[Свободные земли: Ваар, Западные Берега. Великий лес. Год 486 века Исхода, месяц Тёплых Ночей.]
…о безумии короля: Тогда товарищи оплакали Элькиннльянда как мёртвого, и отняли у него его одежду, и оружие, и прежнее имя. И колдуны увели его и подвергли страшным обрядам, заживо отослав в Тишину. Что было с ним там, о том никому не известно; но Твари взяли его и истязали, и когда он вернулся, тело его было сплошь иссечено колдовскими отметинами. Колдуны отвели его к обезумевшему королю Вайваддарену; и стоило королю увидеть эти отметины, как разум вернулся к нему, и он вспомнил всё, что с ним было. Он тотчас встаёт и, взяв Элькиннльянда за руки, уложил его на своё место, и обмыл его раны. Но всё было напрасно, и всякий мог видеть, что Элькиннльянд умирает. Тогда король заговорил с ним; он спросил — Что видел ты в Тишине? Он же отвечал — Я прошёл Непылящей Дорогой. И пришла ему смерть от ран. Век ИсходаКниги Порядка Имён
Весь день они шли по лесу. Колдун шагал впереди, быстро и легко, и, кажется, нисколько не уставал. Мало того, он ещё и весело насвистывал на ходу.
Скай уныло плёлся следом. Никогда ещё ему не приходилось совершать таких долгих, изнурительных прогулок. Он запыхался, желудок сводило от голода, ноги от напряжения горели огнём, а неразношенные сапоги натёрли везде, где только можно. Светлый старый лес, казавшийся с утра таким славным, теперь превратился в гадкую и определённо живую тварь. Узловатые корни таились в траве, острые колючки царапали рукам и цеплялись за одежду, упругие ветки то и дело норовили вышибить глаз.
Колдуна лес пропускал беспрепятственно, а Скаю, который вымотался до предела и был страшно зол, каждый шаг давался с трудом. Правильно в городе делают, что не суются сюда, думал он, проламываясь через плотные заросли. И чего ради я вообще по этому клятому лесу тащиться должен?
— Эй, Колдун! — сердито позвал Скай, рукой отводя очередную ветку, которая только что хлестнула его по щеке. — Мы с самого рассвета идём. Не пора уже передохнуть?
Колдун бросил на него взгляд через плечо.
Снисходительный, насмешливый взгляд.
— Ты что, уже устал? Надо же, а я ожидал, что славные воины Фир-энм-Хайта будут повыносливее меня…
Ская тряхнуло яростью, будто молнией ударило.
Да как он смеет! Вот так потешаться над сыном Предводителя… Ох и поплатишься ты за свои слова, грязный низкородный, подумал Скай с ненавистью, стискивая кулаки так, что ногти впились в ладони. Вот подожди, дай только мне до тебя добраться…
Но жгучий стыд заставил его промолчать.
Колдун надо мной посмеялся — но он ведь правду сказал. Воин не станет ныть, не станет выставлять напоказ усталость и недовольство. Отец сейчас, может быть, устал не меньше, но он и виду не подаст… Так неужели Хермонд был прав, когда смотрел на меня как на избалованного ребёнка?
Скай закусил губу и пошёл дальше, спотыкаясь и уворачиваясь от веток. Позорище, безжалостно говорил он себе, самому противно это хныканье слушать… правильно Колдун смеётся… может, и то правильно, что отец оставил меня в городе — с женщинами и детьми… Видел бы он меня сейчас, сыном бы постыдился назвать…
Спустились сумерки, туман зазмеился между деревьев, тени расползались повсюду, когда они вышли к ручью. К этому времени Скай шатался и дышал, как загнанный ёлайг. В боку так кололо, будто туда нож всадили. Младшая луна рассыпала по воде серебристые чешуйки.
Колдун бросил сумку под ближайшее дерево, и Скай внутренне возликовал: неужели наконец их переход окончен! Но он постарался не подавать виду (он был уверен, что Колдун с издёвкой наблюдает за ним) и наклонился к воде. Она была такая ледяная, что зубы заломило, и безумно вкусная. Скай пил, пил и никак не мог напиться. Он в жизни не пробовал такой вкусной воды.
Ужасно хотелось есть, но просить он не стал. Смыл с лица грязь и пот, стянул сапоги, подержал истерзанные ноги в воде, пока они не онемели как следует, и улёгся на мягкой земле, спиной к Колдуну.
Скай провалился в сон, как в чёрную яму, а вынырнул из неё уже утром. Журчал ручей, в чаще птицы перекликались на разные голоса. Скай разлепил глаза и увидел, как по ближайшей травинке ползёт, резво перебирая лапками, блестящая меднокрылка.
Скай сел, ёжась от холода. И тут же увидел Колдуна. Тот расположился под деревом напротив, и вид у него был такой весёлый и довольный, что Скай чуть было не спросил, почему уже так поздно и куда они пойдут теперь, и нет ли чего-нибудь перекусить… но тут он спохватился, что смертельно обижен.
В желудке у Ская заурчало, но он намертво сжал губы. Он по-прежнему чувствовал себя измотанным, точно дряхлый дед, но Колдуну это показывать не собирался. Ещё чего!
Скай напустил на себя беззаботный вид и, присев на корточки у ручья, стал умываться. Он знал, что Колдун внимательно наблюдает за ним.
