Через Великий лес

Глава 2. Колдун

[Свободные Земли: Ваар, Западные Берега. Фир-энм-Хайт. Год 486 века Исхода, месяц Тёплых Ночей.]

…Об изгнании: Неверно, если скажут, что лихо приключилось после Исхода Нархант и что с ними благость покинула мир; ибо лихо зародилось при них и посеяно было их руками, хоть они не помышляли о том и не могли предвидеть того. А было так, что прежде у всякого племени был свой суд, и в каждом поселении свой судья, который разбирал преступления сообразно со своей мудростью и с мудростью предков. И не всегда различные судьи (а были то владетели) судили одинаково. Нархант же, в числе прочего, научили юные народы творить суд всюду единообразно, и составлен был для того свод Законов, которому следовали законоговорители долгое время. Пошло от Нархант, что, буде оскорблённый род не примет виры, или же лиходей откажется платить её, должно ему стать вместо слуги, покуда долг не будет уплачен работой; если же лиходей на согласен на это, или оскорблённый род не приемлет примирения, да будет такой человек изгнан, и да не будет ему отныне ни рода, ни крова в той земле, и не будет такого закона, какой бы защитил его. Ибо Нархант полагали это самым страшным наказанием; да между ними и не бывало, чтобы его применяли на деле. Среди юных же применялось оно весьма часто, особенно в землях Сваттаргарда и Рот'н'Марры. Так, были изгоняемы воры, клятвопреступники, и те колдуны, которые пользовались своим колдовством во вред… Великое множество было тех беззаконных изгоев; они бежали из поселений и селились в различных глухих местах без пригляду, и творили там что хотели. Они строили себе укрепления, нападали на дорогах на путников и торговцев, чинили разбой в селениях: пищу воровали, скот уводили, а людей угоняли в рабство. Когда же исчезли Нархант, среди изгоев было большое волнение, ибо им мнилось, что отныне не найдётся на них управы. И они сделались свирепы, и много зла причиняли повсюду. Век СветочаКниги Порядка Имён

Скай вскочил на ноги. Пальцы метнулись сперва к поясу — тщетно, меча при нём больше не было, — затем к вороту, нащупали камень, спрятанный под сарту. Рядом с камнем, в клетке из рёбер, сильно колотилось сердце.

— Откуда, — выдавил Скай, едва совладав с языком, — ты знаешь про камень?

Перед ним стоял человек в длинном зелёном плаще. Он был молод. И улыбался.

— Звезда Тишины светит кораблям, — сказал он нараспев. — Удержишь её — во всём тебе будет удача. Ты жалеешь, что не успел отдать её отцу, Скаймгерд Хайтере? Море спокойно, а Проклятых ждут не с той стороны. Она ему не нужна.

Руки у Ская похолодели от жути. Что же это за человек, если про всё знает? Про отца и про звезду… как это возможно! Он стоял в нескольких шагах, словно тень в своей зелёной одежде; волосы, светлые и длинные, как у кро'энхов, блестели в косых солнечных лучах, и Скай с содроганием подумал о коварных лесных духах.

Но — дух или человек — чужак не спешил нападать, и его бездействие придало Скаю смелости.

— Откуда тебе известно моё имя? — спросил он с вызовом. — Я тебя не знаю. Кто ты и что здесь делаешь?

Чужак недоумённо поднял брови.

— Я? Я здесь живу.

— Жи… вёшь?..

Городские байки пришли Скаю на ум — страшные сказки, которыми старики пугали фир-энм-хайтских детей, чтобы в Лес не совались. Была среди них история о колдуне, лишённом имени, которого изгнали из города много зим назад. Он был могучий колдун, из тех, что ходят, ничего не боясь, по самой Тишине, и он призвал из Тишины чудовищную Тварь, которая чуть не сравняла Фир-энм-Хайт с землёй. А как изгнали его, говорили старики, он недалёко ушёл, а поселился в Великом лесу. Вот людям теперь туда путь-то и заказан, если жить хочешь.

Одно дело — слушать сказки про чудовищ у тёплого очага, и совсем другое — встретиться с ними на лесной тропе лицом к лицу. На всякий случай Скай отступил назад.

— Живёшь здесь? Ты лжец! Тебе должна быть целая сотня зим!

— О, нет, — улыбнулся чужак. — Я не тот, о ком ты подумал.

Он сел на поваленное дерево и подпер рукой подбородок. Штаны у него были тоже тёмно-зелёные, домотканые, как и плащ, а на поясе Скай заметил охотничий нож.

Нужен ли нож лесному духу?

— Это мне льстит, конечно, но, ах, вынужден тебя разочаровать. Мой старый наставник давно умер и теперь, наверное, скитается по пылающим рекам в Тишине… Скажи-ка, ведь вы у себя в Фир-энм-Хайте до сих пор верите, что все колдуны после смерти попадают в Тишину?

