Бунтарка и Хозяин Стужи

❄ Глава 19 ❄

Ливия Селланд

Голова гудела, как если бы внутри меня ярился холодный северный ветер, и его завывания отдавались в ушах, кололи морозом виски. Дойнарт буквально втащил меня в холл и, пока втаскивал, я продолжала задаваться вопросом: почему именно его выбрала в провожатые? Почему не обратилась к Хьяртану или хотя бы к Бьярту? И с чего это вдруг белобрысый вызвался мне помогать?!

Ерунда!

— Норра Селланд, встречайте гостей! — весело позвал мою мачеху Снежный, словно действительно явился к ней в гости, а не для допроса.

Я снова поморщилась: от боли, стальным обручем сдавившей голову, стоило Снежному повысить голос, от мысли о том, что Дойнарт мне помогает.

Просто совершенно невероятно!

На вопли Снежного прибежала Арлетта. При виде него испуганно вскрикнула, памятуя, что ничем хорошим визиты светлейших для ее семьи не заканчиваются. Она прижала к лицу руки, а Дойнарт, оскалившись в хищной улыбке, сделал шаг навстречу.

— Где твоя матушка, красавица?

— Она… она наверху, светлейший, — бледнея, пролепетала Арлетта. — Отдыхает после обеда.

Интересно, от чего уже успела умаяться, если вспомнить, что раньше полудня мачеха почти никогда не просыпалась.

— Кто-нибудь еще в доме есть? — коротко поинтересовался Дойнарт.

— Служанка отправилась к булочнику, — все так же тихо ответила сестра.

— Что ж, отлично, — задумчиво сказал Снежный, а я нахмурилась.

Происходящее нравилось все меньше, хоть я и не понимала, что именно меня угнетало. Я ведь сама к нему обратилась, сама попросила вывести из замка. Наверное, я просто боялась услышать от Стеллы правду. Боялась, что опасения подтвердятся, что это из-за нее не может ходить Фабиан.

И если это так, она будет завидовать судьбе, постигшей Душана!

Снежный шагнул ближе, что-то шепнул Арлетте на ухо, мягко провел по сгибу ее локтя пальцами. Девушка застыла, вслушиваясь в почти беззвучный шепот, словно загипнотизированная глядя на Дойнарта.

Я уже хотела броситься к нему и потребовать, чтобы объяснил, что это он делает, когда на вершине лестницы показалась Стелла, и мысли о Снежном с Арлеттой мгновенно вытеснила злость на мачеху.

— Что здесь проис… — недовольно начала она, но при виде меня и Снежного испуганно осеклась.

— Я осмелился попросить у вашей дочери для нас угощений, — расплылся в улыбке блондин, обращаясь почему-то ко мне, а не к Стелле, и только потом перевел на нее взгляд. — Норра Селланд, будьте так любезны, спуститесь к нам.

— Как будет угодно вашей светлости, — пробормотала Стелла, настороженно поглядывая то на меня, то на Снежного. Подхватив юбки, поспешила к нам, а Арлетта, бледная от волнения, бросилась на кухню. — Что-то произошло?

— Вот вы нам это и расскажете, — ухмыльнулся Дойнарт, с наигранным почтением пропуская Стеллу в гостиную.

Я вошла следом, изнывая от нетерпения наброситься на мерзавку с вопросами.

— А я уж было решила, что есть новости о Душане. — Мачеха с надеждой прижала к груди руки, а скользнув на диван, подняла на Снежного влажные от слез глаза. — Ах, скажите, что его величество помиловал моего мальчика! Его отпустят? Ливи… Лив, он ведь твой брат… — затянула она старую песню. — Пусть вы и не родные по крови, но росли вместе. Я вас воспитывала, заботилась о тебе, как о своей, и…

— У меня есть только один брат, — жестко отрезала я и увидела, как меняется выражение ее лица. Фальшивая любовь и доброта исчезают, тая, как тает снег по весне, обнажая черную землю. Так и у Стеллы тут же обнажилось ее гнилое нутро. — Его зовут Фабиан. И я хочу знать, что ты с ним сделала. Это ведь из-за тебя, из-за тьмы, которой в тебе больше, чем в целой бездне, мой брат не может ходить!

На какое-то мгновение в гостиной воцарилась гнетущая тишина. Расширившимися не то от удивления, не то от страха глазами Стелла смотрела на меня, а я не сводила с нее взгляда. Лишь мельком заметила, как Дойнарт опустился в кресло, закинул ногу на ногу, а вскоре молчание прервал его беззаботный голос, в котором тем не менее чувствовались лед и холод:

— Норра Селланд, как вы ответите на обвинения?

