Через Великий лес

Глава 5. Бой и что было после

[Свободные земли: Ваар, Западные Берега. Яблоневые Равнины. Год 486 века Исхода, месяц Златоглавок.]

О битве в Лазурной Низине: Как бывало прежде, с востока пришло войско Проклятых, и вдвое больше, чем доводилось видеть. В Вааре спешно собираются все воины, кто поспел к сроку, из Сваттаргарда, и Кро'энхейма, и Рот'н'Марры, и земель майра-т — отовсюду. В Вааре же было место, которое называлось Лазурная Низина. Оно называлось так потому, что там рос цветок лазурное сердце, и нигде его не было так много, как там. И вот там собирается войско, чтобы встретить Проклятых. Сходятся с Проклятыми, майра-т на свирепых саргайтах, и кро'энхи, и дэйхем, не знающие страха, и колдуны, и жрецы, по слову которых возгорался огонь, и поднимались смерчи, и текли воды, и бьются много дней подряд. Многие пали там, а многие добыли себе славу при жизни. Пал юный король Логворсар, и весь народ оплакивал его, ибо он был бесстрашный человек, и все его любили; а ему было только шестнадцать зим. Пал король Лоньяринт, и все его сыновья, и Аттарлинт Безумец, которого он не пожелал назвать сыном, и много горя было в Вааре. Пал и Сурвейк, король кро'энхов, и ему наследовал его сын, Иртагиртиль. Пал и Ирги-ек, король Рот'н'Марры. Ему наследовал его старший сын, Вара-ен. Когда же проводили своих сородичей, кто какому богу служит, возвращаются домой. Век Исхода, год 482Книги Порядка Имён

Много зим в ночной темноте, натянув до бровей одеяло, Скай воображал себе самое страшное. Но в жизни, под чистейшей голубизны небом и жарким солнцем, когда пчёлы жужжат в цветах и сладко пахнут ранние яблоки, это было куда страшнее. Проклятые шли по этому знакомому, прекрасному миру, будто уродливая многоножка по расшитым шелкам.

Красотка тревожно зафыркала. Скай не выдержал и зажмурился, но увиденное так и осталось стоять перед глазами. Уродливые фигуры ростом с человека, чуть крупнее, а двое, кажется, высотой едва не с хозяйский дом. Непохожие один на другого, но все как будто изломанные, смятые, а потом небрежно слепленные заново очень неумелым мастером: несоразмерные кособокие, горбатые тела, длинные руки, ноги тонкие, как паучьи лапки. Они походили на детские поделки из глины, расплывшиеся тестяные фигурки. Они казались бы даже смешными — если бы не были настоящими.

Они, несомненно, были настоящими — из плоти, костей и доспехов, слепленных вместе. Если приглядеться (Скай не желал приглядываться), отсюда можно было различить лица. Некоторые — почти как человеческие, только тупые, мёртвые, с бессмысленно раззявленными ртами. У других вместо лиц было какое-то неприглядное месиво из стали, мяса и зубов.

Но самое страшное было в том, как они двигались. Медленно, но неотвратимо, не издавая ни звука, ни крика, ни хрипа, только гул тяжёлых шагов, шуршание волочащихся по земле мечей — и всё.

Скай не мог вздохнуть. Не мог заставить себя открыть глаза, не мог разжать пальцы и выпустить узду Красотки, которая недовольно бодала его горячей мордой. Он не чувствовал жара ёлайговой чешуи, ничего — только смертный холод страха. Он знал, что никогда не сможет с ними биться, как пристало бесстрашному воину — не сможет даже взглянуть на них, он немедленно умрёт.

Потом твёрдая рука легла ему на плечо.

— В первый раз все чувствуют то же, что и ты, — сказал Мельгас тихо, так, что Колдун не мог их слышать. — И я чувствовал то же. Когда увидел своего первого, меня такой страх взял — дохнуть не мог, не то что меч поднять. Но страх проходит. Ты помни главное: они из мяса. Порубим их как следует — не встанут. Делай то, чему мы тебя учили. Ты не один.

— Смотрите-ка, сработало, — с мрачным весельем сказал Колдун. Сорвал с низкой ветки яблоко посимпатичнее, откусил и сморщился. — Ну и кислятина…

Скай заставил себя открыть глаза. Проклятые больше не тащились, как муравьи, вниз по склону холма. Они бежали — кто быстро, кто помедленнее, а кто едва ковылял на паучьих ножках — к Файгарову подворью. Сперва Скай не мог понять, в чём дело, но потом догадался: пыльные призраки! Приманка Колдуна сработала: Проклятые гонялись за призраками, будто кошки за мышью. Но удары тяжёлых мечей и кривых лап рассеивали пыльный столб на один миг, а потом призрак стягивался обратно и спешил прочь.

Скай заметил мечущуюся по двору перепуганную курицу и не успел даже пожалеть её: в следующий миг она, как по волшебству, превратилась из живой птицы в кровавую лепёшку под ногами Проклятого. Ская замутило, и он перевёл взгляд на восток, лишь бы ничего этого не видеть. Фир-энм-Хайт. Отец. Нэи. Тальма. Думай о самом лучшем, что ждёт там, на востоке. Имлор Многоликий, если только я увижу свой город ещё раз, я больше не стану ныть…

— Надолго их это не удержит, — заметил Колдун мрачно. — Что-то ваше могучее войско не торопится.

— Кто-нибудь из моих людей скоро будет здесь, — твёрдо сказал Мельгас, взглянув на солнце и прикидывая в уме, сколько часов прошло. — Тебе недолго осталось продержаться, колдун.

— Вам-то легко говорить…

Пыльные призраки и правда переставали занимать Проклятых. То один, то другой начинали своё неотвратимое муравьиное движение прочь со двора.

— Да уж, Лерре, — проворчал Колдун, поднимаясь во весь рост, — опять нам с тобой делать всю грязную работу.

Лерре не ответил. Он сделал широкий круг, снизился над подворьем и принялся с гнусным карканьем пикировать на разбредающихся Проклятых, целя в глаза. Проклятые тянули к нему руки и поворачивали головы, но забывали о нём, едва он отлетал на безопасное расстояние.

