Глава 9

Поди туда, не зная куда…


Ящики с нашими костюмами хранились в ангаре технической группы. Мы с Самохиным перенесли часть из них в переходной тамбур, ведущий к трубе.

— Лен, ты уверена, что хочешь пойти с нами? — спросил Петрович глядя на девушку хитрым прищуром.

— Не валяй дурака Коля. Я лучше лишний раз опробую костюм, чем просижу пару часов на очередном совещании Емельянова.

— Ну, смотри, сама напросилась. Дамы вперед.

Самохин распаковал первый костюм и пронес его в стерильное помещение за ширму.

— Если вдруг возникнут вопросы, обращайся. Безопасность превыше всего. И без самодеятельности! — обратился он к Лене, искоса поглядывая на то, как она легко и без капли стеснения скидывает с себя верхнюю одежду.

Во мне не было волнения. Даже какой-то азарт. Я долго ждал этого момента, надеялся, что первый выход хоть немного прояснит ситуацию, прямо по поговорке: «лучше раз увидеть, чем сто раз услышать».

— Сколько до смены цикла? — спросил Петрович, подтягивая к трубе, где стояла вагонетка, тяжелый пластиковый ящик.

— Не меньше часа, — ответил я, проверяя крепления на костюме.

— Если что, переждем смену цикла в первом бункере. Он хорошо защищен, так что уверен, проблем не будет. Все, пора! Выдвигаемся. Время не ждет.

Прежде, чем усадить нас на платформу с мотором, Петрович сам проверил все крепления и клапаны на костюме. Сверил показания приборов, датчиков и, лишь после этого, дал «добро». Кое-как втиснувшись между ящиков на узкое сиденье, мы, наконец, были готовы стартовать.

При постройке этого транспортного тоннеля о комфорте заботились в последнюю очередь. Платформа была очень узкой. Сидеть на этой доске с колесиками приходилось как на санках, вытянув ноги вперед. Усиленная лишь стальной рамой и мягким уплотнителем, тележка вмещала не больше четырех человек. Не представляю, как размещать здесь оборудование и снаряжение, которое еще только предстояло переправить по этой трубе к последнему бункеру. Уверен, что на подобные челночные ходки уйдет еще не меньше недели, если только Петрович чего-нибудь не наколдует.

Четыре мощные фары осветили первые несколько секций тоннеля. Заурчал двигатель на холостых оборотах, тележка было покатилась вперед, но Самохин ее придержал, проверяя ручной тормоз.

— Итак, лежим тихо, держимся крепко. Ехать далеко, так что наберитесь терпения. Ну, все! С Богом!

Загудела гидравлика, закрывая люк тоннеля. Петрович отключил ручник и стал легонько раскатываться. Тележка плавно заскользила по трубе, медленно набирая скорость. В какой-то момент техник включил привод от двигателя, и мы стали заметно ускоряться. По заверениям Самохина максимальная скорость, которую может развить эта штуковина не больше сорока пяти километров в час, но лежа на тележке, чувствуя спиной каждую неровность и сварочные швы, мне казалось, что мы несемся на полной сотне. Впечатления от необычной поездки радовали только первые десять минут. Потом от непрерывного шума и вибрации становилось дискомфортно. Под конец пути я уже с нетерпением ждал, когда же закончится, этот чертов тоннель. В темноте, без ориентиров и контрольных точек, трудно было понять, сколько мы проехали, и сколько еще должны отмахать. Тележка на резиновых колесиках то ускорялась, то притормаживала. В момент, когда Самохин отключил двигатель и стал подтягивать рукоятку тормоза, я понял, что уже с трудом выношу последние метры перед первым бункером. Не ожидал, что такое путешествие окажется занудным и совершенно некомфортным. Но вспоминая свое же собственное выражение «лучше плохо ехать, чем хорошо идти», я успокоился и не стал высказывать Петровичу все впечатления, что накопились во время поездки. Тело под костюмом зудело, от сорокаминутной тряски, стекло шлема и передняя часть защитной ячеистой кирасы покрылись серо-красной пылью.

— Чувствую себя глистом каким-то, — буркнул я, разминая руки и плечи.

— Ничего, привыкнешь.

Самохин прошелся по бункеру, проверяя замки на люках. В крохотные окна, расположенные по периметру, на уровне глаз, пробивались первые солнечные лучи, когда раздался протяжный гул, и легкая вибрация волной прокатилась через все убежище.

