Чемпионы Черноморского флота

Глава 11

Вася. Тифлис, конец июля 1838 года.

Тем, кто имеет хоть малейшее представление о сочетании понятий «Тбилиси» и «июль», не нужно объяснять состояние города и самочувствие людей в это время года. Когда уже в семь утра солнце начинает свою беспощадную обжигающую и выжигающую все и вся работу, заставляя людей на протяжении всего дня искать спасительную тень, максимально ограничить передвижения, а то и вовсе не показывать носа на улицу. Когда даже после захода светила еще долгих два-три часа накаленный город медленно остывает, не давая возможности насладиться прохладой. И только к полуночи легкие начинают ощущать что-то вроде свежего воздуха. Можно выбраться наружу, подышать. Переговорить с соседями, жалуясь на невиданную жару. Из года в год одни и те же жалобы. С той лишь разницей, что возможны споры: было ли жарче в прошлом году или все-таки нынешний — бьет рекорды. И лишь одно желание у всех: когда же, наконец, эта 35−40-градусная пытка закончится? Дождь ли пойдет (будто кузнец опускает раскаленную заготовку в холодную воду), на время остужая крыши, улицы, площади задыхающегося города. Или природа смилостивится, перенаправив холодные массы с севера, которые громадным зонтом прикроют всех от палящих лучей великой звезды. Пушкин, умевший одной фразой передать суть, заметил: в Тифлисе солнечные лучи «не нагревают, а кипятят недвижный воздух».

Четверо здоровых мужиков безропотно прислушались к совету хрупкой 18-летней девушки, предложившей забыть о последнем ночлеге. Наоборот, двигаться без остановок, чтобы въехать в город до восхода солнца. Тогда будет достаточно времени, чтобы управиться со всеми неизбежными хлопотами с поиском пристанища. Чтобы не заниматься этим, обливаясь потом и проклиная все на свете. Поэтому кавалькада въехала в город в начале пятого утра. Через заставу проехали быстро, документы были в полном порядке. Пронеслись через проснувшиеся мадатовские сады, подъезжали к Эриванской площади.

— Куда вас сопроводить, Тамара Георгиевна? — спросил Лосев.

— Нет нужды, Виктор Игнатьевич, — улыбнулась Тамара. — Все-таки, мой родной город. Так что это мне уместнее спросить вас: где вы устроитесь?

— О нас не беспокойтесь! — махнул рукой Лосев. — И все-таки?

— Мы к немецким поселенцам. Они сдают дома для проживания. Надеюсь, как и в прошлый раз, снимем квартиру у того же хозяина. Тут неподалеку.

— Ну, а мы в солдатские казармы! — отрапортовал Лосев.

Встрял Бахадур, ткнув в Васю.

— Не хочешь расставаться? — рассмеялась Тамара.

Бахадур кивнул.

— Виктор Игнатьевич? Вася? — обратилась Тамара к офицерам.

Вася взглянул на Лосева.

— Ну, разве мы можем отказать Тамаре Георгиевне? — вопросом на вопрос ответил Лосев. — Сам-то как?

— Да я бы с радостью. Но только ведь дела. Нужно оформлять бумаги…

— Ладно, успокойся. Это я возьму на себя. Все одно — бегать по канцеляриям штабов дивизий и корпуса. Так что у тебя задача остается прежней: служить и оберегать нашу…

Тут Лосев запнулся, не зная какой эпитет сейчас применить по отношению к юной девушке. Беспомощно взглянул на Дорохова и Васю, надеясь, что они придумают.

— Подопечную! — предложила, улыбнувшись, Тамара.

— Необыкновенную и удивительную девушку, с которой нам посчастливилось повстречаться! — серьезно произнёс Дорохов.

— Да! — обрадовался Лосев.

— Благодарю вас, господа! — кивнула Тамара. — И мне было приятно ваше общество. Очень надеюсь, что мы еще увидимся. Что я с мужем когда-нибудь обязательно приму вас в собственном доме.