Колдун заговорил на Колдовском Наречии так быстро, что нельзя было ничего разобрать. Он то и дело рассекал посохом воздух, будто отдавал приказ невидимому войску, а в ответ по всему подворью срывались с места и пускались в дикий пляс вилы, мётлы, кадушки, поленья, кочаны с капустных грядок и даже несчастное вишнёвое деревце. Проклятые набрасывались на всё подряд, ловили, ломали и отшвыривали обломки прочь, попутно снося плетни и вытаптывая огород, и Скай с болью думал, сколько во всё это вложено любви и труда и каково Файгару будет вернуться к своей загубленной земле в самый урожай.

Колдун тем временем начинал уставать. Он задыхался и обливался потом, будто каждое полено поднимал собственными руками. Насколько его сил ещё хватит, подумал Скай, и его затошнило снова. И что мы будем делать, когда они кончатся совсем, его силы…

— Смотри, вон там двое почти со двора ушли!

Колдун выругался и забормотал что-то другое. Поднял посох с таким усилием, точно он из железа отлит, — и Скай увидел, как над колодцем поднимается, как гигантская дождевая капля, колышущийся шар воды, плывёт по воздуху к бредущим по грядкам Проклятым, обрушивается на них разом, превращая мягкую землю в грязь. Колдун всадил посох в землю и повернул — и грязь втянула ноги Проклятых, как болото.

— Но они же выберутся… — начал Скай несмело, но Мельгас одёрнул его:

— Раай-сар.

Колдун опустился на одно колено и коснулся ладонью травы. Опять было похоже, будто он молится, но Скай знал: это он собирается с силами. В следующий миг волна холода накрыла Ская, Мельгаса и ёлайгов, так что он даже вздрогнул от неожиданности. Листья на ближайшей яблоне съёжились, будто побитые заморозком, и яблоки сделались полупрозрачными. В том месте, где рука Колдуна касалась земли, трава побелела от инея, и эта инеистая дорожка бежала прямо к грядкам, где двое Проклятых бессмысленно барахтались, вмёрзнув в лёд.

Вот это да! Если такое может сделать один-единственный колдун, то что же могут двести! Понятно теперь, что все их так боятся…

Только вот было похоже, что Колдуну всё это обходится дорогой ценой. Он стоял, сгорбившись и цепляясь за посох, весь дрожал и лязгал зубами, как в жестоком ознобе. Скай сделал неуверенный шаг к нему, не зная, чем помочь.

— Колдун…

Но тот посмотрел на него с яростью, и лицо у него было… страшное. Такое, что Скаю захотелось отвернуться, как от Проклятых.

— Замолчи, раай-сар, и не мешай ему, — вполголоса велел ему Мельгас, но смотрел он в другую сторону. — Разведчик!

По посадке и сложению Скай издалека узнал Эльрита.

— Они его тоже увидят!

— Нет, — прошелестел стариковски-слабый голос Колдуна. — Я его… накрою. Есть… заклятье…

Мельгас живо обернулся к нему.

— Ему пятнадцать зим. Он мой лучший наездник.

Колдун не ответил. Он закрыл глаза и больше не шевелился, только лицо то и дело искажалось от напряжения.

Эльрит достиг холма на перепуганном ёлайге, сам белый как снег, с огромными от ужаса глазами. Он тоже никогда прежде не видел Проклятых. Эти были его первые.

— Раай-Мельгас, — начал он, но осёкся, и Скай заметил, как прыгает у него челюсть.

— Хермонд привёл войско к холмам-близнецам? — спросил Мельгас, не дожидаясь, пока разведчик справится с собой. — Новых приказов нет? Мы выведем их прямо между холмами?

— Д-да. И ещё командующий Хермонд приказал мне немедленно доставить к нему раай-сара Скаймгерда и… — Эльрит взглянул на Колдуна и тут же отвёл глаза, — и чужеземца… Раай-Хермонд приказал мне без них не возвращаться… но…

Подворье Файгара было слева от него, и он старался даже не поворачивать туда головы. Скай прекрасно знал, о каком «но» он думает.

— Они нас увидят, стоит нам сдвинуться с места, — процедил он сквозь зубы. — Погонятся за нами. Всё получится, как и задумано.

— Нет, — отрезал Мельгас. — Никто не задумывал рисковать твоей жизнью. Нам следует разделиться. Я поеду по дороге, а вы выждете и…

— Не стану я прятаться, пока…

— Замолчите вы оба, — прошипел Колдун, и все испуганно посмотрели на него. — Мы поедем вместе. Мальчишку я накрою заклятьем. Обоих мальчишек.

— Поедем? На чём ты поедешь, на Лерре полетишь?

— Поменьше болтай и садись в седло. Они нас уже заметили.

Скай, обмирая, оглянулся на Проклятых. Трое из них бежали к холму, задрав свои уродливые рожи.

Больше никто ни о чём не спорил. Мельгас, Скай и Эльрит оседлали ёлайгов, Колдун, поведя посохом, заставил землю вздыбиться, приняв форму не то лавки, не то бревна, уселся на неё верхом как ни в чём не бывало и первым помчался вниз с холма. Наколдованный бугор перекатывался под травой, будто забравшаяся под половик кошка.

Всё время, пока они скакали по дороге, не заботясь о том, чтобы беречь силы ёлайгов, Скай не оглядывался, но слышал за спиной и чувствовал костями тяжкий топот. Он не думал о сражении и о том, что бегство позорно. Он хотел только поскорее увидеть знакомые лица, и всё.

Он увидел их, едва перевалили через гребень холма. Шлемы, щиты, копья, кольчуги с железными накладками на груди. Кто-то крикнул лучникам:

— Не стрелять!

Ёлайги, вывалив языки, перешли на шаг, остановились. Колдун спешился вместе со всеми: спрыгнул со своего скакуна, и тот мгновенно ушёл в землю. Мельгас и Эльрит шли от него с двух сторон, и Скай вдруг понял: Колдуна ведут под стражей, а все суеверно отводят от него глаза и складывают охранительный знак.

