Чемпионы Черноморского флота

Глава 16

Вася. Владикавказ, август 1838 года.

Дорохов действительно получил назначение в 1-ый Малороссийский казачий полк, переведённый на Кавказ вместе со 2-ым лет пять назад. Бравые хлопцы из Черниговской и Полтавской губернии служили на кордонной линии Левого крыла Кавказского Отдельного корпуса. Квартировали в станицах у Владикавказа и Георгиевска. Ничем особо себя еще не проявили. Как донцов в Черкесии, на Левом фланге их отряжали в оказии, патрули, в сопровождение-конвои. На фоне терских казаков-гребенцов выглядели они жидковато. Но Руфин не унывал. Ему бы скинуть серую шинель и избавиться от солдатского ружья, взять в руки шашку, сесть на коня — он всем покажет, чего стоит!

Странное дело, неумеренный во всем, фанфорон и хвастун, он обладал своеобразным внутренним достоинством и скромностью, понятной не сразу и не каждому. Про свои подвиги рассказывал много, с кучей ненужных пустых подробностей. А важное, действительно ценное, опускал.

В персидскую кампанию он — на самых опасных участках. Вместе с двумя сослуживцами, разжалованными декабристами Пущиным и Коновницыным, под покровом ночи проник во вражескую крепость Сардар-Абад.

— За ту рекогносцировку, — с упоением, но без низкопоклонства делился он, — сам Паскевич приказал подать в траншею шампанского и распил его с нами, с простыми солдатами!

Разве в пьянке с фельдмаршалом дело? Для тех, кто понимал суть — а Лосев и Вася понимали, — куда важнее были реальные подвиги. Как Руфин в кавалерийской атаке с серпуховскими уланами захватил двух офицеров под Джан-Булахом. А под Карсом — орудие в тылу у турок, из которого открыл огонь, сея ужас в рядах противника. При штурме Ахалциха снова в первых рядах. Под Эриванью рана в грудь и контузия в голову осколком гранаты.

Восторженные отзывы командиров, стремительное повышение по службе, золотое оружие за храбрость — вот о чем вещал Дорохов в кругу московских знакомых. Те морщились. За спиной называли бахвалом. Плохо понимали, что не в наградах суть, а в личном мужестве. Зато в обществе кавказских офицеров Руфин был среди своих. Тут все были такими — удальцами, сорвиголовами и балаболами, давно позабывшими о границах благоразумия. По крайней мере, до тех пор, пока не набирались опыта и не нацепляли на мундиры генеральских эполет.

«Куда я попал? — думал Вася без особого восторга, когда вместе с Лосевым вытянули из Руфина подробности. — С такими отцами-командирами не сносить мне головы!»

… Владикавказ встретил уставших путешественников жарой и пылью. И своим удивительным для фронтира видом не грозной крепости, а небольшого провинциального города. Прошлогодний визит императора совершенно его изменил внешне, но не вышиб из него особый кавказский дух.

— Здесь, Руфин, — разглагольствовал Лосев, — ты совершенно не встретишь той местечковой отравляющей атмосферы провинции с ее мелкими интригами, завистью и подсиживанием, перемыванием костей и мелкими пакостями. Женское общество тут своеобразно и составлено из столь разнородного элемента, что диву даешься, как оно уживается. Дамы здесь воинственны. Жена плац-майора, истинная бельфама, изволила приревновать своего любовника. Ворвалась в его квартиру и выстрелом из пистолета навсегда лишила его возможности создавать ей повод для ревности!

— Ты шутишь⁈ — захохотал Руфин, привлекая внимание проходивших офицеров.

Их не удивили почерневшие от солнца и грязи лица троицы прибывших, не их повидавшие виды мундиры и даже не раскованная манера держаться с поручиком у сопровождавших его «серых шинелей». К такому тут привыкли. Но столь заразительный и жизнерадостный смех — на это стоило посмотреть.