— Колдуны, — презрительно хмыкнул Скай. — Мне-то что за дело… — но его руки сами собой сжались в кулаки. — Или полоумные, или лжецы, вот они все кто. Колдуны — ерунда, сказки, они все умерли в Лазурной Низине. Их не бывает!

— Ты и правда так думаешь? Весьма занятно, — сказал чужак дружелюбно. — Почему же ты тогда так испуган?

У него были синие глаза, яркие на бледном, узком лице.

Насмешливые.

Кровь бросилась Скаю в голову. Обвинить в трусости! Меня, сына Предводителя!

— Ты, думай, что говоришь! Я вовсе тебя не боюсь!

Но чужак оставил эти слова без внимания. По его губам мелькнула лукавая улыбка и тут же пропала.

— А если я не колдун, — непринуждённо заметил он, — то откуда же я узнал о Звезде у тебя на шее? Или о походах в бурю на Яблоневый холм? Или о братьях, которые дразнили тебя неуклюжим тавиком? Или, скажем, о твоей матери, которая никогда не плакала? Она, верно, и смерти своей улыбалась. Она была бесстрашной женщиной. Любопытно, похож ли ты на неё?

Скай стоял, как громом поражённый. Никто не знал, что я хожу в бурю на Яблоневый холм. Это ведь всем запрещают — больно уж молнии любят это несчастное дерево. Я всегда ходил туда один, тайком. Ну, может, какой-нибудь из стражников заметил меня и выдал… но камень? Я нашёл камень нынче утром, в бухте, где никто меня не видел. Я его даже Тальме ещё не показывал…

Колдовство! подумал Скай и с трудом подавил желание осенить себя охранительным знаком.

Колдовства не бывает! возразил он себе с яростью. Иначе матери оно помогло бы!

Но ведь о матушке, о том, что она никогда не плакала, и перед смертью…

— Откуда ты знаешь про мою мать?!

Чужак только пожал плечами.

Скай будто упёрся лбом в глухую стену. Колдовство? Но ведь его не бывает!.. Но откуда тогда… как иначе…

Он переступил с ноги на ногу, облизнул губы и наконец спросил:

— Ты и вправду колдун?

— Называй как тебе больше нравится. Старик учил меня как умел. Бился над этим до самой своей смерти — правду сказать, ему попался скверный ученик…

— Но у него же не было сына. Откуда ты взялся? Я тысячу раз слышал в городе историю про изгнанного колдуна, и о тебе в ней не говорится!

Голос колдуна оставался мягок, но его глаза заблестели, как у кошки:

— В ваших историях много о чём не говорится, Скаймгерд из Фир-энм-Хайта. Там ведь не сказано, что ваш «изгнанный» призвал Тварь, чтобы отбиться от толпы горожан, которая чуть на куски его не растерзала? Там ведь не сказано о других «колдунах» и «колдуньях», которых у вас так любили изгонять? Ведь нет? И о моей матери там, конечно, тоже не сказано… как её забросали камнями на городской площади, прежде чем «изгнать», потому что досужим сплетницам взбрело в голову, будто она сглазила их муженьков. Двадцать четыре дня она прожила после этого. И обо мне там не сказано, верно? Как мы сбежали из вашего города. Как старик нашёл нас в лесу и укрыл.

Скай отчаянно замотал головой. Что за бессмыслица, хотел сказать он. Гнусная клевета, и ничего больше, ведь… этого просто не может быть! Не стал бы никто в городе набрасываться на беззащитную женщину! Разве отец стал бы швырять в неё камни? Или Тальма? Или Ханагерн? Даже Хермонд не стал бы!..

Только кто сочтёт ведьму беззащитной?

Скай отогнал эту мысль.

— Ты лжёшь, — процедил он сквозь зубы.

Колдун не ответил. В тишине вспорхнул с ветки ворон и скрылся из вида. Жить в Великом лесу в одиночку… Кто бы на это по своей воле согласился…

— Даже если и… всё равно! Изгнанные делали много такого… чего не должен делать ни один человек, если только он не проклят богами!

— И что же это, к примеру? — полюбопытствовал колдун.

Скай закусил губу: ему нечего было ответить.

— Смешно, — проговорил колдун задумчиво, будто сам с собой, — как люди стремятся отказать недостойным в праве называться их братьями. Из всех честных людей и доблестных воинов старик был единственным, кто не называл меня «ведьминым отродьем» и не плевал мне под ноги. Хотя бывало, что драл меня за уши, что уж тут… Он растил меня как сына. Скажи-ка мне, Скаймгерд Хайтере, — колдун насмешливо сощурился и в мгновение утратил свой беспечный, задумчивый вид, — много ли в твоём городе доблестных воинов, которые готовы позаботиться о тебе вместо отца? А твой отец ушёл на войну, и многие твои соседи от души надеются, что он не вернётся.

