Утро выдалось суматошным даже по меркам нашей школы. Я в который раз переставляла склянки на полках, пытаясь создать видимость идеального порядка, хотя обычно они стояли как попало — главное, чтобы я знала, где что.
— Элиана, ты уже третий раз эту полку протираешь, — заметила Василиса, раскладывая демонстрационные кристаллы на бархатной подушечке. — Нервничаешь?
— С чего бы? — я попыталась изобразить олимпийское спокойствие, но тряпка в моей руке предательски дрожала. — Подумаешь, какой-то там ученый из столицы. Наверняка напыщенный индюк, который будет рассказывать про четыре жидкости организма и пользу кровопускания.
Маша хмыкнула, подметая пол:
— Ага, поэтому ты с утра три раза переодевалась.
— Это называется профессиональный внешний вид! — огрызнулась я, поправляя и без того идеально заплетенную косу.
На самом деле я нервничала как студентка перед экзаменом. Шесть месяцев назад я открыла эту школу, и теперь у нас было уже сорок две выпускницы, работающие по всей округе. Смертность упала вдвое, про нас говорили даже в столице. И вот теперь — официальная проверка от королевской академии наук.
Проблема была в том, что я понятия не имела, что представляет собой местная «большая наука». Судя по обрывочным сведениям — смесь алхимии, натурфилософии и откровенной магии. Как я буду объяснять источник своих знаний человеку, который, возможно, верит в философский камень и превращение свинца в золото?
— Едут! — Параша влетела в мастерскую. — Три всадника, один в мантии ученого!
Я глубоко вздохнула. Ну что ж, поехали.
Первое, что я подумала, увидев магистра Маэля — «Не может быть, чтобы средневековый ученый выглядел как модель с обложки журнала». Но он выглядел.
Высокий, стройный, с идеальной осанкой. Темные волосы аккуратно собраны в хвост — никакой монашеской тонзуры или лысины от старости. Серые глаза смотрели внимательно, но без высокомерия. Одежда простая, но качественная — темная мантия без излишних украшений, под ней обычная рубашка и штаны. Никаких остроконечных шляп и звездных халатов.
И главное — ему было лет двадцать восемь, максимум тридцать. Я ожидала седобородого старца, а получила… это.
— Магистр Маэль из Королевской академии алхимии и натурфилософии, — он поклонился. Голос низкий, приятный, с едва заметным столичным акцентом. — Вы, должно быть, госпожа Элиана?
— Да, — я поклонилась в ответ, стараясь не пялиться. — Добро пожаловать в нашу скромную школу.
— Скромную? — он оглядел расширенное здание, пристройки, толпу учениц, выглядывающих из окон. — По столичным меркам, у вас тут целый университет.
— Преувеличиваете. Просто много желающих учиться.
— И все женщины, — заметил он без осуждения, скорее с любопытством. — В академии это вызвало… дискуссии.
— Надеюсь, не слишком бурные?
— О, вы не представляете. Профессор Арнольд чуть апоплексический удар не получил, когда узнал. Зато профессор Беатрис — да, у нас есть одна женщина-алхимик — открыла шампанское. Фигурально выражаясь, конечно. Шампанское еще не изобрели.
Я рассмеялась. Чувство юмора у средневекового ученого — это что-то новенькое.
— Могу я задать прямой вопрос? — он чуть наклонил голову.
— Конечно.
— Откуда у дочери провинциального лекаря знания, которые позволяют снизить смертность вдвое? В наших лучших госпиталях такого не добились.
Вот и главный вопрос. Я приготовила ответ заранее:
— Мой отец всю жизнь экспериментировал и записывал результаты. Я систематизировала его знания, добавила собственные наблюдения и логику. Плюс древние тексты, которые он собирал.
— Могу я увидеть эти тексты?
— Конечно. Но сначала, может, покажу вам школу? Теория без практики мертва.
Он улыбнулся:
— Цитируете Аристотеля? Впечатляет. Ведите.
Следующие два часа я водила Маэля по школе, и с каждой минутой мое первоначальное предубеждение против «средневекового ученого» таяло как весенний снег.
— Это наша учебная аудитория, — я открыла дверь в самое большое помещение.
