Брутальная Падме, или Новая судьба королевы

ГЛАВА 4

Глава 4

Хочешь рассмешить бога — расскажи ему о своих планах

Новое видение поставило перед Джорджем парадоксальный вопрос. Что было раньше — курица или яйцо?

Да, он видел ранее странное зеленое существо уже несколько десятков раз. За все те годы видений. Но ни разу он не слышал его «переведенный» голос. И ведь в своей картине, что с успехом прокатывалась сейчас в США, он изобразил его очень похоже. Правда, он полностью проглядел смертельную опасность в безобидном существе. Полагая его, чем-то, вроде мудрейшего главы в Ордене.

Сейчас же, мощь и опасность Йоды стала для Джорджа очевидной. И если раньше он полагал, что и Оби-Ван — один из сильнейших мира одаренных, видений с которыми он пересмотрел немало, то сейчас наивность этого бросалась ему в глаза. Всё же глубина понимания в видениях сродни последнему, явно серьёзно превосходила блеклые и обычные, через кои он, в основном, и познавал миры одаренных. И сейчас, когда, казавшийся ранее Джорджу могучим, Оби-Ван стоял рядом с «безобидной» макакой, сравнение было сильно не в его пользу. Он явно был из более низшей лиги.

— Интересно, — подумал Джордж, — было бы увидеть этого Йоду, в таком же ярком видении совместно с другим одаренным, что несколько раз мелькал в блеклых видениях.

Второго он тоже видел ярко несколько раз, и знал его имя — Шив Палпатин. Он появлялся не раз вместе с Падме. Но простые видения, или яркие, но одиночные, в которых бывал Палпатин, давали слишком не очевидную картину. Сейчас Джордж в этом убедился. Увы, такого сравнительного видения у него не было и оставалось, лишь предполагать, кто из этих, явно соперников, — сильнее.

Сколько еще таких странных совпадений и открытий, скрывает от него мир Силы?

***

(Кинотеатр, где-то в США. 80-тые года 20 века)

Зрители аплодировали уже пять минут. Только что закончилась премьера очередной картины Великого режиссера. Третья картина Саги увидела свет и была тепло встречена. Люди в зале распространяли удовольствие в объемах, явно превышавших помещение. Овации сотрясали помещение и лишь крепкий мужчина, лет сорока, корчился в муках и разочаровании за стеной.

— Какой провал, опять! — сипел сквозь боль Джордж, а это был он.

— ЧТО ТЕБЯ ВО МНЕ НЕ УСТРАИВАЕТ?! — громко вопросил он небеса, повернувшись к потолку.

Сила резонировала с залом за стеной. Пульс мужчины зашкаливал, а отчаянье его было огромно. Он только что, в который раз, не смог уйти в мир одаренных. Вернее, он вполне прошёл, как в своих видениях до их мира, но, сколько не старался, не мог войти там ни в кого. Силы было полно, её явно хватало для перехода. Не телом, нет, это он четко ощущал, а душой. Но каждый раз, как будто он пытался мощный магнит, стороной с плюсом, приложить к такому же магниту, с таким же плюсом. При всей заёмной Силе Джорджу не хватало для этого мощи.

Ярость и отчаяние Джорджа были столь велики, что взглянув на себя со стороны — устрашился бы и не узнал. В глазах мужчины мелькали золотистые искорки, а пыль и всякий сор в каморке крутились большим омутом, вокруг лежащего человека.

И в этот момент Сила решила ответить. Джордж без подготовки с медитациями и не во сне, рухнул в яркое видение.

Впервые очень яркое и чёткое оно было не о далекой галактике, а о Земле, где Сила ранее помогала, лишь на уровне интуиции, но не видений. Более того, впервые же он смотрел не со стороны, а изнутри самого себя. Джордж сидел в кресле, чувствуя себя старой развалиной. Вокруг стоял шум и гам, — комик-кон, понял он, смотря по сторонам через глаза себя постаревшего. Перед ним стояла очередь детей, подростков и взрослых. Явно происходила автограф сессия.

— Мистер Лукас устал, пожалуйста, дайте мастеру отдохнуть. Вечером он улетает на съемки, — милая девушка отважно загородила Джорджа от толпы.

Несколько минут уговоров и люди расходятся. Джордж встал, с хрустом потянулся, попрощался с девушкой и вышел через служебный выход. Вдруг, проходя мимо лифтов по пустому коридору, он услышал торопливые шаги сзади и корявый английский.

— Извините, мистер Лукас, пожалуйста, мы прилетели с другого континента — просто автограф, мы тоже улетаем скоро и неизвестно, когда ещё будем в США.