Скай вздрогнул, как от пощёчины, и горячо пожалел, что послушался отца и отнёс меч домой.

— Можешь подавиться своими словами, трус проклятый, потому что отец вернётся! Ваар победит в войне, и тогда…

— Боюсь, в этой войне навряд ли кто-то победит.

В лице колдуна, как в мутной воде, Скаю привиделось другое — ненавистное лицо Хермонда, его колючие глаза и презрительно искривлённый рот, когда он говорил: «Я смотрю правде в лицо. Помощь не придёт; у Ваара нет надежды».

— Чего тебе надо? — прорычал Скай, чувствуя, как его трясёт от гнева. — Чего ты вообще ко мне привязался?

Колдун выглядел озадаченным.

— Чего мне надо? — повторил он с подкупающим простодушием. — Я не думал об этом. Мне казалось, мы просто беседуем. Тут, к сожалению, совершенно не с кем поболтать. Из Лерре собеседник никудышный…

— Мы не беседуем! — рявкнул Скай. — Я тебя не знаю и знать не хочу, и говорить нам с тобой не о чём!

И он зашагал назад к городу.

Безродный безбожник… Отец вернётся! И какое вообще его дело… всё равно сидит в своём клятом лесу…

— Строго говоря, я знаю о тебе достаточно, Скаймгерд Хайтере. Я знаю, к примеру, что ты очень любопытен. И очень одинок. И ещё я могу рассказать тебе немало любопытного о твоём камне.

— Отстань!.. — заорал Скай, оборачиваясь.

Но поваленное дерево было пусто. Ни следа длинноволосого колдуна: ни примятой травы, ни одной качающейся ветки. Скай огляделся по сторонам и добавил без уверенности:

— Ты меня слышал, да? Оставь меня в покое!

Откуда-то из-за деревьев донёсся призрачный смешок.

— Когда передумаешь, приходи на это место. Я буду рад гостям. Нынешняя ночь, к слову, плоха для снов, но в самый раз для хорошей беседы.

— Проваливай в свой лес!

Уходя, Скай высоко держал голову на случай, если полоумный колдун за ним наблюдает. Что он себе позволяет, этот низкородный! И откуда у безродного отребья столько спеси…

Младшая луна взошла яркая на загляденье, Старшая — ущербная и холодная. Говорят, если хорошо присмотреться, пятна на лунном лике очень похожи на краба.

Скай нехотя оторвал от лун взгляд и поглядел прямо перед собой. Между стволами деревьев залегли тени, непроницаемо-чёрные от лунного света. Лес выглядел до крайности неприветливо. Прохладный ветер перебирал волосы.

Лес Скай терпеть не мог. То ли дело на обрывах над морем! — и дышится вольно, и видно прекрасно во все стороны. Правда, море его пугало — бесконечное, ребрящееся до самого горизонта, как спина гигантской рыбины, угнетающее своей огромностью. Но там хоть ясно, чего ждать — бури или безветрия, а покуда можно молиться Имлору, всегда есть надежда. Над лесом у хозяина морей власти нет.

Скай нащупал под сартой камень. Ему показалось, что он слегка тёплый на ощупь. Таким живым теплом, как роговые пластины спящего тавика. Пальцы, наоборот, были холодными.

Первый шаг в замолкший лес стоил ему немалого труда.

В округе Лес не любили. Это была древняя — в триста зим — неприязнь, доставшаяся фир-энм-хайтцам по наследству после Бойни на Железных Болотах (о которой было известно немногое). Но особенно она утвердилась с той поры, как вошло в привычку время от времени изгонять в Лес колдунов. На Смолкшем Наречии (Скай знал от хрониста Ханагерна) лес назывался раньше Хиллодорским, а теперь — просто Великим, потому что раскинулся по всем Западным Берегам от Яблоневых Равнин на юге до северных низин и предгорий.

Лес скрывал много всего. О нём ходили дурные слухи, и никто не рисковал разгуливать по нему в одиночку. Туда даже охотиться не ходили. А уж ночью — про это и говорить нечего. Расскажу Тальме и другим — поумирают от зависти.

Так Скай себя подбадривал, только, откровенно говоря, вся его злость и решимость испарились, едва закрылись на ночь городские ворота. Он ускользнул из города незамеченным ещё засветло и укрылся в овражке неподалёку. Оттуда, из зарослей сладко пахнущих златоглавок, он видел Фир-энм-Хайт: высокую стену из плотно подогнанных брёвен, утыканный кольями земляной вал. Потом на дозорной башне загудел колокол, предупреждая о закрытии ворот. Густой звон поплыл над равниной к лесу, и над Скаем, который лежал на тёплой земле, ожидая наступления сумерек.