— Что-то ты бледный нынче утром, Скаймгерд Хайтере. Ты хорошо отдохнул?
— Прекрасно, — бросил Скай, не оборачиваясь.
— Вижу, ты зол. Могу тебя понять: терпеть меня нелегко… Может быть, ты хочешь вернуться в город? Пока ещё не поздно повернуть.
Ещё вчера эта мысль казалась такой соблазнительной, но сегодня… Куда мне возвращаться-то, подумал он. В постылый дом, в котором я как в тюрьме? К Хермонду, который или отошлёт меня на север, или убьёт?
— Нет, — сказал Скай грубее, чем собирался, — не хочу я никуда возвращаться.
— Значит, ты согласен и дальше идти за мной?
— Можно подумать, у меня выбор есть, — огрызнулся Скай, и Колдун сердечно рассмеялся.
— Приятно слышать разумные речи. А теперь поешь. У нас впереди долгий переход.
И он протянул Скаю лепёшку с пригоршней вяленых груш. Скай намеревался гордо отказаться, но передумал. Не так-то просто быть гордым на пустой желудок. Не хочу и сегодня тащиться за ним дряхлым дедом, подумал Скай, ожесточённо впиваясь зубами в лепёшку и бросая на Колдуна ревнивые взгляды. Сидит себе, довольный такой, ни капли не устал… будто и не шагал вчера весь день через лес… а ведь он раза в два старше меня…
Но будить меня он не стал, подумал Скай с внезапным беспокойством. Дал мне отдохнуть, хотя вчера заставил до темноты шагать без передышки. Помешанный он, что ли? С ума сошёл от скитаний по лесам… А может, колдунам и положено быть помешанными…
Скай медленно, с величайшим удовольствием дожёвывал последнюю грушу. Он смотрел, как Колдун наполняет бурдюк водой из ручья, и думал, что, может быть, не так уж всё и плохо.
— Как твои ноги — сегодня меньше болят?
Скай проглотил грушу. И точно ведь! У меня же вчера каждая косточка ныла, и каждую кровавую мозоль дёргало по-страшному, а сегодня… Он с изумлением уставился на свои босые ноги. Ни одной мозоли на них не было. Исчезла даже та царапина от плавника в бухте.
— Это ты сделал?!
Колдун прикинулся, что не расслышал, но его довольная мина говорила сама за себя.
У Ская запылали щёки. За минувшие сутки он передумал о Колдуне гадостей не меньше, чем о Хермонде. А теперь выходило, что он очень поторопился.
Скай попытался выдавить:
— Спасибо, — но получилось невнятное бормотание.
Лес делался гуще, а вместо солнечных полян путь всё чаще преграждали колючие заросли. То есть, Скаю преграждали — Колдун-то по-прежнему шагал легко, даже под ноги не смотрел, и его зелёный плащ шуршал по веткам, ни разу не зацепившись. Скай, который уже разодрал все рукава, старался не завидовать — и не отставать, хоть это и было тяжело. Ему было стыдно перед Колдуном, и он дал себе слово впредь не вести себя, как малодушный идиот.
При мысли о том, как далеко они уже ушли от фир-энм-хайтского побережья, Скаю делалось не по себе. Сперва он старался запоминать дорогу, но все деревья для него были на одно лицо, а тропинки то и дело увиливали из-под ног, ныряя в траву. Так что в выборе пути ему пришлось целиком положиться на Колдуна.
Очередная тропа вывела их к прогалине, посреди которой торчал большой трухлявый пень. А на пне сидел, недружелюбно глядя на людей, маленький жёлтый зверёк, похожий на крысу, только с плоской большеротой мордой и длинными лапками. И хвост у него был пушистый.
Увидев зверька, Колдун нахмурился и сбавил шаг.
— Постой, — сказал он Скаю, предостерегающе подняв руку. — Нам лучше выбрать другую дорогу.
— Что? Ты боишься маленькой пушистой крысы?
Зверёк угрожающе заверещал, чем развеселил Ская окончательно. Однако Колдун оставался очень серьёзен.
— Она вовсе не так безобидна, как кажется, Скаймгерд Хайтере.
Да он надо мною смеётся! Или действительно полоумный. Интересно, все колдуны такие?
А может, просто проверяет, не испугаюсь ли я? Вот ещё, только крыс мне и бояться, тем более таких маленьких! Я и пострашнее видел зверей. Одна волчья рыба чего стоит — опасна, даже если полдня на суше пролежала, с ней зазеваешься — живо останешься без пальцев.
Так что Скай пренебрежительно повёл плечом и шагнул вперёд. Ничего страшного не случилось, и он сделал ещё шаг.
Зверёк издал гнусный клёкот и прыгнул. Скай заслонился рукой и почувствовал, как впиваются сквозь рукав крошечные, но очень острые зубки. Гораздо острее крысиных. От неожиданности и боли Скай завопил и затряс рукой, но пушистая крыса вцепилась намертво и только утробно ворчала.
Колдун (который остался преспокойно стоять в сторонке) хохотал до слёз.
— «Маленькая пушистая крыса», так ты сказал? Ох, я не могу…
— Отцепись! — рычал Скай в бешенстве.
