Целительница из другого мира (СИ)

Глава 7 Сад знаний

Весеннее утро выдалось на редкость хлопотным. Я стояла на холме, откуда открывался вид на будущую стройплощадку, и пыталась представить, как через год здесь будет стоять первая в истории королевства полноценная медицинская школа. Пока что это был просто заросший луг с парой полуразрушенных сараев, но в моем воображении там уже возвышались учебные корпуса, лаборатории, общежития.

— Великовато для провинциальной больнички, не находишь? — Маэль подошел сзади, обнял меня за плечи. За несколько месяцев совместной жизни и работы мы научились читать мысли друг друга с полувзгляда.

— Зато в самый раз для революции в медицине, — ответила я, прислоняясь к его плечу. — Смотри — здесь будет главный корпус, там лаборатории, а вон там, у ручья — ботанический сад с лекарственными растениями.

— А канализация? — практично спросил он. — Без нормальной системы отвода нечистот это будет не школа, а рассадник заразы.

— Вот поэтому я тебя и люблю — романтик, блин, — я ткнула его локтем в бок. — Канализация будет. По принципу римских клоак, но с магической очисткой на выходе. Кристаллы могут не только знания хранить, но и воду очищать — проверяла.

Маэль достал свою записную книжку — за год она превратилась в толстенный том с закладками, схемами и расчетами.

— Итак, что у нас есть. Участок — десять гектаров, спасибо воеводе за щедрость. Вода — ручей плюс три колодца. Строительные материалы — местный известняк и привозная древесина. Рабочие руки — мастер Федор обещал бригаду из двадцати человек. Деньги… — он поморщился. — С деньгами туго.

— Зато есть энтузиазм и поддержка населения, — я попыталась быть оптимисткой. — Вчера купец Семен обещал оплатить всю черепицу для крыш. Говорит, его жена без нас бы в родах умерла.

— Черепица — это хорошо. Но нам нужны стекла для окон, металл для инструментов, реактивы для лаборатории…

— Знаю. Но мы же не Москву-Сити за день строим. Начнем с малого, потом расширимся.

Маэль посмотрел на меня с любопытством. Он уже привык к моим странным словечкам из другого мира, но иногда все равно переспрашивал.

— Москва-Сити — это что?

— Район небоскребов… то есть очень высоких зданий. Из стекла и металла. В моем мире такие строят.

— Из стекла? Они что, прозрачные?

— В общем, да. Красиво, но непрактично. Летом — парник, зимой — холодильник. И птицы постоянно врезаются.

Он рассмеялся:

— Тогда давай строить из камня. Надежнее.

Первый камень в фундамент будущей школы заложили через две недели. Церемония вышла помпезной — воевода лично приехал, привез половину своей свиты. Отец Серафим освятил место, окропил святой водой, прочитал молитву. Я стояла в парадном платье (специально сшитом для этого случая) и улыбалась, хотя внутри все дрожало от волнения.

— Сегодня мы закладываем не просто здание, — говорила я собравшимся. — Мы закладываем будущее. Будущее, где каждый сможет получить квалифицированную медицинскую помощь. Где знания будут доступны всем, независимо от происхождения и достатка. Где смерть от излечимых болезней станет редкостью, а не нормой.

Толпа одобрительно загудела. В первых рядах стояли мои ученицы — Василиса, Марта, Анна, Параша. За год они превратились в настоящих специалистов, каждая в своей области. Именно они станут костяком преподавательского состава новой школы.

Мастер Федор, назначенный главным строителем, подошел с серебряной лопаткой на бархатной подушечке. Традиция требовала, чтобы первую порцию раствора заложил самый важный гость — то есть воевода. Но тот неожиданно передал лопатку мне:

— Это ваше детище, госпожа Элиана. Вам и начинать.

Я взяла лопатку, зачерпнула раствор из ведра (специально приготовленный Маэлем с добавлением алхимических связующих — прочнее обычного в три раза) и аккуратно положила в подготовленную яму. Потом передала лопатку Маэлю, тот — Василисе, и так по кругу.

— А теперь, — объявил мастер Федор, — все желающие могут добавить свой камень в основание. Так школа станет поистине народной.

