Целительница из другого мира (СИ)

Глава 8 Урок анатомии

Первые признаки грозы появились за неделю до того, как разразилась буря. Я заметила их в мелочах — в том, как некоторые торговцы вдруг перестали продавать нам лекарственные травы, в косых взглядах на улице, в шепотках за спиной.

— Лина, у нас проблема, — Маэль вошел в мой кабинет с таким лицом, будто кто-то умер.

— Что случилось?

— Гильдия лекарей созывает экстренное собрание. И главный вопрос — «незаконная деятельность самозваной школы».

Я откинулась на спинку стула. Ну вот и дождались. Три месяца после официального открытия академии — слишком долго для того, чтобы старая гвардия терпела наш успех.

— Кто возглавляет атаку?

— Мастер Григорий. И он в ярости — половина его пациентов перешла к нашим выпускникам.

— Только экономика виновата?

— Нет. К нему присоединился отец Серафим — не наш местный, а его тезка из соборного прихода. Тот еще мракобес. Считает, что женщина-лекарь — это происки дьявола.

Я хмыкнула:

— Оригинально. А еще кто в этой веселой компании?

— Лекарь Остап — потерял практику после того, как наша Василиса вылечила его «безнадежных» пациентов. И алхимик Прохор — он просто завидует твоим успехам. Говорит, что ты используешь запрещенные магические практики.

— Чудесно. Целая коалиция недовольных. И что они хотят?

Маэль положил на стол официальное письмо с печатью гильдии:

— Полного запрета нашей деятельности. Закрытия школы. И твоего изгнания из региона как «нарушительницы божественного порядка».

На следующий день площадь перед городским собором была забита народом. Мастер Григорий выбрал время и место с умом — полдень воскресенья, когда все свободны и могут послушать.

Площадь представляла собой внушительное зрелище. Вымощенная неровным булыжником, она могла вместить добрую половину городского населения. В центре возвышался старый каменный помост, обычно использовавшийся для объявления указов и публичных наказаний. Сегодня он служил трибуной для Григория. По периметру площади теснились торговые лавки, сейчас закрытые ради воскресного дня. Их деревянные навесы давали тень немногочисленным счастливчикам, остальные жались под осенним солнцем, еще по-летнему жарким.

Я стояла в толпе, накинув капюшон грубого шерстяного плаща — обычная горожанка среди сотен других. Вокруг меня толпились ремесленники в кожаных фартуках, купчихи в ярких платках, крестьяне в выцветших рубахах, даже несколько мелких дворян в бархатных камзолах. Пахло потом, луком, дешевым элем и той особой смесью запахов, которая бывает только в средневековых городах — навоз, дым, прокисшее молоко и свежий хлеб.

— Добрые люди! — гремел Григорий с импровизированной трибуны. — Среди нас завелась зараза пострашнее чумы! Девка-выскочка, возомнившая себя лекарем, учит мужчин, как лечить! Это против божьего порядка!

Толпа зашумела. Кто-то одобрительно кивал, кто-то хмурился.

— Она использует светящиеся камни! — продолжал он. — Это не божья помощь, а дьявольское наваждение! Эти камни высасывают душу и насаждают бесовские знания!

— А моего сына они вылечили! — крикнул кто-то из толпы.

— Временное облегчение! — парировал Григорий. — Дьявол тоже может исцелять, чтобы потом забрать душу! Вспомните — сколько людей умерло в их так называемой школе?

Это был удар ниже пояса. Да, у нас были смерти — медицина не всесильна. Но процент выживаемости был в разы выше, чем у традиционных лекарей.

— Она режет людей заживо! — подхватил неместный отец Серафим. — Вспарывает животы, копается во внутренностях! Это богохульство! Тело человека — храм божий, и только Господь властен над ним!

— И что вы предлагаете? — спросил кто-то.

— Вернуться к проверенным веками методам! — Григорий воздел руки к небу. — Кровопускание очищает тело от дурных соков! Прижигание изгоняет болезнь! Молитва исцеляет душу! Так лечили наши деды и прадеды!

— И умирали в тридцать лет! — не выдержала я, сбросив капюшон.

Толпа расступилась. Григорий побагровел:

— Ты! Как смеешь являться в святое место!

— Это площадь, а не церковь. И я имею право защищать свое дело.

— Твое дело — ересь и колдовство!

— Мое дело — спасение жизней. Могу доказать это прямо сейчас.

Григорий ухмыльнулся:

— Доказать? Перед честными людьми? Что ж, давай устроим испытание! Пусть все увидят, чьи методы истинные!