Он ударил крысой о дерево. Та упала в траву, сжалась пружиной, клекоча и раззявив широкую пасть, и напала снова. Скай попытался увернуться, потом просто побежал, наплевав на гордость, а крыса бросалась на него со всех сторон, цеплялась за одежду, кусалась и верещала. Скай стряхнул её раз, другой, третий; налетел спиной на пень и неловко шлёпнулся на бок — а проклятая крыса тут же прыгнула ему на грудь и вцепилась в горло.
— Ты уверен, что тебе не нужна помощь? — донёсся до Ская превесёлый голос Колдуна.
— Нет! — злобно рявкнул Скай. Но крыса извивалась, будто одержимая злым духом, выворачивалась из рук, целила то в глаза, то в горло, а в конце концов так впилась Скаю в палец, что ему почудился хруст кости.
Желание жить перевесило.
— Ладно, ладно, хорошо! Ты был прав! Только убери её!
Он надеялся, что Колдун тут же прибьёт тварь посохом или заклятьем поджарит, но тот не шелохнулся.
— Тана, штэммар, — сказал он весело. — Аусури д'энаи.
Крыса навострила уши, ещё разок оскалилась на Ская и с клёкотом вернулась на трухлявый пень, а там принялась вылизывать мех.
— Сети драные, — простонал Скай и кое-как сел, вытирая кровь с лица. Рукава у него были исполосованы на праздничные ленты. — Что это за тварь?!
Крыса не удостоила его взглядом, но тихонько рыкнула.
— Это хилкенн, вестник лесных стражей, — туманно ответил Колдун и нагнулся, чтобы сорвать невзрачное растеньице с широкими листьями.
— Вестник, тоже мне, — проворчал Скай, пытаясь обернуть кровоточащий палец подолом сарты. Бесполезно: кровь не останавливалась, ткань уже пропиталась насквозь и побурела. — Чуть палец мне не откусила…
— Тебе повезло, — согласился Колдун невозмутимо. — Зубы у хилкеннов острые, перекусить кость им ничего не стоит. Хорошо, что ты совсем беспомощный — если бы она сочла, что ты представляешь угрозу, церемониться с тобой не стала бы, а сразу выцарапала глаза… Оставь сарту в покое, глупец, не видишь — толку никакого, только измажешься весь…
— Я не беспомощный, — проворчал Скай, но когда Колдун достал из сумки чистую тряпицу, смочил водой из бурдюка и принялся вытирать его окровавленное лицо и руки, он сидел очень смирно, терпел и не дёргался. — И я не глупец.
— Ну-ну. Зверь — и тот понял с первого раза, о чём я его прошу, а тебе сколько ни говори — всё впустую.
— Что ты ей сказал?
Колдун хмыкнул.
— Что ты только учишься.
Скай задумался. Отец хорошо говорил на рот'н'марриме, а хронист Ханагерн знал дэйхемар, Скай не раз их слышал. Ничего общего со словами, что произнёс Колдун.
— Я не знаю этого языка.
— Разумеется, ты его не знаешь. Он уже пять сотен зим между людьми не звучал. Да и ни к чему он тем, кто не владеет Высоким Искусством… Смажь этим царапины.
Скай скептически поглядел на пригоршню растёртых зелёных листиков. Они пахли горьким соком и выглядели довольно жалко.
— А почему ты их просто колдовством их залечишь?
— Потому что только глупцы тратят силы попусту. Не будь упрямым тавиком и делай как я говорю.
Скай хотел было поставить низкородного на место, но ему было слишком больно. Он брезгливо размазал растёртые в кашицу листья по искусанному лицу и рукам, но, к своему удивлению, почувствовал почти сразу, как притупляется боль и утихает горячая пульсация. Он готов был от облегчения размурлыкаться, как кот, но тут заметил, что Колдун пристально смотрит ему в лицо.
— Что?
— Ты сейчас едва не лишился пальца и, поверь мне, легче не будет. Но пока что мы можем повернуть.
Но Скай не собирался отступать из-за какой-то ерунды, тем более что он проникся к сумасшедшему колдуну чем-то вроде благодарности и хотел отплатить добром. Он помотал головой.
Колдун почему-то не выглядел обрадованным.
— Значит, ты готов и дальше идти за мной?
И кто из нас двоих тугодум, нетерпеливо подумал Скай.
— Да! Что тут непонятного?
В тот же ключе, только без происшествий, минул и следующий день. Вечером вернулся пропадавший где-то ворон и опустился Колдуну на плечо.
— Лерре, — улыбнулся Колдун и погладил пальцем блестящие перья на шее птицы. — Вот наконец вернулись мои глаза и уши. Какие вести ты нынче принёс?
Ворон отозвался карканьем, и у Ская мурашки пробежали между лопаток. Будто всё понимает, что ему говорят, подумал он, делая украдкой охранительный знак. Может, он заколдованный? Или такой же сумасшедший, как его хозяин… Хотя Ханагерн вот рассказывал, вороны — умные птицы. Их и по-человечьи говорить можно выучить…
Лерре только каркал, щёлкал и скрипел, однако для Колдуна, похоже, это были не пустые звуки. Он слушал ворона с большим вниманием, и чем дальше, тем сильнее хмурил брови.
— Что ж, — вздохнул он наконец. — Раз так, спешкой мы ничего не добьёмся. Остановимся на ночь здесь. Благодарю тебя, друг, ты сегодня хорошо потрудился.
Ворон самодовольно каркнул и перелетел с плеча хозяина на толстую ветку. Колдун бросил сумку под ближайшее дерево и выразительно посмотрел на Ская.