И началось! Люди выстроились в очередь — крестьяне, ремесленники, купцы, даже пара мелких дворян. Каждый приносил камень — кто маленький, кто побольше — и клал в фундамент. К вечеру основание первой стены было готово.

— Красивая традиция, — заметил Маэль, когда мы остались вдвоем на стройплощадке. — В столице так не делают.

— А зря. Когда человек вложил свой камень в здание, он чувствует причастность. Это уже не «их» школа, а «наша».

Строительство шло полным ходом. Я каждый день приходила на площадку, проверяла, корректировала, спорила с мастером Федором о высоте потолков и ширине коридоров.

— Три метра потолки? — возмущался он. — Зачем такие высокие? Это ж не дворец!

— Для вентиляции, — терпеливо объясняла я в сотый раз. — Чем выше потолок, тем лучше циркулирует воздух. А в больнице это критически важно.

— Воздух и через окна зайдет.

— Федор Иванович, вы хотите, чтобы зимой студенты либо мерзли с открытыми окнами, либо задыхались с закрытыми?

Он ворчал, но делал как я просила. Опыт показал — странные требования лекаревой дочки обычно имели смысл, пусть и непонятный простому человеку.

Параллельно со строительством шла подготовка преподавательского состава. Василиса уже давно как вела занятия по хирургии, но теперь нужно было готовить полноценный курс.

— Элиана, я не справлюсь, — призналась она, сидя в моем кабинете над грудой записей. — Одно дело — показать, как швы накладывать. Другое — объяснить анатомию, физиологию, патологию…

— Справишься. У тебя есть кристаллы с моими знаниями. Есть книги отца. Есть твой собственный опыт, а он уже немаленький. И есть я — всегда помогу.

— А если студенты будут умнее меня? Вдруг начнут вопросы задавать, на которые я не знаю ответов?

— Скажешь честно — не знаю, давайте искать ответ вместе. Лучший учитель не тот, кто все знает, а тот, кто умеет учиться вместе с учениками.

Она задумалась, потом улыбнулась:

— Как в тот раз, когда мы пытались понять, почему у того мальчика кровь не сворачивалась?

— Именно. Три дня искали ответ, зато теперь знаем про гемофилию и умеем ее распознавать.

Кроме наших местных кадров, Маэль привез из столицы несколько специалистов. Магистр Корнелий, седой как лунь анатом, сначала скептически отнесся к идее преподавать в «провинциальной школке», но увидев наши кристаллы и лабораторию, загорелся:

— Это же революция! Студент может за час получить знания, на которые у меня ушло десять лет! Но, — он поднял палец, — это не заменит практику. Нужен анатомический театр.

— Будет, — пообещала я. — В подвале главного корпуса. С отдельным входом и хорошей вентиляцией.

— А материал? Вы же понимаете, что без настоящих препаратов…

— Договоримся с местным судьей. Казненных преступников — для науки. И еще завещания — некоторые пациенты готовы отдать свои тела медицине после смерти.

Старик смотрел на меня с восхищением:

— Вы думаете обо всем. В столичном университете до такого не додумались.

К осени главный корпус был готов. Трехэтажное здание из светлого известняка с большими окнами (стекло влетело в копеечку, но оно того стоило) и красной черепичной крышей. Внутри — просторные аудитории, кабинеты для практических занятий, библиотека.

— А это что? — Маэль разглядывал странную конструкцию под потолком главной аудитории.

— Система принудительной вентиляции. Видишь трубы? Они выходят на крышу. Теплый воздух поднимается, создает тягу, свежий засасывается через отверстия у пола. Простая физика.

— Гениально. И никакой магии?

— Никакой. Законы природы работают сами по себе, надо просто уметь их использовать.

Особой гордостью была лаборатория. Маэль потратил половину личных сбережений на оборудование — стеклянные колбы, реторты, точные весы, перегонные кубы. Я добавила свои разработки — центрифугу с ручным приводом (для разделения крови на фракции), примитивный микроскоп (линзы заказали у лучшего стекольщика столицы), стерилизатор на основе магических кристаллов тепла.

— Знаешь, чего не хватает? — сказала я, оглядывая почти готовую лабораторию.

— Чего?

— Кофе. В моем мире ни одна лаборатория без кофе-машины не работала.

— Опять твой мифический кофе. Ты так вкусно о нем рассказываешь, что я тоже начинаю скучать по тому, чего никогда не пробовал.