Василиса как раз демонстрировала группе новичков технику наложения швов на свиной коже. Ее движения были точными, уверенными — за полгода она стала настоящим специалистом.
— Обратите внимание, — говорила она ученицам, — игла входит перпендикулярно краю раны. Расстояние от края — три миллиметра.
— Миллиметра? — переспросил Маэль тихо. — Вы используете стандартизированные меры?
— Пришлось ввести. Как иначе объяснить точность дозировки или размер разреза?
Он достал небольшую записную книжку и что-то быстро записал. Я заметила, что почерк у него четкий, аккуратный — настоящий ученый.
В следующем кабинете Марта учила делать массаж при болях в спине. Пациент — здоровенный кузнец Борис — лежал на столе и блаженно кряхтел.
— Вот здесь основная точка напряжения, — Марта нажимала большими пальцами вдоль позвоночника. — Чувствуете уплотнение? Это спазмированная мышца. Работаем мягко, но настойчиво.
— У вас есть понимание мышечной анатомии? — спросил Маэль.
— Базовое, — ответила я. — Знаем основные группы мышц, точки крепления, функции.
— Но как? Вы же не проводите вскрытия?
— Наблюдения за ранеными, изучение движений, древние анатомические атласы. И еще… — я замялась, — особые методы обучения.
Его глаза блеснули интересом, но он не стал настаивать. Пока.
В детском отделении Анна осматривала пятилетнюю девочку. Профессионально проверяла рефлексы, лимфоузлы, слушала дыхание.
— Хрипов нет, горло чистое, — докладывала она матери ребенка. — Просто простуда. Теплое питье, отвар липы с медом, постельный режим три дня.
— А кровь пускать не надо? — встревоженно спросила мать.
— Ни в коем случае! Ребенок и так ослаблен, кровопускание только ухудшит состояние.
Маэль снова что-то записал.
— Вы полностью отказались от кровопускания?
— Почти полностью. Только при некоторых состояниях, когда действительно нужно уменьшить объем крови. Это редкость.
— Но ведь это основа традиционной медицины!
— Традиции бывают ошибочными, — я пожала плечами. — Мы проверяли. Вели статистику. Пациенты без кровопускания выздоравливают быстрее.
— Статистику? — он едва не подпрыгнул от волнения. — Вы ведете систематический учет?
Я показала ему наши журналы — толстые тетради, где фиксировался каждый случай. Диагноз, лечение, результат. Сухие цифры, которые доказывали эффективность наших методов.
Маэль листал записи с выражением ребенка, получившего на Рождество именно тот подарок, о котором мечтал.
— Это… это революция. Вы понимаете? Никто не ведет такой учет! Мы в академии пытались что-то подобное организовать, но… Могу я скопировать некоторые данные?
— Конечно. Знания должны распространяться.
Он поднял на меня взгляд, и я на секунду потерялась в его серых глазах. Там было столько искреннего восхищения, что я почувствовала, как краснею. Черт, Лина, тебе не пятнадцать лет!
— А теперь самое интересное, — я привела его в лабораторию — мою гордость и главную головную боль.
Помещение больше напоминало алхимическую мастерскую, чем современную лабораторию, но я работала с тем, что было. Реторты, колбы, спиртовки, ступки, весы. И мои попытки создать хоть что-то похожее на нормальные лекарства.
— Вы занимаетесь алхимией? — Маэль подошел к столу, где я выпаривала экстракт ивовой коры.
— Называйте как хотите. Я пытаюсь выделить активные вещества из растений в чистом виде.
— Зачем? Можно же просто заваривать травы.
— Можно. Но тогда невозможно контролировать дозировку. В одной порции отвара может быть в три раза больше действующего вещества, чем в другой. А это разница между лекарством и ядом.
Он задумался:
— Логично. Мы в академии работаем над стандартизацией эликсиров, но подходим с другой стороны — через пропорции и философские принципы.
— И как успехи?
— Честно? Никак. Слишком много переменных, которые мы не можем контролировать.
Я достала свою последнюю разработку — концентрированный экстракт ивовой коры, очищенный и высушенный до состояния порошка.