Потом он понял, что под стражей ведут и его. Позади ряды воинов смыкались, восстанавливая построение. До него долетали обрывки фраз:

— Мельгас жив! Хвала Имлору!

— Ты погляди на раай-сара… Что с ним такое приключилось?

И, чуть тише:

— И мразь чужеземную привели…

Ещё вчера Скай был бы счастлив оказаться здесь. Был бы горд. Боялся бы встречи с Хермондом. Но сейчас ему было всё равно. Что с того, даже если старик и примется вопить и злиться? Пусть. Я готов хоть на всю жизнь остаться ребёнком, не имеющим права слова, и каждый день выслушивать нравоучения Хермонда — пусть только окажется, что Проклятые мне примерещились…

— Что ты здесь делаешь? — было первое, что сказал Хермонд. — Кто выпустил тебя из города, Сурвур?

— Никто. Старый Злыдень испугался колокола, и… нас никто не выпускал.

Ему казалось, что слова теряют смысл, едва слетают с языка. Какая теперь разница, если Проклятые уже здесь…

И они были здесь. Скай слышал по крикам. И видел по посеревшему лицу Хермонда.

— Я буду сражаться. Ты слышал, Хермонд, отец взял с меня слово. Только… дай мне меч.

— Меч?! — рявкнул Хермонд. — Благодари Имлора, что я не высек тебя на глазах у всего войска! Будь у меня время, я бы связал тебя и отвёз в город, как…

— Будь у меня время, я бы посмотрел, как у тебя это получится! Но они уже здесь, дай мне меч, Хермонд!

— Ты ещё ребёнок, — отвечал Хермонд, хмурясь, и это прозвучало куда обиднее криков. — Мельгас, Хват, оставайтесь всё время с ним. Не давайте ему шагу ступить.

Скай не успел больше сказать ни слова — Хермонд был уже далеко, а Хват хмурился на него с высоты своего роста.

— Эх ты, — пробасил он. — Курёныш, а туда же…

Скай вспыхнул от обиды и гнева, но Мельгас велел ему с другой стороны:

— Бери свой щит.

И пока он снимал, путаясь в плаще и ременной петле, щит и прилаживал его на руку, дремотный солнечный день вокруг раскололся. Всё потонуло в оглушительном грохоте и задвигалось. Скай и глазом не успел моргнуть, как прямо перед ним оказалось лязгающее, топочущее, орущее месиво из людей и Проклятых, летящих стрел, поднимающихся и падающих мечей, копий, уродливых рук.

Под рёбрами у Ская заворочалось что-то колючее, а он стоял, онемев, оглушённый толчками крови в ушах, и смотрел, как из месива вырастает огромная кособокая фигура ростом с амбар. Он видел молотящие руки со скрюченными пальцами и вмятыми в плоть остатками латных перчаток, свешивающуюся набок голову с раззявленным ртом и бессмысленным глазом, обшаривающим мельтешащих под ногами людей. Скай смотрел, как непомерная ручища расшвыривает воинов, как игрушки, не обращая внимания на вонзающиеся в неё клинки. Он смотрел, как огромная ступня накрыла упавшего, и откуда-то из-под неё раздался короткий и страшный визг, похожий на поросячий. Он смотрел, как тень Проклятого накрывает его, и не мог пошевелиться.

— Беги! — услышал он как будто сквозь вату.

Чей-то клинок просвистел у него прямо перед лицом, отрубив два пальца на протянутой исполинской ручище. Кто-то сгрёб Ская за шиворот, как котёнка, и поволок прочь, рыча, и Скай узнал голос Мельгаса. Хват прокричал совсем близко:

— Подрубим ему ноги!

Мимо с криками промчались люди, кто-то задел Ская на бегу. Что-то тяжёлое обдало ветром щёку; Скай запоздало понял, что это был меч ещё одного Проклятого, но Мельгас отвёл его удар и кричит:

— Беги, раай-сар! Беги на восток!

Скай хотел сказать, что не станет отступать, что будет сражаться. Мимо пронёсся Вийнир, неузнаваемый, страшный. Что-то толкнуло Ская с такой силой, что он растянулся на земле и оказался лицом к лицу с Квиаром. Квиар беспомощно разевал рот, точь-в-точь как выброшенная на берег рыба. Это было бы очень смешно, если бы не кровь и пальцы, скребущие землю. И из его живота торчало… и тянулось, и…

Нельзя смотреть, подумал Скай с тошнотой. Нельзя думать. Ему казалось, что он задыхается. Он рванул заколку, отшвырнул плащ Мельгаса, запутался в нём рукой. Кто-то споткнулся о него и упал с громким проклятьем. Нельзя лежать и ничего не делать…

Потом Скай увидел меч. Меч Квиара. Он ему больше не нужен, а мне… Он и тебе не нужен, сказал холодный голосок ему в самое ухо. Ты беспомощный малыш. Ты покойник. Может, и уцелеешь, если прикинешься мёртвым. Если не раздавят в лепёшку. Если…

Он приподнялся на четвереньках и увидел совсем рядом Хермонда. Старик хромал, и в левом бедре у него засел… нож? коготь? Вот он не удержался и упал на одно колено, и тут же Проклятый обрушил на него иззубренный, бревноподобный меч. Хермонд всегда бился двумя клинками и щита не носил, и сейчас тоже принял удар на клинок. Скай отчётливо слышал хруст, не знал только, железо это или кости.

Он схватил меч Квиара за липкую рукоять. На первом шаге споткнулся, но оставшиеся шесть пробежал. Не целясь, не помня ничего из того, чему его учили, воткнул меч Проклятому в бок, всем весом навалился на крестовину. Лезвие заскрежетало и вывороченные кости и застряло. Проклятый потянулся к Скаю свободной лапой, но тут же лапа покатилась прочь по земле, а за ней и уродливая башка. Хват и Эльрит с двух сторон подхватили Хермонда под руки, и кто-то из них крикнул:

— Раай-сар, быстрее!

