Черные плащи

Глава 19 Осень — зима 483 года Карфаген (Колония Юлия) Пастырь

Девушки вовсе не казались испуганными — смуглые лица их большей частью не выражали вообще никаких эмоций. Просто усталость, просто потухшие глаза, устремленный в землю взгляд.

— А ну-ка, подними голову, дура! — каркающим голосом произнес низенький, противного вида старик с плешью почти во всю голову.

Огромную, отороченную мехом шапку он снял и крепко держал в руках — видать, прятал в ней золотые монеты, опасаясь, что здесь, в рыночной толчее, ушлые воришки живо срежут с пояса кошель. Да и то сказать — кто же в кошельке деньги носит? Особенно в таких местах? Так, если только всякую мелочь.

— Хозяин! Эй, хозяин! — Старик громко позвал высоченного бородача в длинном плаще, который, однако, на его фигуре смотрелся куцым. — Хозяин! Эй, уважаемый?

— Что тебе, любезнейший господин?

— Пусть эта рабыня поднимет голову… Да-да, вот эта! Ишь, упирается, словно лошадь. Она что у тебя, непослушная?

— Да что ты такое говоришь, уважаемый?! Это же сама покорность. Смотри, какие у нее ласковые глаза… Как у стельной телки! А грудь? Грудь какая! — Продавец без всякого смущения рванул на девчонке рубище, обнажив грудь и спину. — Потрогай… Ну как?

— Гхм, гхм, — покашлял старик. — Не очень-то она и упруга.

— Ха, не упруга? Очень даже упруга, вот, смотри! — Работорговец принялся мять соски невольницы с такой силой, что бедняжка даже застонала и попыталась отстраниться, однако куда там! Торговец делал все, чтобы подороже и поскорее продать свой товар. — Ну как тебе? Глянь, какая стройная! Вот… — Быстрым жестом купец сорвал с девушки последние остатки одежды, похлопал несчастную по бедрам и ягодицам. — Красота!

— Какая-то она сутулая… и худая, — проведя пальцем по позвоночнику невольницы, недовольно произнес плешивый. — Вон, ребра торчат! Это ж ее только откормить во сколько денег встанет!

— Да, девка худа, спору нет, — поддержал старика один из подошедших поближе зевак-покупателей, кривоногий тип в грязно-белом бурнусе. — Худа и уродлива.

— Уродлива? Худа? — взвился торговец, оскорбленный в лучших чувствах. — Да что бы вы понимали в женской красоте! Посмотрите, бедра какие стройные! А кожа? Светлая, словно молоко верблюдицы!

— Вот-вот, я и говорю — бледная как смерть! Ты, верно, ее совсем не кормил, любезнейший? И интересно, много ли хочешь взять за такую тощую уродину?

— Пятьдесят солидов, — пожевал губами торговец.

— Пятьдесят солидов? — ахнули разом оба, плешивый и кривоногий. — Да столько стоит хороший кузнец!

— Так ведь и эта невольница тоже знает хорошее ремесло — она пряха!

— Скажи-ка! Эта худая дурнушка еще и пряха?! Ну надо же… — Поправив бурнус, покупатель натянуто рассмеялся и предложил: — Двадцать пять! И ни монетой больше!

— Эй, эй, — заволновался старик. — Я ее первым, между прочим, присмотрел.

— Можете не спорить, — отмахнулся работорговец. — За двадцать пять я ее не отдам. А насчет ее красоты…

Быстро оглядевшись вокруг, он понизил голос:

— Между прочим, именно таких и отбирают для себя «черные плащи»! А уж они-то в женской красоте толк знают. Сорок! И ни монетой…

— Ха, «черные плащи», говоришь? — визгливо заспорил кривоногий. — Так они и взяли такую костлявую!

— Именно таких и берут, клянусь святой Перпетуей! Даже больше скажу — специально заказывают.

— Тридцать давай, а? — наконец решился плешивый. — Это же очень хорошая цена — тридцать солидов! Да она и в самом деле пряха? Ты не обманываешь меня, уважаемый? Чем можешь подтвердить?

— Девка сама подтвердит. — Пожав плечами, работорговец ударил невольницу ладонью по щеке. — Эй! Ты ведь умеешь прясть, правда?

— Да, мой господин. — Девчонка как будто очнулась. — И еще могу шить, готовить, убирать…

— А искусна ли ты в любви? — снова встрял кривоногий.

— О, конечно искусна! — отозвался за свою рабыню купец. — А ты, уважаемый, тоже хочешь купить?

— Но я же, я же первый ее выбрал! — Плешивый старик обиженно зачмокал губами и вытащил запрятанные в шапке монеты. — Беру, беру за тридцать солидов, уговорил…

— Эй, эй, любезнейший, по-моему, речь шла о сорока! А впрочем, черт с ними, с деньгами! Бери за тридцать… пять. Только ради тебя! От сердца, можно сказать, отрываю…

Пока покупатель тщательно отсчитывал деньги, проданная девушка кое-как набросила на плечи рубище и вздохнула, покорно дожидаясь, пока новый хозяин закончит дела.