— Договорились. Но пусть судит воевода и городской совет. Честно и открыто.

— Посмотрим, как ты запоешь, когда твое колдовство разоблачат!

Воевода Владимир Всеволодович принял нас в своем рабочем кабинете — просторном помещении на втором этаже административного здания. Стены были увешаны картами региона, гобеленами с гербами знатных семей и охотничьими трофеями. Массивный дубовый стол, заваленный свитками и грамотами, говорил о деятельной натуре хозяина. В углу тихо потрескивал камин, хотя день был теплым — видимо, воевода любил уют.

Сам Владимир Всеволодович — мужчина лет пятидесяти, с проседью в аккуратно подстриженной бороде и умными карими глазами — восседал в резном кресле, больше похожем на трон. На нем был простой, но дорогой кафтан из темно-синего сукна с серебряными застежками. Человек умный и прагматичный, он выслушал обе стороны с каменным лицом, лишь изредка постукивая пальцами по подлокотнику — единственный признак его внутреннего напряжения.

— Итак, мастер Григорий требует закрытия медицинской академии, — резюмировал он. — А госпожа Элиана утверждает, что ее методы эффективнее традиционных. Господа, вы ставите меня в сложное положение.

— Тут нет никакой сложности! — вспылил Григорий. — Эта женщина нарушает все божеские и человеческие законы!

— Какие именно законы? — спокойно спросила я. — Закон, запрещающий лечить людей? Или закон, запрещающий женщинам получать образование?

— Закон божий, который ставит мужчину главой!

— В моей школе учатся и мужчины. И многие из них показывают отличные результаты.

Воевода поднял руку, призывая к тишине:

— Господа, споры ни к чему не приведут. Предлагаю решить дело практическим путем. Публичный диспут с демонстрацией методов лечения. Кто покажет лучшие результаты, тот и прав.

— Согласен! — тут же выпалил Григорий.

— Согласна, — кивнула я. — Когда и где?

— Через неделю, на главной площади. Чтобы все желающие могли присутствовать. И пригласим экспертов — лекарей из соседних городов, ученых из столицы, если успеют приехать.

— А судьи кто? — подозрительно спросил Григорий.

— Народ, — просто ответил воевода. — Они лучше всех знают, кто их действительно лечит.

Неделя подготовки пролетела как один день. Мы собрались на экстренный совет — я, Маэль, Василиса, Марта, старшие преподаватели.

— Это наш шанс раз и навсегда доказать превосходство научной медицины, — сказала я. — Но это и огромный риск. Если проиграем — школу закроют.

— Мы не проиграем, — уверенно заявила Василиса. — У нас факты, статистика, живые свидетельства.

— У них — традиция и предрассудки большинства, — возразил Маэль. — Это серьезное оружие.

— Тогда нужно бить фактами так, чтобы никаких сомнений не осталось, — я встала и начала ходить по кабинету. — Подготовим три демонстрационных случая. Василиса, помнишь мальчика с дифтерией?

— Ванечку? Конечно! Родители до сих пор благодарят.

— Отлично. Это первый случай. Традиционные лекари хотели пускать кровь, а мы сделали трахеостомию и спасли. Марта, у тебя есть контакты того мельника с камнями в почках?

— Степан регулярно приходит на осмотры. Полностью здоров после операции.

— Второй случай. И третий — Татьяна с ребенком после кесарева сечения. Три жизни, которые традиционная медицина списала бы в расход.

— А демонстрации? — спросил Маэль. — Они наверняка потребуют показать методы в действии.

— Покажем. Подготовь самые впечатляющие кристаллы. И хирургические инструменты — все до блеска. Анна, ты займешься статистикой. Мне нужны точные цифры — смертность до и после открытия школы.

— Будет сделано!

— И еще, — я остановилась. — Нужно подготовить пациентов-свидетелей. Пусть люди сами расскажут, как мы их спасли.

День диспута выдался на редкость ясным. Осеннее солнце освещало площадь, где собралось, наверное, пол-города. С раннего утра горожане стекались к центральной площади, занимая лучшие места. Установили помосты — грубо сколоченные, но крепкие конструкции из свежих досок, еще пахнущих смолой. На них расставили столы для демонстраций, покрытые белыми полотнами (я настояла на чистоте). Для почетных гостей соорудили навес из яркой полосатой ткани и поставили ряды скамей.