Темнота в лесу словно светилась, до того была чёрная. Замшелые стволы уходили вверх, точно колонны великаньего дворца. Всё время что-то шуршало в траве, трещали ветки, и какое-то затаённое движение угадывалось в чаще.

Ночь была тёплая, но Скай дрожал. Только досада на самого себя заставляла его идти дальше.

— Колдун, — тихонько позвал Скай и даже скривился, услышав свой слабый, жалкий голос.

Куда это годится? Мне всего одна зима осталась до возраста, когда получают меч и надевают вместо длинной сарты мужскую рубаху — а я от страха трясусь, как девчонка! Да в городе иные девчонки и то смелее… Имлат, к примеру, дочь кузнеца…

— Колдун! — рявкнул Скай во весь голос и вздрогнул от неожиданности, услышав в ответ хриплое карканье.

Сидящего на ветке ворона было в такой темени и не разглядеть — только блеск смоляных перьев и круглых глаз. Ворон внимательно рассматривал его, сперва одним глазом, потом другим.

Испуг прошёл, и Скаю стало стыдно: какого-то мешка с перьями испугался!

— А ты ещё откуда взялся? — проворчал он без лишней любезности. — Чего уставился?

Ворон самодовольно каркнул и перелетел на низкую ветку на несколько шагов дальше в лес.

Что-то с ним было не так.

Ворон, вспомнил наконец Скай. Ворон, поваленное дерево, колдун.

— Это он тебя послал? Колдун, да?

— Скр-р-р, — отозвался ворон из мрака.

Да уж не потерял ли я рассудок, с безрадостным смешком подумал Скай. Говорю с дурацкой птицей и жду, что она ответит. Видел бы меня Тальма…

Но его никто не видел, и он шагнул вперёд.

Ворон вёл, а Скай послушно шёл следом, и сердце у него часто колотилось. А я ведь уже далеко от города, думал он, продираясь почти вслепую через колючий подлесок. Что я вообще здесь делаю, спрашивал он себя, спотыкаясь о древесные корни. Что, если просто взять сейчас и повернуть назад — и пёс с ним, с колдуном, и с вороном заодно, и с лесом этим!..

Но это были трусливые мысли. Скай гнал их прочь и заставлял себя идти.

Ворон канул впереди, где между деревьев чуть-чуть поредела тьма. Скай заторопился туда. Как же ему осточертели эти кочки, и беспокойные звуки со всех сторон, и ветки, лезущие в лицо! А впереди наконец-то — яркий свет, и золотистые отблески колышутся на траве.

Посреди полянки трещал костёр, выбрасывая алые искры. Над костром что-то булькало в котелке, от него поднимался странный пар, переливающийся, как перламутровые ракушки. У костра на траве, спиной к Скаю, сидел колдун. Он что-то рассеянно напевал, а левой рукой гладил ворона, сидящего на плече.

— А, — сказал он без удивления, не оборачиваясь, — Скаймгерд из Фир-энм-Хайта. Я тебя ждал. Послал Лерре тебе навстречу.

Ворон важно каркнул и уставился на Ская круглым глазом.

Скай торчал на краю полянки, как идиот. Он понятия не имел, что здесь делает. И, ко всему прочему, замёрз так, что лязгали зубы.

— Ждал? — раздражённо проворчал он. — Откуда тебе было знать, что я приду?

— Для неумных вопросов ещё рано, — колдун наклонился помешать в котелке, и ворон перелетел с его плеча на ближайшую ветку. — Не стой там, как оглушённый тавик, садись к огню.

Скай с неудовольствием сделал несколько медленных шагов к костру, но остался стоять. Колдун улыбнулся ему через плечо.

— Не бойся, садись. Ты пришёл как раз вовремя.

Скай не шелохнулся. Ему вдруг стало очень неуютно тут, посреди ночного леса, наедине с сумасшедшим колдуном. А сам с одним худым ножом… не поздно ли ещё отступить?

— Вовремя — для чего?

— Для маленького путешествия. Ты ведь любишь путешествия, не так ли?

— Путешествия? — повторил Скай и против воли сделал шаг в сторону чащи.

Ну нет! Я так просто не сдамся. Ты ещё увидишь, чего я стою, низкородный! Путешествие, ну конечно! Все знают про колдунов и всякие их… обряды… жертвоприношения нечестивым духам…

А меня и не хватятся… Хермонд только порадуется, если я… если…

— Что ты задумал? — Скай стиснул в руке нож. — Я с тобой никуда не пойду, попробуй заставь!