— Я… я не понимаю, — пробормотала мачеха. — Какая тьма? Ты о чем, доченька?

Доченька?

— Фабиан стал инвалидом из-за того случая на горке. Из-за того, что ты не доглядела. При чем здесь я?

Я сжала руки в кулаки, до боли впиваясь ногтями в ладони.

— Не лукавьте, нора Селланд, — почти дружелюбно улыбнулся Дойнарт. — Ливия, разве тебе не хочется услышать правду? Развяжи ей язык своей магией.

Последнюю фразу он произнес особенно громко, словно я вдруг оглохла. Глухой я не была, и дурой себя не считала. Да, мне хотелось видеть в людях только хорошее, но в Стелле хорошего отродясь не было. Ничего.

Совершенно.

— Мама вернулась, — тихо произнесла я, с удовлетворением отмечая, как искажаются черты ее лица. — Она все рассказала. Глупо, Стелла, отрицать свою причастность к тому, что случилось с моей семьей. Продолжая лгать, ты делаешь только хуже. Себе. Ты ведь от моей мамы пыталась избавиться, а пострадал Фабиан.

Едва ли я понимала, что говорю — проклятая боль в висках продолжала усиливаться. Как и не знала, на что надеюсь, но мои слова подействовали. Да еще как!

Мачеха вцепилась в юбку, судорожно сжимая бархатистую ткань пальцами, словно на ее месте должна была быть моя шея, и яростно прошипела:

— Знаешь что?! Что, Ливия? Она тебе рассказала, как украла у меня любимого?! Это ты от нее услышала?!

На какое-то мгновение я оцепенела.

— Мама сказала, что ты была помолвлена с близким другом отца, — наконец выдавила из себя. — Норд Готгард, — припомнила его имя. — Ты вышла за него замуж, но он умер от сердечного приступа…

Вскоре после того, как пропала мама.

Я поежилась от догадки, а Дойнарт, словно прочитав мои мысли, мрачно усмехнулся.

— С Готгардом я была лишь для того, чтобы быть ближе к Иштвану! — От злости, прорезавшейся в ее голосе, мачеха едва не зашипела. — Я столько сил и времени потратила, чтобы привлечь его внимание, чтобы он мной заинтересовался и вдруг (!) появляется красавица Оллина, и все мои усилия насмарку. Он должен был быть мой, Ливия! Мой — слышишь?! А вас с Фабианом вообще не должно было быть. Вы — самая большая ошибка Иштвана, как и брак с этой ведьмой! Проклятая Оллина!!!

Не знаю, что задело сильнее: то, что назвала меня с Фабианом ошибкой, или мою маму — ведьмой. Если здесь и была ведьма, так это она! Стелла!

Почувствовав, как внутри пробуждается сила, я вскинула руки, и яркий, ослепляющий свет наполнил комнату, метнулся к мачехе лучом пламени. Не обжег, но заставил испугаться. Вскрикнув, Стелла сжалась на диване, глядя, как огонь тянется к ней, пытаясь лизнуть, ужалить, почти касаясь пышного жабо ее блузы.

— Прекрати! Прекрати сейчас же! — завопила она истерично.

— Как только ты все расскажешь. Говори, Стелла! — мой голос понизился до глухого рычания.

Прерывисто вздохнув, она бросила затравленный взгляд на Дойнарта, потом снова посмотрела на меня, с яростью, бессильной ненавистью, и сказала, цедя слова:

— Я ее ненавидела! С самого первого дня, как эта холеная выскочка появилась в Борге, моя жизнь была испорчена. Иштван на меня заглядывался, и я чувствовала, что он уже почти ревнует меня к другу. Я потому и ответила на ухаживания Готгарда — чтобы быть ближе к любимому. Я собиралась расстаться с женихом, мечтала выйти замуж за милого моему сердцу Иштвана, но появление твоей матери все перечеркнуло!

Она продолжала говорить, уже не способная остановиться, а я стояла и понимала, что до сегодняшнего дня даже не представляла, сколько в ней тьмы, злости, зависти. Свет, струящийся с моих ладоней, померк, погасло пламя, но Стелла не обратила на это внимания. Она, казалось, вообще больше ничего не замечала, забыла о Снежном, и на меня смотрела так, будто я вдруг стала прозрачной.