— Ох и ушлый же торговец этот Исайя! — со знанием дела обсуждали зеваки. — Хорошую цену взял, уж не прогадал.

— Этот-то пройдоха да прогадает? Ага, как же… Думаете, этот колченогий в бурнусе просто так подошел? Да они с купцом наверняка сговорились.

— Да уж, тридцать пять золотых за тощую девку — очень неплохая цена, да, неплохая.

— А что такое торговец говорил о «черных плащах»? Наверное, врал. Станут они скупать таких уродин!

— Ой, не скажи, не скажи, уважаемый! — Один из зевак, коренастый парень лет двадцати пяти, обернулся к затесавшемуся в толпу Александру. — Скажу тебе, «черные плащи» как раз вот таких и предпочитают — тощих, но с большой грудью и крепкой задницей. Правда, вряд ли бы они уплатили за эту девку такую цену. Да и обычно они оптом берут… Так что не прогадал Исайя, не прогадал! Ого… — Парень вдруг прищурился. — Вы только посмотрите на колченогого! Что я говорил? Они и в самом деле с Исайей в сговоре! Ишь ты, только что к девке приценивался, а теперь вон на мальчика глаз положил.

И в самом деле, дождавшись, когда плешивый старец уйдет, уводя только что купленную рабыню, кривоногий подошел к совсем юным рабам — мальчикам. Около них уже давно терся низенький тип лет тридцати, с потным круглым лицом и легкомысленными кудряшками, выбивающимися из-под шапки.

— Интересуешься чем, уважаемый? — Исайя слегка поклонился потенциальному покупателю. — Тебе, верно, нужен проворный слуга?

— Слуга? — Кучерявый нервно облизал губы и огляделся. — О да, да… как раз слуга и нужен. Такой… помоложе, порасторопнее.

— Так выбирай вон из этих. — Торговец сделал знак своему помощнику, дюжему парню с кулачищами-дынями и по-детски наивным лицом полного идиота. — Маршан, давай сюда всех троих.

Весело хмыкнув, тот вытолкнул к покупателю трех мальчишек.

— Выбирай, уважаемый, — осклабился Исайя. — Только, пожалуйста, не говори, что они недокормленные и тощие…

— Гм-гм. — Кудрявый задумался. — Даже не знаю, кого и выбрать.

— Тогда обрати внимание вон на того, крайнего, со светлой кожей… Если его отмыть — ммм! А впрочем, тебе ведь нужен просто расторопный слуга — тогда любой подойдет.

— А крайнего малого и я бы взял! — В дело наконец снова вступил колченогий. — Монет за полсотни.

— За полсотни?! — растерянно заморгал кучерявый. — Что, он действительно столько стоит?

— Да уж, стоит. Такие цены. Тем более — светлоглазый со светлою кожей… «Черные плащи» охотно берут таких.

— Полсотни… — Кудрявый вздохнул, не отрывая от указанного мальчишки тоскливо-похотливого взгляда. — Ах, эти торговцы… Клянусь святым Августином, и когда же они будут торговать так, чтоб и простые небогатые люди могли себе что-нибудь прикупить?

— Боюсь, это еще не скоро случится. — Кривоногий поправил бурнус и вдруг заговорщически подмигнул, кивнув на отвлекшегося на других покупателей Исайю. — Честно сказать, купчина-то подзагнул цену. Не стоит этот раб полсотни солидов, уж никак не стоит, пусть он и красив, как юный языческий бог!

— Да-а… — Кудрявый зашмыгал носом. — Я бы его, конечно, взял, но… У меня просто нет полсотни золотых!

— А сколько у тебя есть? — вкрадчиво осведомился пройдоха. — Просто я бы мог тебе немного помочь — вдвоем мы бы скинули цену.

— Правда?! Такое возможно?

— Вполне. Ну так сколько?

— У меня есть около тридцати солидов… последние деньги, увы…

— Тридцатка? Да, что и говорить — маловато. Ничего, попробуем скинуть до двадцати пяти… Но если получится — пять солидов мне, уговор?

— Ох…

— Да ты только посмотри, какой мальчик! Ммм… Такого враз уведут!

— Ну хорошо, ладно. Уговор!

Александр в это время стоял в стороне — пил купленное у разносчика вино в компании с остальными зеваками, надо сказать весьма метко комментировавшими все происходящее на рынке, точнее — в невольничьем ряду.

— Молодец, Исайя, нашел себе хорошего компаньона!

— Это ты про колченогого?

— Про него. Он и на той неделе тут ошивался, только не в бурнусе, а в круглой шапке.

— А до того — с бородой? Не он ли и был?

— Так он же старается не примелькаться. Смотрите-ка, снова торгуют раба. Вон того мальчишку… Видите, которому смотрят зубы? Ишь какой ангелочек — кудрявый его не зря торгует, ох не зря!

