Через Великий лес

Глава 11. Н'ганнэн-Тор

[Свободные земли: Ваар, Западные Берега. Дорога на Н'ганнэн-Тор. Год 486 века Исхода, месяц Неверного Ветра.]<О Начале Земли>: 10. Было их двое в Мире огромном — Маиррайс-князь и с ним его Эльлаир — Мир был их царством весь, безраздельно.11. Но это царство было безмолвно, тихо стояло, как дом опустелый — с крышей прогнившей и без очага.12. Лишь Пустота всюду простёрлась; земли ещё не было и небосклона — пел Изначальный, о том не заботясь.13. Маиррайс-князь и с ним его Эльлаир были едины в царстве пустынном; союз нераздельный шесть породил ветров могучих — крылатых всадников.14. Старший из них Руйваром звался — нравом гневлив, грозен обликом; неистовый рог был ему голос.15. Свиреп и дик — Аррхар беснуется, зубами скрежещет, воет волком — воля радует горячее сердце.16. Тих и ласков — зовётся Наммаром; всё ему мило, всем он радостен — добрые вести на ухо шепчет.17. Льёт слёзы Гьёллар порывистый, мечется всюду, покоя не ведая; что ищет — и сам того он не знает.18. Младших два брата, вместе рождённые, — точно два дерева сплелись корнями: гибнет одно и другое губит. БезвременьеПеснь о Сотворении Мира

Ехать на телеге ему понравилось. Конечно, бросает из стороны в сторону на каждом ухабе, но всё лучше, чем тащиться пешком по грязище. Хочешь — ногами болтай, хочешь — лежи на облака смотри, а вокруг простор, и мысли от этого простора бегут неторопливо и мирно, и о дурном не думается.

К вечеру ощутимо похолодало, и Скай про себя помянул добром родных Ирека и перешитую поддёвку. Телега съехала на обочину, на высокое сухое место, к редкой рощице. Пока Умвел распрягал тавика, Скай, радуясь возможности размять ноги, сходил за хворостом. Потом они уселись у костра, и Умвел достал из холщового мешка горшок с остывшей кашей, а Скай — мясной пирог, который дала ему с собой Лайяр. Спать они улеглись сытые и довольные жизнью.

Следующее утро было зябкое. Под серым бессолнечным небом дорога выглядела неряшливой и унылой.

Скай помог Умвелу запрячь тавика и приготовился опять разлечься на тыквах, но старик сказал:

— И чего тебе там позади куковать? Садись ко мне.

Скай с радостью забрался на облучок. Умвел поцокал языком, шевельнул слегка вожжами, и тавик послушно зашагал вперёд.

— Смотрю, с упряжью ты умеешь управляться. Что, дома-то тавики в хозяйстве есть?

— Тавиков — нет. Я только ёлайгов седлал, но сбруя похожая…

Умвел высоко поднял колючие брови.

— Ёлайгов? Ишь ты. В наших краях их отродясь не держали. На что? Прожорливые, а поле на них не вспашешь.

— Это точно, — усмехнулся Скай, представляя, как запрягает Злыдня в плуг.

— Откуда ты, говоришь?

— Из Фир-энм-Хайта.

— Ого… Я-то, ишь, теперь дальше Лайярина не езжу, ну вот разве что ярмарка там, как нынче… Это по молодости я и в храм хаживал, в горы к аррхаритам. Бывал ты там?

Скай покачал головой.

— Высоченные они, парень, ой — костей не соберёшь, только оступись… А на юге вот не пришлось мне побывать. Как у вас там? Тоже уборка, поди? Большое у вас поле-то?

— У нас совсем никакого поля нет, — улыбнулся Скай. — У нас земля такая — трудная, потому что море рядом. Вот на равнинах — там всё что хочешь растёт.

Если Проклятые землю не изгадят, конечно, своей поганой кровью, подумал он про себя.

— Совсем поля нет? — в изумлении уставился на него Умвел. — Что ж это без поля-то?

Скай пожал плечами.

— Мы рыбу ловим. Солим, сушим — по-разному. И крабов. И морских змей — но их надо знать, как приготовить, а то отравишься. А овощи с мукой на равнинах покупаем. Мы им рыбу, они нам — овощи.

Умвел ещё долго недоверчиво качал бородой, а Скай думал: как странно, сколько есть всякого самого обычного — а Великий лес пересечёшь, и здесь эти обычные вещи звучат как диковинки. А ведь мы из одного народа и на одном языке говорим. А чужеземцев тогда как вообще можно понять?

На другой день Скай заметил, что в полях всё гуще мелькают деревеньки дворов в пять. Чтобы жить вот так посреди равнины безо всяких стен, нужно быть или очень смелым, подумал Скай мрачно, или очень глупым. А если Проклятые? Да от этих деревенек одни пепелища останутся. А людям на равнинах этих и укрыться негде…

На просёлках, которые вели от деревень к главной дороге, стали показываться подводы. Кто вёз кур в клетках, кто глиняные горшки, но чаще всего — овощи. К удивлению Ская, который привык считать низкородных-крестьян замкнутыми и туповатыми, люди на подводах были очень разговорчивые, громко приветствовали друг друга и желали доброй дороги. Многие знали Умвела, на Ская посматривали с любопытством. Он смущённо кивал и прикрывал плащом меч.

К полудню дорога заполнилась тяжёлыми подводами. Фыркали и ревели тавики, скрипели в грязи колёса, со всех сторон начались разговоры, к которым Скай исподтишка прислушивался. Говорили об уборке и урожае, о домашних заботах и общих знакомых, о налогах, которые покуда не выросли, но, по общему мнению, неизбежно вырастут, как всегда бывает в войну. О самой войне тоже говорили, но с каким-то поразительным для Ская легкомыслием, будто, раз она далеко, их вроде бы и не касается. Проклятые, идущие от Великой Границы, беспокоили их больше, но всё равно не так сильно, как налоги.

Да что же это, думал Скай с ужасом. Большинство из этих низкородных меча отродясь в руках не держали, а из лука если и стреляли, только на охоте. И при этом продолжают жить себе спокойно на открытой равнине, пашут, сеют, на ярмарки ездят — будто ничего не случилось. А если Проклятые — как они защитят свои семьи? Неужто они об этом вовсе не думают?..

Но тут как раз заговорили, что после Рдяницы, когда до них дошли вести о Фир-энм-Хайте и Йенльянде, некоторые оставили свои дома и подались на север, под защиту тамошних крепостей.

Скай про себя подумал, что это всяко разумнее, чем ничего не делать, но его мнения никто не разделял: все качали головами и творили охранительный знак.

— Это надо же, — подивился кряжистый старик, ехавший справа на скрипучей подводе. — Отонир их охрани… Да пусть лучше Проклятые на вертел меня насадят, чем вести своих в Волчьи леса. Там и земли-то доброй нет — чем прокормишься?

— Да и толку, — подхватил слева угрюмый парень. — Если нас Великий лес не защитит, где уж Волчьим… Если уж бежать, так на Восток сразу, а то и в Сваттаргард. Да только кто нам там обрадовался…

Но многие готовились уходить, как только Проклятые покажутся поблизости.