— Дорохов⁈ Ты⁈ Опять напроказил⁈ — Руфина узнали.

Вмиг его окружила гомонящая толпа «кавказцев».

«Пропал наш спутник, — сделал вывод Вася. — Попойки и карты. Походы к этим самым „бельфамам“. Будет, где разгуляться бывшему капитану».

Вася был не далёк от истины. Во Владикавказ слеталась «золотая» столичная молодежь в погоне за наградами и чинами. Пир стоял горой. Деньги сыпались без счета. Лавочники делали состояния на торговле «туземным костюмом», ибо каждый уважающий себя щеголь из глубинной России сразу обзаводился тремя комплектами. В Ставрополе было еще хуже. Там крутились огромные деньги вокруг подрядов на снабжение всего Кавказского корпуса. И нувориши из комиссионеров и купцов тоже участвовали в погоне за удовольствиями, дабы заезжие аристократы не задирали особо нос.

Старые «кавказцы» — в смысле не возраста, а сроков пребывания на Кавказе — ревновали и презирали «залетных». Чинов и наград хотелось всем без исключения. Как полюбить или относиться как к боевому товарищу к тому, кто лишил тебя очередного повышения? Причем, не в силу заслуг, а всего лишь полезных знакомств и протекций? Если в офицерской семье эта нелюбовь скрадывалась воспитанием, то в солдатском сообществе все было проще и грязнее. Известны были случаи, когда те же куринцы не приходили на помощь переведенным на Кавказ ротам, не считая их «своими». Немыслимая история среди «старых» полков…!

Вокруг Дорохова толпились все вперемежку. И те, кто помнил его по персидскому походу и турецкой кампании. И те, с кем он гульбанил в гвардейских казармах или понтировал за ломберными столами в великосветских салонах. Неожиданно его фигура выросла до космических масштабов. Как великого миротворца, способного примирить непримиримых.

К его чести, он не поддался мгновенному искушению:

— Сперва к коменданту вместе с друзьями! — он обнял Васю ко всеобщему удивлению.

Нравы были простые, но обнимашки легендарной личности с простым унтером? С’est un mauvais ton!

У коменданта не задержались. Пришла пора прощаться. Долгожданная бумага о производстве Дорохова — Соизволение Государя на пожалование чином — была получена. Он стал не просто унтером. Юнкером. То есть почти офицером. Тем, кому могут доверить собственную команду. Неплохой взлет за несколько часов барахтанья в соленой воде. Сословная система во плоти: его сослуживцы получили по 100 рублей и были счастливы!

А еще воспоминания! Да-да, все еще были живы генералы, для которых Руфин — живая копия рыжеволосого отца, лихого рубаки и боевого товарища[1]. Как тут ни поспособствовать его выдвижению⁈

Вася не завидовал. Ему было наплевать. В офицеры он точно не рвался. Выдастся случай и сподобит Господь новым Георгием, отдаст его тому, кто нуждается в повышении. Другое дело — тихая, зажиточная и спокойная должность фельдфебеля! В его ранце маршальский жезл отсутствовал, что бы там ни утверждал Людовик XVIII. Подумаешь, авторитет! Корону сохранить не смог, а все туда же: афоризмами сыпать! Впрочем, Вася и не знал таких тонкостей нелегкой монаршей судьбы.

— До скорой встречи, друзья! Особенно, Вася, с тобой. Сам видишь, все складывается, как должно! В моей летучей команде удалых налетов тебе — самое место!

Милов пожал плечами. К чему загадывать? Вон, бедный Лосев. Мечтал о славном загуле с владикавказскими друзьями. А что в итоге? Предписание топать на склад, получать свечи, картофель и сарацинское зерно для Куринского полка, по интендантской ошибке завезенные не в Моздок, а южнее, и сопровождать груз до крепости Грозной, в расположение штаб-квартиры родного батальона. Предстоял нелегкий разговор с местным провиантским комиссионером.