— Договорились! — ответил за всех Лосев. — Что ж…

Начали прощаться. Лосев предупредил Васю, что нужно быть готовым ехать дальше дня через два-три. Тамара указала точное местоположение немецкой слободы. В общем, оговорили явки-пароли и разъехались.

Удача, как обычно, благоволила Тамаре. Знакомая квартира была свободна. Хозяин был настолько рад прежним жильцам, что без лишних разговоров перетащил еще одну кровать для Васи в комнату Бахадура. Устроились. Мужчины тут же легли спать. Вася за время перегона уже свыкся с храпом алжирца. Особо не мучился, да и сам засыпал на ходу. Тут же закрыл глаза и отключился.

Тамара по своему обыкновению сначала тщательно умылась. Легла. С полчаса никак не могла заснуть. Улыбалась, не замечая, как гладит рукой кровать, на которой так счастливо потеряла девственность. Потом заснула, дав себе указание проснуться не позже, чем через три часа. Слишком много дел предстояло провернуть.

Ровно через три часа, уже одетая, постучала в дверь мужчин. Растолкала их, не обращая внимания на их стоны и кряхтение.

— Завтракать! — приказала.

Мужчины подчинились.

— Какие планы? — спросила их. — Ну, с тобой понятно! — предупредила ответ Бахадура. — Опять завалишься в кровать.

Бахадур, широко улыбаясь, подтвердил предположение своей любимицы.

— А ты, Вася? Тоже спать?

— Нет. Прошвырнусь по городу. Гляну. Если хотите, могу с вами, — предложил с готовностью. — Мне же с Лосевым и Дороховым только в пять вечера нужно встретиться, как договорились. Времени полно.

— Нет, Вася! — улыбнулась Тамара. — Не думаю, что тебе нужно к портным или обувщикам. Но за предложение — спасибо! Лучше, действительно, посмотри город.

Вася кивнул. Не понимал, почему не спросил про хинин. Хотя почему не понимал? Понимал! Не хотел перед Тамарой представляться больным, хворым.

— Хорошо, — Тамара встала из-за стола.

Мужчины тоже тут же вскочили. Стоя наблюдали за последними приготовлениями девушки перед выходом.

— Всё, пошла! — улыбнувшись сказала Тамара, глядя на выстроившуюся гвардию. Потом серьёзно посмотрела на Бахадура. — Не шалите только!

Бахадур только крякнул, изобразив глазами взгляд кота из «Шрэка». Тамара не повелась.

— Убью! — предупредила алжирца и только после этого вышла из комнаты.

Мужчины сели обратно.

— О чём это она? — не удержался Вася.

Бахадур в ответ лишь улыбнулся, зажмурившись.

Выйдя из дома, Тамара оказалась на распутье. Решала, куда направиться первым делом. Выбор был непростой. Или сразу идти к Ануш Тамамшевой, через знаменитого мужа которой она надеялась, а, вообще-то, была уверена, сможет решить вопрос с домом. Или к Мнацакану и Араму Папоевым с тем, чтобы обновить и пополнить гардероб новыми платьями и туфлями. В «неравной» борьбе просто девушка победила девушку деловую. Направилась на армянский базар. Тут же успокоив себя оправданием, что не след к такой знатной даме являться ни свет, ни заря. Пусть сначала кофию откушает.

У Мнацакана управилась не то чтобы очень быстро, но и не задержалась. Арама попросила по уже снятым меркам изготовить новую обувь. В общем, отвела душу.

Известнейший купец 1-ой гильдии и предприниматель Гавриил Иванович Тамамшев жил в двух шагах от Эриванской площади, в большом доме. Под стать дому был и сад. К нему примыкал громадный пустырь, огороженный забором. Через 10 с хвостиком лет на этом пустыре Тамамшев с разрешения наместника Воронцова построит «караван-сарай с театром» — удивительный и опередивший на полтора столетия объект, в котором Мельпомену обручили с Гермесом. Вот к такому замечательному человеку она и собиралась обратиться с нижайшей просьбой.