— Шли годы, но я не смогла смириться, не смогла забыть. Жизнь с Готгардом не приносила радости, и даже дети… Я была несчастна. В то время как Оллина… — Мачеха скривилась, отчего морщин на ее лице заметно прибавилось, оно стало похожим на подгнившую сморщившуюся сливу. — Она всегда улыбалась. А уж когда смотрела на Иштвана, ее глаза и вовсе начинали сиять. Как и его… — Она горько усмехнулась. — Мне пришлось действовать. Приняв решение, я обратилась к Маргарете.

Хьяртан рассказывал, что в Эрнхейме казнили не мою маму, а ведьму из Борга. Оказывается, ту самую, с которой связалась Стелла. Жаль, не сделали этого раньше. Возможно, тогда бы Родуэлл не забрал маму, папа был бы жив, а Фабиан мог ходить.

—…Маргарета сказала, что твою мать охраняет сильная магия, защищая и пряча. Уже потом я поняла, что пряталась она от того Снежного, что ее забрал. Жаль, она успела разродиться. Мне было бы куда проще, если бы ее забрали вместе с ее отродьем!

Не знаю, как сумела сдержаться и не испепелить дрянь в то же мгновение. Лишь мысль о Фабиане, о том, что по-прежнему не знаю, что за чары не дают ему встать на ноги, заставила остановиться.

— Ведьме удалось сорвать с мамы защиту? — догадалась я, и получила от Стеллы мрачную усмешку.

— Не сразу, но она справилась. Это было необходимо, чтобы наслать на распрекрасную Оллину одно хитрое заклятие. Оно бы ее не убило… по крайней мере, не сразу, иначе бы было подозрительно. Но малейшей недуг, обычная простуда стали бы для нее впоследствии смертельными. В тот день, когда Маргарета наложила чары, твоя мать родила. А спустя еще три дня за ней явился Снежный.

Ледяная дрожь пробежала по коже, когда я поняла, в полной мере осознала, сколько зла причинила моей семье эта гадина. Чары ведьмы коснулись не мамы — перекинулись на дитя. На моего брата, в то время — невинного малыша. Чудо, что Фабиан не погиб, как прочила чародейка, от какой-нибудь несерьезной болезни. Но именно из-за нее, из-за Стеллы, он стал калекой.

Стелла лишила его любви мамы и детских радостей, а когда исчезла я, тут же поспешила отправить в дом сумасшедших.

Солнечный свет в руках снова разгорался, искрясь и шипя, становясь обжигающим пламенем. Мачеха судорожно всхлипнула и промычала:

— Я же призналась… Ливия, не надо!

Но теперь уже я ее не слышала, мне были безразличны ее мольбы и слезы. А еще переживала, что она страдает из-за Душана! В то время как Стелла не переживала, а радовалась, когда страдала моя семья!

— Не надо… — тихие слова.

Мысленно послав ее к ларгам, я почти отпустила силу, почти позволила пламени наброситься на это воплощение бездны и уничтожить, раз и навсегда, и вдруг перед глазами возникло доброе лицо мамы, ее нежная улыбка, ее ясные глаза.

“Не надо, — эхом повторила она. — Не уподобляйся ей. Не для того тебе дарована солнечная сила, Ливия. Ты — свет, а не тьма”.

— Ну, чего же ты медлишь?! — раздался голос Снежного, в котором отчетливо звучали раздражение и нетерпение. — Покончи с ней! Ты же этого хочешь, Ливия. Она это заслужила!

— Я… — мой голос дрогнул, а потом стал уверенным и твердым. — Я хочу, чтобы ее судили. Хочу, чтобы она ответила за свои преступления перед всем королевством. Хочу, чтобы посмотрела моей маме в глаза. И уж точно не желаю ей быстрой смерти. Ее судьбу решит Хьяртан.

На пару с Родуэллом отправит к ларгам.

Я опустила руки, свет погас, а Снежный поднялся.

— Заберем ее в Эрнхейм, — сказала я, снова жалея о том, что со мной Дойнарт, а не его брат.

Снежный криво ухмыльнулся:

— Это не входит в мои планы, Ливия. Ты должна ее убить, а если этого не сделаешь ты…

В одно мгновение он оказался рядом с мачехой, схватил за горло. Стелла беспомощно захрипела, попыталась вцепиться в его руки, но тут же отдернула пальцы, словно его кожа обжигала.

Заметила, как по шее, лицу мачехи расползается голубоватая паутина морозной силы, оставляя на коже ожоги и раны. Стелла продолжала хрипеть, трепыхаться, но ее агония длилась недолго, а я была настолько ошеломлена происходящим, что даже не попыталась вмешаться.