— Попробуйте подход через выделение конкретного вещества. Вот смотрите — я беру кору, экстрагирую спиртом, выпариваю, очищаю перекристаллизацией. Получаю порошок с предсказуемым действием.
Маэль взял щепотку порошка, рассмотрел, понюхал: — Без запаха. Горький?
— Очень. Зато пять граммов снимают жар и боль на шесть часов. Всегда одинаково.
— У вас есть доказательства?
Я показала ему записи испытаний. Тридцать пациентов, одинаковые дозы, предсказуемый эффект.
— Невероятно. А другие вещества? Вы можете выделить их тоже?
— Некоторые. Проблема в оборудовании. Мне нужны более точные весы, чистые реактивы, стеклянная посуда лучшего качества…
— Я могу помочь, — он сказал это так просто, будто предлагал одолжить книгу. — В академии есть лучшая алхимическая лаборатория королевства. И я знаю методы очистки, которые вам пригодятся.
— Взамен на что? — я прищурилась. В моем мире бесплатный сыр только в мышеловке.
— На знания. На возможность учиться у вас. На участие в том, что вы делаете, — он говорил с такой искренностью, что я невольно поверила. — Вы же понимаете, что создаете новую медицину? Ту, которая действительно работает?
После лаборатории настал черед показать кристаллы. Я долго сомневалась, стоит ли, но решила рискнуть. В конце концов, если уж доверять кому-то из ученых, то именно такому — открытому новому, но мыслящему логически.
— Это способ хранения и передачи знаний, — я положила на стол несколько учебных кристаллов. — Семейное наследие отца.
Маэль взял один из них — базовый, с информацией о лекарственных травах. Повертел в руках, поднес к свету.
— Красиво. Но как это работает?
— Попробуйте сами. Закройте глаза, расслабьтесь и просто… откройтесь знанию.
Он скептически хмыкнул, но послушался. Через секунду его глаза распахнулись:
— Это… я знаю про подорожник все! Химический состав, применение, дозировки… Как⁈
— Если бы я знала «как» в научных терминах, уже написала бы трактат. Пока могу только сказать, что это работает.
Следующий час он методично проверял все демонстрационные кристаллы, делая пометки, задавая вопросы. Его научный подход импонировал — никакой мистики, только попытка понять механизм.
— У меня есть теория, — наконец сказал он. — В академии изучают похожие артефакты. Мы называем их «памятью земли». Определенные кристаллические структуры могут хранить… назовем это отпечатками мыслей.
— И как это соотносится с вашей натурфилософией?
— Никак, — он рассмеялся. — Поэтому половина академии считает это ересью. Но факты упрямая вещь — артефакты работают.
— У вас есть похожие кристаллы?
— Есть, но другие. Они хранят не знания, а… заклинания? Магические формулы? Сложно объяснить. Могу принести показать, если интересно.
— Очень интересно.
Мы смотрели друг на друга, и я вдруг поняла, что между нами возникло что-то. Не романтика (пока?), но… резонанс. Как будто встретились два человека, говорящие на одном языке в стране, где этого языка никто не знает.
Вечером, после официальной части визита, мы сидели в моем кабинете. Маэль отправил своих спутников на постоялый двор, а сам остался «для углубленного изучения методов». Ага, конечно.
— Можно личный вопрос? — он отпил травяного чая (кофе мне безумно не хватало).
— Смотря какой.
— Вы не отсюда, правда? Не из этого… мира?
Я застыла с чашкой на полпути ко рту. Откуда он…
— Не пугайтесь, — он поднял руку. — Я не инквизитор и не шпион. Просто… слишком много несоответствий. Ваши знания опережают современные лет на двести. Термины, которые вы используете, методы мышления…
Что ответить? Соврать? Признаться? Я посмотрела в его глаза — серьезные, но не враждебные. Скорее заинтригованные.
— Если бы я сказала, что да, не отсюда — что бы вы сделали?
— Попросил бы научить меня всему, что знаете. И предложил бы помощь в адаптации ваших знаний к местным реалиям.
— А костер инквизиции?
— Я же сказал — я ученый. Меня интересует истина, а не догмы. К тому же, — он улыбнулся, — технически вы ничего не нарушаете. Лечите людей, спасаете жизни. Разве это не богоугодное дело?