Колдун бросил на него долгий взгляд. Голос его звучал укоризненно, но глаза блестели от смеха:

— Заставить тебя? Могучего воина, да ещё и вооружённого? Я не отважусь… Ох, довольно, тебе нечего бояться. Опусти свой нож и садись. А не то мне, пожалуй, придётся разочароваться в тебе, сын Дхайвэйта Воронова Крыла.

И он отвернулся к костру. Но эти насмешливые огоньки в глазах ужалили Ская, будто ядовитая змея. Он сунул нож обратно в ножны и с размаху бухнулся в мягкую траву. Отец бы со стыда сгорел, увидев, как я трушу, это уж точно!

— Придержи язык! — буркнул он, кипя от негодования. — Я тебя не боюсь.

— Так-то лучше, — с довольным видом отозвался колдун. — Спокойная беседа куда приятнее взаимных оскорблений.

— Не собираюсь я с тобой ни о чём беседовать. Я только потому пришёл, что ты обещал рассказать мне про камень!

— Я ничего не обещал… но так и быть, я тебе кое-что расскажу. И даже покажу. Мне сегодня хочется побыть щедрым.

Колдун запрокинул голову и долго вглядывался в крохотный кусочек неба, видный между древесными кронами.

— Ночь сегодня чудесная, не правда ли, Скаймгерд Хайтере? Младшая луна яркая…

— Да её отсюда и не видно совсем.

— …и небо ясное. Это очень хорошо. Всё увидим чётко как никогда…

Скай потерял терпение.

— Рассказывай уже про камень!

— Всему своё время. Для начала мне следует позаботиться о почётном госте. Ты с непривычки, должно быть, продрог, пока шёл? Путь не из лёгких… для тех, кто никогда не заходил так далеко в Лес…

Колдун нагнулся к котелку, зачерпнул круглой чашей кипящего варева и с улыбкой протянул её Скаю.

— Вот, выпей. Оно поможет тебе согреться. И на вкус совсем недурно.

Скай посмотрел на чашу с сомнением. Жидкость в ней побулькивала и дымилась.

Колдун правильно истолковал этот взгляд и рассмеялся.

— Твоя подозрительность сделает честь любому опальному королю. А я-то привык считать, что все высокородные беспечны… Не бойся, я не отравил его. Оно даже не горячее…

Колдун сделал глоток в подтверждение своих слов, и Скай, подавив опасения, взял у него чашу.

Восхитительный аромат защекотал ему ноздри. Он напоминал о медовых крендельках, которые пекла по праздникам старая Нэи. Стянуть у неё из-под носа свежеиспечённый крендель было неодолимым искушением, но Скай, сколько себя помнил, с честью ему сопротивлялся. Воровство позорит воина и свободного человека. Даже пустячное.

Поверхность жидкости была маслянистой, изумрудно-зелёной, и по ней завивались золотистые спирали. Запах, однако, внушал ему безопасность, и Скай сделал маленький глоток. Из желудка по всему телу сразу разлилось тепло. Скай отпил ещё немного, с удовольствием ощущая, как отогреваются ноги, а зубы перестают выстукивать дробь.

— М-м… совсем ни на что не похоже. Что это — вино?

Колдун сидел, прислонившись спиной к дереву, закинув руки за голову, и грыз травинку. Лицо у него было мечтательное.

— Это начало нашего путешествия.

Травинка покачивалась в такт его словам.

Скай поперхнулся.

— Что?..

— А ты думал, что мы, колдуны, путешествуем так же, как простые люди? Ха! К твоему сведению, в человеческий ум не войдёшь широкой тропой на своих двоих. Но пути есть, и в такую чудную ночь, как эта, по ним легко пройдёт даже полный невежда.

Но весёлые огоньки у него в глазах продолжали подрагивать. Два крошечных костерка — отражения большого.

Весело ему. Довольный сидит…

— Пути? — сдавленно переспросил Скай.

Зелье! Колдун дал мне зелье, а я его выпил, по доброй воле, сам угодил в ловушку…

— Что ты мне подсунул?!

Колдун неодобрительно поцокал языком.

— Я ведь только что говорил. Ты что, от страха ничего не слышишь? Уясни же ты наконец: я не собираюсь причинять тебе вред… а вот кое-кто другой, может быть, и подумывает об этом. А чтобы убедиться в моих словах, посмотри-ка в свою чашу.

Скай поспешно опустил взгляд и увидел с изумлением, как зелёная жидкость закручивается в головокружительную спираль, а золотые полосы вращаются и обрушиваются в страшную глубину. В следующее мгновение, даже не вскрикнув, Скай ухнул в изумрудную пропасть. Золотые полосы жгли глаза, вспыхивая всё ярче, пока всё вокруг не сделалось чёрным. Скай летел сквозь черноту, и желудок сводило от ощущения бездонности.