— Вот так, — удовлетворенно проговорил Дойнарт спустя несколько невыносимо долгих мгновений. Разжал пальцы, и то, что осталось от мачехи, безжизненно обмякло на диване. — Все решат, что ее убила ты, милая Лив. Убила, испугалась того, что натворила — ты ведь у нас хорошая девочка. Убежала и — какой кошмар! — угодила в лапы гротхэна. Что называется, не повезло… Я пытался тебя спасти, но эти твари… — Дойнарт прикрыл глаза, словно рисуя в мыслях только что озвученную им безумную картину. — Эти твари в последнее время стали слишком сильны. Куда уж с ними тягаться Снежному в одиночку. Сегодня умрешь ты, а вскоре и он без тебя.

От последних слов Дойнарта я похолодела.

— Так и должно было случиться, если бы не твоя дрянная сила, Ливия. Ты не должна была его спасать, но, видимо, это у вас семейное — появляться там, где вас не ждут и мешать чужим планом. Пойдем! — Он грубо схватил меня за руку и поволок обратно в холл.

Я дернулась, пытаясь вырваться, но проклятая боль в голове снова о себе напомнила, заставив зашипеть и зажмуриться.

— Завистливый ублюдок! — хотела выкрикнуть, но лишь из последних сил выдохнула, вкладывая в эти слова все те чувства, что испытывала к Снежному.

Сейчас я ненавидела его так же сильно, как Стеллу.

— Старший сын, Ливия. Стар-ший. Тот, кто достоин трона. Тот, кому и должен принадлежать Север. — Притянув меня к себе, он что-то прошипел, и сознание окончательно помутилось. — Еще немного, Лив, потерпи… Скоро ты встретишься со своим любимым папочкой и на том свете будешь проклинать мачеху. Уже скоро…

Сквозь набегающий на глаза туман увидела, как пространство холла разорвала снежная воронка. В нее меня и утянуло. Последней мыслью почему-то была мысль об Арлетте и о том, что она так и не принесла нам угощений.

Хьяртан-Киллиан Эртхард

Отыскали маркизу быстро, в родовом имении Ланге. Еще быстрее доставили в Эрнхейм. Когда за спиной Хелены сомкнулась зияющая рана портала и снежная крошка растаяла в воздухе, Хьяртану пришлось призвать на помощь всю свою выдержку, чтобы не придушить бывшую любовницу тут же на месте.

— Ты посылал за мной? — с робкой радостью проворковала маркиза.

Идиотка. Или скорее непревзойденная актриса. А идиотом был он, иначе бы сразу понял, что из себя представляет эта девица.

— Садись. — Хьяртан взглядом указал на кресло возле письменного стола.

Улыбнувшись, немного напряженно, Хелена заняла предложенное место. Выглядела она, как обычно, идеально. Идеальная прическа, в которую были собраны ее идеальные светлые волосы. Изысканное платье, подчеркивающее и тонкую талию, и красивую грудь. Роскошные украшения…

Все в этой женщине было идеальным и роскошным настолько же, насколько было гнилым и фальшивым.

— Я слышала, ты отказался от помолвки с принцессой Амани.

— Ты слишком хорошо осведомлена для той, кто находится на другом конце Драэра, — усмехнувшись, заметил Хьяртан и поднялся.

Хелена вскинула взгляд, наблюдая за тем, как Снежный обходит стол и становится перед ней.

— Я скучала… — начала она томно, подаваясь к нему с таким расчетом, чтобы привлечь внимание к глубокому вырезу корсажа.

Но на глубокий вырез его величество не обратил внимания, как и не стал выслушивать лживые признания в чувствах.

— Чем ты меня травила? Я хочу знать правду, Хелена. — Склонившись, он сжал пальцы на ее подбородке, заглянул в глаза, в которых надежду тут же вытеснил страх. — Говори.

— Хьяртан, я… — выдохнула маркиза, когда он ее отпустил, с трудом сдержавшись, чтобы не вытереть пальцы о платок. — В чем ты меня обвиняешь? Все еще злишься из-за… из-за этой бунтарки? — Ясные глаза наполнились слезами. — Но я же все объяснила и сделала как ты велел: уехала, хоть мне и было невыносимо больно оставлять тебя с ней.