— А, ну да… я пойду хворосту наберу, — спохватился тот.
Он на несколько раз обошёл их маленький лагерь в поисках сухих веток и принёс две огромные охапки. Он устал и был очень голоден, и царапины, оставшиеся после стычки с хилкенном, немного саднили (но хотя бы не кровоточили под засохшим коркой травяным соком). Да и всё равно — даже с прокушенным до кости пальцем Скаю было куда лучше, чем в тот день, когда отец уплыл на Восток.
Скай выбрал место посуше, сложил костёр, очень довольный собой, — и беспомощно огляделся. А огнива-то и нет. Я же так из дому так и ушёл, в чём был. Кто же знал, что ночная прогулка в Лес так затянется…
— Колдун!
Колдун сидел под деревом с длинным стебельком в зубах, в такой глубокой задумчивости, что Скаю пришлось окликнуть его дважды.
— Колдун! У тебя огнива не найдётся?
— Нет, — беспечно сказал Колдун. Без спешки потянулся за посохом, ткнул им в сухие ветки, сказал что-то потихоньку — и ветки вдруг занялись рыжим пламенем. Искры чуть не опалили Скаю брови.
Колдовство! Настоящее! И сотворено так запросто, что даже обидно как-то…
— Как ты это сделал? — выпалил Скай, впившись в Колдуна глазами.
— Велел ему зажечься, вот и всё.
— Что ты сказал — что это были за слова?
— Ни отроа, — повторил Колдун с широким зевком, и костёр дохнул жаром.
— Что это значит?
— То и значит — «зажгись».
— Колдовское Наречие, — прошептал Скай благоговейно.
Лерре насмешливо каркнул у него над головой. Колдун усмехнулся.
— Надеешься, что нужно только запомнить слова? Напрасный труд. У тебя к Высокому Искусству, увы, ни малейшего дара нет. Это любому видно.
Это прозвучало оскорбительно, и Скай надулся.
— А сам-то говорил, что не расходуешь силы по пустякам.
— Ну, если для тебя этот костёр — пустяк, его легко и погасить, — проговорил Колдун со зловещим блеском в глазах. — И разжигай тогда его сам, а я посмотрю.
И Скай прикусил язык.
Скай отдохнул как следует и на другой день шагал за Колдуном бодро. Правда, после полудня ему стало казаться, что лес, к которому он едва успел привыкнуть, меняется. Стало меньше солнечного света, ветер загудел высоко в ветвях. Внизу холодный воздух был неподвижен, и поэтому казалось, что листья шелестят сами собой. Куда-то подевались и птицы, и неосторожные зверьки, и даже стрекочущие в траве насекомые. Всё движение, всё дыхание отступило поглубже в чащу. Холод накатывал волнами, заставляя Ская вздрагивать и оглядываться, но Колдун оставался спокоен.
Ближе к вечеру гнетущее чувство усилилось, и в тишине уже не осталось ни одного звука, только их шаги. А затем дорогу им преградили деревья. Ветви у них росли от самой земли и так переплелись между собой, что за ними свету было не видно.
Колдун остановился. Он казался обеспокоенным.
— Что? Теперь же нет крыс, — Скай торопливо огляделся по сторонам, но не заметил ни одной. — Почему ты не идёшь дальше?
— Попробуй сам, — ответил Колдун с усмешкой. — Всё равно ведь полезешь, что бы я ни сказал.
Скай посмотрел на него с сомнением. В чём же тут подвох? Пробраться через эти заросли ему было вполне по силам, а уж Колдуну-то, перед которым трава расступалась, и подавно.
Подвох, несомненно, был. Выяснить, в чём он состоит, Скаю, несомненно, предстояло самому.
Он твёрдо шагнул к зарослям, перенёс ногу через толстую ветку… и с запоздалым испугом услышал близкий треск. Треск множился, что-то вокруг задвигалось; ещё спустя мгновение он понял, что движутся ветви, неповоротливые, толщиной с руку, и гибкие, тонкие, осторожно обхватывающие его шею.
Тут ему стало не до геройства. Скай с отчаянным воплем рванулся назад, ветви впились в лодыжки и поясницу, ломаясь с сухими щелчками. Он рванулся ещё раз и полетел спиной на землю, оставив деревьям полрукава. Ветви сплелись как были и снова замерли. В них застрял лоскут его сарты.
Когда Колдун помогал ему подняться на ноги, Скай понял, что дрожит.
— Живые деревья!
Это было куда хуже крыс — хуже Проклятых, хуже любого чудища из сказок. Чудище можно прикончить, проткнув мечом.
— Живые, Колдун, они…
— Все деревья живые, Скаймгерд Хайтере, хоть и не все такие проворные, — отрезал Колдун раздражённо, отстраняя его с дороги. — А теперь перестань причитать и не мешай мне.
Он не сделал попытки прорваться сквозь чащу и не спалил её заклятьем, а вместо этого почтительно склонился перед сплетёнными ветвями, как кланяются хозяину дома.
— А штэммара хиллод-ре! Ирдэр'э-гем Ирконхерре, а лаинаи рекнэу, альднэ.