Джордж повернулся со словами лёгкого укора, но в тот же миг его пронзило мощное прозрение. Пришло четкое понимание от Силы. Тот «магнитный минус», что он искал последние годы — перед ним. Да, она была не совсем сформировавшейся личностью и ей тоже, чего-то заметно не хватало. Но она вполне подходила для задуманного, проходя минимальную планку необходимого. Сколько он мучился, пытаясь сам, а после — среди фанатов в США, найти подходящую душу. Душу, которую, в отличии от его, не оттолкнут далекие миры одаренных. Душу, которая сможет уйти туда, утянув за собой чёртово Проклятие.

И вот, когда он окончательно отчаялся, — душа найдена. И пусть это душа какой-то варварской соплюшки, что даже не способна нормально говорить на английском языке. Джорджу было наплевать — цель была перед ним. А то, что она такая, так её и менее жалко будет.

Она была слабой девочкой, но с сильным характером, отражавшимся во всем её облике, Джордж чувствовал, что Проклятие, не раз вынуждавшее его преступать убогие законы морали, грызшее его все эти годы и ставшее уже совсем невыносимым, — зашевелилось в предвкушении.

Вокруг, как всегда на таких мероприятиях, была разлита отличная питательная среда для него. Маленькое, привычное усилие, фокусировка разлитого, через призму личной Силы. Джордж впал в состояние высшей медитации с поразительной легкостью.

— Конечно, девочка, давай свой постер, — сам себе Джордж казался сейчас Йодой. Добрым, могучим и... лицемерным.

***

Мир мигнул и Джордж пришел в себя в пустой каморке кинооператора. В зале всё еще шли овации, а на пыльном, секунды назад искаженном в ярости и отчаянии лице мужчины, расплывалась улыбка предвкушения.

— Боль терпима. Годы. Жить не просто, но кому на таком пути легко? Главное, что цель реальна и достижима, — вбивал в самого себя фразы Джордж.

Да, впереди еще многие годы, пока он встретит девочку из видения, но сейчас ему казалось, что невероятный, незримый груз, мощно давивший на его плечи, как будто резко потерял в весе.

Остался, лишь один большой вопрос. Что будет если судьба далекой Падме изменится? Если проклятие кинутое в лицо врага, сможет помочь незнакомой девочке изменить предназначение. Избежит ли сам Джордж судьбы переносчика этого проклятия?

Учитывая прыжки во времени, невероятность Силы и её мощь — ответ на это вопрос был сильно неоднозначен.

Впрочем, это, как говорит его юрист, уже вне нашей юрисдикции.

***

(Комик-Кон. Где-то в США. 10-е года 21 века)

— Папка, папка, скорее, он сейчас уйдет, — дочь тянула меня через балаган чудиков, за уходящим стариком.

— Погоди же, Иришка, сейчас маму предупредим, — я повернулся к Насте, разговаривающей с коллегой, которая так же привела детей сюда. Я сделал несколько шагов к жене и дочь, как на привязи потащилась за мной.

— Насть, мы по быстрому отскочим за местным главным чудаком. Потом, сразу будь готова на выход. Вечером у меня лекция у местных ботаников с Долины. Мы еще должны успеть, хоть несколько часов поспать — вылет рано утром.

— Может, ну, их Илюша? Ну, что может рассказать отставной вояка компьютерному планктону, что их так заинтересует? Да и полноценного контракта нет, просто внезапная просьба знакомого, даже не друга, — бросила жена не в первый раз.

— Я обещал. Да и не стоит недооценивать их тягу к геополитике. Некоторые из них еще фору дадут многим моим коллегам в этом. Так почему бы не помочь ребятам, привнеся толику системности в их виденье мира?

— Папа! Уйдет! — на требовательный вскрик дочери обернулись несколько людей вокруг.

— Идем, — я быстрым шагом направился к служебному выходу, через который скрылся именитый старик.

Дочь вырвала руку и побежала вперед, не желая упускать своего кумира.

— Бардак, — пробурчал я себе под нос, ныряя за дочерью, через не охраняемый и открытый служебный выход.

И сразу же увидел, метрах в двенадцати, медленно идущего по пустому коридору старика и подбегающую к нему Иришку. Абсолютно внезапно, ввернулось предчувствие, не раз спасавшее мне жизнь несколько лет назад. Тогда, в итоге, из-за него я, вместо смерти, ограничился ранением. Награда, комиссия, вердикт — не годен. Отставка и неожиданная смена деятельности, когда хобби стало профессией.

И вот теперь, внезапно, в безобидной ситуации дыхнуло смертью. Как сквозь вату до меня донеслись слова дочери.

— ...мистер Лукас...