— Смена цикла. Вовремя успели, — заметила Лена, с опаской подходя к иллюминатору с северной стороны.

Она сняла шлем и стала поправлять светло-пепельные волосы, аккуратно укладывая пряди под белоснежный чепчик подшлемника.

— Последний раз, когда я здесь была, мы могли наблюдать смену циклов только издалека.

— Вы первые, кто пережидает цикл в такой близости от объекта, — закивал Петрович.

Череда молний ударила в землю недалеко от бункера. Я видел яркие всполохи, отраженные на стенах. Лена мгновенно отпрянула от иллюминатора, закрывая глаза. В ней не было испуга, не чувствовалось даже напряжения. Какая-то врожденная, ее собственная осторожность и удивительное спокойствие.

Мелкий песок и пыль посыпались с потолка прямо нам на плечи. Я подхватил обрывок тряпки из ящика с каким-то прибором и постарался смахнуть с костюма всю грязь. Молнии грохотали еще минут пять. Длинные искрящиеся шлейфы тянулись от башни к земле. Некоторые разряды, словно фантастические цветы, распускались прямо на сухом солончаке, поднимаясь на несколько метров в высоту. На кончиках таких пляшущих молний искрился ослепительный шар, словно нераскрывшийся бутон на изломанном стебле.

— Красиво… — только и заметил я, разглядывая в иллюминатор ослепительный танец электрических зарядов.

— Да, — согласился Самохин, продолжая ковыряться в ящике с аппаратурой, — красиво и смертельно опасно. Восходящие разряды были замечены еще давно. Мы до сих пор не знаем на основе, каких законов физики они существуют. Я называю их огненные цветы. Из всего цикла, они дольше всего держатся, а, иногда, даже между циклами возникают в разных местах.

Упругий ветер закручивал причудливыми бурунами какую-то черную взвесь, не пыль, а будто маковые зерна или железные опилки. Часть этого порошка налипла на стальную раму иллюминатора.

— Это что? Магнитный порошок?

Петрович подошел ближе и с удивлением посмотрел на мелкие крупинки, облепившие как черный иней или изморозь, все металлические болты и заклепки бункера снаружи.

— Ничего подобного раньше не видел. Может сажа, или пепел. Земля вон, вся обуглилась.

У дверей пискнул датчик на большой приборной панели. Оживились шкалы и индикаторы разных устройств. Я внимательно вглядывался в каждый прибор, стараясь расшифровать показания. Некоторые цифры были понятны, на счет прочих пришлось спросить. Но даже если бы я не спрашивал, под каждой шкалой или электронным табло была закреплена табличка, где были расписаны допустимые для защитных систем костюма пределы. Если какой-то из показателей превышал норму, то это означало, что выходить на поверхность, за пределы бункера, небезопасно.

— Ветер дул в сторону башни? — поинтересовался Самохин, закрепляя перчатки специальными замками на запястьях.

— Да, и довольно сильный.

— Тогда вероятность того, что за пределами бункера безопасно примерно восемьдесят процентов. Я не знаю с чем это связанно, но судя по наблюдениям, все именно так.

— Тогда давай выходить.

— Не, не получится. Должны дождаться подтверждения от центрального пульта. Они, там, намного оперативнее информацию обрабатывают.

Томясь в долгом ожидании, я успел проверить еще раз все системы костюма. Закрепил на спине рюкзак с плотно уложенным снаряжением, когда, наконец, в наушниках шлема послышался хриплый голос Сергея Емельянова.

— Так, ребята! У нас поступают данные и они самые благоприятные. Покидайте бункер, ориентируясь по обстановке. Не рискуйте. Будьте осмотрительны. Костюмы снимать запрещаю! Слышите меня⁈ Привыкайте работать в снаряжении. Поддерживайте связь. Все, удачи!

Самохин уже давно заблокировал транспортный тоннель и теперь возился у двери шлюза, бубня что-то неразборчивое себе под нос. За дверью был короткий, всего метра полтора в длину тамбур. Петрович прошел в него первым, следом Лена, и только потом я, закрывая за собой тяжелую стальную дверь.

— Контрольное время тридцать часов, — напомнил Петрович уравнивая давление в переходном шлюзе, — Емельянов прав. Без героизма там. Оборудование берегите, у нас запасных комплектов немного. Ну что? Готовы? Тогда вперед!

Загрузка...