— Пятнадцать солидов!

— Что ты сказал, любезнейший?

— Говорю, пятнадцать солидов — красная цена!

— Это за подростка-то? Да как бы не дюжина.

— Вот-вот, а Исайя его не меньше чем за двадцать продаст.

— Ушлый он купец, этот Исайя.

— Да уж, палец в рот не клади.

Допив вино, Александр вернул разносчику стаканчик, усмехнулся:

— Рад был знакомству, господа!

— И мы…

— А тот колченогий… он, вообще, кто?

— А черт его знает! Это у Исайи надо спросить…

У Исайи? Ну уж нет — слишком это опасно, в лоб спрашивать, интересоваться чужими делами. И в спокойной-то обстановке проявлять столь неумеренное любопытство явно «не комильфо», а уж тем более здесь и сейчас — когда «черные плащи» имеют прямое отношение к торговым операциям. Работорговля — прибыльное дело, весьма… И главное, легко можно удовлетворить любые сексуальные прихоти «хозяев жизни», обитателей Города Солнца, как и было обещано в рекламном буклете.

Стало быть, «черные плащи» периодически покупают рабов у Исайи… И куда потом их увозят? Или уводят, так лучше сказать? А ведь это ниточка, след… За купцом, конечно, наблюдать не стоит — слишком опасно, он-то наверняка с «черными плащами» напрямую связан. А его колченогий помощничек? Он ведь, похоже, никакой не компаньон, а так, с боку припека.

Рассуждая таким образом, молодой человек рассеянно осматривал рынок. За невольничьим рядом продавали мелкий рогатый скот — коз, баранов, дальше торговали сеном, а также стригли и брили всех желающих, попутно выпуская «дурную кровь» — первое средство от многих болезней. Народу там скопилось изрядно, да и все зеваки, до того перемывавшие косточки ушлому Исайе, хлебнув винца, тоже потянулись к цирюльникам: не чтобы побриться и подстричь ногти, а просто поболтать, пообщаться. Хм, интересно, что за люди эти все праздношатающиеся граждане? Мелкие землевладельцы? Собственники доходных домов? Удачливые торговцы? Местные рыночные «жучки»? Скорее и то, и другое, и третье… Кстати, кто-то из них интересовался, откуда прибыл Саша, словно бы невзначай спросил, но довольно настойчиво, однако. Опять «черные плащи» — эти «жучки» на них работают? Очень может быть и даже вполне вероятно. Не постоянно, конечно, шпионят, просто сливают время от времени информацию. Хорошо, хватило ума впарить им байки про Гиппон Регий. Мол, оттуда явился, купец, жду весны. Сообщат все хозяевам, «черным»? Те проверят… Да пускай — пока проверяют, многое может произойти, очень многое.

А за колченогим надобно последить, более того — хорошо бы втереться в доверие. Вот только как, чтобы излишнего внимания не привлечь? Эх, не догадался взять с собой Весникова и Нгоно. Да сегодня и не получилось бы: Нгоно остался в мастерской, а от Вальдшнепа мало толку… С мастерской, кстати, очень удачно вышло, с купчиной этим, Децием Сальвианом.

— Сальве, господин!

А это еще кто тут нарисовался?

Тощий светлоглазый пацан с волосами, словно спутанная солома. Лицо вроде знакомое… А! Неудачливый воришка! Тот самый, кого едва не прибил разъяренный Весников. Мартин… Мартын…

— Сальве, сальве… Хочешь заработать? — вмиг сообразил молодой человек.

— Конечно хочу. — Парень охотно закивал.

— Видишь вон того, колченогого, в бурнусе?

— Ну да, вижу… А что?

— Знаешь его? Кто такой, где живет и все прочее?

— Ммм… нет, кажется. — Мартын озадаченно взъерошил затылок. — Хотя… вроде как-то на рынке видал. Но не скажу точно. А что он, господин, такого сделал?

— Барана у меня украл! — хохотнул Саша. — Прямо со двора свел, стервец.

— Барана?! — Парень хлопнул глазами. — Так он вор?!

— Да нет. — Молодой человек положил руку на плечо мальчика. — Не уверен. Может, и не он. Но похож, прощелыга, похож! А с другой стороны — нехорошо было бы ошибиться. Вдруг он ни при чем? Слышь, Мартын, я бы вот тебя о чем попросил — посмотри за этим колченогим, осторожненько все про него разузнай… Может, он такой человек, которому всякие там чужие бараны без надобности? Узнаешь, получишь солид.

— Два солида, господин.

— И я же его спасал! — Александр весело рассмеялся. — Хорошо — два. Узнай поскорей только. На вот тебе пока… задаток. Встретимся завтра в первой половине дня, здесь же… Нет, лучше чуть дальше, во-он у той харчевни.

— Она «У трех дубов» называется.

— Где ж там дубы?