Площадь преобразилась. Обычно захламленная телегами и товарами, сегодня она была расчищена и даже подметена. По периметру выставили городскую стражу — дюжину крепких молодцов в кожаных доспехах с алебардами. Воевода явно не хотел беспорядков. На крышах окружающих домов виднелись любопытные лица — те, кто не смог протиснуться в толпу внизу.

Я стояла за кулисами импровизированной сцены, проверяя в последний раз свои инструменты. Скальпели блестели на солнце, идеально острые и стерильные. Склянки с настойками выстроились ровными рядами. Кристаллы покоились в бархатной шкатулке. Руки слегка дрожали — не от страха, а от адреналина. Как перед сложной операцией.

Воевода открыл собрание:

— Граждане! Сегодня мы решаем важный вопрос — какой медицине быть в нашем городе. Традиционной, проверенной веками, или новой, основанной на иных принципах. Прошу обе стороны представить свои аргументы.

Первым выступал Григорий. Старик был в ударе. Он медленно поднялся на помост, опираясь на резной посох — чисто театральный жест, я видела, как он бодро шагал без всякой опоры пять минут назад. На нем была парадная мантия гильдии лекарей — темно-зеленая, расшитая золотыми нитями в виде змей и чаш. Седая борода была тщательно расчесана и умащена маслом, придававшим ей благородный блеск. Глаза под густыми бровями горели фанатичным огнем.

— Веками наши предки лечились испытанными способами! — его голос, усиленный естественной акустикой площади, разносился далеко. — Кровопускание выводит дурную кровь! — он поднял ланцет, и лезвие сверкнуло на солнце. — Прижигание очищает от скверны! — в другой руке появился раскаленный железный прут, от которого шел дымок. — А что предлагает эта… особа? — он презрительно указал в мою сторону. — Резать людей, как скот! Совать в головы светящиеся камни с бесовскими знаниями!

Он демонстративно подозвал добровольца — худощавого мужчину лет сорока в выцветшей рубахе, видимо, из городской бедноты, которому пообещали несколько медяков за участие. Григорий засучил рукав пациента, обнажив тощую бледную руку с выступающими венами.

— Смотрите, как делали наши деды! — старик ловко сделал надрез ланцетом. Темная венозная кровь потекла в медный таз с характерным звуком. — Дурная кровь выходит, человеку сразу легче!

Доброволец действительно кивал, хотя был бледен как полотно, и на лбу у него выступил холодный пот. Я видела, как подрагивают его колени.

— А вот универсальное средство от всех болезней! — Григорий поднял склянку с мутной жидкостью. — Настойка из семи трав, собранных в полнолуние и освященных в церкви!

Толпа одобрительно загудела. Многие кивали — так их лечили всю жизнь.

Потом настала моя очередь.

— Уважаемые горожане, — начала я спокойно. — Я не отрицаю заслуг традиционной медицины. Наши предки делали все, что могли, с теми знаниями, что у них были. Но мир не стоит на месте. Мы узнаем новое, понимаем болезни лучше. И если есть способ спасти жизнь — разве не грех им не воспользоваться?

Я пригласила Ванечку с отцом. Пятилетний мальчуган смущенно жался к родителю, но когда отец подтолкнул его вперед, храбро вышел на середину помоста. На нем была новая рубашка — видно, специально для такого случая купили. Белокурые волосы аккуратно расчесаны, щеки румяные от здоровья. Трудно было поверить, что год назад этот крепыш умирал.

— Вот Ваня. Год назад он умирал от дифтерии, — я положила руку на плечо мальчика, и он доверчиво прижался ко мне. — Горло перекрыло пленками, он задыхался. Кожа синела, глаза закатывались. Мастер Григорий — что бы вы делали?

Старик нахмурился, явно не ожидая прямого вопроса:

— Кровопускание для выведения ядов, горячие компрессы на горло, молитвы святому Власию — покровителю горла…

— И ребенок бы умер от удушья за два часа, — я сказала это спокойно, но в толпе прошел ропот. — Мы сделали трахеостомию — маленький разрез на шее, чтобы воздух шел в легкие напрямую, минуя перекрытое горло. Покажешь шрам, Ваня?

Мальчик важно задрал подбородок, демонстрируя тонкий белый шрам на шее — не больше двух сантиметров, аккуратный, почти незаметный.

— Неделя лечения, и он полностью здоров. Бегает, играет, дышит нормально. Федор, расскажите людям.

Отец Вани, купец Федор, вышел вперед:

— Господа, я видел, как мой сын синел и умирал. Никакие молитвы не помогали. Госпожа Элиана спасла его. Да, она разрезала горло — но он ЖИВОЙ! Вот он, стоит передо мной!