Я рискнула:
— Я из мира, где медицина продвинулась очень далеко. Попала сюда… случайно. В тело Элианы после ее смерти.
Он кивнул, словно я сообщила что-то совершенно обыденное:
— Трансмиграция души. В академии есть целый раздел о таких случаях. Редко, но бывает. Обычно при определенных условиях — сильное желание, момент перехода, особое состояние границы между мирами.
— И вы… верите?
— Я вижу доказательства прямо сейчас. Ваши знания, методы, сам способ мышления — все это пришло извне. Вопрос не в том, верю ли я. Вопрос в том, как использовать это чудо на благо людей.
Что-то внутри меня расслабилось. Впервые за полгода я могла быть честной. Не полностью, конечно — про Москву и двадцать первый век рассказывать не стоит. Но хотя бы можно не притворяться полностью.
Следующие дни пролетели в совместной работе. Маэль привез из своих запасов алхимическое оборудование — перегонные кубы из чистого стекла, точные весы, реактивы. Мы работали как одержимые, комбинируя мои знания фармакологии с его алхимическими техниками.
— Смотрите, если добавить винный спирт на этой стадии, выход увеличивается вдвое! — он показал мне улучшенный метод экстракции.
— Гениально! А если еще охладить смесь снегом с солью, кристаллы будут чище.
Мы получили концентрированный экстракт не только из ивовой коры, но и из наперстянки (сердечный гликозид), мака (обезболивающее) и валерианы (седативное). Каждый препарат тщательно стандартизировали и испытывали.
— Знаете, в академии вас бы назвали магом-новатором, — сказал Маэль, записывая результаты очередного эксперимента.
— А вас?
— Еретиком, наверное. Я всегда считал, что алхимия должна служить практическим целям, а не поискам философского камня.
— И как же вы стали магистром с такими взглядами?
— Делал вид, что ищу камень, а сам занимался полезными вещами. Разработал способ очистки воды для королевского флота, создал негорючую ткань для театра. Мелочи, но они работают.
— Это не мелочи. Это реальная польза.
Он посмотрел на меня с благодарностью:
— Редко встретишь понимание. Обычно все хотят золото из свинца.
— Дурацкая затея. Даже если бы это было возможно, экономика бы рухнула от инфляции.
Маэль рассмеялся:
— Вы первая, кто думает об экономических последствиях трансмутации! Я влюбляюсь… то есть, восхищаюсь вашим умом.
Оговорочка по Фрейду, однако. Я почувствовала, как краснею, и быстро вернулась к эксперименту.
Но работа работой, а химия (не алхимическая) между нами нарастала. Случайные касания рук при передаче инструментов. Взгляды, задерживающиеся дольше необходимого. Улыбки, становящиеся все теплее.
Ученицы, конечно, все заметили. Василиса как-то подошла ко мне:
— Элиана, он хороший человек.
— Кто? — я попыталась изобразить непонимание.
— Магистр Маэль. И смотрит на вас как… ну, как мужчина на женщину, а не как ученый на подопытный образец.
— Василиса!
— Что? Я просто говорю — не упускайте шанс. Умный, красивый, добрый, и явно без предрассудков насчет женского ума. Таких днем с огнем не сыщешь.
Она была права, черт возьми. В моей прошлой жизни у меня были отношения, но всегда что-то не складывалось. То я слишком занята работой, то мужчина не понимал моей преданности медицине, то просто не о чем было говорить, кроме бытовухи.
А с Маэлем… с ним я могла обсуждать теорию возникновения болезней, и он понимал. Могла восхищаться удачным экспериментом, и он разделял мой восторг. Могла работать до глубокой ночи, и он работал рядом, не требуя внимания, он просто… был рядом.
Переломный момент случился через две недели. Мы работали над особенно сложной экстракцией — пытались выделить активное вещество из редкого гриба, который, по словам местных, помогал от «падучей» (эпилепсии).
Эксперимент шел уже пятый час. Мы оба устали, но не хотели останавливаться — раствор был на критической стадии.