— Сейчас, только меч вытащу…

Меч застрял, и ему пришлось поднатужиться. Из раны полилась густая чёрная жижа, воняющая тухлятиной, и Ская стошнило. Если бы какому-нибудь Проклятому вздумалось напасть на него сейчас, он и пальцем не сумел бы шевельнуть.

Когда Скай наконец разогнулся, дрожа и вытирая рот, Хермонда рядом уже не было, и вообще никого живого. В траве лежали вперемежку люди — изжёванные, изломанные — и Проклятые — изрубленные на куски, и то, что было изрублено недостаточно, до сих пор шевелилось. Нельзя было шагу ступить, чтобы под сапогом не хлюпнуло. Ская затошнило опять.

Он видел, что Фир-энм-Хайт берёт верх. Проклятых осталась жалкая горстка, и теперь с ними бились по четыре человека сразу.

Все, кроме Колдуна. Колдун бился один на один.

Скай обмер: с посохом-то! Да разве с демоном справишься какой-то кривой палкой!

Скай готов был сорваться с места, но тут что-то схватило его за лодыжку. Он оглянулся, увидел с ужасом безногого Проклятого, волочащего по земле отвалившуюся челюсть. Попытался ударить по гнусной лапе, потерял равновесие и грохнулся. Окровавленный меч вылетел из пальцев.

Поначалу ему было не страшно, только досадно. Он пнул сапогом по лапе Проклятого, по бесформенному лицу, попытался дотянуться до меча. Но всё было бесполезно. Хватка Проклятого делалась всё сильнее, потом к одной безжалостной лапе прибавилась и вторая. Больно стало уже всерьёз.

Он просто оторвёт мне ногу, подумал Скай, мертвея от ужаса. Он не может отгрызть её, поэтому будет тянуть и ломать, пока не оторвёт, как кукольную. Он завопил. Он вырывался, молотил пяткой по впивающимся в лодыжку пальцам, тянулся за мечом — тот был совсем рядом. Но ему делалось больнее и больнее, ему чудился треск коленного сустава, и в конце концов он зажмурился и заплакал.

Что-то клацнуло, хрустнуло, хватка гнусных пальцев сразу ослабла. Скай увидел сквозь слёзы, как Злыдень, утробно курлыча, отгрызает Проклятому голову тоже.

Колдун, подумал Скай, хватая меч и вскакивая. Держится ли ещё Колдун?

Он держался, хоть и посерел от усталости. В левой руке он держал посох (ни царапины, удивился мельком Скай), а в правой — меч, призрачно-бледный, полупрозрачный, как стрекозиное крыло.

— Колдун! — завопил Скай и бросился к нему.

Колдун только бросил в его сторону:

— Пошёл прочь!

Но мало ли что он там кричит — ясно же, что ему не справиться в одиночку. Колдун защитился от удара Проклятого, от призрачного меча брызнули льдистые искры. Нельзя было упускать момент. Скай замахнулся пошире для удара, но Проклятый не глядя отшвырнул его щитом.

Удар был такой силы, что в голове загудело, как в колоколе. Скай выпустил меч из рук и грохнулся так, что хрустнула шея.

Он попытался сесть, но было непонятно даже, с какой стороны земля. Во рту был привкус железа, было больно дышать, перед глазами всё двоилось, а правый к тому же заливало что-то горячее.

Скай вытер лицо рукавом. Он видел, что Колдун больше не может держать удар, отступает, уворачивается. Он видел, что Проклятый лишился левой руки и щита, но двигается с прежним проворством. Он видел, как Колдун ускользает от удара в сторону, оказывается лицом к Скаю, смотрит на него расширившимися глазами. Он выкрикнул что-то — на Смолкшем Наречии, наверное, с навершия его посоха сорвался чёрный сгусток, маслянистый на вид, и просвистел у Ская над головой. Прежде, чем на Ская рухнуло обезглавленное тело, он успел увидеть ещё, как опускается, гудя в воздухе, тяжёлый меч, а призрачный клинок истаивает у Колдуна в руке.

Проклятый — уродливая груда мяса с торчащей наружу сталью и изливающейся смердящей жижей — был так тяжёл, что Скай не мог вздохнуть. Ему даже правую руку не удавалось высвободить, не то что себя целиком. Правый глаз заливала кровь, и он яростно заморгал. Какого беса ты мне не поможешь, Колдун! Потешаешься, поди, как в тот раз с крысой…

Какие-то люди с криками промчались мимо, а когда скрылись из виду, Колдун стоял один, а его противник лежал изрубленным на куски. Колдун казался очень задумчивым. Он уронил посох, одним мягким движением опустился на колени, будто собирался поднять его, — а потом упал лицом вниз.

— Колдун!

Скай попытался левой рукой ухватиться за траву. Зелёная трава, бурая кровь, белая сталь меча. Зелёный плащ Колдуна, бурая кровь, светлые волосы. Скай слышал в отдалении крики, лязг, топот, но вблизи была только тишина.

— Колдун! Кто-нибудь, помогите ему!

Он слышал, как Лерре каркает в высоте. Потом чешуйчатая морда дохнула ему в ухо раскалённым смрадом.

— Злыдень! — воскликнул Скай, чуть не плача от радости, и вцепился как мог в подпругу, обжигая костяшки об ёлайгов бок. — Молодец, Злыдень! Молодец! Пошёл!

Злыдень налёг, Скай изо всех сил заизвивался, как червяк, раздирая сарту о тело Проклятого, и спустя ужасный миг выбрался. Вскочил, запнулся о собственную ногу, упал коленом прямо на расколотый щит, подполз к Колдуну на четвереньках.

— Колдун!

Он лежал без движения, только пальцы пытались нашарить посох. Кровь Ская закапала на его руку, и Скай поспешно вытер лицо. С трудом перевернул Колдуна на спину, тот сморщился, охнул и очнулся. Плащ и рубаха на левом плече почернели от крови, но самой раны Скай не видел.

— Он сильно… сильно тебя задел? — пролепетал Скай, но Колдун смотрел куда-то мимо него.

— Я вернул… должок, — сказал он очень невнятно.