Получили квитанцию на заселение в обывательской квартире — в тесной грязной сакле, грозившей обрушением. С трудом ее отыскали и договорились с хозяином, чтобы Вася перекантовался ночь на полу в комнате господина офицера. Отправились на склад.

Вот тут-то и начался цирк-шапито.

Со свечами все вышло гладко. В день полагалась на 10 солдат две свечи. Посчитать несложно. Но с картофелем и рисом (Вася несказанно удивился, что такой простой продукт обозвали столь странным выражением, как «сарацинское зерно»), как говорится, без пол-литра не разберёшься! В день солдату полагалось 24 золотника крупы. Если ее заменяли на рис и картофель, требовалось отпускать столько же по весу. Ушлые складские чинуши тут же принялись умножать, делить, складывать и подсовывать Лосеву бумажки на подпись. В золотниках выходило солидно. Бедный поручик лишь хлопал глазами. Чувствовал печенкам, что дурят. А как доказать?

— Виктор Игнатич! Не робей, — пришел ему на помощь Вася. — Сколько в золотнике том весу?

— Треть фунта! — обреченно ответил командир.

Он совершенно не понимал, как ему вычислить нужное количество мешков и чтоб все было без обмана.

— Эка невидаль столь простые цифры посчитать!

Вася быстро пересчитал в уме и выдал нужную цифру. Уточнил вес полного мешка и назвал, сколько мешков им полагалось.

— Эээ⁈ — запинаясь, вскричал поручик. — Ты никак в лабазе до армии служил?

— Подумаешь делов! — удовлетворённо хмыкнул Вася. — Третий класс, таблица умножения.

— Какой третий класс⁈ — на Милова смотрели уже все, кто был на складе.

Вася понял, что крепко облажался. Чтобы сгладить свой прокол, он накинулся на складских:

— А усушка? А утруска? Водицы в рис не плеснули для весу? Картофель гнилой не подсунули?

Комиссионер провиантского ведомства, истинный баловень судьбы, а не чиновная голь перекатная, закашлялся:

— Откуда в таком здоровенном лосе место для мозгов⁈ Нет, я понимаю, был бы он артиллеристом… Но пехота?

— С походом давай отпускай! — гаркнул на него Вася.

— Унтер! Ты забываешься! — грозно зашевелил усами складской «таракан», привыкший к почтению со стороны офицеров не ниже майорского чина. — Шпицрутенов захотел за наглость? Могу устроить по знакомству!

Вася пожал плечами. Уж что-что, а про телесные наказания он знал: Георгиевских кавалеров не наказывали поркой.

— Прием товара требует точности! Гнилье нужно заменить.

— Точно! — развеселился Лосев, обидевшись за Девяткина. — Картофель будем проверять!

— Этак мы до утра провозимся! — возразил комиссионер. — У меня под вас подводы уже готовы. Нужно грузить, чтобы в срок отправиться в Моздок. Ладно! Накину пару мешков сверху.

Он сердито зыркнул на Васю. А тому и дела нет до грозных взглядов жулика. Ему ли не знать, на какие только проделки способны складские, сидящие на продуктах. Довелось до армии грузчиком в магазине поработать. Спроси его — он тут же выдаст с десяток способов, как нагнать вес на отпускаемом товаре. Одна «ледяная глазурь» чего стоит![2]

— Ну, Вася! Ну, орел! — не переставал его нахваливать Лосев. — Прибудем в Грозную, сделаю тебя главным ротным артельщиком!

Унтер-офицер Девяткин довольно щурился. Что за таинственный артельщик, он не знал. Но ему стало понятно с кристальной ясностью: призрак фельдфебельского «жезла» уже гулял по его солдатскому сидору.

За спиной заходился в крике комиссионер, оравший на своих подручных, таскавших мешки на подводы.

— Вашбродь! — не забыл напомнить Вася. — Завтра, перед отправкой, непременно мешки нужно пересчитать.