Потом я пригласила Степана-мельника. Он вышел уверенной походкой — крепкий мужик лет сорока пяти, с мощными плечами и мозолистыми руками. Мучная пыль, въевшаяся в кожу за годы работы, придавала ему какой-то призрачный вид. Но глаза смотрели весело и благодарно.

— У Степана были камни в почках. Боль такая, что хоть на стену лезь. Помните, Степан?

— Как забудешь такое, — мельник покачал головой. — Скручивало так, что на четвереньках ползал. Орал как резаный, соседи сбегались.

— Традиционное лечение? — я повернулась к Григорию.

— Травы, выводящие камни — хвощ полевой, спорыш, брусничный лист. Горячие ванны для расслабления… — начал старик, но я перебила:

— Степан, сколько лет вы так лечились?

— Пять лет мучился, госпожа Элиана. Каждый месяц приступы, работать не мог. Мельницу чуть не потерял — кто ж доверит зерно человеку, который в любой момент может от боли сознание потерять?

— Мы провели операцию. Да, разрезали кожу, извлекли камни. Покажите их, Степан.

Мельник достал кожаный мешочек, развязал тесемки и высыпал на ладонь несколько камешков. Толпа ахнула — камни были размером с фасоль, неровные, с острыми краями. Неудивительно, что они причиняли такую боль.

— Вот они, мои мучители. После операции — ни одного приступа за год. Работаю как молодой!

Но самый сильный эффект произвела Татьяна с годовалым малышом.

— Татьяна могла умереть в родах. Ребенок шел неправильно, застрял. Обычно это смертный приговор и матери, и младенцу. Мы сделали кесарево сечение. Да, разрезали живот. Но посмотрите — вот она, живая и здоровая. И сын ее — крепкий карапуз.

— Это противоестественно! — взвизгнул отец Серафим. — Бог определил женщине рожать в муках!

— А также жить и растить детей, — парировала я. — Что важнее — догма или жизнь?

Кульминация наступила неожиданно. Из толпы вытолкнули мужчину с окровавленной повязкой на руке — молодого плотника, судя по стружкам в волосах и пятнам смолы на одежде. Лицо было серым от боли, на лбу блестел пот.

— Вот! — закричал кто-то. — Топором руку порубил час назад! Пусть оба лечат, посмотрим, кто лучше!

Григорий подскочил первым, его глаза загорелись азартом:

— Надо немедленно пускать кровь, чтобы яд раны не пошел по телу! И прижечь раскаленным железом, чтобы запечатать рану и изгнать скверну!

— Стойте! — я преградила ему путь, встав между стариком и раненым. — Дайте осмотреть рану.

Осторожно сняла грязную повязку — кусок старой рубахи, пропитанный кровью и, судя по запаху, смоченный в каком-то травяном отваре. Рана оказалась рваной, сантиметров семь длиной, с неровными краями. В глубине виднелась пульсирующая артерия — слава богу, не задета, иначе кровь била бы фонтаном. Вокруг раны уже начинал формироваться отек, кожа покраснела.

— Рану нужно промыть, обеззаразить и зашить. Никакого прижигания — вы только усилите повреждение тканей. Маэль, спирт и инструменты!

Работала я на виду у всех. Сначала дала плотнику глоток настойки мака — для обезболивания. Потом тщательно промыла рану кипяченой водой — грязная жидкость стекала в подставленный таз, и все видели, сколько мусора было в ране. Обработала спиртовой настойкой трав (мужик взвыл сквозь зубы, но терпел, вцепившись свободной рукой в край стола).

Наложила семь аккуратных швов, комментируя каждое движение:

— Смотрите — игла проходит только через кожу, не задевая мышцы. Узлы — с одной стороны, чтобы не мешали заживлению. Расстояние между швами — одинаковое, чтобы рана срасталась ровно.

— Через неделю снимем швы, останется тонкий шрам. Рука будет работать как прежде.

— А я говорю — прижигание надежнее! — упорствовал Григорий.

И тут произошло то, что переломило ход диспута. Доброволец, которому Григорий пускал кровь в начале, покачнулся и рухнул.

— Что с ним⁈ — закричали из толпы.

Я бросилась к упавшему. Пульс нитевидный, кожа холодная, дыхание поверхностное.

— Шок от кровопотери! У него и так было малокровие, а вы еще кровь выпустили! Маэль, носилки! Поднять ноги выше головы! Теплые одеяла!

Работали быстро, слаженно. Влили теплый травяной отвар с медом, растерли конечности, восстанавливая кровообращение. Через десять минут мужчина открыл глаза.