Бывшую воспитанницу баронессы не забыли в семье Тамамшевых. Приняли её без промедления. Тамара угадала: Ануш и Гавриил как раз изволили попивать кофе. Начавшееся сразу щебетание дам прервал нетерпеливый хозяин дома.

— Жена все уши прожужжала рассказами о вас! — влез в разговор, с интересом разглядывая юную девушку.

— Прошу Вас, Гавриил Иванович, на «ты» и «Тамара»! Мне так удобнее, меньше краснеть буду!

— Ну, теперь понимаю, — рассмеялся Тамамшев, — как ты так быстро очаровала жену!

— Она уже пол-Тифлиса очаровала! — уже смеялась жена купца. — И то только потому, что в другой половине еще не была! Ты не поверишь, дорогая, я вот только два дня назад встречалась с Мананой Орбелиани. Так мы, не сговариваясь, вспомнили о тебе! Так она скучает по тебе! Обязательно навести её.

— Обязательно! — пообещала Тамара. — Прямо от вас к ней и пойду.

— Зачем же идти? — удивилась Ануш. — Поедем вместе. Хоть там сможем посплетничать! — тут она незаметно скосила глаза на мужа.

Тамамшев заметил «женский заговор», хмыкнул.

— Хорошо, хорошо! Оставлю вас одних, если хотите!

— Я бы попросила вас чуть задержаться и выслушать мою просьбу, — все-таки краснея, быстро проговорила Тамара.

— Да, слушаю! — улыбнулся Тамамшев. — Заприметили у Мнацакана хороший, заказанный для меня костюм для своего супруга? Хотите так же перехватить? Уверен, ваш муж в нем утонет!

Он похлопал себя по необъятному животу. Дружный хохот стал ему ответом. Долго еще после этого цокали и чуть ли не аплодировали удачной шутке купца.

— Слушаю, Тамара. Что нужно?

Тамара изложила свою просьбу о доме тире трактире тире гостинице. Реакция Ануш её удивила.

— Я знала! — вскрикнула она. — Чувствовала, что недаром ты так тянул с продажей этой гостиницы! Тамару ждал!

Тамара, ничего пока не понимавшая, в недоумении посмотрела на Гавриила Ивановича.

— Может быть, может быть! — усмехнулся купец.

— Расскажете? — спросила Тамара.

Тамамшев кивнул. Скоро изложил суть дела. Что лет семь назад выкупил у небезызвестного Матасси его гостиницу. Хотел попробовать себя в гостиничном бизнесе. Но дело не пошло.

— Передумали?

— Скорее, думаю… — ответил Тамамшев. — Просто много новых дел в Ставрополе.[1] И так разрываюсь… Поэтому и решил продавать.

— Понятно.

— Гостиница. Трактир… — Тамамшев задумался. — Это сложное и хлопотное дело. Не всякий мужчина справится. Хорошего повара, например, днем с огнем не сыщешь.

— У меня есть, — уверила Тамара. — Молодая девушка. Гречанка. Адония. Сейчас с мужем на родине в Одессе. Подбивают дела, собираются. Скоро приедут.

— Молодая девушка⁈ — даже Ануш удивилась.

— Уверяю вас, — Тамара улыбнулась, — месяца не пройдет, и весь Тифлис будет к ней ходить, чтобы отведать её баранину. Или рыбу, например. Вы будете первыми гостями, вне зависимости от того договоримся мы сейчас или нет.

— Ты посмотри на неё! — мягко улыбнувшись, Тамамшев позволил себе это восклицание, взглянув на жену.

— А что я тебе говорила: огонь, а не девушка! — Ануш гордилась своим чутьём.

— Ну, хорошо, девушка-огонь, — хмыкнул Тамамшев, — а каким капиталом ты располагаешь?