— Что?

— Оставь же ты меня… наконец в покое…

Сердце у Ская сжалось так сильно, что казалось — вот-вот разорвётся.

— Подожди, я приведу кого-нибудь… мы тебе поможем…

Он вскочил, дико озираясь. Где-то за холмом раздался гулкий удар от падения огромного тела, а следом — многоголосый победный рёв. Но вокруг были одни мертвецы, среди них рыскал лишь Злыдень.

Так ли выглядела после победы Лазурная Низина, где остались все мои родичи, кроме отца?..

— Раай-сар! Раай-сар Скаймгерд!

Скай встрепенулся и побежал на голоса, не заботясь о том, чтобы вытереть слёзы.

Скай сидел на нагретой солнцем крыше лодочного сарая, не желая смотреть, как суетится город. Праздничные ленты реяли на ветру без дела, прилавки для фермеров стояли пустыми, и на помосте для музыкантов никого не было. До того ли? А на свирели и вовсе играл на праздниках Квиар…

Скай укусил себя за руку. Не думай об этом, приказал он. Думай о другом. О… о море. Какое оно сегодня весёлое и искристое. Где-то за морем на востоке стоят могучие Стальные Врата, и там собираются со всех Западных Берегов войска, чтобы биться с Проклятыми. А Проклятые взяли и сперва ударили на Западе…

Мы победили, твёрдо сказал себе Скай. Что с того, что они ударили? Город цел, и потери не такие уж большие… Но ему мерзко было называть Квиара «потерей».

Да и на победу, какой она представлялась Скаю, было вовсе не похоже. Никто не горланил песни, не поздравлял друг друга. В городе вообще голосов было не слышно, только собаки время от времени принимались выть — чуяли дым. Да ещё чайки кружили у Ская над головой с заунывными криками.

В целом он был доволен своим укрытием. Если не считать палящего солнца. И если на юг не смотреть, конечно. На большом утёсе, нависшем над морем, к югу от причала, рядом с храмом, складывали погребальный костёр. Большой — чтобы всем тридцати хватило места.

Скай даже головы не поворачивал в ту сторону. Он не хотел сейчас думать о братьях, троих родных и двух двоюродных, о деде Белиаре, о деде Файгаре с бабкой Сэйлико и о том, как их всех положили на костёр в Лазурной Низине. Скай дорого дал бы, чтобы только не выходить к Прощальному Утёсу нынче вечером. Он знал, что если ещё раз увидит мёртвого Квиара, станет полоумным, как старуха Вайна.

К городу он тоже повернулся спиной. Тошно было смотреть, как тащат к Утёсу брёвна и несут на плащах убитых, чтобы жрецы подготовили их в последний путь. И всё это молча, деловито, будто (Проклятые) муравьи какие-то.

Так и следует. Так принято. Вот у матери получалось, а у меня — никогда. Пусть бы лучше они все рыдали, подумал Скай со злобой и уткнулся лбом в колени. Нэи вот рыдает — а мне и на неё глядеть тошно… Забраться бы в какую-нибудь… нору, где никто не найдёт, и просидеть там, зажмурившись и заткнув уши, до тех самых пор, как отец вернётся!

Да останется ли кто-нибудь жив, когда он вернётся?

Ветерок трепал его мокрые волосы. Восточный, с моря — летом частый гость. Но пройдёт всего месяц, и погода переменится: подуют яростные ветры с запада, и до самой весны корабли перестанут пересекать Полуденное море.

Отец сейчас, должно быть, уже у Стальных Врат. Во всяком случае — очень далеко и не знает, что произошло. Как ему сообщить? Успеет ли он до осени выслать помощь и согласится ли на это наместник? И справится ли город без этого? Если первый же бой стоил им тридцати человек — да ещё, наверное, умрёт от ран кто-нибудь из тех, кто сейчас лежит в караулке. Их там столько, что пришлось притащить из соседних домов лавки.

И раны. Скай никогда не видел таких страшных ран.

Он весь покрылся холодным потом, хотя сидел на самом солнцепёке. Ещё раз укусил себя за руку. Обозвал себя трусом, но это не помогло.

— Раай-сар!

Скай притворился, что не слышит.

— Эй, раай-сар!

Вот ведь пристал! Скай неохотно поднял голову и увидел внизу Вийнира. Он опять был в кольчуге, в пыльных сапогах и грязном плаще, разве что лицо умыл. Улыбнулся и помахал рукой — спускайся, мол. Скай вздохнул, но с крыши всё же слез. Спрыгнул в большие лопухи и отряхнул руки.

Вийнира считали удачливым человеком, и не зря: его даже не задело в битве, и он уже опять был на зависть бодр и жизнерадостен.

— Что ещё? — сердито спросил Скай.

— Командующий велел мне найти тебя, раай-сар, и отправить к нему. Он хочет поговорить с тобой.

Ему так не терпится отчитать меня за побег из города и за то, что в бою не послушал Мельгаса? Или ещё за что-нибудь? От Хермонда добра не жди…

— Я сейчас приду, — сказал Скай угрюмо. Ему не хотелось идти вместе с Вийниром, будто преступнику под стражей.

Вийнир и не настаивал. Он только кивнул и широким шагом направился к воротам.

Мгновение Скай колебался, но потом любопытство победило.

— Эй, Вийнир! — крикнул он и побежал следом. — Ты сейчас на Утёс идёшь?

— Нет, раай-сар. Командующий мне позволил только взять еды в дорогу, и я тотчас еду.

— Куда, на запад?

— Конечно. Без дозорных башен на Равнинах нам никак иначе не дать знать другим городам о Проклятых и как у нас всё вышло.

— Да, башни не меньше месяца будут заново отстраивать, — вслух подумал Скай, и Вийнир кивнул. — Ты возьмёшь Глупыша?

— Нет, он совсем вымотался. Мельгас позволил мне взять Счастливую Подкову, она ведь самая выносливая.

— Ты до самого Йенльянда поедешь?

— А там, может, и до Эйнатар-Тавка, если с Йенльяндом худо… или если ёлайги у них такие же хворые, как в начале зимы.