Вечером подводы остановились на лугу. Телеги составили рядом, тавиков стреножили и пустили пастись, а сами уселись вокруг большого костра. Расположились без спешки и суеты, повытаскивали из мешков домашнюю снедь и пустили по кругу. Скай наблюдал за ними с расположением — и раскаянием. Раньше он, вслед за Хермондом, низкородных презирал. Неотёсанные болваны, трусы, защитить себя не могут, думал он свысока.

Но люди у костра не походили на трусов или глупцов. Рассуждали толково, со стариками держались почтительно, едой делились щедро. И со Скаем делились, и он тоже, счастливый, что его так легко включили в общий круг. И не расспрашивают, не глядят подозрительно, и плевать им, насколько высок его род.

Потом, когда все улеглись спать и разговоры стихли, Скай долго лежал на спине, заложив руки за голову, и смотрел, как мигают звёзды — пушистые, как одуванчик у Белой Госпожи.

Он попробовал представить себя крестьянином. Вот он работает в поле вместе с отцом и братьями и готовится поставить отдельный дом и завести семью, как все делают. А потом случается война или приходят Проклятые и сжигают этот дом, и всё нужно начинать сначала… Он вспомнил разорённое Файгарово подворье и затосковал. Нет уж, я бы точно так не смог. Хорошо, значит, что всё-таки я не крестьянин.

Наутро они собрались деловито, без шуму и спешки, и поехали дальше. Старики, очевидно, рады были почесать языками, оказавшись вдалеке от докучливых детей и внуков, а Скай понемногу начинал скучать.

— Гляди, Вейтар, — сказал вдруг Умвел, показывая грязным шишковатым пальцем, — видать уже. Вон он, Н'ганнэн-Тор.

Скай от волнения даже привстал с места и чуть не потерял равновесие. Они въехали на высокий холм. Вниз стелилась равнина, квадратно-пятнистая от полей, рассечённая почти прямой дорогой, а за ней — другая, неохватная, сине-серая, похожая на скомканную ткань. Скай с замиранием сердца понял, что там море. А на берегу стоял огромный город. Больше, чем Фир-энм-Хайт и Сокрытая Гавань, вместе взятые! Он был похож на целую гору или на великанскую крепость — из-за стен, наверное. Они были не деревянные, как в Фир-энм-Хайте, а каменные, из крупных серых плит, позеленевших по углам от мха. Стены стояли грозные, ощерившиеся бойницами, с укреплениями по верху. Из-за них видно было россыпь острых крыш в весёлой рыжей черепице, крепость и знамёна. Надо всем этим кружили чайки, и Скай вспомнил, что «Н'ганнэн-Тор» значит «Птичья Скала».

Подводы покатили с холма. Черепичные крыши скрылись, а исполинские стены вырастали и вырастали, пока не заслонили собой даже море. Сердце у Ская в груди трепетало.

Городские ворота были открыты, и стражники с н'ганнэн-торским гербом на накидках (белая башня и птица на синем поле) пропускали желающих войти. Таких было полно — ярмарка ведь, и очередь продвигалась медленно. Скай всё не мог перестать глазеть на стены, на подъёмную решётку из брусьев в руку толщиной, а стражник уже спрашивал, обращаясь к Умвелу:

— Кто таков? По какому делу?

У него были воспалённые глаза и монотонный голос. Такой, словно он всю ночь не спал и теперь мается от головной боли.

— Умвел я, из Элирдера, — прошамкал старик, и тщедушный мальчишка-писец тотчас зацарапал по вощёной дощечке. — На рынок еду.

— Что везёшь? — спросил стражник безразлично.

— Да вот, как видишь, почтенный…

Тот заглянул в телегу, скользнул взглядом по тыквам, по свёкле, по Скаю, и вяло махнул рукой.

— Проезжай!

Писец сунул Умвелу глиняную печатку, а измученный стражник уже говорил следующему крестьянину:

— Кто таков? По какому делу?

Умвел тронул поводья, и тавик, видимо, ко всему привыкший, зашагал прямо в ворота. А Скай от волнения еле дышал. Он не знал, куда смотреть, так тут было людно и шумно. Скверно вымощенные улочки извивались, как змеи, и на каждом повороте скрипели вывески. Дома тесно лепились друг к другу, тоже каменные, в два и три этажа.

Попетляв в этом ущелье, подвода выехала на большую, чисто прибранную площадь. Здесь уже было полным-полно лотков и телег со всяческим товаром. Продавали и бочки, и посуду, и домотканое полотно, и ламповое масло, и мясо, и страшно дороги пряности, от которых на полплощади плыл аромат.

Умвел выбрал себе место и остановил тавика. Тот громко фыркнул, дёрнул головой, чтоб не мешали поводья, и улёгся.

— Ну, — сказал старик, улыбаясь в клочковатую бороду, — вот, значит, и приехали. Тебе здесь куда надо-то?

— В порт. Где корабли.

— Так он в той стороне. Прямо по этой улице ступай, она вниз идёт. Не заблудишься.

— Ага…

Скай спрыгнул с телеги, забросил сумку за плечо и поклонился.

— Спасибо тебе за всё, Умвел-уммар.

И пружинисто зашагал по указанной улочке. Потом не выдержал и пустился бегом, счастливый, что больше не надо трястись на медленной, скрипучей телеге. И вообще — всё, закончились его скитания. Сесть сейчас на корабль — и, глядишь, через неделю-другую ты уже на Восточных Берегах.

Улочка вильнула последний раз, обшарпанные домишки расступились, и Скай вылетел на причал. Прямо в густой запах рыбы, соли, водорослей, гниющего дерева. Причал был длиннейший, и волнолом — тоже не чета фир-энм-хайтскому, а под стать здешним стенам — из огромных серых глыб, с тяжёлой маячной башней на конце.

Было грязно. Всюду громоздились бочки и ящики, между ними блестели лужи и канавы с затхлой водой. Сушились вонючие рыболовные сети, вода вздыхала под опорами причалов, скрипело дерево, перекрикивались люди. Чайки кружили над складами, чёрными от сырости. Повсюду не прекращалась какая-то муравьиная работа: катили бочки, тащили тюки по сходням, грузили телеги. Но Скай смотрел мимо всего этого — на корабли.

С моря дул крепкий ветер, но он не стал кутаться в плащ. Коротко поблагодарил Имлора и зашагал мимо складов, телег, домишек, мимо втиснувшегося между ними неказистого трактирчика. Оттуда тянуло горелым луком, зато прямо напротив, на ящике, сидел черноволосый эльнеддан и наигрывал на тэнге. Вокруг него собралась маленькая толпа.

Эльнедданы бывали в Фир-энм-Хайте очень редко, и Скай против воли потянулся туда же — но одёрнул себя: сейчас есть дела поважнее, чем музыку слушать. Он не решался отрывать людей от работы, но поблизости как раз праздно стояла троица моряков — тоже на эльнеддана поглазеть подошли. Ская они не замечали.