Ничего не произошло, и Скай с лихорадочной надеждой подумал: ничего не выходит, всё, сейчас-то нам уж придётся повернуть обратно, и мы уйдём из этого жуткого леса, и…
И тут раздался скрип, от которого кровь у него застыла в жилах. Ветки снова зашевелились, но вместо того, чтобы потянуться к Колдуну, схватить его, задушить, проткнуть насквозь, сломать ему позвоночник, они раздвинулись. Деревья выпрямились и застыли, прикидываясь обычными деревьями.
Путь был свободен. Он вёл в непроницаемую тьму.
Колдун обернулся к Скаю. Он был печален, и глаза его смотрели, точно у дряхлого старика.
— Я спрашиваю ещё раз, — сказал он из темноты, — последний раз. Не хочешь ли ты повернуть, пока ещё можешь? Ты и дальше пойдёшь за мной?
Скай стиснул зубы. Куда угодно за тобой пойду — лишь бы не этой проклятой тропой! Ох, Колдун, давай выберем любую другую дорогу!..
— Я хочу повернуть, — сказал Скай хрипло и выдавил жалкую улыбку. — Но ты этого не дождёшься. Идём.
Лес заметно поредел. Почти все деревья здесь были безжизненными, сухими — чернильно-чёрные, ясно видные в сумерках. Повсюду валялись нагромождения камней, покрытые мхом. Обломки колонн, остатки ступеней — когда-то давно тут была, наверное, настоящая крепость. Так давно, что эти безмолвные камни лежали вокруг, точно неприбранные мертвецы.
Теперь Скай видел небо, только с ним было не всё в порядке: оно было серое, с кровавыми клочьями облаков и тусклыми угольками звёзд. Серое с красным, ёжась, подумал Скай. Как пыль и кровь.
— Кр-ровь, — громко хрустнула под ногой ветка, и Скай заспешил за Колдуном. Если бы не его, Колдуна, спокойствие и не умиротворяющее тепло камня под сартой, Скай давно бы пустился бежать, вопя от ужаса.
По траве протянулись нити белёсого тумана. Колдун поглядывал на них с неудовольствием, но шагу не сбавлял.
Так они вышли куда-то на гигантскую — в половину Фир-энм-Хайта, не меньше — прогалину. Деревья торчали тут редко, высохшими обрубками. Всюду светлели камни. Обломки стен, плиты, ушедшие в землю, иногда угадывавшиеся под ногами.
Может, это была не просто крепость, а целый город, с волнением подумал Скай и осторожно провёл ладонью по шершавому камню. Да, точно, так и было. Совсем небольшой город, но весь каменный. Что за люди тут жили? Неужто Нархант? Делали ли они всё то же, что и мы? Уходили на войну, и торговали с соседями, и строили дома — и вот дома ещё здесь, а их…
— Тхэльр-райн… — пополз между камнями хриплый шёпот. — Пос-следний из ищущих…
Скай испуганно закрутил головой, но вокруг было пусто, только туман густел, плотный, молочно-белый, осязаемый. Что-то прошуршало в траве слева — что-то большое и тяжёлое, невидимое в тумане. Снова зазвучал шипящий голос — он был так мало похож на человеческий, что Скай едва разбирал слова:
— Тхэльр-райн обезумел? Он теперь ищет смер-рть? З-зачем ты пришёл?
— Я пришёл напомнить тебе о твоей клятве, — ответил Колдун ровно. Он стоял как ни в чём не бывало, опираясь на посох, но его глаза зорко всматривались в туман.
— Я чес-стно выполнял условия договор-ра, — зашипело вблизи. — Я не тр-рогаю невечных… Ты обещал мне покой… Твои стражи с-стерегут меня… Уходи!
Что-то мелькнуло в тумане между камней — очень длинная тень. Скай чувствовал, как слабеют колени, как сердце колотится в самом горле, мешая дышать, и как пульсирует тревожным теплом камень под сартой. А Колдун только усмехался.
— О, мои стражи справляются. Но мне хорошо известно, как ты пытаешься превратить этот лес в свои любимые мёртвые земли. Этого в договоре не было.
Шипение переместилось им за спины.
— Это моё пр-раво… Кроме договор-ра ничто не сдер-рживает меня… Гнев жалких невечных вроде тебя мне не с-страшен…
Невечных, с тошнотворным страхом повторил про себя Скай. Если мы для него — невечные… кто же это тогда?
Колдуну про «невечных» тоже не пришлось по вкусу, судя по тому, как гневно сузились его глаза.
— Твои потуги освободиться меня не волнуют. У меня к тебе вопрос, Тварь, и я ожидаю ответа, — проговорил он с холодной угрозой. — А если ты не ответишь, я отправлю тебя в Тишину — навечно, в самое её сердце.
В ответ из тумана донеслось сухое щёлканье, и Скаю стало тошно от мысли, что так оно смеётся.
— Ты не с-сможешь… Это мог бы с-сделать только один невечный… он давно мёр-ртв…
— Он много чего рассказал мне перед смертью.
— Нет! — тварь из тумана зашипела, точно разъярённый кот — огромный, чудовищный, одержимый духами кот. — С-старик не мог открыть тебе моё имя! Он нар-рушил обещание!
— Там, где он сейчас, ему уже всё равно.
Туман содрогнулся, и прямо перед Скаем с бешеным рыком взметнулась огромная тварь. Длинное змеиное тело не тоньше его туловища, зубы в несколько рядов — с палец длиной и тонкие, как иглы; огромные блёклые глаза, как у снулой рыбы — выпуклые, лишённые век, будто затянутые бельмами, но с бледными крапинками пульсирующих зрачков.