Скай присвистнул: это был долгий путь.

— А Хермонд уже отправил кого-нибудь к отцу?

— С этим ещё ничего не решили. Говорят, Сход соберут завтра, сразу после прощания. Бейнел вызывается на своей лодке, но ты сам знаешь — куда на ней через море-то… Прости, раай-сар, — спохватился Вийнир, — но я должен спешить.

— Доброй тебе дороги.

— Спасибо, — Вийнир поспешил прочь, но шагов с десяти весело крикнул через плечо: — Бьюсь об заклад, когда я вернусь, ты уже будешь Наречён!

Скай заставил себя улыбнуться в ответ, но от этих слов у него похолодело в груди. Я ведь уже Наречён. Без праздничной церемонии, без подарков, без застолья, без торжественной записи в городской Книге Порядка Имён. Наречён посреди глухого леса, сумасшедшим Колдуном. Изгнанником. Страшно даже представить, что в городе скажут, когда узнают. Засмеют? Застыдят?

Скай усилием воли стряхнул с себя оцепенение. Вийнир давно ушёл по направлению к стойлам, а Скаю предстояла беседа с Хермондом, и навряд ли приятная. Но не отвертишься. Скай прошёл окраинными улицами, чтобы ещё с кем-нибудь не встретиться, собрался с духом, вошёл в караулку и тихо встал у стены.

Чадили лампы. Караулка были выстроена недавно взамен старой, больно уж тесной, и стена всё ещё была занозистой и пахла смолой. Все остальные запахи были куда менее приятны: кровь, пот, палёное мясо, горькие травяные отвары, слабый, но безошибочно узнаваемый смрад Проклятых. В дальнем углу кто-то непрерывно стонал. Лилась в тазы вода из кувшинов. От лавки к лавке сновала старуха-лекарка и женщины, вызвавшиеся ей помогать. Они говорили ласково и тихо, точно с больными детьми. Одна из них улыбнулась Скаю, прежде чем выйти мимо него за порог с тазом, полным мутной бурой воды. Лицо было ему плохо знакомо, волосы убраны под платок с вышивкой по краю. У матери, помнится, был похожий, только светлый.

Скай сглотнул. Ему страстно хотелось сбежать. Он и так еле высидел, пока ему зашивали рассечённую бровь (теперь она была смазана какой-то вонючей мазью и не только болела, но и чесалась). Но, если не считать ещё двух страшных лиловых кровоподтёков (на груди — от удара щитом и на лодыжке — от пальцев Проклятого), Скай был цел. Он боялся не за себя — за Колдуна. Того положили на лавку под окошком, в стороне от других; там он теперь и лежал, безучастно глядя в потолок. Тётка Тальмы, маленького роста женщина, зашивала рану у него на плече. Её пальцы мелькали так быстро, не уследишь (она считалась в городе очень искусной пряхой), но лицо было бледным и испуганным.

— Скаймгерд Хайтере, — произнёс скрипучий голос.

Скай неохотно отыскал глазами Хермонда. Тот был ещё очень слаб (под спину ему подложили скатанный плащ, чтобы он мог сидеть), но глядел так же остро и колюче, как всегда. Правая рука висела на перевязи через плечо (значит, тогда кость хрустнула, а не клинок, вспомнил Скай и передёрнулся), раненая нога перевязана так туго, что колено не сгибается.

— Подойди сюда, — сказал он повелительно.

Скай разозлился. Вот раскомандовался, старый упырь…

Но он остановил себя. Хоть и упырь, он пока что командующий. Благодаря его решениям мы одержали победу. Он поверил моим словам. Позаботился о фермах. И в битве он был что надо. Увидев, как он отбивается, стоя на одном колене, никому бы в голову не пришло спрашивать, с какой стати Предводитель оставил командовать старика.

Эх, вот если бы Хермонд струсил, прятался бы за чужими спинами, ненавидеть его было бы так легко…

Скай пробрался мимо тесно составленных лежанок и остановился перед Хермондом. Старик долгое время изучал его свежую сарту, насупленное лицо (дурацкие зелёные пятна так с него и не отмылись), рану над глазом.

— Ты ослушался моего приказа, — проговорил он сухо. — Дважды. Но… в бою ты показал себя достойно. Всякий подтвердит это перед Предводителем. Я обязан тебе жизнью, раай-сар. Я это запомню.

Те, кто лежал поближе и был в сознании, ободряюще улыбались ему и кивали, и Скай знал, что должен радоваться, пыжиться от гордости. Ещё бы, любой мальчишка мечтает услышать такие слова, а уж от Хермонда! а уж когда тебя ещё даже не Нарекли…

Но меня Нарекли. Ох, если бы только отец был здесь, я бы объяснил ему…

Скай промолчал. Хермонд не сводил с него глаз.

— Твой друг, — сказал он взвешенно, — тоже хорошо показал себя. Я был бы рад поблагодарить его, но он не желает назваться. Может быть, ты скажешь мне, что он за человек и какого рода?

Мысли в голове у Ская заметались, как растревоженные осы. Хермонд его не узнал. Он ничего наверняка не знает кроме того, что Колдун… ну, колдун. Ещё можно извернуться, солгать что-нибудь спасительное… Знать бы только, что этот сумасшедший сам себя не выдаст…

Скай почувствовал, как разливается по жилам, будто яд, тоскливый холод. Глаза у Хермонда были тёмные, безжалостные, как острия стрел, и отвести взгляд, не вызвав подозрений, было нельзя. Но даже так, не глядя, Скай знал, что Колдун лгать не собирается и слушает очень внимательно.

— Этот человек — колдун, — сказал Скай во всеуслышание, с чувством стремительного падения. — По роду он из Фир-энм-Хайта. Его мать… изгнали. Забросали камнями на площади. Двадцать зим назад.

Стало очень тихо. Так тихо, что слышно было сонное жужжание мух и чаячий крик снаружи. Все смотрели на Ская, но больше никто не улыбался. Все лица вытянулись от суеверного страха. Руки делали охранительный жест.