Скоро я буду в Канойдине, сказал он себе, чтобы набраться смелости. Наместник, конечно, не откажется помочь — что ему стоит? И я сразу же вернусь к Колдуну. Да, я всё равно останусь безродным изгнанником, но у меня будет наставник. А это значит — хоть какая-то от меня в жизни польза, не только попусту небо коптить. Стыдно сейчас трусить!

Он расправил плечи и самым решительным шагом двинулся к троим морякам.

— Почтенные, — сказал он с коротким поклоном, — я ищу корабль, на котором можно добраться до Стальных Врат. Я вам буду благодарен за совет…

Он очень старался говорить ясно и спокойно, но слова спешили, слеплялись, прыгали и звучали довольно робко. Моряки уставились на него, как на невиданное диво, и Скай с отчаянием ощутил, как приливает к щекам жаркая кровь. В молчании вилась прихотливая и невесёлая мелодия тэнга.

— Может, вы мне укажете, почтенные, корабль, который… идёт до Стальных Врат? — повторил он совсем жалобно.

— Всенепременно укажем, отчего ж не указать молодому господину, — подмигнул ему один из моряков, старый и щербатый. — Как Излом Года минет да лёд сойдёт, тотчас и укажем.

И он захохотал, и его товарищ, молодой, со светлой кро'энхийской косой, тоже. А третий, видя, что Скай стоит в недоумении, сказал ему грубовато, с насмешливым сочувствием:

— Ты из какой аррхаритской пещеры вылез, что простых вещей не знаешь? Гибель Кораблей на дворе. Пока ветры не переменятся, ни один корабль не пойдёт к Берегу Волчьих Зубов. До самой весны. Это ж верная смерть.

Скай почувствовал, как уходит из-под ног земля. Месяц Гибели Кораблей. Несудоходное время. Как же так…

— Ни один корабль? — повторил он дрогнувшим голосом. — До весны?

Моряки больше не смеялись. Тот, с косой, дружески взял его за плечо.

— Э, как же ты запамятовал, друг?

— Не запамятовал я. Я слышал, из Н'ганнэн-Тора корабли весь год ходят.

— Так ведь не на Восточные ж Берега…

— А куда?

— На Эргуннен и на Глаз Сокола, там товары с большой земли всегда нужны. Ну и в Сваттаргард, конечно.

Скай закусил губу. Не хнычь! с яростью велел он себе. Думай, дурень! Эргуннен и Глаз Сокола он видел на картах. Это были два островка на северо-востоке, между Западными Берегами и Восточными, один другого меньше. На Эргуннене живут одни рыбаки, а на Глазе Сокола — жрецы Имлора, там стоит его главный храм. Больше Скай о них ничего не знал. Одно ему было совершенно ясно: оставаться в Н'ганнэн-Торе до весны — не выход. У него не было ни знакомых здесь, ни денег.

У меня теперь есть знакомые в Элирдере. Я могу попроситься обратно с Умвелом…

И что? Полгода просидишь у них на шее?

Или можно попробовать найти какую-нибудь работу в порту…

Жить здесь по-нищенски и с ума сходить от ожидания?

Ну а что остаётся? Сесть на корабль до Сваттаргарда, а оттуда — пойти пешком? Через Перешеек, и Кро'энхейм, и Рот'н'Марру? Я в Великом лесу-то чуть не сгинул, а тут втрое дольше идти…

Но всё-таки лучше уж идти, чем сидеть и страдать.

— На каком корабле я смогу добраться до Сваттаргарда? — спросил Скай, не давая себе передумать. — Сегодня… или завтра — чем скорее, тем лучше.

— Да вот он стоит, — старый моряк мотнул бородой на трёхмачтовик. — Ишь, грузятся. А назавтра в Арвар-Скюрт пойдут. Только, эге, торговцев-то Дастар берёт, а тебя… ты, малец, с ним навряд ли договоришься.

— Придётся мне попробовать, — упрямо возразил Скай. — Где мне его найти?

Моряк без слов указал рукой. Неподалёку, прямо посреди мостовой, стоял невысокий кругленький человек. Он был в щеголеватом камзоле, с большими залысинами и мясистым носом. И выглядел бы добродушно, если бы не орал, побагровев от натуги, на тощего мальчишку. Тот скорчился со страху, как привыкшая к пинкам собачонка. Словно никакого человеческого достоинства в нём уже не осталось.

В груди у Ская поднялось очень сложное, сумрачное чувство. Гнев, брезгливость, жалость — всё разом. Да уж, с таким человеком разговор будет не из приятных, подумал он про себя.

Колдун. Надо помнить о Колдуне, всё остальное неважно.

— Спасибо за совет, почтенные.

Моряки заулыбались, но невесело.

— Удачи тебе, друг.

Пока он шёл к скандальному толстяку, решимость его таяла. Наигрыш эльнеддана смолк, и это показалось Скаю дурным знаком.

— Ах ты пёс шелудивый! воровское отродье! — орал толстяк густым басом, от которого мальчишка трепетал, как древесный лист под шквалом. — Я тебе сколько раз говорил: осторожнее надо, недоумок безрукий!

— Прости, господин, — начал Скай, и впервые в жизни почтительность в его голосе была напускной. Всё в Дастаре казалось ему омерзительным, начиная от чистеньких, замшевых с шитьём, сапожек, и заканчивая толстыми золотыми перстнями на пухлых пальцах.

В одной руке — мягкой на вид, ухоженной, как у женщины, — он держал самодельную удочку и потрясал ею перед мальчишкиным носом.

— Что тебе велено было делать? А? А ты чем был, недоумок, занят? Рыбку вздумалось поудить? Ну получишь ты у меня рыбку…

— Господин, — позвал Скай погромче и поневоле отшатнулся, когда Дастар повернул к нему малиновое, безобразно перекошенное лицо.

— Что? Чего тебе надо? Ты ещё кто такой?

Первого, кто рискнул бы так заговорить с сыном Предводителя, Хермонд убил бы на месте. Но Хермонда здесь не было, и Скай заставил себя сдержать гнев.

— Мне сказали, господин, что твой корабль завтра отходит в Сваттаргард. И что ты берёшь на борт людей…

— Нет, — отрезал Дастар.

Скай моргнул.

— Нет?..

— Ещё один недоумок на мою голову. Нет, я не беру на борт кого попало, — рявкнул Дастар и смерил Ская презрительным взглядом. — Я беру торговцев, не нищих паломников.

Каждый мускул у Ская звенел от ярости, но он вспомнил Колдуна и сдержался.

— Я не паломник, — процедил он сквозь зубы. — И не торговец, но…

— Да будь ты хоть пастух овечий. Думаешь, я по тебе не вижу, что ты без полумесяца в кармане?

— У меня… нет денег, это правда, но…

— О чём тогда говорить? Проваливай поздорову.

Дастар отвернулся от него.

Скай чувствовал, как с головы до ног его обжигают волны жаркого гнева, но нужно было терпеть. Ради Колдуна.

— Но я могу… делать для тебя всякую работу… я никакой работы не боюсь…

— У меня уже есть один вшивый бездельник, — одышливо прорычал Дастар. — Ещё один мне ни к чему.