— А говорят, росли когда-то.

Спрятав монету за щеку, Мартын сразу же сделал стойку, словно хороший охотничий пес. И надо сказать, вовремя: день медленно, но верно клонился к вечеру, ушлый Исайя уже заканчивал торговлишку, и колченогий, наверняка получивший свой навар, резво направился прочь. В какую-нибудь харчевню? Или домой? Ну, это ж теперь Мартына забота.

Солнце садилось, величаво повиснув над холмом Святой Перпетуи золотисто-оранжевым шаром. К церкви и нужно было Александру, и туда он отправился, стараясь побыстрее выбраться из гомонящей рыночной толпы.

Святая Перпетуя… Дочь богатого римского… или римско-карфагенского патриция, закоренелого язычника, приняла крещение, пойдя наперекор отцу… причем в целой компании родственников. С ним же и была казнена — правда, диким зверями их затравить не удалось, наверное, звери оказались сытыми, или Перпетуя со товарищи — чересчур уж невкусными, тощими… Всех убили просто мечами, и с тех пор сия благословенная мученица считалась христианами покровительницей Карфагена. На вершине холма, где когда-то стояла разрушенная римлянами крепость пунов, построили церковь, чем-то напоминавшую Саше знаменитую парижскую церковь Святого Сердца — Сакре-Кер, возвышающуюся на Монмартре белоснежной сахарной глыбой. Храм Святой Перпетуи здесь, в Карфагене, был очень на нее похож — такие же белые стены, вытянутые вверх купола, башенки, апсиды…

Туристов только не хватало и карманников. Впрочем, последние тут наверняка имелись в избытке. Что и говорить — к церкви постепенно стягивались люди, многие шли целыми семьями. Надо думать, когда-то это был кафолический храм, ныне признаваемый и арианами — отречься от святой мученицы даже им, отвергающим всю церковную организацию, оказалось не по силам. Слишком уж много людей, почти каждый здешний житель, считали святую Перпетую не только покровительницей города, но и своей личной заступницей, к которой обращали молитвы и упования.

Вот гулко ударил колокол — как видно, к вечерне. Немного подумав, молодой человек тоже решил зайти в храм, помолиться об удаче в своем многотрудном деле, уже получившем осязаемый толчок в нужном направлении. И главное, Катя, Мишка! Они живы и, мало того, где-то здесь, рядом. Обоих увели на гафельную шхуну, явно принадлежащую истинным хозяевам Карфагена! Катя бросилась к ним, как к родным… Еще бы — к своим-то современникам. Верно, заметила кого-нибудь в джинсовой куртке, побежала, подхватив Мишку… И где-то они теперь? Впрочем, о том можно вполне конкретно догадываться.

Выйдя из храма, молодой человек затерялся в многочисленной толпе, хлынувшей с холма вниз, на улицы, в одночасье ставшие людными. Все торопились — небо быстро синело, еще немного, и наступит вечерняя тьма, а ночная стража перекроет деревянными рогатками улицы — как в Константинополе, Равенне, Риме или любом другом городе. С наступлением темноты закроются все городские таверны, все злачные заведения, кроме, может быть, особо упертых либо заплативших немалую мзду.

— Подайте, Христа ради!

— Помолимся за душу твою, господин, помолимся!

— Пода-а-айте…

Нищие… Показатель, по которому в Средневековье можно было с большой достоверностью судить о благополучии или неблагополучии страны. Если подаяния просят давно примелькавшиеся граждане, профессионалы, после трудового дня снимающие рубище в собственных довольно приличных особнячках, значит, в государстве порядок, всего всем хватает. Если же нищих много и почти все они из тех, кого вышвырнуло на обочину жизни войнами, эпидемиями, неудачливыми реформами, то и государственная власть очень и очень непрочна, а общество нестабильно.

Здесь, на огромной паперти перед храмом Святой Перпетуи, похоже, в равной мере присутствовали и те и другие. Непрофессионалы держались несколько скованно и притом нагло: постоянные места не занимали, боялись, шарились в толпе, гнусавили противными голосами, надеясь побыстрее урвать, ухватить, убежать.

Нет, пожалуй, не в их числе следовало искать слепого Геристратия. Скорее на паперти, у самого входа, у стен храма.

И все же молодому человеку пришлось пару раз обойти весь храм, прежде чем в самом конце ограды удалось приметить слепого старика. Слепых-то хватало — сидели молча, протянув руки. Проходивший мимо народ, надо сказать, подавал не очень — так, иногда убогим что-то перепадало.

Александр в задумчивости остановился: и как тут найти нужного человека? Просто позвать? А собственно, почему бы и нет?

— Геристратий! — проходя мимо слепцов, несколько раз повторил Саша.

Ага! Вот один из нищих — сгорбленный, классического убогого облика старик с длинной седой бородой и в рубище, дернулся, приложил руку к уху.

— Ась? Кто тут упомянул Геристратия?