— Держите температуру стабильной, — бормотал Маэль, добавляя реагент по каплям. — Еще немного…
Я регулировала пламя спиртовки, считая секунды. И вдруг раствор изменил цвет — из мутно-коричневого стал прозрачным с золотистым оттенком.
— Получилось! — мы воскликнули одновременно и, не думая, обнялись.
На секунду замерли, осознав, что делаем. Я чувствовала тепло его тела, запах трав и химикатов, который почему-то казался приятным. Его руки на моей талии, мое лицо почти у его плеча.
— Элиана, — он сказал тихо, не отпуская. — Я должен вам кое-что сказать.
— Не надо, — я попыталась отстраниться, но он удержал. Нежно, не настаивая, но удержал.
— Надо. Я не планировал… это. Приехал с научными целями, а встретил… вас. Умную, талантливую, прекрасную женщину, которая переворачивает мой мир каждый день.
— Маэль…
— Я понимаю, это неподходящее время и место. Понимаю, что вы преданы своему делу. Но я должен был сказать — вы удивительная. И если бы вы позволили, я хотел бы… быть рядом. Не только как коллега.
Сердце заколотилось как бешеное. Когда я последний раз слышала такое признание? Искреннее, без игр и манипуляций?
— Я из другого мира, — напомнила я. — В буквальном смысле.
— И что? Вы здесь сейчас. Это единственное, что имеет значение.
Он был прав. Какая разница, откуда я? Важно, где я сейчас и с кем.
— Я тоже… чувствую, — призналась я. — Но боюсь. Вдруг это помешает работе?
— Или поможет. Мы отличная команда. Почему бы не стать… большим?
Логика безупречная. Я улыбнулась:
— Вы всегда так рационально подходите к чувствам?
— Только когда нервничаю. На самом деле я схожу с ума уже неделю, придумывая, как признаться.
— И остановились на объятиях в лаборатории?
— Импровизация. Но сработало же?
Мы рассмеялись. И потом он поцеловал меня. Осторожно, спрашивая, давая возможность отстраниться. Я не стала.
Это был хороший поцелуй. Не страстный, не требовательный — теплый, обещающий. Как будто мы подписали договор о намерениях изучить эту область так же тщательно, как изучаем медицину.
— Итак, — сказала я, когда мы отстранились друг от друга, — что дальше?
— Предлагаю действовать по протоколу научного исследования. Наблюдение, гипотеза, эксперимент, выводы.
— Вы сейчас серьезно применяете научный метод к отношениям?
— А что, плохая идея?
Я подумала. В моей прошлой жизни отношения всегда были хаотичными, спонтанными, и заканчивались крахом. Может, немного систематического подхода не помешает?
— Давайте попробуем. Но с одним условием — работа остается приоритетом.
— Полностью согласен. Мы слишком важное дело делаем, чтобы отвлекаться на… — он запнулся.
— Романтическую ерунду?
— Я хотел сказать «личные переживания», но ваш вариант тоже подходит.
Следующие недели были странными и прекрасными одновременно. Мы работали вместе днем, профессионально и эффективно. Вечером позволяли себе час-два просто побыть вместе — гулять, разговаривать, осторожно изучать друг друга.
Маэль рассказал о своем детстве в столице, о мечте стать ученым, о разочаровании в академической науке, оторванной от реальности.
— Знаете, сколько трактатов о природе души я должен был изучить? Двадцать три. А о том, как лечить простуду — ни одного.
Я рассказывала о своем мире. Осторожно, без подробностей, но достаточно, чтобы он понял масштаб.
— Летающие машины? Разговоры на расстоянии? Лекарства от почти всех болезней? Звучит как рай.
— С оговорками. Там тоже есть проблемы. Новые болезни, войны, загрязнение природы. И одиночество — парадоксально, но чем больше способов связи, тем меньше настоящего общения.
— Вы скучаете по тому миру?
Я задумалась. Скучала ли? По удобствам — да. По интернету и антибиотикам — безусловно. Но по жизни там?
— Иногда. Но здесь я нужнее. Там я была одной из тысяч медсестер. Здесь я могу изменить ход истории медицины.
— Скромно, — улыбнулся он.