И он отвесил мальчишке звонкую оплеуху — той самой мягонькой рукой с тяжёлыми перстнями. Голова у мальчишки мотнулась, и на скуле вспыхнул белым и стал стремительно алеть след от удара.

Ещё вчера Скай недоумевал бы: да почему же этот парень терпит такое унижение, почему не защитит себя? Но сейчас он проглотил все гневные слова, которые так и рвались наружу. Надо помнить о Колдуне. Надо сдержаться.

Надо терпеть.

— Прошу тебя, господин, позволь мне объяснить. Мне…

— Убирайся, я сказал!

— Послушай, мне правда очень…

— Ты что, оглох, оборвыш? А ну пошёл прочь!

Дастар замахнулся гибким удилищем.

И тогда выдержка Скаю изменила. В глазах заплясали кровавые точки, пальцы сомкнулись на рукояти меча, клинок взметнулся, будто сам по себе, и удочка покатилась по мостовой. Разрубленная очень близко от пухлых пальцев.

Что было дальше, Скай помнил плохо. Его и Дастара держали подоспевшие моряки. Дастар багровел, брызгал слюной и вопил, тыча в Ская пальцем, но у того так колотилось сердце, что он ни слова не расслышал. Он скрипел зубами и вырывался из чьих-то рук, но, к счастью, моряки были сильнее, а потом подоспела и стража. Один стражник остался с беснующимся Дастаром, а второй крепко взял Ская за плечи и оттащил в ближайший проулок.

— Ты в своём уме, раай-сар?! А ну убери меч!

— Этот низкородный хотел ударить меня, — прорычал Скай.

— А ты чего же стражу не позвал? Имлор свидетель, ты такой же дикарь, как Дастар… Убери меч, говорю, если не хочешь его лишиться!

Скай подчинился. В висках всё ещё бухали кузнечные молоты и его трясло, но самообладание понемногу возвращалось.

Стражник смотрел на него с высоты своего роста, нахмурив брови. У него было очень молодое лицо с веснушками на носу.

— Так-то лучше. Ты что, не знаешь, что бывает тому, кто в городе на другого меч обнажит?

— Вира? — ворчливо предположил Скай.

— Вира! А может, мне тебя сразу в кандалы? Ясно ведь, что платить тебе нечем.

— Попробуй, — буркнул Скай, глядя на него исподлобья.

— Ишь ты, грозный какой… Ты пойми, раай-сар, я тебе добра хочу. Я ведь вижу, что ты издалека и непростого рода. Но здесь у нас закон для всех одинаковый.

Скай молчал. Ярость отхлынула, и на смену ей пришло отчаяние. Надо было терпеть. Надо было продержаться. Пора уж и привыкнуть, что Фир-энм-Хайт далеко, и возврата туда нет…

Стражник тяжело вздохнул.

— Ладно уж. Дастар первым ударил тебя, сам виноват. Это я ему втолкую. Ты, хвала Имлору, его не покалечил, так что иди с миром. Только мечом налево и направо не размахивай, будь ты у себя на родине хоть королевский сын. Понял?

Скай торопливо закивал.

— Ну, уговор. И Дастару на глаза ты уж не попадайся.

— Хорошо. Спасибо тебе, почтенный.

— Эльнеддану скажи спасибо, — проворчал стражник. И, уже совсем собравшись уходить, вдруг остановился: — Меч-то отцовский?

— Брата.

— Ты уж береги его.

И он ушёл, а Скай привалился к дощатой стене и стал обдумывать положение дел. Что ж, в темницу не бросят и в суд не поведут. Хорошо. Шанс попасть в Сваттаргард пошёл прахом. Плохо. Выбор теперь невелик: или застрять в Н'ганнэн-Торе на месяц, а то и дольше, или отправиться с паломниками на Глаз Сокола, а уже оттуда — в Сваттаргард.

Скай остановил наугад портового работника и расспросил, где обычно останавливаются паломники. Его отправили в гостиницу неподалёку, и он долго плутал по здешним извилистым улицам, прежде чем нашёл нужное место. Гостиница была скверная, тёмная, грязная, и толстые крысы разгуливали там по лестницам, никого не боясь. Скай, поднимаясь, отшвырнул одну ногой.

Паломники действительно были здесь. Их было человек двенадцать, все, насколько Скай мог судить, крестьяне, набожные и пугливые. За место на корабле нужно заплатить арайну пять больших лун, объяснили они. Это деньги немалые, многим пришлось копить чуть не по полумесяцу всё лето.

Они были такие бедные, что Скай постыдился спрашивать, не могут ли они заплатить за него.

Арайн их корабля, как ему сказали, проводил дни в причальном трактире, и Скай — без большой надежды — пошёл обратно. Задержался в переулке, высматривая Дастара, нигде его не увидел и только тогда вышел на причал.

В трактире было тесно, душно, шумно. Коптили толстые свечи, башмаки прилипали к лужам пива на полу. Арайн отыскался за столом, с большой кружкой в руках. Он был слегка пьян и выглядел таким же нищим, как его паломники. Выслушав Ская, он сказал коротко:

— Пять лун.

Скай снова скрутил в себе гордость и пустился в объяснения и обещания. Арайн, в отличие от Дастара, дослушал его до конца и сказал совсем без злобы:

— Не повезу я тебя за просто так, парень. Я не так богат.

Он опрокинул в себя содержимое кружки и ушёл, оставив Ская в совершенном отчаянии.

Какое-то время Скай просидел в углу за стойкой, стискивая руками голову. Что сяду я на корабль, что здесь останусь — всё равно деньги мне нужны. Но где же их взять? Что у меня есть такого, чтоб продать за пять больших лун?

Он снова и снова перебирал в уме своё нехитрое имущество: штаны, башмаки, рубаха с поддёвкой, старая драная сарта, плащ, игла и нитки, огниво, моток верёвки, старый нож, над которым Колдун всегда смеялся. Даже если всё это продать и ходить в чём мать родила, не будет пяти лун.

Если только… меч? Ну, тогда точно быть мне богооставленным предателем. Что же тогда?

Но он уже знал, что. От одной мысли ему было тошно. Он снял с плаща заколку и долго, с настоящей болью, смотрел на неё. Она была тяжёлая, серебряная, с выпуклым парусником на курчавых волнах и рогатой линией берега над ними. Кто знал — сразу понял бы, что линия эта — Прощальный утёс. Это было самое последнее, что осталось Скаю от его славного происхождения. Расстаться с ней — всё равно что руки лишиться…

Но… Колдун. Когда он очнётся, мне эта заколка и не понадобится.

А чтобы он очнулся, мне нужно попасть в Канойдин.

Мне нужен этот корабль.

Скай неловко запахнул плащ, чтобы на меч никто не таращился, и подозвал трактирщика. Это был сутулый старик с висячими усами и брезгливым лицом. Одет он был опрятно, но Скай с первого взгляда заподозрил в нём подлеца.

— Чего тебе? — спросил он без лишней приветливости. — Ну? Выкладывай поживее!

Скай проглотил колючий ком в горле.

— Подскажи, почтенный, кто здесь в городе может купить у меня… кое-что?

Трактирщик смерил Ская презрительным взглядом, точь-в-точь как Дастар.