— Да, — отрезал Скай, не желая стоять в этой мучительной тишине, — этот человек — колдун из Великого леса, и поначалу я тоже ему не доверял. Но за эти четыре дня он много раз спасал мне жизнь.

Молчание густело вокруг него, как вязкая глина.

— Изгнанных мы не преследуем, — произнёс в тишине зловещий голос Хермонда, — но позор падает на весь их запятнанный род. Ты ведь знаешь, раай-сар, что беззаконным запрещено возвращаться в город под страхом позорной смерти?

Скай закусил губу. Он был бы рад, если бы Хермонд ударил его. Конечно, я это знаю. Как я могу не знать, если столько зубрил с хронистом Прежний Закон?

Да вот только я об этом и не задумался, пока Колдун творил свои дурацкие заклятия, после которых едва жив остаётся, чтобы помочь чужим людям, которые рады его прикончить.

— Я знаю.

— Понимаешь ли ты, раай-сар, — продолжал Хермонд с напором, — что по Закону, хотим мы или нет, мы должны казнить изгнанника, если он дерзнёт вернуться?

Скай промолчал.

— А ты, колдун из Великого леса, знал, что тебя ждёт?

— О, — отозвался Колдун безмятежно, — разумеется.

— Но ты вернулся…

— Он вернулся только потому, что я его попросил! — вмешался Скай. — Слышишь ты? Это я его привёл! Я уговорил его нам помочь, иначе было не поспеть вовремя!..

Хермонд отмёл все его слова досадливым жестом.

— Его вины это не умаляет.

— Какой ещё вины?! — взъярился Скай. — О чём ты вообще говоришь? Он же не сделал ничего дурного никому из вас, так или нет? В чём он виноват? Он же спас вас всех прошлой ночью! Без него я бы не узнал о Проклятых, я бы не успел вас предупредить!

Но все таращились на него с прежним испугом, а Хермонд только поморщился.

— Даже если всё так, как ты говоришь, у нас есть законы.

Вот кто тут настоящий сумасшедший, а вовсе не Колдун. Скай отступил на два шага, дико оглядываясь по сторонам. Должен же хоть кто-нибудь понимать!..

— Вы что, оглохли? Колдун спас вас всех! Без него на Равнинах ни одной фермы бы не осталось, Проклятые бы… Ты не можешь вот так один решать, Хермонд… Или, думаешь, так проще? Так же, как ты хочешь от меня избавиться…

Вокруг изумлённо зашевелились: слыханное ли дело? Хермонд, однако, держал себя в руках.

— Остынь, Скаймгерд Хайтере. Ты говоришь бессмыслицу.

Но Скаю было всё равно, что о нём подумают. Он был так страшно зол, что слова вырывались у него помимо воли.

— Бессмыслица, да уж конечно! Да разве тут кто-нибудь сомневается, что из тебя Предводитель будет куда лучше, чем из меня? Только и рады будете, если отец…

— Довольно, — подал голос Колдун и сел, с трудом спустив ноги с лавки. — Не смущай добрых людей почём зря.

— Добрых людей?! — прорычал Скай, в возмущении оборачиваясь к нему. — Да уж куда добрее!.. Разве у нас в Фир-энм-Хайте есть такой закон, чтобы за помощь платить… вот так! Если бы хронист Ханагерн был жив, он бы вам сказал: — нет такого закона, чтобы можно было убивать кого тебе вздумается, Хермонд! А если бы и был — на что нам такой закон, с которым мы хуже Проклятых!

Но Хермонд был непреклонен.

— «Если же беззаконный дерзнёт вернуться, ничто да его не ждёт в Фир-энм-Хайте, кроме позорной смерти», — прочитал он по памяти, с глубоким удовлетворением. — Не один Ханагерн хорошо знал Прежний Закон, раай-сар.

Скай на шаг отступил к Колдуну.

— Что — хочешь и его тоже… камнями? Ну, попробуй! Дай только мне меч, и посмотрим тогда, так ли легко это у тебя выйдет…

Всё происходящее было так гнусно и нелепо, что Скай на самом деле ждал боя. Но никто не двинулся с места, в том числе и Хермонд (хоть он и побагровел от ярости).

— Замолчи! — прорычал он, ударив кулаком по дощатой лежанке. — Сей же час замолчи, не позорь себя, маленький глупец!

— Глупец, ну и пусть! Я не позволю тебе убить его без суда!

— Замолчи!

Снова повисла тишина. Скай испепелял Хермонда взглядом. Тот глядел в ответ ничуть не менее свирепо, но в конце концов сдался.

— Хорошо, — проговорил он, выровняв дыхание и морщась от каждого слова, будто от занозы. — Пусть будет по-твоему. В благодарность за его помощь, сегодня, в день прощания, никто не тронет беззаконного. Но он изгнанник по-прежнему. И если до завтрашнего утра он не уберётся из города в свой Лес, ему здесь не будет защиты.

— Завтра? — повторил Скай. — Хороша же у тебя благодарность! Он же ранен, ты что, не ви…

— Не стоит, — перебил его Колдун. — Рана пустяковая.

Он неуклюже, одной рукой, надевал рубаху, но Скай не осмелился предложить ему помощь. Никакая она не пустяковая, это и малышу несмышлёному видно. Но будь она хоть смертельной — Колдуна попробуй переубеди.

Тётка Тальмы, кажется, думала о том же самом.

— Постой, — робко возразила она, — ведь плечо-то…

— Заживёт, — улыбнулся Колдун. — Спасибо, что позаботилась обо мне. И тебе спасибо, — продолжал он, обращая безмятежное лицо в сторону Хермонда, — что любезно оставил мне жизнь.

Но ни Хермонд, ни тётка Тальмы, хоть и покраснели, не глядели на него и не ответили ни слова. И вообще все, кроме старого Мельгаса, старались не встречаться с ним глазами.

Ская переполнило неведомое доселе отвращение.

— За что их благодарить? Ты ум потерял? — бросил он в сердцах. — Да у них совести нет! Пойдём отсюда…

Колдун накинул заскорузлый от крови плащ, Скай подал ему посох и подхватил с полу сумку. Хермонд за его спиной беспокойно пошевелился.