— Гавриил Иванович, — улыбнулась Тамара, — разве можно спрашивать женщину про деньги и возраст?

После пятисекундной паузы, чуть вытаращенных глаз и чуть отвисших челюстей чета Тамамшевых сложилась пополам в восхищенном смехе. Смеялись так громко, что прибежал взволнованный слуга, не понимая, что могло произойти. Гавриил никак не мог прервать смеха, что-либо произнести, поэтому лишь махнул рукой, отсылая слугу. Наконец, справились.

— Ай, молодец, девочка! — вытирая выступившие слезы, проговорил Тамамшев. — Ай, молодец! Как меня! Ух! Действительно — огонь! Договорились! — хлопнул ладонью по столу — Гостиница тут в паре шагов. Все равно поедете к Манане. Заодно посмотришь. Понравится, подойдет — она твоя! О цене не волнуйся! Я так давно не смеялся! За это — тебе большое спасибо и большая скидка!

— Спасибо! — Тамара чуть наклонила свою прелестную головку.

— И хочу, и прошу тебя, заходи к нам почаще! — попросил Тамамшев. — Все! Пойду! Дела. Дальше с Ануш.

Тамамшев встал, покинул дам. Ануш положила свою руку на руку Тамары.

— Спасибо, Тамара!

— За что, тетя Ануш?

— За то, что назвала меня тетей, — улыбнулась Ануш. — Так и зови впредь. Но больше — за мужа. Я уже не помню, когда он был таким веселым и так смеялся. Весь в заботах. С утра до утра. Сутками, годами. Никак не может остановиться.

— Таким, как Гавриил Иванович, я уверена, — улыбнулась Тамара, — нельзя останавливаться.

— Да, ты права. — усмехнулась Ануш. — По-другому жить не умеет. Остановится — умрёт!

Коста. Аул джуури в горах в районе Хосты, конец июля 1838 года.

Я покинул крепость Александрию в легком раздрае. Симборский меня сильно озадачил. Слишком мало информации он смог мне предоставить, хотя активно рассылал лазутчиков по окрестным аулам. Матросов и юнкера Филатова захапали себе убыхи из рода Чуа, проживавшие на реке Хъопс. После долгих обсуждений пришли к мысли, что речь шла о Хосте. Штурман Горюшкин затерялся в аулах джигетов, разделенных на пять княжеских главных родов. В какой из них попал моряк с несчастливой фамилией — непонятно. Зато с Аполлинарием Зариным все было ясно. Его утащили высоко в горы на границу земель убыхов и абадзехов. И оттуда уже поступило предложение о его выкупе, которое принять было невозможно. Жадные горцы требовали ни много ни мало серебра по весу пленника. Хоть лейтенант корпулентностью не отличался и был довольно щуплым, но килограммов на 70 тянул. В общем, нужно было торговаться, чем и занимался комендант крепости Святого Духа на мысе Адлер. Что касается кавторанга Рофшора, то его судьба и местонахождение были неизвестны.

Классическая ситуация в духе двенадцати стульев и Остапа Бендера. Конечно, кощунственно сравнивать предметы мебели и человеческие жизни, но аналогия напрашивалась сама собой. Один сгинувший невесть где Рошфор — и 11 моряков с «Месемврии». Выбор очевиден.

В его пользу говорило и то, что все действия по освобождению членов экипажа корвета нужно было осуществлять в районе, где проживал мой кунак Курчок-Али. По странному стечению обстоятельств «Месемврия» погибла примерно там же, где выбросило на берег «Блиду» — корабль, на котором тенью капитана был Бахадур. Именно с этого места начался наш со Спенсером славный забег, завершившийся в имении Хоттабыча — погибшего отца моего друга. Значит, едем на юг!

Но прежде — шоппинг! Не местная сувенирка и не очередной кабан. Продукты для отряда. Самое то здесь закупиться, коль скоро сюда со всех окрестностей натащили всякого. Я подозвал своих бодигардов и временно превратил их в заготовителей, отсыпав серебра. Порох я так и не купил, и денежки у меня водились.