— Может, когда-нибудь изобретем. Или найдем. Мир большой.

Но самым сложным оказался отбор студентов. Когда объявили о наборе, пришло больше двухсот заявок. А мест было всего двадцать четыре — больше мы просто не могли качественно обучить.

— Как выбирать будем? — спросила Марта, разбирая горы писем. — Тут есть дети дворян, купцов, ремесленников, даже пара крестьян.

— По способностям, — твердо сказала я. — Происхождение не важно. Важны мозги, руки и желание учиться.

— Дворяне обидятся, если их детей не возьмем.

— Пусть обижаются. Мне нужны врачи, а не титулы.

Экзамены проводили три дня. Письменный тест на грамотность и логику (половина отсеялась), практический экзамен на ловкость рук и внимательность (еще треть), собеседование для оценки мотивации (осталось сорок человек), и финальная проверка — способность работать с кристаллами.

— Почему это так важно? — спросил один из абитуриентов, парень лет восемнадцати. — Разве нельзя учиться без кристаллов?

— Можно, — ответила я. — Но в десять раз дольше. С кристаллами вы за год получите знания, на которые обычно уходит пять лет. Решайте сами, что вам важнее — гордость или эффективность.

В итоге отобрали двадцать четыре человека. Шестнадцать девушек и восемь юношей — соотношение вызвало бурю возмущения среди консерваторов.

— Это неприлично! — возмущался отец Серафим. — Молодые люди и девицы в одних классах!

— А в церкви они в разных помещениях молятся? — парировала я. — Или на рынке по разным рядам ходят? Медицина — это наука, а не брачное агентство.

— Но искушение…

— Отец Серафим, если ваша паства не может контролировать свои искушения в присутствии противоположного пола, это проблема воспитания, а не образования.

Он ушел ворча, но больше не возражал. Особенно после того, как воевода публично поддержал смешанное обучение.

Первое сентября — день начала занятий — запомнился навсегда. Студенты в новенькой форме (простые серые халаты, но с вышитой эмблемой школы — змея, обвивающая кристалл) выстроились во дворе. Преподаватели в черных мантиях. Гости — половина города пришла посмотреть на историческое событие.

— Дорогие студенты, — начала я торжественную речь. — Вы стоите в начале пути, который изменит не только ваши жизни, но и жизни тысяч людей. Медицина — это не просто профессия. Это призвание, это ответственность, это постоянная учеба и самосовершенствование.

Я смотрела на их молодые лица — восторженные, немного испуганные, полные надежды. Вспомнила себя в первый день в медицинском институте в Москве. Такая же была — наивная, уверенная, что спасу мир.

— Вы будете учиться не только лечить болезни, но и предотвращать их. Не только спасать жизни, но и улучшать их качество. Не только следовать традициям, но и создавать новые методы. Путь будет трудным. Будут бессонные ночи, сложные решения, потери пациентов. Но будут и победы — спасенные жизни, благодарность исцеленных, радость открытий.

Потом слово взял Маэль:

— Как проректор по научной работе, хочу добавить — мы учим не только практической медицине, но и научному мышлению. Вы научитесь наблюдать, анализировать, делать выводы. Научитесь отличать настоящее знание от суеверий, эффективное лечение от шарлатанства.

Первая лекция была моя — введение в медицину. Я рассказывала о том, что такое болезнь с научной точки зрения, о причинах заболеваний, о принципах диагностики и лечения. Использовала большой кристалл для демонстрации — студенты могли «увидеть» внутреннее строение человека, понять, как работают органы.

— Вопросы? — спросила я в конце.

Подняла руку девушка из первого ряда — Елена, дочь купца, одна из лучших на вступительных экзаменах.

— Госпожа Элиана, а почему мы болеем? Если Бог создал человека по своему образу и подобию, почему наши тела так несовершенны?

Сложный вопрос. В моем мире я бы рассказала про эволюцию, генетику, адаптацию. Но здесь…

— Хороший вопрос. Думаю, Бог дал нам несовершенные тела, чтобы мы учились их совершенствовать. Болезнь — это вызов, который заставляет нас думать, искать, развиваться. Если бы мы были идеальны, не было бы прогресса.