— А ты куда собрался, Скаймгерд Хайтере?

— Туда же, куда Колдун, — буркнул Скай, не оборачиваясь. — Я ему жизнью обязан и хочу вернуть долг.

— Что?! — взревел Хермонд так, что несколько человек вздрогнули. — Богооставленному изменнику прислуживать?! Ты — сын нашего Предводителя, и хочешь так уронить свою честь?

— Значит, мы с тобой по-разному судим о чести. Если ты не знаешь, что такое благодарность, Хермонд, это не значит, что и я такой же…

— Брось эти глупости, мальчик. Тебе пора повзрослеть.

Но эти слова Ская не задели. Он не удостоил старика взглядом и пошёл к двери, лавируя между лежанками.

— Ты не смеешь вот так уйти, куда тебе вздумалось!

Скай очень даже смел. Он не повёл и ухом.

Никто не сделал попытки их остановить. Но когда они были уже у самого порога, Хермонд проскрежетал им вслед:

— Если о своей чести ты не заботишься, вспомнил бы о чести своего рода. Или слова Предводителя ты тоже ни во что не ставишь, так же как и мои?

Скай против воли остановился, и Хермонд понял, что попал в больное место.

— Вспомни, что наказывал тебе Предводитель в зале свитков. Он запретил тебе покидать город. Ты дал ему слово, Скаймгерд Хайтере, а я слышал это своими ушами.

Целую вечность Скай простоял без движения, разглядывая грязные половицы под ногами и обдумывая ответ. Всё, что было сказано до этого, так — перепалка, не имеющая большого веса. После того, что я скажу сейчас, возврата уже не будет. Всё на свете для меня переменится. Совсем всё, разом. Навсегда. Никто больше не взглянет на меня прежними глазами.

Он хотел бы разозлиться как следует — почувствовать хоть что-нибудь помимо разрастающейся безрадостной пустоты. Но ведь глупо злиться на Хермонда ещё и теперь, когда он прав?

А так ли уж он прав? Разве я не бился вместе со всеми, когда пришли Проклятые? Я ведь это ему обещал?

Ну да нечего притворяться, будто я не вижу разницы. Конечно, отец не позволил бы мне уйти. Отец не знал, кто меня Наречёт, но он и мысли не допустил бы, что это будет какой-то бродячий колдун, да ещё и изгнанник. Должно быть, он сказал бы, как Хермонд, что я не имею права уронить честь рода…

Не знаю, что он сказал бы, безжалостно оборвал себя Скай. Что бы ни сказал — отец сейчас далеко. А Колдун здесь, он спас меня и мой город, и он ранен.

— Я всё помню, — сказал он наконец, оборачиваясь к Хермонду. — Но много чего изменилось. Оте… Предводитель же не знал, что меня Наречёт беззаконный.

Миг тишины, вытянувшиеся лица.

— Наречёт, — повторил Хермонд невнятно и вдруг ухватился здоровой рукой за изголовье лежанки, силясь подняться. — Ты — сын Предводителя! Никакой низкородный не смеет… Да тебе же тринадцать зим!.. Позор… Мой меч, сейчас же! Помоги мне встать!

Скай смотрел на него молча. Он так и знал, что Хермонд придёт в бешенство. Пусть его покричит. Это ничего не изменит.

— Имени всё равно, Хермонд, — едва слышно сказал Мельгас со своей лежанки в дальнем углу. В бою он лишился правой ноги (когда лекарка принесла раскалённый прут, чтобы прижечь ему рану, Скай удрал из караулки) и был так слаб, что язык не повиновался ему. — Это не против закона. Имени всё равно, сколько ему зим и какого рода его наставник…

— У него нет рода, — прорычал Хермонд сквозь стиснутые зубы. Он пытался опереться на раненую ногу, и его трясло от бешенства и боли. — О чём ты думаешь, мальчишка, ты хоть понимаешь… Твой отец со стыда сгорит… Последний из его сыновей — в прислужники… О-о, клянусь Имлоровой Сетью, покуда я жив, никакой безродный… не бывать тому, чтобы ведьмин ублюдок ушёл живым… Мой меч!

Но Миркнада рядом не было, и женщины в шесть рук уложили его обратно на лежанку, а меч отняли. От этого зрелища Скаю было грустно: бессилие — самое страшное для воина. Придётся Хермонду познакомиться и с ним.

— Ты обещал перед всеми, что Колдуна до утра не тронут, — тихо напомнил ему Скай. — А завтра нас здесь уже не будет.

— Так не годится, раай-сар, — сердито возразил ему Мельгас. — Больно уж ты спешишь в суждениях… и ты тоже, Хермонд. Не решаются такие дела без Схода…

Но тут он сморщился от боли, закрыл глаза и отвернул голову к стене. Тут нечего решать, хотел ответить Скай, но Колдун опередил его:

— Ты можешь отказаться.

— Что?

— От имени, что я дал тебе.

— Ещё чего, — с жаром воскликнул Скай. — Этого ты не дождёшься, Колдун, и не мечтай. Пошли отсюда.

И, больше ни на кого не взглянув, он выволок Колдуна на улицу. И Хермонд, и все эти перепуганные люди внутри, и весь город с ярмарочной площадью и погребальным костром — всё ему опротивело до смерти. Если уж бросать всё это, так лучше сразу.

— Ты сейчас оторвёшь мне руку, — с раздражением сказал Колдун и остановился посреди переулка. — И отдай мои вещи, проклятый упрямый тавик! Я пока обойдусь без твоей опеки, я ещё не при смерти.

С этими словами он отобрал у Ская сумку и забросил на здоровое плечо. Левой рукой он старался не шевелить.

— Знаешь, — пробормотал Скай, — нечего нам здесь до утра торчать. Вдруг Хермонд передумает и… и вообще, слухи сейчас разойдутся — глазом не успеешь моргнуть. Жди меня на Яблоневом холме, я только вещи соберу.

Колдун усмехнулся.

— На этот раз не забудь меч.