Скай с воплем отскочил и прижался спиной к Колдуну. На мгновение он словно почувствовал на шее эти страшные зубы.
Но челюсти твари клацнули впустую. Она зашипела и повторила бросок — и снова неведомая сила остановила её, как самый лучший щит.
Шипение стало похоже на рёв огня в кузнечном горне. Длинное гладкое тело, одетое в осклизлую чешую, заизвивалось в тумане, зашуршало по камням.
— Невечный с-ставит преграды? Они тебе не помогут…
Колдун рассмеялся.
— Не угадал. Вот так дела, а я-то думал, ты поймёшь сразу. Ты не причинишь вреда мальчику, потому что он поднял Звезду Тишины.
Страшные зубы заклацали, хвост с роговыми кольцами застучал по камням.
— Нет! Ты лжёш-шь! Звез-зды нет, она исчез-зла! Я потерял её!
— Кто-то теряет, а кто-то находит, — заметил Колдун скучающим тоном. — Странно, что ты сразу её не почуял, правда? Смелее, покажи ему, предводительский сын.
Скай испуганно оглянулся на Колдуна: в своём ли тот уме? Но он был, как всегда, безмятежен.
Воины не трусят, с силой сказал Скай себе. Отец бы и бровью не повёл. Отец бился с Проклятыми!
Скай заставил себя посмотреть прямо в гнусные бледные глаза, вытащил из-под сарты камень и только теперь заметил, что от него исходит слабое прерывистое свечение.
При виде камня змей завизжал и завертелся.
— Мой камень! Вс-сё, что я вынес из Глубин! Вер-рни её! Отдай её мне! Вор-р! Она тебе не принадлежит!..
— Звезда принадлежит тому, кто её поднимет, — оборвал его Колдун. — Этот камень нельзя отнять силой.
Жуткие зубы щёлкнули, сомкнувшись за невидимой стеной. Змей подался назад и свился в тугую спираль.
— Тогда он сам отдас-ст её! Звез-зда защищает лишь его тело…
Змей метнулся вперёд быстрее молнии, Скай невольно попятился…
…и оступился, когда из-под ног полетели камешки. Позади не было Колдуна, и вообще никакой опоры. Чудом удержав равновесие, Скай обернулся.
Ни ночного леса, ни обломков древних стен. Ни тумана в траве, да и вовсе никакой травы — одни шершавые камни, а дальше скала отвесно обрывается вниз, и там глухо рокочет море. Матовое, почти чёрное, загустевшее, скалящееся острыми утёсами до самого горизонта. Скай ни разу не видел, чтобы море выглядело так. Если бы не ледяной ветер, хлещущий его по лицу, Скай решил бы, что всё это ему привиделось.
— Это моя родина. Видиш-шь, как она непохожа на твою? — произнёс вкрадчивый свистящий шёпот, исходящий сразу отовсюду. — Этот камень пришёл вмес-сте со мной, Он не был рождён в вашем мире и обладает с-силой, вам неведомой… Невечные не с-сумеют пробудить её, но я — с-сумею… Эта сила может дать тебе вс-сё, что пожелаешь… Она поможет тебе вер-рнуть утраченное…
Бешеный порыв ветра сбил его с ног, но уже падая, Скай почувствовал знакомый запах. Тот запах, который окружает тебя всегда, так что в конце концов его и замечать перестаёшь, пока не вернёшься из чужих мест. Рыба, водоросли, ветер с моря…
Скай вскочил, путаясь в ногах. Море и правда было перед ним, гладкое, сверкающее на солнце, как начищенное серебряное блюдо. И город был на месте, и зал свитков, и причал, и лодочный сарай. Седобородый старик вместе с маленьким парнишкой спускал на воду лодку. Это был Вийниров дед. Скай и сам не раз ходил с ним рыбачить вместо того, чтобы упражняться в верховой езде. Отец поначалу сердился на него за это, но потом перестал… смирился, наверное, что младший сын ни на что не годен…
Но где же змей? Где лес? Где Колдун?
А может, с отчаянной надеждой подумал Скай, ничего и не было? Я просто заснул на солнцепёке, в том овражке за стеной, вот мне и снились всякие глупости. Колдун со своим вороном, оживающие деревья, змеи говорящие — ровно что в тех небылицах, которые Нэи любит рассказывать…
Это была, конечно, трусливая мысль.
— Вот ты где, сынок.
Он замер, застыл, даже дышать перестал. Ноги словно в землю вросли, и сердце забилось со страшным усилием. Да я всё ещё не проснулся, подумал он беспомощно. Я или сплю, или… просто ошибся. Я мог ошибиться, много зим ведь прошло.
— И не делай вид, будто не слышишь меня! Близнецы уже давно вернулись, а ты что, опять прячешься? Из-за чего вы на этот раз повздорили?
Скай не выдержал и обернулся, и ему показалось, будто что-то ударило его в грудь. Перед ним стояла невысокая женщина, очень красивая. В руках у неё была корзина, полная трепыхающейся рыбы, выбивающиеся из-под головного платка пряди золотились на солнце.
И она улыбалась.
— Матушка?
Скай бросился вперёд и тут же почувствовал, как что-то мягко задерживает его.