Студенты задумались. Кто-то кивал, кто-то хмурился. Но главное — они начали думать. А это уже половина успеха.

Режим обучения был жестким. Подъем в шесть утра, отбой в десять вечера. Между ними — лекции, практика, работа с кристаллами, лабораторные работы, дежурства в клинике.

— Мы же умрем от усталости! — жаловался Петр, сын кузнеца, после первой недели.

— Не умрете, — уверенно сказала Василиса, ведущая занятие по хирургии. — Привыкнете. А потом, когда будете единственным лекарем на три деревни и к вам среди ночи притащат умирающего, скажете спасибо за эту подготовку.

Особенно тяжело давалась анатомия. Магистр Корнелий был строг до жестокости:

— Имя каждой косточки, каждой мышцы, каждого сосуда! Не знаете, где проходит лучевая артерия? Перережете при операции — пациент истечет кровью. Не помните, где располагается аппендикс? Будете искать час, пока больной умирает от перитонита.

Но когда привезли первое тело для анатомирования (казненный разбойник, воевода специально распорядился), половина студентов сбежала из анатомического театра.

— Вернитесь! — рявкнул Корнелий. — Или убирайтесь из школы совсем!

Вернулись все. Бледные, некоторые со слезами, но вернулись.

— Это человек, — сказал старый анатом мягче. — Он был плохим человеком, но теперь его тело послужит благой цели — обучению тех, кто будет спасать жизни. Относитесь к нему с уважением, но без ложной сентиментальности. Итак, первый разрез…

К концу первого месяца студенты уже спокойно препарировали, обсуждали расположение органов, зарисовывали в тетради строение мышц и сосудов.

— Знаете, — сказала мне Ксения, тихая девушка-сирота с феноменальной памятью, — я раньше боялась смерти. А теперь вижу — это просто прекращение работы механизма. Сложного, удивительного, но механизма. И если понять, как он работает, можно починить поломку.

— Не всегда, — честно ответила я. — Иногда поломка необратима. Но да, чем лучше понимаешь механизм, тем больше шансов его починить.

Первый серьезный экзамен случился раньше, чем планировалось. В соседней деревне эпидемия — люди покрывались сыпью, температурили, бредили. Местный знахарь сбежал, боясь заразы.

— Берем студентов? — спросил Маэль.

— Только добровольцев. И только тех, кто уже прошел курс инфекционных болезней.

Вызвались все двадцать четыре.

— Дураки, — с гордостью сказала я. — Но молодцы. Едут десять человек — те, кто лучше всех сдал промежуточные тесты.

В деревне картина была печальная, но не катастрофическая. Корь — я узнала ее сразу по характерной сыпи и пятнам Филатова-Коплика во рту.

— Раздаем задания, — скомандовала я студентам. — Елена и Ксения — обход по домам, выявляем всех больных. Петр и Михаил — организуем изоляцию. Остальные — готовим лекарства и обрабатываем тяжелых.

— А что готовить? — растерялся кто-то. — От кори же нет лекарства.

— Нет лекарства от вируса. Но есть жаропонижающее, противовоспалительное, витамины для поддержки иммунитета. И главное — не дать развиться осложнениям.

Три дня мы боролись с эпидемией. Студенты работали как проклятые — не спали, почти не ели, бегали от дома к дому. Но к концу третьего дня новых случаев не было, а большинство больных пошло на поправку.

— Из пятидесяти заболевших умерло двое, — подвела итог Елена. — Оба — дети до года.

— Без вас умерла бы половина, — сказал благодарный староста деревни. — Вы святые!

— Мы медики, — поправил его Петр. — Просто делаем свою работу.

Я смотрела на них — усталых, грязных, но гордых — и понимала: получилось. Из вчерашних детей растут настоящие врачи.

К зиме школа жила полной жизнью. Занятия шли с утра до вечера, в клинике при школе всегда были пациенты (слава разнеслась на три губернии), лаборатория работала над новыми лекарствами.

И тут пришло письмо из столицы. Королевская академия наук хочет провести официальную инспекцию и, если все подтвердится, дать школе статус Королевской медицинской академии.

— Это же… это же невероятно! — Маэль перечитывал письмо в пятый раз. — Статус королевской академии! Финансирование из казны! Право выдавать дипломы государственного образца!