— Что… что случилось?

— Вы потеряли сознание от потери крови. Еще немного, и было бы поздно.

Толпа гудела как растревоженный улей. Григорий пытался оправдываться:

— Это… это случайность! Просто слабый организм!

— Любой организм ослабнет, если выпустить пол-литра крови! — отрезала я. — Господа, вы все видели. Традиционное лечение чуть не убило человека. Мы его спасли. Делайте выводы.

Воевода поднялся с места:

— Граждане! Вы видели обе стороны в деле. Время принимать решение. Кто за то, чтобы новая медицинская школа продолжала работу?

Лес рук. Подавляющее большинство.

— Кто против?

Несколько десятков рук, в основном пожилые люди.

— Решение принято. Медицинская академия продолжает работу с полной поддержкой администрации.

Григорий побагровел:

— Это неправильно! Это против традиций!

— Традиции хороши, когда они помогают жить, — веско сказал воевода. — А когда мешают — их надо менять.

Неожиданно вперед вышел лекарь Остап — один из главных моих противников:

— Госпожа Элиана… я был неправ. Я видел, как вы спасли того человека. Можно… можно мне поучиться вашим методам?

Я растерялась на секунду, потом протянула руку:

— Конечно. Двери школы открыты для всех, кто хочет учиться.

К вечеру к нам присоединились еще пятеро традиционных лекарей. Даже алхимик Прохор пришел с предложением о сотрудничестве.

Только Григорий ушел, так и не признав поражения. Но его время прошло, и все это понимали.

Вечером мы с Маэлем сидели в моем кабинете. На столе — бутылка вина и два бокала. Праздновали победу.

— Знаешь, я думал, мы проиграем, — признался Маэль. — Когда Григорий начал свою пламенную речь, половина толпы была на его стороне.

— Эмоции — это сильно. Но факты сильнее. Люди видят результаты.

— Ты была великолепна. Спокойная, уверенная, профессиональная. Настоящий лидер.

— Я просто делала свою работу.

— Нет, — он взял меня за руку. — Ты делала гораздо больше. Ты меняла мир. Прямо на глазах у всех.

Мы сидели в тишине, держась за руки. За окном гасли огни города, который теперь окончательно принял новую медицину.

— Что дальше? — спросил Маэль.

— Дальше — работа. Три города уже просят открыть филиалы. Нужно готовить преподавателей, стандартизировать программы, создавать учебники…

— Я не об этом. Что дальше с нами?

Я посмотрела на него. За полтора года совместной работы он стал самым близким человеком в этом мире.

— А что ты предлагаешь?

— Предлагаю назначить дату свадьбы. Хватит откладывать.

— Прямо сейчас?

— Почему нет? Мы победили главных противников, школа признана официально, дела идут отлично. Самое время.

Я рассмеялась.

Он был прав. Пора было перестать откладывать личную жизнь на потом.

— Хорошо. Весной. После выпуска студентов.

— Договорились. Весной ты станешь не только ректором Элианой, но и госпожой Маэль.

— Госпожой Кондратьевой-Маэль, — поправила я. — Я за равноправие даже в фамилиях.

На следующий день начался поток предложений. Северное княжество официально запросило открытие филиала. Торговая гильдия Вышгорода предложила финансирование. Военное ведомство интересовалось подготовкой полевых хирургов.

— Мы становимся слишком большими для одного человека, — сказала я на совете преподавателей. — Нужна структура управления.

— Предлагаю создать Медицинский совет, — подал голос Маэль. — Ты — председатель, но решения принимаются коллегиально.

— Поддерживаю, — кивнула Василиса. — И нужны руководители направлений — хирургия, терапия, акушерство.

Так начиналась новая глава. Из маленькой провинциальной школы мы превращались в образовательную империю.

К концу недели у нас был план открытия пяти филиалов в течение двух лет. Бюджет, утвержденный воеводой и городским советом. Договоры о сотрудничестве с тремя соседними регионами.

— Знаешь, о чем я думаю? — сказала я Маэлю, когда мы разбирали горы документов.

— О чем?

— Три года назад меня уволили из московской больницы за «профнепригодность». Сказали, что я не умею работать в системе.

— Идиоты.

— Возможно. Но благодаря им я здесь. Создаю новую систему здравоохранения для целой страны.

— И меняешь историю медицины.

— Мы меняем. Вместе.

За окном уже собирались рабочие — начиналось строительство нового корпуса академии. Жизнь продолжалась, и она обещала быть интересной.