— Смотря что продаёшь, малец.

Скай на ладони протянул заколку, стараясь не смотреть на неё.

— Серебряная, — проговорил он глухо. — Очень старая.

Глаза трактирщика заблестели по-кошачьи, и Скай велел себе окаменеть, лишь бы не отдёрнуть руку, не лишиться последнего шанса. Трактирщик взял заколку, подозрительно обсмотрел со всех сторон, попробовал на зуб, взвесил на ладони.

— Серебро, говоришь? Хм…

Скай стоял, как выпотрошенная рыба — так пусто и холодно стало у него внутри.

— Сколько ты мне дашь за неё?

Трактирщик помолчал для порядка.

— Четыре большие луны.

Скай моргнул. Слова долетали до него из дальней дали.

— Четыре? Ты шутишь? Да ведь она не меньше золотого стоит! Посмотри, какая тонкая работа…

— Скажи спасибо и на этом, — промурлыкал трактирщик. — Ни один честный торговец в Н'ганнэн-Торе не будет связываться с воришкой…

— С воришкой? — повторил Скай, и голос его так звенел, что разговоры поблизости смолкли. — Ты меня вором назвал? Да как ты… Эта вещь моя по праву рождения!

Гнев опять поднимался в нём, застилал глаза, не давал дышать. Был бы здесь Хермонд!..

Трактирщик слегка побледнел и сощурил холодные глаза. Он нагнулся к Скаю через стойку и прошипел:

— Что-то не по нраву — пошёл вон, крысёныш. Иди, иди со своим правом рождения, попробуй продай свою краденую побрякушку кому другому дороже, чем за две луны. А ко мне на порог ещё сунешься — Дарга тебя живо вышвырнет.

И он кивком указал на рослого, широкоплечего северянина, который стоял сбоку от двери, скрестив на груди руки. Он был рыжеволосый, очень угрюмый на вид. Скай вспомнил, что «дарга» по-дэйхемийски значит «медведь». И правда похож. И вышвырнуть меня отсюда ему раз плюнуть.

Видимо, опасения отразились у Ская на лице, потому что трактирщик тонко ухмыльнулся, швырнул заколку на стойку и ушёл.

Скай остался сидеть, полыхая от обиды и негодования. Вот ведь сволочь низкородная! Да ему бы язык вырвать за такие слова! Что они тут за нелюди, в этом клятом Н'ганнэн-Торе?

Но только он прав, подумал Скай и сразу сник. Я здесь чужой и выгляжу бедняком. Кто такому поверит? Кто со мной станет связываться, кроме таких же вот жуликов?

Но… всего четыре луны! Этого даже до Глаза Сокола не хватит. А если бы и хватило — а что потом? Кто меня оттуда без денег возьмёт на борт?..

Но он решительно отмёл эти сомнения. А, к бесу это всё. До острова доберусь — и ладно. Там уж как-нибудь.

Он снова зажал заколку в кулаке, поправил на плечах сползающий плащ и пошёл к другому концу стойки, где трактирщик вытирал полотенцем кружку и делал вид, что всецело поглощён этим занятием. Скай чувствовал, что на него до сих пор посматривают, но велел себе терпеть.

— Послушай…

Трактирщик дёрнул углом рта.

— Проваливай, я сказал. У меня работы по горло…

— Я согласен на пять, — отчеканил Скай и снова положил заколку на стойку, чувствуя, как бессилие выедает внутри всё тепло и радость. — Давай пять больших лун. Сейчас же.

Трактирщик мигом отставил кружку, заулыбался, щурясь по-кошачьи, и…

…и тут заколку накрыла чья-то ладонь.

— Молодой господин передумал, — сказал весёлый голос у Ская над ухом. — Серебро можешь оставить при себе. А нам лучше налей чего-нибудь — совсем в горле пересохло.

Трактирщик сделался совсем белый от злости, но смолчал. Метнул на Ская горящий взгляд и пошёл к пивному бочонку.

Скай растерянно обернулся и оказался лицом к лицу с незнакомцем. У него были чёрные волосы, остроконечная бородка и блестящие тёмные глаза. И улыбался он так широко, будто давнего приятеля встретил.

— Я сам распоряжаюсь тем, что моё, — процедил Скай.

Незнакомец нимало не смутился.

— Вот как? Ну а я сам распоряжаюсь своими монетами. И я хочу купить у тебя эту безделушку, скажем, за… два золотых. Что скажешь?

Трактирщик, как раз вернувшийся с двумя кружками в руках, при этих словах так и застыл. Его прямо перекосило от досады. А незнакомец сказал ему самым любезным тоном:

— О, благодарю, почтеннейший.

Он выложил на стойку четыре медяка, уселся на табурет, на соседний положил заплечный мешок и принялся за пиво с таким видом, будто у себя дома сидит.

Скай разглядывал его не скрываясь, стремясь понять, что это за человек — может, тоже подлец, как трактирщик? Но он не походил на подлеца. У него было подвижное, открытое лицо, насмешливо изогнутые брови, и вокруг глаз морщины — такие бывают у людей, которые охотно улыбаются. Скай посмотрел на его пыльные сапоги, на саблю, на потрёпанный плащ (он был когда-то необычного тёмно-зелёного цвета), потом — на заплечный мешок, который был странной формы, почти как… тэнг? — и наконец узнал его.

— Ты эльнеддан. Ты сегодня играл в порту, когда…

— «Когда»?

Но Скаю не хотелось вспоминать про Дастара. Вместо этого он спросил:

— Ты из Рот'н'Марры родом?

Эльнеддан стрельнул в него глазами.

— Что меня выдало?

— У тебя чёрные волосы и тёмные глаза. У нархов редко у кого так. Моего отца даже прозвали Вороново Крыло из-за волос… И кожа у тебя тоже тёмная.

— Ну уж не темнее твоей.

— У меня это просто загар, — проворчал Скай сердито. — А ты… ты слова не по-нашему говоришь.

У него и правда был рот'н'маррийский выговор. Даже красиво выходило, такие у него получались трескучие «р» и мягкие «ш».

Эльнеддан рассмеялся.

— Это надо же, какой ты наблюдательный парень. Просто находка. Да ты угощайся.

Он подвинул к Скаю вторую кружку.

— Не надо, — сухо ответил Скай. Его терпение подходило к концу. Достаточно было за сегодня унижений, чтобы ещё чьи-то насмешки терпеть. — Давай свои два золотых.

Он сунул эльнеддану свою заколку. Тот не стал взвешивать её на руке и пробовать на зуб, только сощурился, будто смотрел на что-то очень далёкое.

— Надо же… Твоя правда, работа недурная, однако… Ты уверен, друг мой, что не пожалеешь, если продашь родовое сокровище за два золотых?

Скай чувствовал, что трактирщик смотрит на него, и рыжеволосый северянин у двери тоже, и сердце у него в груди трепыхалось, как подбитая птица.

— Не твоё дело, — сказал он. — Давай деньги.

Одно долгое мгновение эльнеддан смотрел на него очень пристально. А потом вдруг сказал:

— Нет, — и бросил заколку обратно Скаю.