— Пусть тащат все к отряду! — распорядился. — Не хватало нам в грузчиков превратиться.

Вскоре тонкий ручеек торговцев весело потек в сторону лесистого склона, где разместились мои люди. Заблеяли овцы, закудахтала птица в клетках, замычали волы, волочившие прочь от крепости арбы с мешками кукурузной муки. Солдаты-эриванцы посматривали на меня неодобрительно. Как на лишившего их зрелища восточного базара и превратившего его в подобие толкучки на привокзальной площади.

Меня подергал за рукав печальный продавец фруктов, которые мне и даром были не нужны.

— Уважаемый урум, имеет желание приобрести по хорошей цене много отличных продуктов.

Это был не вопрос, а утверждение. Я моментально понял: на ловца и зверь бежит!

— Еврей? — на всякий случай, уточнил.

— Джуури или гхивр. Кумыки ругательно звали нас джугут, но нам не нравится, — с достоинством ответил торговец, наряд которого ничем не отличался от черкесского. Разве что оружия на него было навешано непривычно мало. Но кинжал присутствовал. — Можно доехать до нашего аула, и иметь там чудесный торг.

— В каком направлении аул?

— На юг, господин. Немного поднимемся в горы.

— В сторону Хъопсы?

Горский еврей радостно кивнул. И улыбался всю дорогу до леска, где прятался мой отряд. При виде моих бойцов улыбка тут же сошла на нет. Он сразу понял три вещи: зачем мне столько продуктов; привести такую силищу в родной аул чревато бедой; даже если жизни сельчанам ничто не будет угрожать, им грозит разорение. Он сделал попытку по-тихому раствориться в кустах, но побег был безжалостно пресечён Башибузуком. Я предвидел такую реакцию.

— Не нужно бояться. Никто никого не обидит. Наоборот, джуури будут иметь радость и много денег.

Еврей посмотрел на меня как на идиота. Я, похоже, перегнул палку с подражанием одесскому фольклору. А что поделать? Ну, люблю я Бабеля! Не как Буденный с его «смотря какого бабеля», а именно как писателя, прославившего Одессу.

— Долго будем добираться?

— Пешком управимся к вечеру.

— Башибузук! Давай разделим отряд. Я вперед поеду с этим джуури. Пусть кто-то его на коня посадит. Скот, который вы купили и остальную провизию, пусть вслед за нами погонят. А тебе, Цекери, особое задание! Возьмешь своих людей и отправишься на мыс Адлер…

— Но Зелим-бей…

— А ну, цыц! — грозно я пресек мольбы не отсылать его от Кочениссы. — Поедешь на мыс. Найдешь усадьбу сыновей покойного князя Гассан-бея. Его младшему сыну, Курчок-Али, скажешь, что я скоро буду. Кого я еще могу послать к княжичу, кроме вождя рода Пшекуи⁈

Цекери задохнулся от удовольствия. И был окончательно добит Кочениссой:

— Можно я тоже поеду? Может, южнее что-то узнаю по своему делу? — невинно поинтересовалась черкешенка.

— Езжай! Но имей в виду: у убыхов нравы построже, чем у вас. Тебя в кунацкой принимать не станут. Загонят на женскую половину.

— Не беда, Зелим-бей. С женщинами я договорюсь еще быстрее, чем с мужчинами.

— Тогда вопросов нет. Поезжайте!

Цекери гикнул. Вылетел вперед. Вслед за ним поскакала кавалькада, визжа на ходу.

— Дети! — покачал я головой и обратился к джуури. — Как обращаться к тебе?

— Лаван бин Бэтуваль.

— Это ложное имя или истинное? — подколол я торговца.

— Урум, большой вождь, знает наш обычай? Ты точно не из наших?

— Урум много что знает. Откуда вы, джуури, здесь взялись? Испокон веков здесь жили или пришлые?