— И куча проверок, требований, ограничений, — добавила я. — Ты уверен, что нам это надо?

— Элиана, без официального статуса мы так и останемся провинциальной школой. А с ним — сможем открывать филиалы, приглашать лучших специалистов, влиять на медицинскую политику страны.

Он был прав. Пора было выходить на новый уровень.

Подготовка к инспекции превратилась в аврал. Все должно было быть идеально — от документации до туалетов. Студенты драили полы, преподаватели переписывали учебные планы, я составляла отчеты о проделанной работе.

— Тут написано, что мы снизили смертность в регионе на 60%, — Василиса просматривала мой отчет. — Это не преувеличение?

— Преуменьшение. Реально — на 67%, но пусть будет запас для скромности.

Инспекция прибыла в декабре — пять человек во главе с архимагистром Себастьяном, седым стариком с проницательными глазами.

— Итак, посмотрим на ваше чудо, — сказал он, выходя из кареты. — Надеюсь, реальность соответствует отчетам магистра Маэля.

Следующие три дня были самыми напряженными в моей жизни. Инспекторы проверяли все — от состояния уборных до знаний студентов. Присутствовали на лекциях, наблюдали за практическими занятиями, изучали документацию.

Кульминацией стала открытая операция. Привезли мужчину с ущемленной грыжей — без срочного вмешательства умер бы к утру. Оперировала Василиса, ассистировали студенты третьего месяца обучения.

— Они же дети! — возмутился один из инспекторов. — Как можно доверять им такое?

— Смотрите и судите сами, — ответила я.

Василиса работала как швейцарские часы — точно, уверенно, спокойно. Студенты подавали инструменты, держали ретракторы, промокали кровь. Через час пациент был зашит и отправлен в палату.

— Великолепно, — выдохнул архимагистр. — Я видел хирургов с двадцатилетним стажем, которые работают хуже.

На следующий день было заседание комиссии. Мы с Маэлем ждали в коридоре, нервничая как студенты перед экзаменом.

— Если откажут… — начал он.

— Не откажут, — перебила я, хотя сама не была уверена.

Дверь открылась. Архимагистр вышел с непроницаемым лицом.

— Госпожа Элиана, магистр Маэль. Комиссия приняла решение.

Пауза. Театральная, садист старый.

— Поздравляю. Отныне ваша школа имеет статус Королевской медицинской академии провинции. Вы назначаетесь ректором, госпожа Элиана. Магистр Маэль — проректором по научной работе. Финансирование начнется с нового года.

Я почувствовала, как подкашиваются ноги. Мы сделали это. Мы действительно сделали это!

Празднование было грандиозным. Весь город гулял до утра. Студенты напились и пели песни (я сделала вид, что не заметила). Преподаватели произносили тосты. Даже суровый магистр Корнелий позволил себе улыбнуться.

— За вас, Элиана, — поднял бокал Маэль, когда мы наконец остались вдвоем. — За женщину, которая изменила мир.

— За нас, — поправила я. — Я бы ничего не сделала без тебя.

— Знаешь, о чем я думаю?

— О чем?

— Это только начало. Мы создали одну академию. А что если создать сеть? По всей стране? А потом — по всему континенту?

За год совместной работы и осторожных отношений мы стали настоящими партнерами — и в деле, и в жизни. Но официально все еще оставались просто коллегами.

— А еще я думаю… — Маэль замялся, — может, нам стоит… как бы это сказать…

— Что? — я повернулась к нему, хотя догадывалась, о чем речь.

— Мы вместе уже год. Работаем, живем фактически… Может, пора сделать это официальным?

Мое сердце екнуло. За этот год я привыкла к нему, к его поддержке, к тому, что он всегда рядом. Но брак в средневековье — это серьезно. Это не московский ЗАГС, где можно развестись через месяц.

— Маэль, ты уверен? Я же… сложная. И работа всегда будет на первом месте.

— Знаю. Меня это и привлекает. Мне не нужна жена, которая будет сидеть дома и вышивать. Мне нужна ты — умная, упрямая, меняющая мир.

— Тогда… давай подождем еще немного? Пока академию до ума доведем? А там и свадьбу сыграем. Как полагается, с гостями и прочей ерундой.

Он рассмеялся:

— «Прочая ерунда» — очень романтично.