Я бы давно был мертв, как и многие из моих парней по прошлой службе, если бы в такие моменты рассуждал и взвешивал за и против.

Было понимание, что если улыбающийся фальшивой улыбкой старик, с какой-то гнильцой во взгляде, коснется моей Иришки, она умрет, а то и что по хуже. Что может быть хуже? Немало. Это я знал не понаслышке. Но всё это никак не замедлило меня. Скорость с которой я оказался рядом с дочерью вернула меня в мои лучшие годы. Старик уже тянул руку к Иришке, которая доверчиво протягивала свою, с зажатым в ней, каким-то плакатом. Увидев меня, набегающего из-за спины дочери, старик не столько испугался, сколько удивился и даже разозлился. Хотя я знаю, что выгляжу в такие моменты для окружающих — «памперсно». Мелькнувшая эмоция застигнутого «за делом» педофила, только убедила меня, для которого время стало вязким потоком, — в правильности предчувствия.

В его глазах, за мгновения, промелькнуло несколько эмоций, остановившись на злости, мне даже показалось, что в его глазах появились разгорающие золотистые искорки. И тут я наконец добрался до него.

— Будь что будет, но делай, что должен, — мысль мелькнула особо ярко в моей голове.

В следующий момент мой кулак смял руку старика, начавшую вытягиваться в мою сторону не столько в жесте защиты, сколько, похоже, в угрозе и атаке, как сухую ветку и, со звуком мясника разрубающего тушу, встретился с его телом. Сильный страх за дочь добавил к и без того сильному удару немало мощности. Старик, как пушинка отлетел в стену и сломанной куклой, явно уже мертвой, осел там.

Сам же я в этот момент узнавал, что будет, если ударить незащищенной рукой, открытый и работающий трансформатор.

Меня корежило, как будто я ударил не по живому человеку, а, что удивительно, именно по трансформатору. Мощные импульсы тока пронзали меня. Сзади кричала дочь, а последними моими мыслями было, что, невзирая на контекст, и неадекватность пришедшего мне предчувствия, — я оказался прав. А моя смерть не напрасна, как и убийство странного старика. Жаль, что решив одну смертельную проблему, я породил пусть и не фатальные, но серьезные проблемы для оставшейся живой семьи.

***

(Интерлюдия)

Ничто не предвещало, или детство — раздолье для психиатра

(Где-то во Внешнем кольце Республики. Около года назад)

— Обик, иди кушать, ужин готов.

Чуть полноватая, но в правильных местах, очень красивая женщина с каштановыми волосами и легким румянцем на щеках выглянула из проема одноэтажного дома. Простой дом, без изысков, но добротный с толстыми стенами и крепкими разъезжающимися ставнями на окнах был довольно просторным внутри. У пятилетнего Обика даже была своя комната, Хоть и меньше чем у родителей, но больше чем у многих сверстников. А всё папочка, который работал на громкой огроменной машине, которая жевала землю и делала дорогие куски всякой разности. Папка несколько раз говорил сыну, как она называется, но Обик понимал, да и то с трудом, только слово руда.

Мальчик весело побежал домой. Кушать стряпню мамы он любил. У мамочки была небольшая кафешка в районе, настолько классная, что туда даже иногда захаживали местные богачи. Правда они больше любили по-увиваться за мамочкой, так говаривал папа. Зачем им виться рядом с мамой — Обик так и не понял. Но видно это было, что-то не очень хорошее, потому что папа всегда говорил об этом раздражённо. А однажды, он даже повздорил с сыном барона — хозяина шахт, на которых работали почти все вокруг.

Обед уже заканчивался, а мамочка почему-то всё больше нервничала, когда задерживающийся папа наконец вернулся. Дверь открылась... и нет, это был не папа, а сын барона, за спиной которого стояла пара головорезов, как их называл папа.

— Твой идиот влетел на серьезные бабки, — вошедший парень лет двадцати, с длинными волосами, убранными в странную объемную прическу, обрамляющую чуть лоснящиеся щеки, как-то по хозяйски взглянул на женщину и выставил слегка ногу. Чем лишь усугубил вид уже обозначившегося брюшка.

— Что случилось? — полу-испугано, полу-обречённо воскликнула женщина.

— Он сломал добытчик. Причем так, что теперь придется покупать новый, а потом везти эту махину издалека. А ты знаешь сколько стоит эта уникальная машина? Ты дура небось и не видела никогда таких денег.

— Что с ним... — женщина растерянно, как будто не услышав сказанного, попыталась невнятно спросить, но её поняли.

— Муженек твой сейчас лежит у отвалов, вернее, там две части его валяются, — парень хохотнул и по хозяйски уселся за стол.