— Люди нашего аула пришли сюда из Дагестана и Кубы[2]. Плохо стало в горах Большого Кавказа. Война. Газават. Люди бегут. Одни пошли в Кюринское ханство, куда приглашал Арслан-хан. Зря пошли, там беда. А мы сюда перебрались.

— Слышал что-нибудь про русских моряков, захваченных после шторма?

Джуури склонил голову в знак согласия.

— У меня есть к вам поручение. Можно неплохо заработать.

— Я весь внимание! — Лаван оживился.

— Хочу выкупить этих моряков. Плачу серебром или солью.

— О, у меня есть чем удивить большого вождя!

… Лаван не обманул. Он на самом деле смог меня удивить. В джуурском ауле, похожем на Цалку с землянками моих предков, в грязной норе, вырытой в косогоре и прикрытой плетневой загородкой, сидел худющий русский пацан с корвета «Месемврия». Всю его одежду составляли тряпка вокруг шеи и замызганные подштанники.

Сперва он мне не поверил, когда я назвал свое имя и звание. Потом задрожал. Обхватил себя руками. Сверкая лихорадочными голодными глазами, представился:

— Юнкер Филатов. Леша.

Я обнял его. Прижал к груди.

— Все в порядке, Леша. Ты в безопасности.

Паренек разрыдался. Утирая слезы, он шептал:

— В ауле Чуа остались наши. Их держат по двое в четырех ямах. Если идет дождь, дно превращается в болото. Вычерпывают грязь бадьями на длинных ручках. Вокруг ямы целый день сидят мальчишки. Издеваются. Камни бросают, мочатся сверху. Шашками детскими грозят. Кормят одними орехами. Пробовали от них отказаться, но голод не тетка. Матросы маются животами, но грызут. Они долго не продержатся.

— Все в порядке, Леша. Я уже занимаюсь их освобождением.

— Их спасать надо! — пацан меня не слышал.

— Юнкер! Отставить истерику! — повысил я голос и спросил, чтобы его отвлечь. — Ты мне лучше объясни, что значит «юнкер» на флоте. Сам я в армии в юнкерах побывал. Но флот…

— Примерно также. В Морской кадетский корпус не мог поступить, но море манило. Поскольку учился в университете, смог стать вольноопределяющимся в юнкерском звании. Когда сдам экзамен по программам специальных классов Морского училища, получу офицерский чин. Если выживу здесь…

— Теперь точно выживешь! Сейчас тебя накормят.

Я вышел на улицу.

— Лаван! Курицу парню сварите!

— Разорение! Чистое разорение!

— Кончай ныть! Сейчас будем говорить за то, как сделать Лавана бин Бэтуваля богачом!

Джуури не поверил, но пригласил в свой дом.

Аул не был похож на черкесский. Низкие землянки с плоскими крышами из веток, обмазанных глиной, возвышались над землей не более чем на полметра. Я сунул нос внутрь и сразу передумал. Солнце с трудом проникало в квадратную дыру под крышей. Земляной пол был покрыт тряпками. Стены замазаны глиной. В царившем внутри полумраке не разглядел даже очага. Для тепла окна на ночь затыкали поленьями.

— Давай на улице лучше посидим. Погода шикарная. Башибузук, скажи людям, чтобы постелили нам циновки и бурки. И начинайте разбивать лагерь. Готовьте пир. Угостим хозяев из уважения к их бедности.

Лаван вздохнул:

— Боялся, попрекнешь, что у нас нет кунацкой.

— Уважаемый! Я грек! Ты думаешь, наши в Грузии лучше живут? Вечные скитальцы, неужели мы не поймем друг друга?

— Звучит как начало торга, — остроумно парировал Лаван.

Мы расселилась на принесенных бурках.

— Расскажи, как к тебе урус попал?

— Обычно, — пожал плечами джуури. — Прибежал убых. Бери раба, говорит, за полшапки абазов.