— Я плохо умею в романтику.

— Зато хорошо умеешь любить. Это важнее.

Он поцеловал меня, и в этот момент внизу кто-то из студентов заметил нас и заорал:

— Ректор с проректором целуются!

Весь двор взорвался аплодисментами и свистом. Мы отпрянули друг от друга, красные как раки.

— Вот же… молодежь пошла, никакого уважения к старшим, — проворчала я.

— Мы сами создали эту молодежь, — напомнил Маэль. — Учили думать самостоятельно.

— И теперь пожинаем плоды.

Следующие месяцы пролетели в калейдоскопе событий. Академия росла, набирала обороты, требовала все больше внимания. Личная жизнь отошла на второй план — мы с Маэлем жили вместе, работали вместе, но все откладывали официальное оформление отношений «на потом».

— Знаешь, — сказал как-то отец Серафим, встретив нас в городе, — живете вы во грехе.

— Мы работаем, святой отец. Некогда о грехах думать.

— Господь работает через разных людей, — философски заметил он. — Даже через упрямых женщин, которые спорят со священниками. Но порядок должен быть. Обвенчайтесь уже, что ли.

— Обязательно. Как только время будет.

— Времени не будет никогда, если его не найти, — проворчал священник и ушел.

Он был прав, конечно. Но сейчас все силы уходили на академию.

Академия тем временем росла как на дрожжах. После получения королевского статуса посыпались заявки со всей страны. Пришлось объявлять дополнительный набор — еще тридцать человек.

— Нам нужно больше преподавателей, — сказала Василиса на очередном педсовете. — Я одна не справляюсь с хирургией. Пятьдесят четыре студента — это слишком много для практических занятий.

— Согласна. Предлагаю разделить потоки. И пригласить еще специалистов из столицы.

— А жить им где? — практично спросила Марта. — У нас и так общежитие переполнено.

— Построим второй корпус. Деньги теперь есть.

И построили. К весне академия представляла собой целый комплекс — три учебных корпуса, два общежития, клиника на пятьдесят коек, ботанический сад с лекарственными растениями.

В саду я проводила много времени. Мы высадили более двухсот видов лекарственных растений — от банальной ромашки до экзотических трав, семена которых Маэль выписал из дальних стран.

— Смотрите, — показывала я студентам. — Это наперстянка. Красивая, но смертельно опасная. Одна ложка настоя — лекарство для сердца. Две — яд. Запомните: в медицине грань между лекарством и ядом определяется только дозировкой.

Студенты записывали, зарисовывали растения, учились определять их по запаху и виду.

— А это что? — Елена указала на странное растение с мясистыми листьями.

— Алоэ. Привезено из южных стран. Сок лечит ожоги и раны лучше любой мази. Хочу попробовать выращивать в теплице.

Теплица была отдельной гордостью — Маэль сконструировал систему обогрева на основе магических кристаллов. Внутри круглый год держалась температура южного лета.

— Теперь мы не зависим от сезона, — радовался он. — Можем выращивать лекарственные растения круглый год.

— И овощи для больных. Витамины зимой — это критически важно.

Но главным прорывом стало создание системы кристального обучения. Мы с Маэлем разработали целую библиотеку учебных кристаллов — по каждому предмету, каждой теме, каждой процедуре.

— Смотрите, — демонстрировал я новым студентам. — Берете кристалл анатомии сердца. Прикладываете ко лбу. Закрываете глаза. И…

Их лица менялись на глазах — от недоверия к изумлению.

— Я вижу! — воскликнула одна девушка. — Вижу, как бьется сердце, как течет кровь по сосудам!

— Не просто видите, — поправила я. — Вы понимаете. Знание переходит напрямую в мозг. Но! Это не заменяет практику. Знать, как устроено сердце, и уметь его лечить — разные вещи.

Система работала так хорошо, что к нам начали приезжать ученые из других стран. Делегация из Франции (или как там она называлась в этом мире — Галлия) провела у нас месяц, изучая методы.

— Это революция! — восклицал их главный медик, толстый месье Дюбуа. — Мы должны внедрить это у себя!

— Кристаллы есть не везде, — предупредил Маэль. — Они растут только в местах силы.

— Тогда мы будем покупать у вас!