Коста. Долина реки Соча, август 1838 года.

Джигетский князь Аридба позволил нам без проблем переправиться через Мздимту и зазывал остановиться в его ауле. Но мы не приняли его приглашение. Доверия к этому лису не было и на грош. Встали собственным лагерем на границе земель убыхов и джигетов. Границе весьма условной, ничем не обозначенной. Наш сопровождающий, приставленный к моему отряду Созроном, ткнул пальцем в направлении реки.

— Там уже владения Берзеговы.

— Башибузук! Разбивайте лагерь! — приказал я.

По заведенному порядку окружили лагерь засеками из кустов. Особое внимание и охрана — лошадиному табуну. Любителей-конокрадов в Черкесии хватало с избытком.

Ближе к вечеру к нам пожаловали князья — братья Аридба и Облагу. Последний выглядел неважно. Раны, полученные в прошлом году, еще давали о себе знать. Он не горел желанием конфликтовать с Берзегом.

— Нехорошо у нас вышло с соседями из-за священной рощи и крестов. Мы не дали кресты снять. До оружия дело дошло. Берзег уступил, но обиду, уверен, затаил. Теперь вы хотите устроить демонстрацию силы.

Мы сидели на бурках вокруг костра. Языки пламени играли с тенями, высвечивая мужественные и красивые лица джигетских вождей. Вкусно пахло шашлыком из баранины, который готовили для нас Цекери и Коченисса. Курчок-Али был рядом, но в священнодействии с мясом не участвовал. Прислушивался к нашей беседе с вождями.

— Мы действуем по обычаю. Права гостя никто не отменял, — гордо ответил Аридба.

— Хороши гости! — хмыкнул Облагу. — Все с винтовками.

— Я отпустил родню князя Геча, а ты не решил вопрос с пушкой! — наставил на меня палец Созрон.

— Почему не решил? Очень даже решил. Увидишь!

— Русские не смогли отбить орудие. Их колонну изрядно пощипали. И убыхам досталось. Многих славных воинов потеряли. Мне сказали, что урусы охапками собирали дорогие кинжалы и шашки. Но пушка, она осталась у князя Берзега!

— Русские мне не подчиняются, увы, — развел я руками. — Заканчивай канючить. Считай, нету у убыхов пушки. Как видишь, я чту наш договор.

— Тогда выдвигаемся завтра утром. Если убыхи захотят нас задержать, они встретят нас на переправе через Сочу. Постараются нас не пропустить на правый берег.

«Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро… — пропел я про себя. — Почему-то терзают меня смутные сомнения, что ты, мой временный союзничек, задумал какую-то бяку. А глаза-то, глаза… Такие честные… Верить тебе — себя не уважать!»

Я угадал. Утром, когда мой отряд добрался до берега реки в районе переправы, войска князя Аридбы мы там не нашли. Зато люди Берзега присутствовали в большом числе. Видимо, джигет решил отложить свой «гостевой визит» до лучших времен. И сдал меня с потрохами убыхам. Я предполагал нечто подобное и совсем не расстроился. Куда хуже вышло бы, если князь прибыл, но в ответственный момент ударил бы нам в спину.

— Следи за тылом, Башибузук, — распорядился я. — Нам в любом случае нужно переправиться на тот берег. Нас ждут незаконченные дела в ауле на реке Аша и в долине Вайа.

С моими планами был категорически не согласен князь Хаджи Исмал Догомуко Берзег и его племянник Керантух. Они вывели своих людей на правый берег. Их было больше, чем нас. Они были опасными и умелыми бойцами под флагом Санджак Шериф и десятком значков разных командиров. Серьезно настроены на драчку. Был бы с нами князь Аридба, силы бы не просто сравнялись, а превышали убыхские. Но он предал в своей обычной манере. Возможно, добился изменой желаемого. И подвел нас под ружья врагов. Вдобавок, берзеговцы установили орудие, нацелив его на переправу. Мои бойцы волновались. Мистический страх перед русскими пушками уже пустил свои корни, ослабляя самые смелые сердца.