— Нет? — переспросил он беспомощно. — Почему?

— Просто так. Передумал. Не буду я у тебя её покупать.

Трактирщик при этих словах желчно усмехнулся, и терпение у Ская лопнуло. В левой руке он держал заколку, но правая была свободна. Он потянулся к рукояти меча, уронил с плеча расстёгнутый плащ, запутался и едва не взвыл от ярости и унижения.

Эльнеддан сделал вид, что ничего этого не заметил. Он отпил из кружки, поморщился с неудовольствием, отставил её подальше и деловито спросил:

— Ты, я слышал, ищешь корабль до Сваттаргарда?

— Не твоё дело, — процедил Скай, рывком высвобождая из плаща руку.

Эльнеддан высоко поднял брови.

— Э, друг мой, с таким норовом как бы тебе не попасть в беду. Если ты в неё уже не попал — а иначе что бы ты здесь делал в одиночку, без полумесяца в кармане?

Скай хотел огрызнуться снова, но его отвлекла боль в руке. Он посмотрел на побелевшие пальцы и понял, что стискивает кулак так, что толстая игла заколки впилась в ладонь.

Гнев схлынул, как волна, оставив Ская опустошённым и ослабевшим. Он вытер ладонь о плащ и сказал горько:

— Никто меня не возьмёт на корабль без денег.

— Может, Дастар и взял бы, если б ты на него с мечом не набросился.

— Да этот низкородный… Его на месте убить следовало бы! Ты слышал, как он говорил со мной?!

Эльнеддан смотрел на него с великим сочувствием, как лекарь на бредящего больного.

— М-да. Соображения у тебя действительно никакого. Это ведь удача, что тебя в темницу не упекли, понимаешь ты?

— Удача? — медленно повторил Скай. — А тот стражник сказал, мне тебя следует благодарить.

Эльнеддан фыркнул.

— Разве же не удача, что из всех стражников рядом оказался тот, у которого передо мной должок?

Скай про себя позавидовал его легкомыслию. Он поднял с пола плащ, отряхнул и сказал сухо:

— Всё равно. Спасибо. Я тебе обязан.

— Ох, ерунда. И скука — аж зубы сводит. Лучше давай о деле. Верно я понял, что тебе нужно в Сваттаргард?

— Мне нужно в Канойдин, — вздохнул Скай и заколол плащ на плече. — Но я не могу ждать до весны, а пока что корабли отсюда ходят только на север.

Глаза эльнеддана заблестели.

— О, ты собираешься весь Сваттаргард пешком пройти — без полумесяца в кармане и в этих вот башмаках? А потом Рот'н'Марру?

Скаю в его словах почудилась насмешка, и он снова ощетинился.

— Да. Собираюсь. Тебе-то что?

— Видишь ли, друг мой, так совпало, что я тоже иду в Канойдин. И тоже не могу ждать до весны. Я вообще не-на-вижу ждать. У меня совершенно великолепная мысль! Знаешь какая? Я возьму тебя с собой.

Скай остолбенел, в шатком равновесии между ликованием и недоверием.

— А взамен?

— Это самое интересное, — сказал эльнеддан, страшно довольный собой. — Взамен ты пойдёшь ко мне в ученики.

Он не в своём уме? Или просто надо мной смеётся? Кто же такое предлагает первому встречному…

— У меня уже есть наставник.

— Правда? — эльнеддан выразительно огляделся по сторонам и развёл руками. — Здесь я его не вижу. И пока не увижу своими глазами, ты будешь моим учеником.

— Но я же… ничего не умею, что нужно эльнедданам.

— Ну, чему-нибудь ты да научишься, не можешь же ты быть совершенным болваном? Слушать мою бесконечную болтовню — тоже работа нелёгкая, тэнг мой носить, опять же, о, и, конечно, рассказывать мне истории! Но на дармовые харчи не рассчитывай: ленивые ученики спать ложатся голодными.

Скай не успел ни согласиться, ни возразить: эльнеддан с хлопком соединил руки и заявил радостно:

— Но посмотрим сперва, на что ты годишься. Тэнг, — он кивнул на свой заплечный мешок, — в руках держал?

— Нет.

— А тавикайру?

— Нет. Я ни на чём, кроме свирели…

— Чудно! — оживился было эльнеддан, но тут же сник. — Но её здесь достать не легче, чем тавикайру… У тебя с собой свирели нет?

— Нет. Но…

Скай пожалел, что вообще рот раскрыл, но было поздно.

— Но? — эльнеддан нетерпеливо щёлкнул пальцами. — Давай, показывай, что там у тебя.

Скай выудил со дна сумки хиллодорскую глиняную дудочку. Сейчас ему показалось, что выглядит она как уродливая детская поделка — и звучит так же. Стоило ли вообще о ней говорить…

Но эльнеддан смотрел на неё во все глаза.

— Маиррайс помилуй! Где ты её взял?.. Нет, не отвечай! Эту историю ты мне потом расскажешь. Позволишь? Э, друг мой, да знаешь ли ты, какая это редкость? Почти как встретить высокородного в крестьянских башмаках…

Он скосил на Ская насмешливо прищуренные глаза, но тот сдержался.

Эльнеддан поднёс дудочку к губам и заиграл.

Сразу стало тихо, только стулья заскрипели, когда несколько людей оглядывались на эльнеддана. Первые несколько нот были неуклюжими, неуверенными, как шаги слепого в незнакомом месте. Но потом, не успел Скай вздохнуть, как из бессвязных звуков сперва почудился, потом выступил отчётливо дикий, трепетный узор. Потом дудочка пропела соловьиной трелью и замолкла.

Люди радостно запереговаривались.

— Отменная работа, — сказал эльнеддан, глядя на уродливую дудочку с восхищением. — Да на ней же… Ну, успеется ещё. Держи, будешь мне подыгрывать.

Он вернул Скаю дудочку и вынул из мешка тэнг со смычком.

— И это тоже держи. Глаз не спускай, понял? Тут сокровища, которые стоят дороже твоей предводительской побрякушки.

Он отвернулся, а Скай взвесил мешок в руке. Больно он лёгкий. Сокровища? Любопытно, на что они похожи…

Им освободили место у очага. Эльнеддан уселся на стул, держа тэнг по-рот'н'маррийски — на колене, а Скай, чувствуя себя идиотом, устроился на скамье сбоку. Поначалу он был слишком погружён в свои горестные размышления, чтобы обращать внимание на происходящее вокруг, а теперь словно увидел всё разом. Бородатые лица в дымном сумраке, множество блестящих глаз — любопытных, ожидающих, жар от огня, облака запахов — табака, дыма, пива, пота, жареного мяса, всё смешалось так, что тошнит. А может, это от страха, потому что все смотрят на него, даже пьяные рыбаки в углу примолкли, хотя до этого громко спорили над доской для хаврикка, а приятель пытался их утихомирить.

— Давай, малыш, — тихо сказал ему эльнеддан. — Начинай с простого, что хорошо знаешь.