— Просто моя супруга велела подать милостыню именно ему…

— Ну, я Геристратий… Подавай.

— И еще Сульпиций из Тапса передавал поклон, — положив в протянутую ладонь старика денежку, негромко добавил молодой человек.

— Сульпиций из Тапса? — Нищий кивнул. — Знаю, знаю. Это очень набожный и богобоязненный человек.

— Вот-вот, очень набожный…

— Ты вот что… Подожди меня, господин… — Повернув голову, Геристратий что-то шепнул соседу — неприятному, покрытому жуткой коростой типу, и с неожиданным проворством поднялся на ноги, опираясь на длинный загнутый посох. — Идем. Я провожу тебя, господин. Там, слева, растет шиповник… видишь?

— Да. — Саша скосил глаза. — Очень уютное местечко.

— Там и поговорим.

Старик двигался так, будто прекрасно все видел, хотя пару раз едва не наткнулся на прохожих. Ухмыльнулся:

— Просто я, мой господин, все здесь очень хорошо знаю. Мой родной дед, царствие ему небесное, когда-то служил звонарем в этой церкви. В старые еще, благословенные, времена, до того как… Ты ведь хочешь найти здесь единоверцев, мил человек? — понизив голос, быстро спросил слепой. — Иначе бы не передавал поклоны…

— Конечно хочу! Для того и отыскал тебя, клянусь Святой Троицей!

— Тссс! Не надо об этом так громко! — Геристратий испуганно отстранился. — Сульпицию я верю — пустого человека он не пришлет.

— Так как же мне найти…

— Слушай, мил человек, и не перебивай. В квартале бедноты есть улица Медников, там, рядом, на небольшой площади — фонтан, откуда местные жительницы берут воду. Рядом — женщина средних лет, продает свежую рыбу. Зовут ее Лидия, подойдешь в пятницу утром, скажешь, что от меня. Она и отведет в церковь. Запомнил?

— Квартал бедноты, улица Медников, фонтан, торговка Лидия, — быстро повторил Александр. — Все так, ничего не перепутал?

— Все так. — Старик неожиданно улыбнулся. — Счастья тебе, мил человек, и удачи. Храни тебя Господь в это трудное время!

— И тебе да поможет Господь!

Солнце садилось уже где-то за городского стеною. От высоких куполов храма, от колокольни вытянулись длинные черные тени, а в небе, меж ветвями раскидистого платана, уже серебрилась луна.

Простившись с нищим, Саша спустился с холма и быстро зашагал к доходному дому Деция Сальвиана. Темнело и следовало спешить — молодому человеку вовсе не требовались проблемы с ночной стражей.

Утром, отдав необходимые распоряжения в мастерской, Саша накинул на плечи теплый, с подбоем плащ, махнул рукой Весникову и зашагал к рынку. Странно было, что тракторист на этот раз с ним не напрашивался, да и вообще вел себя смирно, никого, как обычно, не критиковал, много не матерился, а лишь загадочно улыбался. Впрочем, Александру было сейчас не до Вальдшнепа; поглощенный своими делами, он и не заметил в напарнике никакой перемены. Нгоно — тот бы, верно, заметил, кабы Саша не нагрузил его в мастерской: пора уже было шить паруса, отрабатывая и жилье и авансом взятые у Сальвиана деньги.

Утро выдалось дождливым, мрачным, низкое серое небо затянули плотные облака, словно бы прижимая к земле плоские крыши домов, приземистые базилики и портовые склады. Поплотнее закутавшись в плащ, Александр прошелся проулками, стараясь срезать путь, держа направление на широкую виа Цезария, ныне переименованную в улицу Гейзериха-рэкса. Римляне строили на совесть, ничего не скажешь — до сих пор и брусчатка в полном порядке, и по обочинам портики да мраморные статуи, многие даже целые.

На этот раз молодой человек зашел на рынок с другой стороны, не там, где торговали скотом и людьми, а дальше, близ харчевни «У трех дубов», как и уговаривались с Мартыном. Парнишки пока нигде видно не было, и Александр, заглянув в харчевню, заказал бокал подогретого вина — согреться. Выпил, посидел, подумал — и взял еще один, чтобы уж точно не заболеть, простуды тут только еще не хватало!

Вкусное оказалось вино, впрочем, оно здесь всегда было вкусным и недорогим, скорее даже дешевым. Саша заказал бы и третий бокал, да не успел — увидел, как в дверь заинтересованно заглянул Мартын.

— Сальве! — Александр помахал мальчишке рукой.

Тот обрадованно подбежал, уселся на скамью рядом и зябко поежился:

— Сальве, господин. Я бы тоже от горячего вина не отказался.

— Узнал что-нибудь?

— А то!

— Эй, служка! — тут же подозвал молодой человек. — Еще два бокала.

Ну вот, все же пришлось и третий выпить.

— Вкусное вино, — блаженно прищурился подросток. — А вот кардамона в нем многовато. И зачем только кладут?