— Напомни нашим людям, — сказал я Башибузуку, — почему я знаменит. Ядра мне не страшны. Для волнения нет причины. Действуем по плану.

Наши стрелки, вооруженные штуцерами, рассыпались цепью и занимали позиции. Я тронул коня и поехал один к переправе. Мне навстречу выехал старый вождь и Керантух, его правая рука. От воды тянуло прохладой. За рекой скапливалась убыхская конница.

— Приветствую тебя, Хаджи Исмал. Давно не виделись!

— Зелим-бей! Какая встреча, — глумясь, ответил старик.

— Встреча, судя по всему, ожидается жаркой, — поддержал я его тон.

— Полагаешь себя серьезным воином? Завел себе отряд, который занимается не пойми чем. Вместо того, чтобы следовать Национальной клятве, выкупаешь русских из плена.

— Кому-то ведь нужно этим заниматься. Почему не мне? — пожал я плечами. — Твои старейшины ездили к русским забрать тела павших. Твои люди торгуют у стен крепости. Откровенно говоря, я уже запутался, когда появляется повод требовать штраф. К тому же мои действия одобрили старейшины анапских аулов.

Берзег сверкнул глазами. Мой упрек был справедлив. Наверное, он считал, что, как главный вождь черкесской Конфедерации, имеет право сам решать, было нарушение или нет. Он над законом. И плевать хотел на северных вождей.

— Ты мне крайне подозрителен, — упрекнул меня князь. — Твои действия, твои связи с русскими… Я еще в прошлом году сказал тебе, что не доверяю.

— А я не золотой полуимпериал, чтобы всем нравиться. Вон, князь Аридба решил, что ты ему больше по сердцу. Наверное, предательством купил себе право основать аул на правом берегу. Угадал? — Берзег кивнул. — Мой лучший друг Джанхот погиб, защищая тебя. Зачем была нужна его смерть⁈ Ты, князь, дышишь войной, пьёшь смерть и пируешь над телами павших.

— Я все отдал для нашей свободы! Всех сыновей потерял! Не хочешь же ты сказать, что моя жертва была напрасной?

— В верховьях Псезуапе я встретился со старцем. Со святым человеком Хазретом. Он спасает людей от твоей войны. А к чему ты приведешь свой народ? К гибели в бою или бесславному исчезновению на чужих берегах?

Глаза Хаджи Исмаила расширились.

— Тебе было видение⁈

При всем своем трезвомыслии и опыте князь, как и все черкесы, был очень суеверен. Мог и на бараньей лопатке погадать перед тем, как готовить на меня засаду. Я решил сыграть на этом.

— И не одно! Ты забыл, что люди меня называли колдуном, — Берзег неверяще покачал головой. — Забыл, что меня ядра не берут? Пушку выкатил. Зачем? Ты же не сможешь и выстрела сделать.

Керантух затряс своей пышной бородой. Рассмеялся мне в лицо. Молодой, не старше меня княжич был нетерпелив и жаждал крови. Его дядя был не столь категоричен. Я попытался решить дело миром.

— Чего вы добиваетесь? — спросил, взывая к благоразумию Берзегов.

— Хотим расформировать ваш отряд. Отобрать оружие. А тебя задержать.

— С чего такая немилость?

— Англичанин Якуб-бей прислал весточку. У него против тебя серьёзные обвинения. И верные доказательства. Свидетельства людей, чьим показаниям можно верить.

Ох уж этот Белл! Ни минуты покоя из-за него. Все крутит, вертит и мне палки в колеса вставляет. Мистер заноза-в-заднице, пришла пора с тобой разделаться!

— Князь! Ты готов пролить кровь адыгов?

— Когда хакким спасает жизнь пациенту, он, не дрогнув, отсекает больной орган. Это всякий знает.