— Реалистично. Смотрите — мы уже создали пять новых лекарств, обучили почти сотню помощниц, снизили смертность в регионе. Еще год-два, и наши методы распространятся по всему королевству.
— Наши методы, — повторил он. — Мне нравится, как это звучит.
Работа шла полным ходом. Мы разработали новую классификацию болезней — не по «горячим и холодным», «сухим и влажным», а по реальным причинам. Инфекционные, травматические, недостаточности питания, отравления.
— Это революция в диагностике! — восхищался Маэль, просматривая наши таблицы. — Если врач понимает причину, он может подобрать правильное лечение!
— Именно. Больше никаких универсальных кровопусканий.
Параллельно мы работали над усовершенствованием кристаллов. Маэль принес из академии несколько особых камней — они назывались «слезы дракона» и обладали уникальными свойствами.
— Смотрите, — он поднес один к обычному учебному кристаллу. — Они резонируют!
Действительно, оба камня засветились ярче, и я почувствовала, как информация… перетекает? копируется? между ними.
— Это же можно использовать для массового обучения! — я схватила его за руки. — Записываем знания в один кристалл, а потом копируем на десятки других!
— Сотни, если найдем достаточно «слез». Я знаю месторождение в горах, академия иногда добывает их там.
Мы смотрели друг на друга, держась за руки, и оба понимали — это прорыв. Возможность обучить тысячи лекарей быстро и качественно.
— Нужно организовать экспедицию, — начал планировать Маэль.
— И создать систему распространения кристаллов.
— И убедить академию поддержать проект.
— И защититься от обвинений в колдовстве.
Мы рассмеялись. Столько работы впереди, но вместе мы справимся.
В начале зимы пришло письмо из академии. Маэль читал вслух, а я нервно ходила по кабинету.
"Магистру Маэлю, находящемуся в командировке.
Ваши отчеты произвели фурор в академических кругах. Половина профессоров требует немедленной проверки «провинциальных фантазий», другая половина настаивает на полной поддержке проекта.
Посему решено: направить полную инспекцию в составе трех магистров для оценки достижений. Если результаты подтвердятся, академия готова профинансировать создание Медицинской Школы Нового Образца под вашим совместным с госпожой Элианой руководством.
Инспекция прибудет в начале весны.
С уважением, Архимагистр Себастьян."
— Совместное руководство, — повторила я. — Они признают меня равной?
— После моих отчетов у них нет выбора. Я описал все ваши достижения, методы, результаты. Кое-кто из прогрессивных профессоров уже называет вас «величайшим медиком современности».
— Преувеличение.
— Факт. Покажите мне другого медика, который снизил смертность вдвое за полгода.
Я не могла спорить. Но мысль о большой официальной школе… это же огромная ответственность.
— Справимся, — Маэль подошел, обнял меня сзади. За месяцы совместной работы мы привыкли к таким жестам поддержки. — Вместе справимся.
— Надо готовиться. Три магистра — это серьезная проверка.
— У нас есть три месяца. Покажем им такое, что челюсти отвалятся.
Подготовка шла полным ходом. Мы систематизировали все данные, готовили демонстрации, обучали старших учениц проводить показательные процедуры.
Но главным проектом стало создание Большого Медицинского Кристалла. Используя самый крупный из «слез дракона», мы записывали туда все — анатомию, физиологию, фармакологию, хирургию, акушерство. Я вкладывала свой одиннадцатилетний опыт, Маэль добавлял алхимические знания, старшие ученицы записывали практические навыки.
— Это будет основа библиотеки будущей школы, — говорила я, чувствуя, как силы утекают с каждой записью. Создание такого массива информации требовало колоссальной энергии.
— Не перенапрягайтесь, — Маэль поддерживал меня, вливая свою силу. Оказалось, он владеет базовой энергетической магией — ничего боевого, но достаточно, чтобы делиться жизненной силой.
К концу зимы кристалл был готов. Размером с человеческую голову, идеально прозрачный, он пульсировал мягким светом, содержа в себе знания, способные изменить медицину навсегда.
— Красиво, — Василиса смотрела на наше творение с восхищением. — И немного пугающе. Столько знаний в одном камне.
