт по пути к Карфагену.
Вот повернули к берегу, спустили оставшиеся паруса, бросили якорь. Еще один и еще — встали надежно!
Как раз стемнело — на корме, словно звездочки, загорелись светильники.
Закутанная в длинный плащ фигура, ловко пробравшись меж спящими у бортов пассажирами, дотронулась до руки уже начинавшего подремывать Саши.
— Господин Александр?
— Да… — Молодой человек тут же прогнал сон. — Я — Александр.
— А я — Алайя. Твой ночной подарок. Идем!
Словно завороженный, Саша шагал следом за девушкой, едва не наступая на спящих. Тихо было кругом, ни ветерка, лишь иногда плескала в борта волна, да сияли над головой звезды.
Похоже, они спустились в трюм — там, оказывается, тоже имелись каюты, только очень маленькие, два шага на четыре. Две тени метнулись по стенам, дрогнул тускло горящий светильник, бронзовый или, может быть, медный.
— Это моя лампа, — похвасталась Алайя. — Господин разрешает мне, хотя, конечно, подобное на корабле строго-настрого запрещено. Не одно доброе судно уже было спалено пожаром! Но Господь покуда хранит «Гордость Африки». Ну что ж ты? Ложись… Не беспокойся, я сама раздену тебя.
— Мне бы вообще-то поговорить только…
— Поговоришь.
Танцовщица тихонько засмеялась и скинула плащ, оставшись абсолютно голой, если не считать массивного серебряного ожерелья, браслетов и тоненькой цепочки на бедрах.
Опустившись на колени, девушка быстро освободила Сашу от одежды… прижалась, обняла, жарко целуя в губы…
Все происходило достаточно быстро и буднично, словно само собой, как в фильме. Эта обнаженная девчонка… танцовщица… юная красавица с небольшой упругой грудью…
— Ах ты ж…
Погладив девушку по спине, Александр поласкал губами сосок… улыбнулся…
— О господин…
Алайя обвила его бедра ногами и теперь нежно гладила все, до чего могли дотянуться ее умелые руки… а дотянуться они смогли до многого… Саша даже застонал от чувственного удовольствия, в конце концов, он был всего лишь мужчина…
— Ах!
Все произошло слишком быстро — слишком давно у Саши не было женщины, но танцовщица ничуть не обиделась и, все также улыбаясь, потянулась к кувшину с вином.
— Выпей! Ночь еще только началась, мой милый… Хочешь, я спою тебе песнь?
— Пой.
Молодому человеку показалось не очень тактичным сразу же начинать свои расспросы. В конце концов, девчонка права — ночь-то еще только лишь началась. Только лишь…
А песня оказалась ничего себе. Приятная мелодия, вот только, пожалуй, слишком печальная. И жаль, что Александр не понимал слов.
— На каком языке ты поешь, Алайя?
— На своем родном… я ведь местная. Нет, не из ромеев… Хотя хорошо говорю по-латыни. Лучше, чем ты…
— Да ла-а-адно!
— Не спорь, господин мой… Лучше расслабься… я поласкаю тебя… вот так…
Ох, какой игривый оказался у этой танцовщицы язычок, быстро приведший молодого человека в состояние, вполне пригодное для дальнейших любовных игр…
— Ах ты ж чудесница…
Саша и сам принялся ласкать прильнувшую к нему девушку, прижав ее к себе, осторожно перевернул на спину, поцеловал в грудь и пупок… в лоно…
Теперь уже застонала «чудесница», выгнулась, словно пантера…
— Ах… мой господин… мой господин… мой…
Палуба корабля тоже, казалось, шаталась, и ритмично скрипели доски… Впрочем, очень может быть, обоим это просто казалось — поглощенные друг другом, они не слышали сейчас ничего, кроме стонов любви…
— О господин… О!
Наконец оба свалились без сил, едва не опрокинув светильник…
— Может быть, я его все-таки потушу? — запоздало спросила девушка.
— Зачем? — Александр нежно погладил танцовщицу по животу. — У тебя ведь такое красивое тело! И этот рисунок… дельфин… очень красивый!
— Правда?! — Алайя явно была очень довольна. — Он тебе понравился?
— Я же говорю — очень. Кто тебе его сделал?
— Один человек. — Танцовщица мечтательно улыбнулась. — Парень из нашей деревни. Но рисунок мой. Я видела такой на одной разбитой лодке…
— На лодке?!
— Ее обломки выбросило волной на наш берег. Странные такие обломки, почему-то желтые…