Его величество на миг прикрыл глаза, снова вспоминая о желании сжать пальцы на тонкой шейке гадины и снова уговаривая себя этого не делать. По крайней мере, пока не получил ответы. Хелена ни за что бы не стала его уничтожать, не будь она в сговоре с кем-то из его окружения. Рисковать собственным будущим, лишать себя статуса королевской фаворитки… На это она могла бы пойти только, если бы ей пообещали нечто большее. Кто и что? Титул? Богатства? Все это у нее имелось. Для полного счастья не хватало разве что короны королевы Севера…

Хьяртан сжал руки в кулаки, даже боясь допустить, что это Бьяртмар, следующий по праву рождения претендент на трон, мог желать ему смерти. Только не он! Но если не он, то…

— Как думаешь, Хелена, какое наказание полагается за попытку уничтожить правителя Драэра? — голос Хьяртана звучал глухо и отстраненно, хотя внутри бушевала снежная вьюга.

— Я не понимаю… — она едва шевельнула белыми губами.

— Продолжай не понимать и уже сегодня окажешься на плахе. То, что на меня воздействовали через тебя, подтверждений не требует. Осталось выяснить, понесешь ли наказание одна или я накажу того, кто пытался меня свергнуть. В этом случае я сохраню тебе жизнь, но если продолжишь молчать, тобой займутся мои палачи. Ответы мы все равно получим, но ты уже не спасешься.

Голос правителя, лишенный эмоций, испугал маркизу сильнее, чем если бы он на нее кричал. Этому голосу, этим словам она верила.

Верила и боялась все сильнее.

Прижав к груди руки, Хелена в ужасе смотрела на Снежного. Вот ресницы дрогнули, и по щекам девушки покатились слезы.

— Он… она заставил меня! Вынудил! — наконец прорыдала она и, сжавшись в кресле, лихорадочно зашептала, как будто торопясь сбросить с себя груз обмана: — Я не хотела… я боялась… Но он не оставил мне выбора. Просто не оставил! Каждый раз, отправляясь к тебе, я по его приказу… — по его (!) — наносила на тело бальзам, который мне дали. Он заверил, что его действие, заключенные в нем чары, нацелены на тебя, а мне не причинят вреда. Ты же должен был постепенно ослабнуть. Ослабнуть настолько…

— Чтобы погибнуть в первой же схватке с гротхэном, — закончил за маркизу Хьяртан. Подавшись к ней, схватил за плечи, яростно встряхнул, желая скорее получить имя: — Кто, Хелена? Я хочу знать, кто пытался меня убить?!

— Твой брат, — всхлипнула она, и внутри у него что-то больно оборвалось, а сердце стало глубокой кровоточащей раной. — Дойнарт…

Несколько секунд потребовалось Хьяртану, чтобы справиться с чувствами или хотя бы постараться заглушить боль, прорезавшую грудь.

Насилу совладав с собой, он потребовал:

— Рассказывай, Хелена. И на этот раз правду. Пойму, что лжешь, и уже сегодня твоя голова будет катиться по ратушной площади.

Судорожно вздохнув, она продолжила:

— Дойнарт был уверен, что ты погиб в схватке с гротхэном. Подробностей не знаю, он мне многое не рассказывал, но кажется, он имел отношение к их появлению. В ту ночь гротхэн тебя сильно ранил, а яд должен был закончить начатое тварью. Тебе хватило сил открыть портал, чтобы уйти с поля боя. Дойнарт собирался последовать за тобой, чтобы… чтобы добить… Но его перехватил Бьяртмар, утащив в самую гущу сражения. А потом ты сам вернулся, и это стало для Дойнарта неприятным сюрпризом.

Чтобы добить.

Неприятный сюрприз? Для Хьяртана открывшаяся правда стала сущим кошмаром!

Его собственный брат, пусть у них и разные матери, предал его, надеялся уничтожить. Тот, с кем он рос, учился, с кем сражался бок о бок. Кого искренне любил.

Предал, всадив кинжал в самое сердце.

Позвав стражников, Хьяртан велел определить маркизу в соседнюю с эрцгерцогом клетку, а сам отправился на поиски Дойнарта. Но, как вскоре выяснилось, Снежного в замке не было.

— Ливия исчезла! — нагнал Хьяртана запыхавшийся Бьярт. — Норра Оллина подняла тревогу, сказала, будто почувствовала что-то плохое. Служанка поначалу пыталась ее успокоить, но Оллина настояла, отправила ее за Ливией, а та нашла стражников нашей бунтарки… Твоей, — зачем-то поправился Бьяртмар и с горечью произнес: — Оба без сознания. Замок сейчас обыскивают, но…

— Ее здесь нет, — с уверенностью, которая вселила в него еще больший ужас, проговорил Снежный, чувствуя, как боль в сердце становится просто невыносимой.

Если с ней что-нибудь случится…

— Собирай отряды! — кое-как справившись с чувствами, приказал Хьяртан. — Нужно найти Дойнарта! И мою бунтарку.