— Это только начало, — ответил Маэль. — Когда мы откроем школу, создадим целую библиотеку таких кристаллов. По каждой специализации, каждой болезни, каждому методу лечения.
За неделю до прибытия инспекции случилось ЧП. В соседней деревне вспышка какой-то болезни — люди падали без сознания, бредили, умирали за два дня.
— Надо ехать, — я собирала сумку.
— Это опасно, — Маэль пытался остановить меня. — Вы не знаете, что за болезнь. Вдруг заразитесь?
— Я врач. Это моя работа.
— Тогда я еду с вами.
— Маэль, вы не медик…
— Но я алхимик. И ваш… — он запнулся. Мы так и не определили наш статус. Коллеги? Друзья? Больше?
— Мой партнер, — закончила я за него. — Во всех смыслах.
Он улыбнулся:
— Тогда партнеры держатся вместе.
В деревне картина была жуткая. Половина домов с больными, на улицах паника. Симптомы странные — высокая температура, галлюцинации, паралич конечностей.
— Похоже на отравление, — предположил Маэль, осматривая больного.
— Но чем? Все больные из разных семей, ели разное…
Потом я увидела — в углу избы стоял мешок с зерном. Свежим, только что из амбара.
— Покажите зерно!
Хозяйка принесла горсть. Среди обычной ржи чернели странные зерна — удлиненные, темные.
— Спорынья! — мы с Маэлем воскликнули одновременно.
— Это отравление спорыньей, — объяснила я собравшимся. — Грибок на зерне. Нужно немедленно уничтожить все запасы этого зерна!
— Но это наш хлеб на всю зиму! — запротестовал староста.
— Это ваша смерть на всю зиму, — отрезала я. — Выбирайте — голод или могилы.
Следующие сутки мы боролись за жизни отравленных. Промывание желудков, активированный уголь (спасибо Маэлю за его быстрое приготовление из обожженного дерева), поддерживающая терапия. Из двадцати тяжелых больных умерло трое — те, кто съел слишком много зараженного хлеба.
— Вы спасли деревню, — благодарил нас староста.
— Мы спасли, — поправила я, глядя на Маэля. Он работал наравне со мной, не брезгуя самой грязной работой.
На обратном пути мы ехали молча, уставшие до костей. Потом Маэль сказал:
— Я хочу изучать медицину. По-настоящему. Не просто алхимию для здоровья, а настоящую медицину. Научите меня?
— Это долго и сложно.
— У нас есть время. И кристаллы для ускорения обучения.
Я улыбнулась:
— Хорошо. Но учить буду жестко. Никаких поблажек для… партнера.
— Не ждал другого от женщины, которая заставила меня промывать желудки половине деревни.
Инспекция прибыла в назначенный день. Три магистра в парадных мантиях, свита помощников, писцы для протокола. Выглядело внушительно и немного пугающе.
— Магистр Маэль, — поздоровался старший из них, седобородый Магистр Фридрих. — Ваши отчеты наделали много шума. Надеюсь, реальность соответствует описаниям?
— Превосходит их, — уверенно ответил Маэль.
Следующие три дня мы демонстрировали все. Учебный процесс, лабораторию, результаты лечения, статистику, кристаллы. Василиса блестяще провела показательную операцию — зашила глубокую рану на свинье так, что даже я позавидовала технике. Параша продемонстрировала диагностику по симптомам, безошибочно определив болезни у пяти специально приглашенных пациентов. Марта показала новые методы родовспоможения на манекене.
Но главным стал Большой Кристалл.
— Это невозможно, — Магистр Беатрис (та самая единственная женщина в академии) держала кристалл, и слезы текли по ее щекам. — Столько знаний… Я за минуту узнала больше о человеческом теле, чем за двадцать лет учебы!
— Мы можем сделать копии, — сказал Маэль. — Для академии, для других школ. Распространить знания по всему королевству.
Магистр Фридрих, самый скептичный из троих, молча изучал наши записи о снижении смертности. Наконец поднял голову:
— Пятьдесят процентов. Вы снизили смертность на пятьдесят процентов за восемь месяцев. Это… это чудо.
— Это наука, — поправила я. — Систематический подход, проверенные методы, постоянное обучение.