Так началась международная торговля знаниями. Мы продавали записанные кристаллы, получали взамен редкие книги, инструменты, лекарственные растения из дальних стран.

Но не все были в восторге от нашего успеха. Старые лекарские гильдии видели в нас угрозу. Особенно после того, как несколько наших выпускников открыли практику в столице и начали успешно конкурировать с местными эскулапами.

— Они шарлатаны! — кричал на заседании городского совета глава столичной гильдии лекарей. — Учат каких-то девок и крестьян, выдают это за медицину!

— Эти «девки и крестьяне» спасли мою жену, — холодно ответил граф Монтень. — Ваши же «настоящие» лекари чуть не убили ее кровопусканием.

Спор разгорался, но воевода поднял руку:

— Достаточно. Результаты говорят сами за себя. В провинции, где работают выпускники академии, смертность упала вдвое. Это факт. Спорить с фактами — признак глупости или злого умысла.

Гильдию заткнули, но я знала — это только начало войны.

К концу второго года существования академии у нас училось уже сто двадцать студентов. Пришлось вводить специализации — общая медицина, хирургия, акушерство, педиатрия, фармация.

— Мы становимся слишком большими, — сказала я Маэлю за ужином. — Теряем индивидуальный подход.

— Но охватываем больше людей. Разве не в этом цель?

— В этом. Но качество не должно страдать.

— Тогда давай создадим систему кураторства. Старшие студенты помогают младшим. Выпускники возвращаются как преподаватели.

Идея сработала. Первые выпускники, получив опыт практической работы, возвращались в академию уже как наставники. Елена, например, после года работы в столичной больнице вернулась преподавать диагностику.

— Там, конечно, интересно, — рассказывала она. — Сложные случаи, редкие болезни. Но здесь я нужнее. Здесь я могу научить десятки людей тому, что умею сама.

Петр открыл при академии кузнечную мастерскую — делал хирургические инструменты по моим чертежам. Скальпели, зажимы, ретракторы — все точнее и качественнее, чем привозные.

— Смотрите, — показывал он новую разработку. — Зажим с кремальерой. Защелкнулся — и держит сам, руки свободны.

— Гениально! Петр, ты изобрел то, что в моем мире придумали через… через много лет после твоего времени.

— Правда? — он засиял. — Значит, я опередил время?

— Определенно опередил.

Ксения, тихая сирота с феноменальной памятью, стала нашим главным библиотекарем. Она не просто хранила книги и кристаллы — она создала систему каталогизации, которая позволяла найти любую информацию за минуты.

— У меня есть идея, — сказала она однажды. — А что, если создать кристалл-указатель? Который будет содержать информацию о том, где искать конкретные знания?

— Ты хочешь создать поисковую систему? — я чуть не подпрыгнула от восторга. — Ксения, ты гений!

Мы работали над этим проектом месяц. В итоге получился кристалл, который при запросе показывал, в какой книге или другом кристалле содержится нужная информация. Прототип Google в магическом исполнении.

Социальные изменения были заметны невооруженным глазом. В городе открылись три новые аптеки, две частные клиники, даже родильный дом — первый в королевстве.

— Знаешь, что самое удивительное? — сказала Марта, теперь уже главный терапевт академии. — Люди перестали бояться врачей. Раньше к лекарю шли, когда уже помирали. Теперь приходят при первых симптомах.

— Это и есть настоящая победа, — согласилась я. — Изменение менталитета важнее любых лекарств.

Женщины массово пошли в медицину. Если в первом наборе их было две трети, то во втором — уже три четверти. И никто больше не возмущался.

— Моя дочь будет лекарем! — с гордостью говорил булочник Жак. — Умная девочка, не то что братья-балбесы.

Даже церковь изменила отношение. Отец Серафим на проповеди сказал:

— Господь дает таланты всем — и мужчинам, и женщинам. Грех — зарывать талант в землю. Если женщина способна лечить — пусть лечит во славу Божию.

Экономика региона тоже изменилась. Торговля лекарственными травами стала прибыльным бизнесом. Крестьяне начали выращивать не только зерно, но и лечебные растения.

— В этом году я на ромашке больше заработал, чем на пшенице! — хвастался крестьянин Степан. — Академия скупает все, что вырастим.