— Так в глинтвейн и положено — пряности.

— Куда, господин?

— Ладно… Давай говори, что узнал-то?

Узнал Мартын не так уж и много. Да ведь Саша-то, сказать прямо, не столько интересовался каким-то там ушлым рыночным шнырем, сколько своим поручением хотел привязать мальчишку к себе, имея в виду в ближайшем будущем поручить ему более важное дело: разузнать кое-что о работорговце Исайе и о том, куда уходят приглянувшиеся «черным плащам» рабы. Ну а для начала парнишка получил обещанный солид.

Как выяснилось, колченогий — звали его Мефодием — оказался дальним родственником купца, из тех, про которых говорят «седьмая вода на киселе» и на семейные торжества не приглашают. Зато используют на подхвате: кое-что разузнать, сбить цены и все такое прочее. К этому и сводилась добытая информация.

— И все? — ухмыльнулся Саша.

— Я еще, где этот Мефодий живет, знаю. Один доходный дом на виа…

— Ладно, ладно… Ты-то сам как мыслишь — мог этот тип украсть моего барана?

— Очень даже мог. — Парнишка пожал плечами. — Только ты вряд ли докажешь. Если и был баран, так уже продан или съеден.

— Да-а-а… — Александр скорбно покачал головой. — Опасные они типы, этот Мефодий да и родич его, торговец невольниками. Кстати, вот о нем! Мне вскорости понадобятся сервы…

— Для домашнего хозяйства? — понимающе кивнув, уточнил Мартын. — Или, может быть, у тебя, господин, имеется какая-нибудь латифундия? Ты ведь вандал, я вижу — говоришь как они да так же и выглядишь. И ручищи у тебя… Небось умеешь владеть мечом?

— Умею. — Саша не стал скрывать. — И не только мечом — разным оружием.

А парнишка-то оказался проныра! Ничего себе, проницательный, такому можно поручить по-настоящему важное дело.

— Тогда я не понимаю, зачем тебе покупать рабов на рынке? — искренне удивился подросток. — Нанялся в дружину… или нанял свою, взял в аренду корабль — все побережье твое! Лови рабов, сколько хочешь!

— Экий ты кровожадный. Лови…

— Так ваши почти все этим живут. Ну, разбоем. Нет, нет, господин, — тут же поправился парнишка. — Я понимаю, сейчас межсезонье. А рабы тебе нужны срочно. Так?

— Так. Вот я и хотел бы, чтобы ты еще кое-что для меня узнал… за три солида.

— За пять солидов, мой господин, я тебе луну с неба достану! — серьезно заявил Мартын и, цинично ухмыльнувшись, добавил: — А также узнаю, была ли святая Перпетуя девственницей или это про нее брешут.

— Ну, ты это, не богохульствуй! — выразительно нахмурился Саша.

— Да я так, к слову сказал, — опасливо отозвался подросток.

— Сиди уж — к слову… Ты сказал — пять солидов?

— Ну да. — Мартын заинтересованно кивнул.

Александр качнул головой, допивая остатки вина из бокала. Прищурился:

— А позволь спросить — зачем тебе деньги?

— А твое какое дело, мой господин? Ой… я вовсе не это хотел сказать, вовсе не это!

Серые, широко распахнутые глаза паренька пристально следили за покатившимся по краю стола золотым кружком.

— Мне нужно знать все о рынке рабов…

— О господин! Он необъятен!

— О тех, какими торгует Исайя. Какова их реальная цена? Конкретно кто сколько стоит — мастеровые, девушки и прочее.

— Ну, это понятно. — Мартын опустил ресницы и негромко добавил: — Вообще-то деньги мне нужны, чтобы сестру выкупить. Ее как раз Исайя кому-то и продал. Нет, господин, ты не подумай — вряд ли в наложницы, они-то все должны быть, как это говорят, в теле. Такие дородные матроны с титьками, как две дыни. А моя сестрица, увы, лишена всего этого богатства. Зато она очень искусная вышивальщица. После смерти отчима ее и обратили в рабыни за долги, по суду. Меня тоже хотели, да я сбежал… если бы с сестрой к одному хозяину, тогда бы другое дело, а так, когда не знаешь, к кому попадешь…

— Н-да. — Саша пригладил растрепавшуюся шевелюру. — Видать, не сладко тебе живется.

— Да уж, не сладко. Что придется ем, где придется ночую. Как шелудивый пес. А сестрицу бы выкупил — мы бы прокормились. С ее-то мастерством! Сняли бы комнату в доходном доме…

— Вот тебе три солида, — тут же отсчитал молодой человек. — Итак, Исайя и его рабы. Цены и… самое главное, — Саша понизил голос, — говорят, некоторых невольников у него забирают «черные плащи». Осторожненько выясни: каких и куда?

— Сделаю, — прибрав денежки, серьезно заверил подросток. — Заодно и сестру поищу. А осторожности меня учить не надо, господин. Я и так осторожный. Когда доложить?