— Она вернётс-ся, — ласково прошелестел голос у него в ушах. — И больше никуда не исчез-знет… Я верну твоих братьев… всех твоих родичей… Я верну в Ваар мир-р…
Что-то тянуло его прочь, небо лопалось, как мыльная пена, и мать, не переставая улыбаться, делалась всё дальше и дальше. Скай сопротивлялся, вопил, рыдал, рычал от бессилия, протягивая к ней руки. Руки в глубоких укусах, покрытые зелёными пятнами от целебных листьев.
Целебные листья… кусачая пушистая крыса… а Колдун, подлец, смеётся, нет чтобы помочь…
Руки опустились сами собой. Это был не сон, подумал Скай и заставил себя закрыть глаза. Я не сплю. Я в Великом лесу. Я правда пошёл с безумным Колдуном в безумное путешествие. Хермонд правда хочет избавиться от меня. Отец правда ушёл на войну. Матушка…
Камень был такой горячий, что делалось больно. А туман под ногами, наоборот, дышал смертным холодом.
Неужели я хочу валяться в этом тумане вечно и смотреть сны — пусть даже такие замечательные?
А разве нет?
Не знаю, я не знаю! Наверно, я просто трус!
Скай сжал звезду в кулаке и открыл глаза. Он смотрел прямо в гнусную змеиную морду.
— Это всё неправда!
— Это с-станет правдой, ес-сли ты отдашь мне камень… Отдай его… Отдай его мне!
От злобного рёва заложило уши, в лицо полыхнуло огнём, Скай заслонился руками и услышал, как Колдун говорит:
— Ни ламарра! Заткни свою лживую пасть. Звезда Тишины способна на многое, но даже ей не дано воскрешать мёртвых.
Пламя сгинуло без следа. Сырость и ночной холод обступили Ская со всех сторон, и он осмелился убрать от лица руки. Угрюмый лес (увы) был на месте, Колдун (к счастью) — тоже. Он стоял на шаг впереди и держал в вытянутой руке посох, как воины держат меч.
— Камень ты не получишь, но жизнь ещё можешь сохранить. Отвечай, как мне найти дорогу в Сокрытую Гавань?
Змей покачивался, поднявшись на свёрнутом кольцами хвосте. Он злобно щерился на посох, но нападать не осмеливался.
— Эта дор-рога важна для тебя, не для мальчика, — проговорил он рокочущим шёпотом; бледные глаза обратились к Скаю, и кроме злобы ему почудилось ликование. — Ты лжёш-шь ему… Тебе не нужен ученик, тебе нужен камень… Ты не с-сказал ему о видении… не с-сказал о том, как падёт его город…
Гнусный холодок пополз по позвоночнику.
Мой город?
Лицо Колдуна оставалось бесстрастным, даже скучающим, исходящую от него угрозу можно было почувствовать кожей.
— Не испытывай моё терпение, Тварь, оно уже на исходе. Как мне найти дорогу в Сокрытую Гавань?
— Сигнальные огни не зажглис-сь… — продолжал змей, растягивая пасть в ухмылке. — Йенльянд пал, а теперь черёд Фир-р-энм-Хайта… Проклятые… они уже близ-зко… и среди них есть колдун…
Он лжёт. Так ведь? Просто смеётся надо мной… хочет меня испугать… да?
— Как мне найти дорогу в Сокрытую Гавань?
— Ты видел, Тхэльр-райн… так же, как и я… Город падёт в огне и крови… и дня не пройдёт…
— Открой мне дорогу.
— Ты не с-сказал мальчишке… Решил зас-слониться им от меня, как щитом…
В бледном свечении, исходящем от тумана, глаза Колдуна вдруг потемнели, лицо исказилось от ярости. Полыхнула ослепительная вспышка, и змей повис над землёй, корчась, как червь на крючке. По влажной чешуе метались крошечные молнии, пасть судорожно разевалась — но отрывистые звуки, вылетающие из неё, походили на смех.
— Открой! мне! дорогу!
— Постой! — крикнул Скай. Он пытался заглянуть Колдуну в лицо, но пляшущие отсветы молний делали его похожим на жреческую маску. — Подожди, Колдун, сперва… скажи, это правда? Ты видел… это? их? Проклятых? Йенльянд и… Ты это видел?
Он был уверен, что услышит в ответ смех, так нелепо всё это звучало. Ведь прошло всего три дня… Ведь у Йенльянда тоже есть укрепления, они мощнее фир-энм-хайтских вдвое, потому что Великая Граница оттуда совсем близко… Ведь сигнальные огни на то и нужны, они никогда не подводили, со времён короля Канойдина, ведь…
Но Колдун не рассмеялся — даже не взглянул на него.
— Ты ничего не можешь сделать.
Ничего. Ты ничего
Ничего не можешь
Как все дети, женщины и старики, ты останешься в городе.
И если они придут, ты будешь сражаться вместе со всеми.
Если они придут. Они уже близко, и среди них есть колдун.
Как падёт его город. В огне и крови.
Скай почувствовал, что падает в какую-то необозримую пропасть, так стремительно, что сердце не поспевает.
— Ты знал? Ты видел? Почему ты не сказал мне?! Я бы…
Я остался бы в городе!
— Я бы не…
Я бы ни за что не пошёл с тобой!