Скаю было стыдно до слёз позориться перед всеми. У него комок стоял в горле и пальцы сделались непослушными, как чужие. Но бежать было некуда. Скай зажмурился и заиграл самую простую плясовую. Первые ноты прозвучали в тишине, хриплые и дрожащие, яснее ясного выдающие его страх. Но потом зазвучал тэнг — совсем ненавязчиво, не заглушая дудочку, а будто поддерживая её, когда она спотыкалась. Скай вспомнил, как легко и весело было играть на праздниках в Фир-энм-Хайте, когда кругом друзья, и ошибки не кажутся смертельными, и мелодии кружатся, как люди вокруг костра.

Когда они закончили играть, руки у Ская ходили ходуном, но тошнота прошла.

— Не так плохо, как я ожидал, — сказал эльнеддан снисходительно, — хотя при дворе тебе, конечно, не играть. Переведи дыхание, и попробуем что-нибудь посложнее.

Но ничего сложнее таких же всем известных плясовых Скай наиграть не мог, и после каждой неверной ноты мелодия у него проваливалась и захлебнулась бы очень скоро без помощи тэнга.

На этот раз эльнеддан не скрывал своего неудовольствия.

— Возни с тобой непочатый край, — проворчал он, пересаживаясь поудобнее, под сдержанный одобрительный говор и шум возобновившейся потасовки в углу. — Ладно, поглядим, что ты ещё умеешь. Спой им что-нибудь, что первое в голову придёт, а я подыграю.

Скай встал, сам не зная зачем. Постоял под чужими взглядами, покрываясь липким потом. Дым щекотал ему горло, и трактир вытягивался и отдалялся, неожиданно тёмный и гулкий, как колодец. Эльнеддан смотрел на него с видимой безмятежностью, и трактирщик смотрел на него (очень злорадно), и даже пьяные рыбаки смотрели.

Он сглотнул ещё раз и запел:

— В запруде… трусливая рыба жила,

никому не делая зла…

Получилось невнятное бульканье.

— Так они ничего не услышат, — тихо сказал эльнеддан. — Вдохни поглубже и начинай заново.

Скай не мог вздохнуть. Он мял потными руками подол поддёвки и мечтал только, чтобы это унижение поскорее закончилось.

— В запруде, — начал он заново, — трусливая рыба…

Он услышал чей-то смешок в толпе и замолчал, и в тишине было отчётливо слышно, как пьянчуга в углу бормочет, стряхивая руки приятеля:

— Да поди ты… и сам что твоя рыба — только рот разеваешь…

Приятель потянул его за рукав, он боком завалился на стул, задев доску для хаврикка, и через мгновение они уже рычали, ругались и таскали друг друга за бороды.

Скай увидел в этом свой единственный шанс сбежать. Он не помнил сейчас ни о Колдуне, ни о корабле в Сваттаргард — только о том, что наконец-то трактир перестал таращиться на него в двадцать пар глаз.

Но тут кто-то из пьяных рыбаков ударился о стол, со стуком разбилась кружка, разлетелись повсюду фигуры для хаврикка, и рыжеволосый северянин наконец перестал подпирать стену.

— Тише вы, — сказал он гулко. — Мальцу мешаете.

Но рыбаки продолжали самозабвенно лупить друг друга и своего несчастного трезвого приятеля.

Дарга не стал ни пускаться в уговоры, ни потешать народ дракой. Он сгрёб пьянчугу одной рукой за шиворот, другой — за ремень и вышвырнул за дверь, точно куль с мукой. Проделал то же самое со вторым драчуном, вернулся на прежнее место у двери и скрестил на груди руки. И кивнул Скаю: всё, продолжай, мол.

Теперь сбежать было нельзя. Скай покосился на эльнеддана: тот был само спокойствие.

— Попробуешь ещё раз, друг мой?

Скай попробовал ещё раз.

— А там, на дальних берегах, — начал он, глядя поверх голов, и тотчас тэнг подхватил напев, и тонкий от напряжения голос Ская выправился:

— А там, на дальних берегах,

цветы — что камни из венца.

Как брата примут удальца

в холодных северных краях.

А там, на дальних берегах,

простор и свет, и нет преград,

конца не видно, говорят,

шири в полуденных степях.

А там, на дальних берегах,

на камни катятся валы,

на мачтах паруса белы

в гневливых западных морях.

А там, на дальних берегах, —

чего там нет? Да всё там есть.

Но всё же я останусь здесь,

в моих отцов родных краях.

Вокруг зашумели одобрительно, а какой-то тщедушный человечек, кривой на один глаз, подскочил к Скаю сбоку и всунул ему в руки липкую кружку.

— Ничего, ничего, парень. Оно так всегда спервоначала… Эй, там, эльнеддану-то налейте!

Девушка в ярких юбках, проворно сновавшая от стола к столу с кувшином, тут же направилась к ним, но эльнеддан остановил её взмахом руки.

— Помилуй, почтенная, без вашего пива я обойдусь. Принеси мне лучше кипящей воды. И тушёного мяса моему ученику — он заслужил.

Он лучезарно улыбнулся и бросил девушке серебряную луну. Та поймала её со сноровкой, поклонилась и убежала на кухню.

Скай не чувствовал голода. Он сидел, обмякнув, и тёплое кислое пиво казалось ему очень даже вкусным.

Кривой человечек, очевидно, тоже был не привередлив.

— Пиво здешнее ему не по вкусу, ишь ты, — ощерился он, — королевских, видать, кровей. Пустым кипятком жажду заливать — что ещё за новости?

— Я над этим кипятком поколдую — сам же первый рад будешь пиво на него променять.

— Ха! Бьёмся о заклад. Мой нож против твоего.

Эльнеддан достал нож вроде бы и медленно, но непонятно, откуда, и сделал вид, будто сомневается. У косоглазого азартно вспыхнуло лицо.

— Ай, ай, хорош. С таким ножом умеючи надо управляться.

— Своими уменьями я попусту хвалиться не люблю, — сказал эльнеддан мягко. — Но если тут кто-то ещё желает воочию убедиться — милости прошу. Только дайте нам место, а мой ученик мне поможет…

Все с готовностью завопили, что да, они желают. Заскрипели подвигаемые столы, заблестели жадные глаза, и Скай сам не понял, как оказался на ногах возле толстой балки, подпиравшей потолок. Эльнеддан держал его за плечи.

— Я редко промахиваюсь, — сказал он очень тихо. — Только стой совсем неподвижно. Ну — не струсишь?

А если струшу и откажусь — что? подумал Скай лихорадочно. Не видать мне Сваттаргарда?

Он кивнул, и эльнеддан рассмеялся в ответ.

— Однако же, — сказал он, а потом: — Ну, не двигайся, понял ты?

Он отошёл от Ская — лёгкий, прямой, сияющий задорной улыбкой. Повернулся кругом, показывая зрителям нож. Потом подкинул его скупым движением, совсем несильно — нож взвился в воздух, как по волшебству. Сверкнул в дыму рыбьей чешуёй и вернулся хозяину в руку. Из правой в левую и обратно.