Темнота внизу рывком надвинулась, и из неё выступили очертания дозорных башен, крыши домов, огоньки факелов на стене. Скай узнал Фир-энм-Хайт, каким видел его на картах, — и вдруг понёсся к земле. Задохнулся от хлещущего в лицо воздуха и хотел заслониться локтем, но тело не повиновалось ему. Он не чувствовал ни рук, ни ног; он был бесплотен, как дух.

Он летел через тихую ночь. Тёмные дома скользили мимо. Он слышал трескотню меднокрылок; а вот за забором шумно зачесался во сне старый пёс. Было слышно, как дышит море. От яркой луны казалось светло и жутко.

И вдруг, как бывает только во сне, всё переменилось. Грохот оружия и крики нахлынули лавиной, и кругом Ская замелькали в беспорядке мечи, щиты, оскаленные лица. Лица были видны как в тумане, но некоторые Скай узнал: вот Гайда, сын стражника (его совсем недавно Нарекли), а вот — отец? Скай был уверен, что не ошибся, — и, однако же, это лицо не могло принадлежать отцу. Это было жестокое лицо человека, охваченного звериной яростью и не помнящего ни о чём другом, и оно вызывало у Ская отвращение.

А потом он удивился ещё больше, потому что увидел себя. И это зрелище ему не понравилось. Он нечасто гляделся в зеркало, но мог твёрдо сказать, что никогда не было у него такого капризного и высокомерного вида. Что у него вообще похожего может быть с этим чванливым и злобным маломерком? Он бы такому и руки не подал…

Его лицо почернело, а потом из этой темноты снова вырос Фир-энм-Хайт, но уже другой. Он был разрушен и пылал. Лежали свёрнутыми на сторону ворота, обрушивалась с рёвом пламени крыша храма на обугленных стропилах, и тревожный колокол валялся посреди мостовой, алый в свете пожарищ, будто в крови.

Скай ещё не успел испугаться по-настоящему — а зловещие образы уже распались, истаивая, как паучья сеть, и вдруг он увидел свой дом.

Дом был цел, и опять была ночь. Скай видел пустырь: тут когда-то стоял сарай, но потом сгорел, и теперь пожарище праздно зарастало травой.

Гибкий чёрный силуэт возник у задней стены дома и полез наверх. Жёсткий, цепкий плющ густо оплёл весь угол дома сверху донизу, и Скай тоже, бывало, выбирался так из своего окна… Это и есть моё окно, вдруг подумал он с содроганием. Что это за человек? Что происходит?

Непрошеный гость перетёк, как змея, за открытые ставни. В косом лунном свете его тень накрыла постель, где обычно спал Скай. А кто же сейчас в ней спит? Чей это лохматый затылок? И что… Чужак развернул что-то в руках, и Скай успел разглядеть длинный тонкий шнур. И — колодец, не нынешний, а давно заброшенный, у южной стены. Почти совсем пересохший; Скай из любопытства заглядывал туда: одна грязь и тина внизу… и там громко чавкнуло, когда что-то тяжёлое сбросили с высоты.

Тут Ская потащило назад и вверх; город снова превратился в чёрные поленья с угольками огней; огни понеслись прочь, вытягиваясь в золотистые нити, в кружащиеся спирали.

Скай замотал головой и подался назад, стремясь отшвырнуть подальше чашу с зельем, но колдун удержал её. Свет гаснущего костра делал его лицо старым и измождённым, и Скай был бы рад оказаться от него подальше.

— Что это? Что я видел? Что ты сделал? Как ты… это… сейчас? Всё на самом деле?

— О нет. Это лишь тёмные сны одного старика. Не большая радость их подсматривать.

Безмолвствовавший до поры ворон каркнул со своей ветки; из чащи ему отозвался туманный голос. Колдун тяжело поднялся и выплеснул на угли остатки зелья. Взвились с шипением алые искры, и Скай вздрогнул.

— Сны? Ты можешь видеть чужие сны?

— Не всегда. И не всякие, — колдун оглянулся на него с усмешкой. — Поверь мне, в большинстве случаев они не стоят затраченных сил. Подглядывать в чужие сны — неблагодарное, утомительное дело. Куда лучше смотреть свои собственные. Чего мне сейчас и хочется больше всего…

И, ничего больше не прибавив, он растянулся на мху под деревом, укутавшись в плащ.

Ночной холод пробирался за ворот сарты. Скай обхватил себя за плечи (он тоже не отказался бы от плаща). Его несчастная голова была полна увиденным и трещала от вопросов.

— Чьи это были сны? Какого старика?