— И женщины делают это лучше мужчин? — в его голосе не было осуждения, только любопытство.
— Не лучше. Просто у женщин есть преимущества — внимание к деталям, эмпатия, терпение. И они не считают зазорным учиться новому.
Он кивнул:
— Логично. Магистр Беатрис, ваше мнение?
— Полная поддержка. Немедленное финансирование. И официальный статус Королевской Медицинской Академии.
— Магистр Альберт?
Третий инспектор, молчавший все это время, встал:
— Я против.
Все замерли.
— Не потому, что это плохо. Наоборот — это слишком хорошо. Это изменит все. Всю систему образования, медицины, даже социальную структуру. Готовы ли мы к таким изменениям?
— А готовы ли мы оставаться в невежестве, когда знания доступны? — возразила Беатрис.
Спор продолжался час. В конце концов, голосованием два против одного было решено — поддержать проект.
— Поздравляю, — Магистр Фридрих пожал мне руку. — Вы теперь официально со-директор Королевской Медицинской Академии Нового Образца. Магистр Маэль будет вторым со-директором.
Я посмотрела на Маэля. Он улыбался так широко, что, казалось, лицо треснет.
— Мы сделали это, — прошептал он.
— Только начали, — ответила я. — Впереди столько работы…
— Вместе справимся.
И поцеловал меня. Прямо перед инспекторами, учениками, всеми.
Магистр Беатрис закашлялась:
— Полагаю, стоит обсудить и личные аспекты сотрудничества?
Я покраснела:
— Это не помешает работе.
— Не сомневаюсь. Но для протокола — вы планируете официальный союз?
Маэль взял меня за руку:
— Если Элиана согласится.
Все смотрели на меня. Черт, это что, предложение? Сейчас? Здесь?
— Я… когда-нибудь соглашусь.
Зал взорвался аплодисментами. Василиса плакала от счастья, Параша прыгала как ребенок, даже суровый Магистр Фридрих улыбался.
— Прекрасно, — сказала Беатрис. — Свадьбу сыграем в столице, когда будете представлять проект королю. Два события в одном — экономия времени и средств.
Практично. Мне нравилась эта женщина.
Вечером, когда инспекция отбыла, а ученицы разошлись по домам, мы с Маэлем сидели в лаборатории. Там, где все началось.
— Быстро все произошло, — сказала я.
— Восемь месяцев — это быстро?
— Для изменения мира — да.
— А для любви?
Я посмотрела на него. За эти месяцы он стал больше, чем коллегой или возлюбленным. Он стал частью новой жизни, которую я строила здесь.
— Знаешь, в моем мире была теория о родственных душах. Что где-то есть человек, идеально тебе подходящий.
— И?
— Я не верила. Считала романтической ерундой. А теперь… Может, нужно было попасть в другой мир, чтобы встретить свою родственную душу?
Он обнял меня:
— Или может, души находят друг друга независимо от миров? Ты пришла сюда не случайно. И я приехал проверять школу не случайно.
— Судьба?
— Или очень сложный эксперимент высших сил. Но результат мне нравится.
Мне тоже нравился. Новая жизнь, важная работа, любимый человек рядом. Если это эксперимент, то весьма удачный.
— Знаешь, что самое смешное? — сказала я. — В прошлой жизни меня уволили из больницы. Сказали, не нужна.
— Идиоты.
— Возможно. Но благодаря этому я здесь. Создаю новую медицину, спасаю жизни, меняю историю. И встретила тебя.
— Тогда спасибо тем идиотам.
Мы рассмеялись. За окном садилось солнце, окрашивая лабораторию золотым светом. Впереди была работа в столице, создание большой академии, обучение сотен врачей. Сложно, но выполнимо.
Вместе — выполнимо.
— Кстати, — вспомнила я. — Ты же хотел учиться медицине? Начнем завтра. Первый урок — анатомия.
— Уже запугиваешь?
— Предупреждаю. Я строгий учитель.
— А я способный ученик.
— Посмотрим.
Рыжик, который все это время спал на подоконнике, открыл один глаз, оценил ситуацию и снова уснул. Видимо, одобрял происходящее.
Новая глава жизни начиналась. И она обещала быть интересной.