Но ведь в этом-то и причина, так? Тебе нужно было, чтобы я пошёл с тобой. По доброй воле — только так Звезда могла защитить тебя от Змея. Для того ты и показал мне те сны? Или они тоже были обманом?
Змей бился в конвульсиях, подвешенный над землёй, и Скаю казалось, что его тоже подвесили так. А перед глазами вспыхивали обрывки Хермондовых кошмаров: горящие дома, рушащийся храм, колокол цвета крови.
Ты останешься в городе. И если они нападут…
— Я должен быть там! Мы должны вернуться! Их нужно предупредить!
Но Колдун лишь презрительно ухмыльнулся. Он смотрел на корчащегося Змея с мрачным удовлетворением.
— Они рады были избавиться от тебя. Они тебя презирают, считают избалованным тупицей, завидуют тебе — те, кому вообще есть до тебя дело… А ты собираешься за них «сражаться»?
— Собираюсь, конечно! — воскликнул Скай, не веря своим ушам. — Я сын Предводителя! Отец взял с меня слово! Вернёмся назад, Колдун, пожалуйста!
— Я трижды спрашивал тебя, не хочешь ли ты вернуться. Ты свой выбор сделал.
— Выбор?! Да я же ничего не знал о Проклятых! Ты не сказал мне! Ты думаешь, если бы я знал, я бы…
— Так или иначе, теперь уже поздно. Мы в трёх днях пути. Впрочем, я тебя не держу.
Да хоть тысяча дней пути, Скаю было всё равно. Он знал только, что должен вернуться, не важно, как!
— Но ты же колдун, так или нет? Ты можешь сделать так, чтобы мы… ты ведь умеешь, все колдуны умеют, тебе ведь это раз плюнуть!
— Это меня не касается.
— Это ведь и твой город тоже!
Колдун наконец взглянул на Ская, и глаза у него были холодные, как железо.
— Мой город? Они убили мою мать, а меня изгнали. Моего наставника травили как волка в благодарность за то, что он помогал этим беспомощным скотам залечивать раны. И ты думаешь, после этого я шевельну хоть пальцем, чтобы им помочь? Если этот клятый город сгорит — туда ему и дорога… Ты должен быть мне благодарен, что не сгинул вместе со всеми…
— Лучше бы я сгинул, чем с тобой пошёл! — заорал Скай. — Ты просто трус! Ты трус и лжец, у тебя нет чести, и тебе ни до кого нет дела, кроме себя самого! Правильно, что таких, как ты, изгоняют!
Он был бы рад сейчас ударить Колдуна побольнее, неважно, что тот сильнее и старше и знает кучу заклятий. Скай был страшно зол, что не нашёл слов обиднее — но Колдуна его бешенство ничуть не задело. Он смерил Ская скучающим взглядом и повернулся к Змею.
— Открой мне дорогу в Сокрытую Гавань! Я прошу в последний раз.
Вопить дальше было бесполезно, на это не было времени. Мимо замелькали камни, потом деревья, ветки защёлкали по лицу и плечам. Ему было не до того — он мчался проклятой тропой со всех ног. Словно надеялся преодолеть трёхдневный путь за остаток ночи.
Если они придут, ты будешь сражаться.
Не опозорь меня.
Имлор Многоликий! Почему же я не умею летать!
Он бежал быстро как мог, спотыкаясь в темноте. Вместо ночного леса он видел перед собой огненный кошмар. Ломающиеся городские ворота, пылающие крыши, люди, мечущиеся между пожарищ, загнанные в свой город, как крысы в ловушку. Нэи, Тальма, Вийнир, Имлат и Уннгвэ, превращающиеся из живых людей в изрубленные, обугленные куски мяса.
Ты ничего не можешь сделать
Ты останешься в городе
Ты будешь сражаться
Не опозорь меня
Я смотрю правде в лицо
Нет надежды
Сражаться
Вместе со всеми
Ты ничего не можешь
Скай рухнул лицом во влажный мох. У него страшно кололо в боку, и перед глазами плавали круги. Слабак! повторял Скай с ненавистью. Какой же я слабак! Ничтожество! Какой же я идиот! Поверил каждому его слову! Я мог бы быть сейчас с ними, а теперь…
— Ох, ну наконец-то. Я уже думал, что не догоню тебя.
Скай открыл глаза, по-прежнему уткнувшись пылающим лбом в прохладный мох.
— Вставай, Скаймгерд Хайтере. Некогда валяться и страдать.
Послушно, как ручной зверёк, Скай выпрямился на ватных ногах. Колдун смотрел на него, с раздражением сдвинув брови. Единственным источником света вокруг был огонёк на навершии его посоха.
— Говорили тебе когда-нибудь, что ты невыносимо упрям? Однажды, будь уверен, упрямство сослужит тебе плохую службу. А пока говорю тебе: отныне ты будешь зваться Вейтаром. Уж этого имени ты стоишь.
Его слова струились мимо, как болтливый ручеёк, не задевая ни одной струны. Скай стоял, свесив бесполезные руки, как статуя, тяжёлая, неповоротливая, неживая. Колдун молча смотрел на него, а потом усмехнулся с неожиданным теплом.
— Если хочешь знать, ты пристыдил меня, чёртов упрямый тавик. Что ж — добился, чего хотел. Держись за меня крепче. Вэур-гем онн'э, эстэна-гем тор'ре, ланнд'а-гем Торреддене — ланвэ!