— А ты не догадываешься? Много есть стариков, жаждущих с такой силой, чтобы ты убрался с дороги?

Скай вытаращился на него.

— Хермонд? Хермонд… готов убить меня?

— Очевидно, пока ещё не готов, — отвечал колдун равнодушно, словно они вели нестерпимо скучную беседу. — Согласись, это очень хлопотно. Тогда как есть море безопасных путей.

Например, отослать меня подальше, медленно сказал себе Скай. На север, в крепость. Чтобы не путался под ногами.

Но разве я путаюсь? спросил он себя. Я такой же, как все, делаю, что и все делают: бегаю наперегонки, помогаю старикам сети чинить, упражняюсь на ристалище и верхом… Мне ещё четырнадцати зим нет, я даже не воин… и никто! Меня не Нарекли, мне не позволено ни оружия носить, ни мужского платья, моё слово ничего не значит. Что я вообще могу? Чем я помешал Хермонду?

Но он уже догадывался, в чём причина.

Я — сын Предводителя. И после Начала Года стану считаться взрослым. Завершится ли к тому времени война? А если нет? В городе отца любят, и ко мне все относятся с добром. А Хермонда терпеть не могут, особенно кто помоложе. Да он и со стариками вмиг перессорится… Понятно, с кем им проще иметь дело…

Но если не будет никакого предводительского сына… а если сам Предводитель падёт в бою…

— Неужто он решится убить меня? — вслух подивился Скай. — Неужто он правда…

Да полно — сложно ли это? Заплатить какому-нибудь жулику из безродных бродяг, проклятых богами…

Но как бы Хермонд объяснил горожанам внезапную кончину предводительского сына? Как скроешь следы удавки или ножа?

Зачем их скрывать? Не проще ли избавиться от тела? Недаром Хермонду во сне видится тот колодец…

Но ведь хватятся же меня? Нэи… Тальма…

Непременно хватятся. И что с того? Кто громче всех ныл, что уже не ребёнок, что хочет сражаться? Пусть спросят у Вийнира — он сто раз это слышал. Пусть спросят Тальму, как вы с ним клялись тайком пробраться на корабль, если так не возьмут. Все знают о твоём упрямстве. Этот «побег» мало кого удивит.

Но отец приказал мне оставаться в городе! Я дал ему слово!

И слышал это один Хермонд, не так ли?

Ну так я вернусь. Я сделаю так, чтобы все узнали!..

О чём? О снах, которые ты подсматривал, выпив волшебного зелья? Опомнись, в это никто не поверит. А больше тебе и сказать-то нечего. Будешь сидеть и ждать, решит он отослать тебя или сразу убить теперь, когда ты столько подслушал.

Вот подлец… старая скотина… низкородный паршивый…

— Он не осмелится, — с гневом прорычал Скай. — Он не посмеет, ему всё равно не стать Предводителем, город не позволит, он…

— Сделай милость, страдай молча, — проворчал из-под дерева колдун. — Хоть всю ночь сиди, а я спать хочу.

— Он не станет Предводителем! — повторил Скай; у него бесконтрольно прыгали губы, и слова выходили невнятно. — Отец вернётся! Это просто Проклятые, мы с ними покончим! Мы уже сто раз это делали!..

— Боюсь, ты преувеличиваешь, — негромко возразил колдун, и Скай пришёл в себя, почувствовав его пристальный взгляд. — Последняя большая битва с Проклятыми стоила нам дорого и случилась много зим назад. Многое изменилось за этот срок.

— Что изменилось? Мы не превратились в трусов, мы будем сражаться…

— В одиночку? Бессмысленное геройство. Никто не выстоит против Проклятых без союзников. Да в последний раз и союза Земель едва хватило… а ведь это ещё две сотни колдунов Свэар-Хиллод пришли на подмогу. На этот раз, — продолжал он с неприятным смешком, — они не придут.

— Почему?

— Потому что в Свэар-Хиллод остались одни слабаки, не способные сотворить простейшего заклятья, пригодного в бою. Трусливые старики и недоучки, которые прячутся за своими многословными книгами и туманными видениями. А те, кто хоть чего-то стоил и не побоялся выйти против Проклятых, прячутся теперь в лесах и пещерах… те, кому посчастливилось остаться в живых после облав. Теперь охота на них завершилась, но Высокое Искусство, скажем так… поныне не в чести. Да ты это и сам заметил, не правда ли?

Скай ещё плотнее обхватил себя руками. Ему не хотелось снова думать о том, как изгоняли в Фир-энм-Хайте колдунов.

— А без колдунов? Разве мы сами не справимся?

— Может, и справились бы, будь между «союзниками» хоть капля доверия. Но они слишком любят бередить старые раны. А Проклятых тем временем поднимается всё больше и больше.