— Как будет что. — Александр пожал плечами. — Не стану тебя подгонять, но… конечно, хотелось бы побыстрее.

— Тогда хоть завтра! Сразу после вечерни, здесь же — идет?

— Идет, — улыбнулся Саша. — Только… успеешь до вечера-то?

— Что-нибудь да выясню, господин.

Мартын ушел, сияющий и довольный — даже три из обещанных пяти солидов были для этого парня поистине гигантской суммой. Правда, чтобы выкупить из неволи искусную вышивальщицу, не хватит и тридцати! Да еще захочет ли ее продать хозяин?

В мастерскую молодой человек вернулся в приподнятом настроении — дело, ради которого он явился сюда, сдвинулось с мертвой точки. Только бы не сглазить.

— Узнал чего? — сразу же оживился Нгоно. — Неужели?

— Кое-что известно. — Александр скромно наклонил голову. — И совсем скоро, я полагаю, мы наконец сможем их локализовать.

— Даже так? — Инспектор хлопнул в ладоши.

— Так. Помнишь, я тебе вчера говорил про одного местного паренька?

— Про того воришку? Стоит ли тратить на него деньги?

— Полагаю, что стоит. — Саша улыбнулся. — Хотя поглядим. Завтра с утра я иду в церковь…

— Ты же вчера вроде был?

— В католическую церковь, друг мой. Думаю, и там можно напасть на какой-то след — подполье есть подполье!

— Мне идти с тобой?

— Нет. Не стоит их пока пугать лишними людьми… извини, если обидел. А где, кстати, наш друг тракторист?

— Наш друг тракторист надумал выучить латынь! — неожиданно расхохотался Нгоно.

— Латынь?! — Александр изумился. — Да неужели? А тебе не показалось, случайно?

— Да нет, не показалось. Сегодня с утра он выспрашивал у меня слова. Пока только совсем простые — добрый день, хорошо, очень хорошо, еще…

— Молодец! — одобрительно кивнул Саша. — Честно сказать, не ожидал от него… Да-а… Даже вроде бы давно и хорошо знакомые люди иногда оказываются совсем не такими, как о них думаешь.

Весников встретил их в апартаментах — лежал, вытянув ноги, и улыбался своим мыслям.

— Говорят, ты, Коля, иностранные языки учишь? — с порога поинтересовался Александр.

— Да ну тебя! — смущенно отмахнулся тракторист. — Чего тут еще делать-то? Паруса шить, ясен пень, я не мастак — как-никак по другой специальности. Саня! А ведь хороший город. Красивый такой… на Ялту похож чем-то.

— А ты, Николай, бывал в Ялте-то?

— Бывал один раз, по профсоюзной путевке. Да я ж тебе рассказывал — забыл, что ли? Слышь, может, нам и не торопиться домой-то? Деньги пока есть… Да и мужик этот, Сальвиан, заплатить обещал. Он вообще кто? Этот, как его… менеджер?

— Ну да, Коля — менеджер. Генеральный.

— Во, я и говорю — барыга! — Весников выглянул в окно, посмотрел на уже начинающее темнеть небо и улыбнулся. — После ужина пойду-ка пройдусь перед сном.

— Тут не вполне безопасно, Коля! — решительно предупредил Александр. — Лучше уж сиди дома.

— Дома скучно. А я тут, недалеко… во дворе только. На лавочке в садике посижу, о жизни подумаю.

— Ну, если во дворе…

— Да, тут… Ну не могу я день-деньской в четырех стенах. Тошно! Ты вон, Санек, где-то шляешься, меня с собой не берешь, не зовешь даже…

— Ладно, ладно, — махнул рукой молодой человек. — Иди гуляй себе в саду, дыши воздухом. Недолго нам уже тут осталось.

— Жаль, — искренне вздохнул тракторист. — Когда я еще на югах побываю? Никогда, наверно…

Что ж, определенная логика в его словах имелась.

После сытного ужина — чечевица, рыба, бобы, сыр, оливки, ну и вино, конечно же, — Весников ушел в сад, а Нгоно с Сашей принялись строить дальнейшие планы. Мало было найти место дислокации калечащих прошлое и будущее хмырей, нужно еще туда попасть, а там уж думать — как все, к чертовой матери, взорвать да убраться! Да и еще прихватить с собой Катю с Мишкой… Ведь живы они, живы — Александр почему-то был в этом убежден, будто чувствовал. Наитие, что ли…

Расположенный в северо-западной части города квартал бедняков одним краем выходил к морю, а другим — к старому кладбищу, помнившему еще кровавые ритуалы пунов и неизвестно каким чудом пережившему и римское, и вандальское нашествия. Особо пышные надгробия, конечно же, пострадали, да и ограду наполовину растаскали на кирпичи. Именно здесь, в зарослях лозняка и ивы, лет тридцать назад выстроили небольшую часовенку Святого Валентина, ныне считавшуюся заброшенной, однако те, кому нужно было, знали, в какое время здесь происходят службы. Разумеется, католические, подальше от любопытных глаз.