— Брат пойдет на брата по твоей прихоти?

Хаджи Исмал задумался.

— Миром не сдашься?

— У меня есть чем вас удивить.

— Не слушай его, дядя. Он блефует.

— Мы не за карточным столом, княжич, — ответил я резко.

— Сдавайся! — хрипло призвал князь.

— Попробуй выстрелить из пушки в моих людей. Начни первым. Дай мне возможность ответить ударом на удар.

— У вас нет и шанса! — презрительно бросил Керантух.

— Я так не думаю! — усмехнулся я. — Ну же! Хватит меня пугать! Вы же не хотите заболтать меня до смерти!

Оскорбленный княжич зверски оскалился. Поворотил коня и поскакал к своим войскам. Старый вождь остался со мной. Вероятно, он рассчитывал, что я после первого же пушечного выстрела задеру лапки кверху. Смотрел на меня насмешливо. Мол, ну что, мальчик, доигрался?

Керантух доехал до орудия. Отдал приказание. Орудийная прислуга засуетилась. Но у нее, как и ожидалось, ничего не вышло. Раздосадованный Берзег обернулся и с удивлением увидел жестикуляцию племянника. Пушка молчала. Княжичу только и оставалось, как развести в бессилии руками. Наверное, он ругался на проклятого колдуна Зелим-бея, испортившего ему пушку каким-то мерзким заклинанием. Вряд ли он сообразил, что запальное отверстие забито «ершом».

— Все еще сомневаешься в том, что меня ядра не берут⁈ — ехидным тоном вопросил я князя. В ответ он скорчил недовольную гримасу. — Теперь мой ход!

Я поднял руку.

С нашего берега ударил слаженный залп из литтехских штуцеров. Дистанция позволяла расстреливать противника как в тире, оставаясь вне предела дальности его винтовок. Убыхи, думая, что в безопасности, стояли плотными конными группами, как на подбор. Дико и жалобно заржали кони. Мои стрелки целили в лошадей, а не в людей. Великолепных скакунов было жалко до слез, но какой у меня был выбор? Я хотел лишить убыхов мобильности. И все получилось по-моему. Три залпа подряд — и пропал табун лошадей в сотню голов. На берегу все смешалось. Упали значки на высоких древках. Паника охватила отряд убыхов. Они не знали, что им делать — атаковать или отходить. С ошарашенного Керантуха впору было писать картину «Не ждали»!

— Остановись! — закричал побледневший Берзег.

Он догадался, что мои люди перебьют всех лошадей в считанные минуты. Что мы не позволим убыхам отступить без серьезных потерь. Что наше преимущество в огневой мощи неоспоримо. Партия была выиграна мной практически мгновенно.

Я снова махнул рукой. Выстрелы прекратились.

— Уступи мне дорогу, князь, и никто не пострадает! Я не хочу лить понапрасну черкесскую кровь!

— Мы вас пропустим!

Убыхский вождь посмотрел на меня с холодной злобой, прищурив правый глаз. Потом обреченно вздохнул. Мало того, что он получил щелчок по носу и потерял лицо. Он еще и на деньги попал. На немалые. Один конь стоил в пределах сорока рублей. За несколько минут Хаджи Исмал влетел на кругленькую сумму. Наверняка, затаил лютую обиду.

— Мы с тобой еще не закончили!

— Довольно угроз, князь!

Он развернул своего коня и отправился уводить своих людей. Как ни бесился, но признал, что проиграл вчистую. Злобно ругался себе под нос, отъезжая.

«Шипи, шипи, змея! Я вырвал твои ядовитые зубы. Ты пока не знаешь, но у меня для тебя еще один сюрприз припасен».

[1] Руфин — имя греческого происхождения и в переводе означает «рыжий» или «красный».

[2] Способ увеличивать товарной вес рыбы, которую до выкладки на прилавок-холодильник специально облаивают водой и замораживают.