— Что же тогда делать?

— Заставить всех забыть о выгоде и обидах и объединиться.

— Как?

— Ха! Если бы я знал. Возможно, если достаточно напугать их… если заставить их всех взглянуть на дело одними глазами…

— Но если ты ничего не знаешь, что ты тогда будешь делать? С чего ты начнёшь?

— Я начну с крепкого сладкого сна. И тебе советую сделать то же самое.

С этими словами колдун перевернулся на другой бок, а через мгновение уже дышал ровно и глубоко, как дышат спящие люди.

Следовало, разумеется, хорошенько пихнуть низкородного и напомнить, что сын Предводителя не намерен всю ночь торчать в каком-то дурацком лесу, потому что у сына Предводителя есть свой дом и уютная постель… Но тут Скаю вспомнилась удавка в руках ночного убийцы, плющ на стене, колодец — и будить колдуна расхотелось. На него вдруг навалилась нечеловеческая усталость. Всё же это был очень длинный день.

— Ну и что с того, останусь здесь, — сказал Скай, обращаясь к ворону. — Всё равно один я не найду обратной дороги.

Тот мягко каркнул и принялся чистить перья.

Скай, перебираясь поближе к костру, повторил про себя имя птицы — Лерре. На каком же это языке? На рот'н'маррим не похоже…

В древесных кронах высоко над головой шумел ветер. В чаще то и дело шуршало и потрескивало. Ночная птица выводила без устали одну и ту же тоскливую ноту. Скай свернулся клубком, чтобы было теплее, и стал смотреть на тлеющие угли.

Что с того, повторил он с тяжёлым сердцем. Вернусь завтра. А может, и не завтра — какая разница? От меня всё равно никому никакого проку. Нэи от меня одни заботы. А Хермонд — тот вообще только рад будет. А я… может, не такая уж дурацкая была эта мысль — пробраться на корабль и… на Восток. А там — к отцу.

Скай почувствовал, как тяжесть отпускает. Точно, сказал он себе, закрывая глаза. Так я и сделаю. Самая дурацкая мысль — и та лучше, чем сидеть сложа руки и ждать убийц.

— Просыпайся, Скаймгерд из Фир-энм-Хайта, — услышал Скай над. — Учти, я ждать не буду.

За этим последовал весьма ощутимый тычок в плечо. Что же я натворил вчера, если Нэи так меня будит, удивился Скай сквозь сон.

А потом вспомнил.

Он сел, протирая глаза. Наступило утро, лес был полон солнечного света, искрилась роса на траве, неутомимо орали птицы. Колдун стоял рядом, в своём плаще, с длинным посохом в руках. За плечами у него висела видавшая виды дорожная сумка, а на лице было написано нетерпение.

Низкородный? подумал вдруг Скай. Не бывает у низкородных эдаких капризных лиц.

— Куда это ты собрался? — спросил он сипло. Он ещё не проснулся как следует и соображал с трудом.

Колдун взметнул брови.

— А как же наше путешествие? Я ведь вчера обещал показать тебе кое-что любопытное, связанное с твоим камнем. У тебя что, совсем памяти нет?

— Но… подожди, но ведь я выпил то зелье! И видел город, и свой дом, и…

— Стариковские сны? Не смеши меня! Ты что, не знаешь, как путешествуют по-настоящему? Находят дорогу по солнцу, идут звериными тропами, спят под открытым небом…

Колдун сокрушённо покачал головой, будто говорил: каким же дурачком надо быть, чтобы не знать простейших вещей. И бодро зашагал в чащу.

— Стой! — воскликнул сбитый с толку Скай и, вскочив, кинулся следом. — Но ведь ты говорил, колдуны не путешествуют, как обычные люди!

— Чушь! Чтобы я сказал такое?

Но колдун так и лучился сдерживаемым смехом, и Скай заподозрил очередное надувательство. Однако не успел он оскорбиться всерьёз, как колдун продолжал самым дружелюбным тоном:

— Что ж, теперь можешь задавать свои бесчисленные вопросы, даже неумные. Я слышу, как они у тебя в голове роятся, будто пчёлы.

Это была правда. Скай попытался выловить из этого роя самое важное, но в конце концов сказал:

— Тебе моё имя известно, а мне твоё — нет. Как мне тебя называть?

Колдун фыркнул.

— Имена, имена. Скука. Все их запоминать — только время тратить. Можешь называть меня «почтенный наставник».

— Вот ещё, — скривился Скай. — На что мне сдался наставник-низкородный? Не собираюсь я у тебя ничему учиться.

Но колдун только ухмыльнулся.

— Не зарекайся, предводительский сын. Ещё вчера утром ты и разговаривать со мной не желал, а сейчас, погляди-ка… кто бы мог подумать?