Потом эльнеддан повернулся к Скаю, и стало тихо. Скай вжался спиной в дерево, молясь про себя: лишь бы мне не опозориться. Лишь бы не упасть, не дёрнуться, не завизжать по-девчачьи, не…

На очередном «не» воздух колыхнулся над его макушкой, шевельнул волосы, и сразу все вокруг одобрительно зашумели. Скай скосил глаза и увидел, как дрожит тяжёлая рукоять ножа, а лезвие на треть вошло в дерево. А когда он перевёл взгляд обратно на эльнеддана, увидел у того в руках ещё несколько ножей, уже других, лёгких и коротеньких.

И опять Скай не успел испугаться, как воздух запел вокруг его плеч, локтей и колен, а потом всё закончилось.

— О, а вот и ужин подоспел, — заметил эльнеддан как ни в чём не бывало. Неторопливо вынул ножи из балки и повёл Ская обратно к очагу.

Девушка-подавальщица как раз поставила на их стол большое блюдо с тушёным мясом и бобами и маленький котелок, над которым вился пар.

— Налетай, друг мой. Ты заслужил.

И, хотя руки у Ская так ослабели, что ложка ходила ходуном, он вдруг понял, как страшно проголодался. Он был в бедняцких башмаках, в чужой одежде, он ехал на телеге между тыквами, стерпел больше унижений, чем за всю предыдущую жизнь, в него только что метали ножи — и сейчас его меньше всего на свете волновало, что о нём подумают. Он невнятно поблагодарил и набросился на еду.

Эльнеддан тем временем священнодействовал над котелком. Вынул из дорожного мешка несколько маленьких деревянных шкатулок, взял из одной щепотку сухой травы, из второй — сморщенный чёрный плод, из третьей — комок корней, которые выглядели как белёсые черви, и отправил всё это в кипяток. Из котелка поплыл заманчивый запах — мята? вишня? нет, что-то совсем незнакомое, но очень приятное.

Косоглазый человечек с любопытством потянул носом.

— Это что у тебя за варево?

— Это, почтенный, к'хет, — отвечал эльнеддан, важно помешивая в котелке. — С тем, который готовят умельцы в Рот'н'Марре, конечно, сравнения нет — но нож свой ты мне проспорил.

Косоглазый шумно выразил сомнение и со стуком поставил на их стол пустую кружку. Дождался, пока эльнеддан нальёт туда своего травяного варева, поразглядывал и понюхал, всем своим видом выражая сомнение, потом сделал маленький глоток. Помрачнел, поморщился, потом заметил, что все с любопытством смотрят на него, и махнул рукой:

— Угораздило же связаться! Знал ведь, с эльнедданами гиблое дело спорить… Забирай, твоя взяла… но не ещё налей!

Эльнеддан рассмеялся, косоглазый пустил кружку с к'хетом по кругу, и около их стола стали собираться любопытствующие. Но прежде всех остальных эльнеддан налил к'ета Скаю.

— Держи, малыш. Ты хорошо поработал.

К'хет был горячий, и Скай с непривычки обжёг язык, но всё равно было восхитительно. Походило на орехи в меду и бруснику, только лучше. Скай глубоко вздохнул и наконец почувствовал, что жив. Он согрелся, был сыт, все оставили его в покое, предводительская заколка осталась при нём, и скоро он отправится в Сваттаргард. Ему хотелось вопить от радости, но он сдержался.

К'хет закончился, всеобщее оживление поулеглось. Эльнеддан поднял тэнг к плечу и запел. Самые простые песни, всем известные, но Скай поперхнулся к'хетом и смотрел на эльнеддана во все глаза. Всё его гримасничанье, ворчливость, трескучий рот'н'маррийский выговор пропали, будто примерещились. Он играл и пел так же, как метал ножи, — будто дышал, будто ему и не приходилось прилагать никаких усилий, и смычок в руке танцевал сам по себе, легко и точно, будто клинок. В общем, неудивительно, что когда люди начали расходиться, монеты забарабанили по их столу, как градины. В основном медяки, конечно, но были и две серебряные луны. Скай и не думал, что можно за один вечер заработать такую кучу денег.

Но эльнеддана они не особенно взволновали. Он встал, с наслаждением потянулся, хрустнув суставами, и подал Скаю тэнг со смычком.

— Убери-ка. Да поосторожнее с ним — этому тэнгу цены нет. Хоть царапина на нём будет — голову откручу, будь ты хоть четырежды высокородный.

Скай бережно убрал тэнг со смычком в кожаный чехол, а эльнеддан тем временем сгрёб со стола монеты и отнёс их на стойку. Трактирщик целую вечность считал их, пересчитывал, делил, эльнеддан зевал не скрываясь, а женщины-подавальщицы ходили от стола к столу, наводя порядок.

На Ская никто не обращал внимания, и сквозь дремотную сытость он вдруг ощутил укол страха. А что, если эльнеддан передумает? С чего я вообще взял, что ему можно верить?

— Эй! как тебя там… Не заснул ещё? Идём.

Скай вскочил, спотыкаясь о стулья, и поспешил за эльнедданом.

— Меня Вейтаром зовут…

— Однако же. Ты и правда так упрям, что тебя Нарекли этим тавичьим именем?

— Оно не тавичье, — пробурчал Скай, но эльнеддан только ухмыльнулся и свернул на тесную лестницу.

Верхний этаж был разгорожен дощатыми стенами на несколько комнаток. Побольше, почище и подороже — для гостей с монетами в кошельке, а оставшаяся, длинная и узкая, как ущелье, — для всех остальных. Соломенные тюфяки лежали тут прямо на полу, от закопчённой лампы было больше чаду, чем света, и чтобы пройти в дальний конец комнаты, Скаю пришлось переступать через ноги и головы. Эльнеддан поворошил свой тюфяк ногой, расстелил поверх плащ, скинул сапоги и устроился на ночлег с самым довольным видом.

Скай его настроения не разделял. Его тюфяк был колючий и плоский, как лепёшка, в комнатке скрипели половицы и воняло грязными ногами и мышами.

— Спи давай, Вейтар, а то завтра будешь сонный, как ёлайг на морозе, — весело сказал ему эльнеддан, не открывая глаз.

— Я бы лучше на улице спал, — проворчал он.

— Ха. Эльнедданам брезгливыми быть нельзя — для ремесла негоже. Да ты не бойся, это место проверенное. Здесь почти не воруют и клопов нет.

— Зато всё мышами загажено…

— Ну что ты разворчался, как старая бабка? Смотри, как бы я не пожалел, что взял тебя в ученики.

— Ну и жалей, пожалуйста, — огрызнулся Скай против воли. — Зачем ты вообще со мной связался?

— Из жалости, конечно. Больно уж я мягкосердечен. Это, пожалуй, мой единственный недостаток…

— Из жалости?

— Маиррайсова милость, — выдохнул эльнеддан устало и скосил на Ская глаза. — Ты собрался пересечь Сваттаргард зимой, один, чуть ли не голышом и без полумесяца в кармане, и ты позволяешь первому встречному метать в тебя ножи. Сколько, по-твоему, дней ты этак протянешь?

Глубоко оскорблённый, Скай отвернулся от него и с головой накрылся плащом. Но всё равно слышал, как эльнеддан напевает себе под нос:

— В запруде трусливая рыба жила,

никому не делая зла…