Сюда и привела Александра торговка рыбой Лидия — набожная пожилая женщина с добрым морщинистым лицом и поразительно светлыми глазами. Молодой человек встретился с ней на улице Медников у небольшого фонтана — как и было указано слепым Геристратием. Передал поклон, Лидия улыбнулась в ответ, попросив немного подождать, пока не продаст остатки рыбы. Впрочем, продала быстро, и вот всего полчаса спустя Саша оказался у часовни, где вот-вот должна была начаться литургия.

Собравшийся у храма народ — не много, всего с дюжину человек — с любопытством косился на незнакомую личность, не делая никаких попыток завязать разговор. Только вежливо здоровались, видать, излишнее любопытство здесь было не в чести.

Александр тоже здоровался, учтиво кивая в ответ. Как он понял, все ждали священника, который должен был вот-вот появиться. Лидия ушла, не дожидаясь богослужения, да и вообще среди собравшихся почему-то совсем не было ни женщин, ни детей, в основном крепкие молодые мужчины да пара юношей-подростков. Впрочем, очень может быть, что женщины и дети приходили сюда в какое-то другое время, по иным дням — что поделаешь, конспирация есть конспирация.

Солнце уж поднялось, на чистом светло-бирюзовом небе белели полупрозрачные перистые облака, однако здесь, в зарослях, еще царил полумрак, словно демонам ночи не хотелось уступать место светлому дню. Сильно пахло жимолостью, шиповником и каштанами — их жарили неподалеку, на склоне холма, и небольшой ветерок сносил дым сюда, к часовне.

Саша уже устал ждать: пора бы священнику и появиться, в конце концов, это просто невежливо, тем более здесь… Только он так подумал, как средь собравшихся прошелестел шепот:

— Идет! Идет! Отец Эльмунд!

Эльмунд! Молодой человек вздрогнул, услышав это имя, вдруг нахлынули воспоминания… Правда, ненадолго — высокий человек в черном плаще с накинутым на голову капюшоном, осенив паству крестным знамением, поклонился и, что-то сказав, вошел в храм. Туда же направились и все собравшиеся, снимая шапки, кланяясь и крестясь.

Честно сказать, Саша ожидал чего-то большего, нежели маленькая и тесная часовенка без всяких украшений, распятий, фресок, витражей. Узкие щели окон были наглухо закрыты ставнями, и лишь неровный свет десятка свечей разгонял тьму, а на небольшой жаровне сладко курился ладан.

Священник встал у амвона, не сняв плаща. Все затихли, и Александру вдруг показалось, будто в воздухе повисло какое-то напряжение, что вся здешняя атмосфера, полная таинственного шепота, переглядываний, подмигиваний, отличалась некой нервозностью, словно все собравшиеся явились сюда вовсе не на молитву, а за каким-то иным делом.

— Наконец мы собрались, братья! — вдруг произнес священник, что вовсе не соответствовало литургическому канону. — Собрались, чтобы покарать соглядатая, присланного мерзкими дьяволами. Какими именно, мы сейчас выясним… Держите его!

Саша даже не успел опомниться, как сильные руки схватили его, удерживая на месте так, что невозможно было пошевелиться. Одна мысль пока только и промелькнула: «Вот это попал!» И тут же — вторая: «Ошиблись? Или кто-то подставил?»

— Ты ведь явился из Тапса? — Отец Эльмунд откинул капюшон, но лица его все равно было не рассмотреть; в желтом дрожащем свете угадывались лишь борода да пышная шевелюра. — Отвечай!

Резкие, уверенные движения, звучный голос. Ага, вот священник повернул голову… Немолод уже, лет сорок пять. Борода светлая, а волосы почти седые.

— Да, я прибыл из Тапса, — отозвался Александр. — Это что, в ваших глазах преступление?

— Просто, видишь ли, один наш брат, отец Иннокентий из Тапса, предупредил нас о соглядатае — о тебе!

— И что же, он описал мою внешность? — хмыкнул молодой человек. — Назвал имя?

— Нет, но… — Святой отец неожиданно вздрогнул и запнулся, спустился по широким ступенькам, пристально вглядываясь в Сашино лицо. — А ну-ка, братья, дайте огня!

Священник высоко поднял поданную кем-то свечку… на руке его блеснул браслет… очень необычный браслет, кстати…

И вот тут-то Александр засмеялся, прямо-таки захохотал. Он сразу узнал этот браслетик, а точнее, швейцарские часы марки «Ориент», лет тридцать назад по местному времени подаренные им сыну своего побратима.

— Ну, здравствуй, отец Эльмунд, — резко оборвав смех, ухмыльнулся Саша. — Эльмунд, сын славного Ингульфа, сына Гилдуина. Смотрю, ты стал священником…