— И сколько отдал?

— Ха! Две жирные овцы и пистолет трабзонской работы.

— Мне почем отдашь юнца?

— На урусов цена твердая. Двести рублей серебром.

— Не слишком ли большой навар? Куда ты его денешь, если откажут?

— Абадзехам отдам.

— Ой, вот не нужно мне заливать! Абадзехам… Насмешил, право слово. Был я в их краях прошлой осенью. Стонут, как купец оптового магазина, у которого товар залежался. Выходов к морю все меньше. Рынку у Туапсе — кирдык! Рабов девать некуда, а кормить нужно.

— Не знаю, что такое «кирдык». Зато знаю поговорку про то, что грек обманет еврея и самого шайтана. Сам в крепость отведу и получу свои двести целковых.

— А риски? Доставка? Будешь нанимать сопровождение? Даром с тобой черкесы поедут?

— Что ты с ним торгуешься, Зелим-бей⁈ Дай справедливую цену — и хватит ему, — вмешался Башибузук. — Или отдай ему бумажки, как в прошлый раз! Не зря люди говорят, что ты колдун! Не только от пули заговорен, но и людям глаза можешь отвести! Виданное дело, чтобы выкупить офицера за бумажный клочок!

— Что за бумажки? — заинтересовался Лаван.

— Билеты на получение соли в Анапе.

— А в сочинской крепости?

— Если сделаешь, как мне нужно, получишь и в Александрии!

Я вытащил билеты. Выбрал тот, в котором была прописана сотня пудов соли. Положил перед собой. Лаван замер, глядя на бумажку, как кролик на удава. Мне ли не знать гипнотическое влияние барыша, до которого можно дотронуться рукой⁈

— Пойдешь в крепость. Найдешь унтера Рукевича. Назовешь ему имя Коста. И он все устроит. Получишь свою соль.

— Договорились! — хрипло ответил Лаван. — Пацан твой!

— Не спеши! Сто пудов соли не позволят тебе купаться в роскоши.

Я развернул веером оставшиеся билеты. Выложил их на бурке перед собой.

— Смекаешь, Лаван?

— А что нужно-то?

— Выкупить у рода Чуа оставшихся восемь матросов!

— Ой-йо-йо! Это сколько же денег!

— Разве я не сказал, что Лаван бэн Бэтуваль станет богачом⁈

Джуури выскочил на ноги. Громко закричал:

— Амирам! Хаддиль!

На его зов прибежали двое необычных селян. В чалмах, халатах и босиком.

— Собирайтесь, друзья! Давайте съездим к убыхам! — просительным тоном заявил Лаван, а мне пояснил. — Местные. Давно живут. Уже пять поколений. Чуа их уважают.

— Не спеши хозяин. Не все с тобой обсудили.

— Ой-йо-йо-йо-йой! Ты на самом деле меня хочешь не облапошить, а обогатить?

— Еще как хочу! — я поплевал в каждую ладонь поочередно и потер руки. От такого страшного колдунства все вокруг замолчали. — Узнай мне, где содержат всех офицеров. Награжу серебром! А потом поедешь далеко в горы на границу убыхов и абадзехов. Найдешь аул, где держат лейтенанта Зарина. Запомни это имя! И договорись о справедливой цене. Тысячу рублей серебром — и ни абазом больше! Комиссию получишь за сделку. Сторгуешься еще ниже этой цены — все твое!

— Сегодня мой самый счастливый день! Я куплю себе золотые часы!

[1] Г. И. Тамамшев уже в ранге почетного гражданина города Тифлиса появился в Ставрополе еще в начале 30-х годов. Уже в 1841 году сделал столько для города, что и в нем получил звание почетного гражданина.

[2] Куба каспийская, район Азербайджана в северо-восточных предгорьях Большого Кавказа. До середины XIX в. там проживало много евреев-татов, как и в Дагестане. Кюринское ханство — Южный Дагестан.