Появились новые профессии — сборщики трав, изготовители медицинских инструментов, переписчики медицинских текстов. Безработица в регионе практически исчезла.

Но самым важным достижением я считала изменение отношения к человеческой жизни. Раньше смерть ребенка или роженицы воспринималась как неизбежность, «божья воля». Теперь люди знали — можно бороться, можно спасти, можно предотвратить.

— Элиана, — подошла ко мне молодая женщина после лекции для акушерок. — Я хочу поблагодарить. Мой первый ребенок умер при родах пять лет назад. Повитуха сказала — так бывает. Второй родился в вашей клинике. Живой, здоровый. И я тоже жива. Это чудо.

— Это не чудо, — мягко поправила я. — Это правильное ведение родов, чистота, готовность к осложнениям. Но я рада, что мы смогли помочь.

— Можно я буду учиться? Хочу стать акушеркой. Чтобы другие женщины не теряли детей, как я потеряла первого.

— Конечно. Приходите на подготовительные курсы.

Таких историй были десятки. Люди, потерявшие близких от излечимых болезней, шли учиться, чтобы спасать других. Формировалось новое поколение медиков — мотивированных не деньгами или статусом, а желанием помогать.

К концу второго года мы выпустили первых полноценных специалистов — двадцать четыре человека, прошедших весь курс обучения. Церемония вручения дипломов была торжественной — с клятвой (я адаптировала клятву Гиппократа), мантиями, поздравлениями от властей.

— Вы — первые, — говорила я выпускникам. — Первые настоящие врачи новой формации. На вас смотрят, по вам будут судить о нашей академии. Не подведите.

Они не подвели. Через год каждый из них спас десятки жизней, обучил помощников, распространил новые знания.

После церемонии, когда гости разошлись, а студенты отправились праздновать, Маэль подошел ко мне:

— Элиана, мы создали академию. Выпустили первых врачей. Получили королевское признание. Может, теперь пора подумать и о личном?

Я посмотрела на него. За полтора года совместной работы он стал мне больше, чем просто коллегой или возлюбленным. Он стал частью меня.

— Ты прав. Отец Серафим уже полгода ворчит про «жизнь во грехе».

— Так что? Сыграем свадьбу?

— Сыграем. Но после того, как закончим планирование филиалов. И наладим международный обмен. И…

Маэль закрыл мне рот поцелуем:

— Или мы назначим дату сейчас, или будем откладывать вечно.

— Через три месяца?

— Договорились. Три месяца, и ты официально становишься госпожой… кстати, какую фамилию возьмешь?

Я задумалась. В этом мире женщины обычно брали фамилию мужа. Но я уже стала известна как Элиана-лекарь…

— Давай обе оставим? Звучит?

— Длинновато, но звучит. Как и все, что ты делаешь — нестандартно.

Планы на будущее были грандиозными. Мы часами обсуждали, рисовали схемы, считали бюджеты.

— Пять филиалов за пять лет, — говорил он. — По одному в каждом крупном городе королевства.

— И унификация программ. Чтобы диплом нашей академии признавался везде.

— И исследовательский центр. Настоящий, с лабораториями, библиотекой, экспериментальной клиникой.

— И международный обмен. Приглашать специалистов из других стран, отправлять наших на стажировки.

Мечты, мечты. Но разве не с мечты все начиналось? Три года назад я очнулась в чужом теле в средневековой деревне. Теперь я ректор Королевской медицинской академии, жена любящего мужа, наставник сотни студентов.

— Знаешь, — сказала я Маэлю, когда мы лежали в нашей спальне после особенно тяжелого дня (официально у нас были отдельные комнаты, но фактически мы жили вместе уже давно), — иногда я думаю: а что было бы, если бы я не попала сюда?

— Ты жалеешь?

— Нет. Ни секунды. Там я была никем. Одной из тысяч. Здесь я меняю мир.

— Мы меняем мир, — поправил он. — Вместе.

— Вместе, — согласилась я.

За окном шумели студенты — видимо, отмечали сданный экзамен. В лаборатории горел свет — кто-то из особо усердных продолжал эксперименты. В клинике дежурные принимали ночных пациентов.

Академия жила. Росла. Развивалась.

Сад знаний, который мы посадили, начинал приносить плоды.

И это было только начало.