Женщина, как то тоскливо завыла, осев на пол. Чем лишь увеличила ширину улыбки парня.

— В общем, муженек твой тупой сдох, но оставил наследство — огромный долг. Кафешка твоя явно его не покроет, но я уверен, мы решим этот вопрос с помощью альтернативного перерасчета твоего долга, — казалось, шире уже улыбаться было невозможно, но парню удалось.

— Так что, — продолжил парень, — у тебя есть только один актив, но он мне вполне подходит.

Сын барона встал, подошел к беззвучно плачущей женщине, привалившейся к стене, наклонился и по хозяйски взял её за подбородок.

— Да, сочненькая, хоть и немного старше чем предпочитаю, но я и таких люблю, тем более у тебя отличное тело, причём без всякой пластики. Твой же рот с сочненькими губками и вовсе великолепен. После дрессировки ты будешь отличной сосочкой, — он провел большим пальцем по полным губам женщины и неожиданно с силой вставил его ей в рот до упора.

— А чтобы ты не думала дурить, твой выродок побудет пока на фермах у моего папаши.

— А! — с яростным криком к нему метнулся мальчик.

Парень почти не глядя отмахнулся, отбросив мальчика к противоположной стене. Но не успев вернуться к развлечению, со впавшей в прострацию женщиной, удивленно взглянул на упавшего мальчика. Ребенок лет пяти зарычал и его, как будто подбросило в воздух, взгляд его стал диким и казалось, что из его глаз летят голубые искры. Мальчик, просто размылся в воздухе, миг и он сблизившись с сыном барона, влепил тому ногой по голени. Невзирая на возраст ребенка, удар по кости был довольно болезненным. Парень, сдерживая крик боли, раздраженно взмахнул рукой, уже полноценно пытаясь ударить ребенка, но с удивлением промазал. Ребенок, каким-то ломаным движением, резко изогнулся, пропуская руку над собой.

— БЕГИ, Обик! — пыхтение в комнате разорвал крик, пришедшей в себя женщины.

Вертясь, между всё более судорожно махающего руками и ногами парня, Обик отскочил, на миг замер, мазнул диким, наполненным целым букетом разнонаправленных эмоций взглядом по матери, после чего рванул на выход. Там он, каким-то невероятным образом увернувшись от рук ворвавшихся в дом пары мужчин, припустил по улице в сторону трущоб.

***

Почти год приходилось скрываться пятилетнему мальчику в старых канализационных туннелях, что проходили под трущобами. Домашний ребенок, научился сам искать себе пропитание. Смог найти общий язык с огромной крысой, которая осталась от крысиного выводка, что свалился в металлическую бочку в канализации, откуда животные не смогли выбраться. Там она сожрала всех своих родственников, после чего стала большой любительницей полакомиться другими крысами, с неохотой возвращаясь к привычному её племени рациону.

Мальчик подманивал агрессивных крыс по-меньше к логову этой людоедки, после чего парочка оказавшихся в невольном симбиозе существ, делила куцый обед из тех, кого удалось загрызть или забить палкой.

Мальчик ютился под старой теплоцентралью, которая лишь отчасти согревала небольшой полутёмный закуток, где ребенок провел следующий год. И там, бывший домашний мальчуган научился немало чему. К примеру, безногий инвалид у облупившегося храма в трущобах, где он просил милостыню, научил его, что даже маленький мальчик может очень сильно пинаться. И вскоре, маленькие ботиночки мальчика обзавелись тусклыми дополнениями. На их носки были накручены по угловатой металлической плашке, которыми было крайне больно пинать даже взрослых. Главное было попасть правильно.

Иногда мальчику удавалось издалека увидеть маму. Но она уже не напоминала ему ту мягкую и заботливую женщину, которую он помнил по еще недавно беззаботному детству. Она стала много ярче, за счёт щедро используемой косметики, и при этом намного теперь заметно меньше одевала на себя. Уже почти ничем не напоминающая мамочку женщина, теперь часто улыбалась, правда, как-то заискивающе, а из её взгляда, что-то безвозвратно ушло. Теперь казалось, что она смотрит сквозь людей.

Окончательно убила мальчика одна сцена. Тогда он, скрываясь через дорогу в мусорке напротив, смотрел на ненавистного сына барона, который, сидя на веранде у ресторана, смеялся, о чем-то переговариваясь с приятелями. Он, не глядя, с ленцой и совсем не обращая внимания на женщину рядом, перебирал пальцами руки, лежащей на колене. Она же, когда-то улыбающаяся мальчику и ласково звавшая его Обиком, теперь ластилась к хозяину, стоя на коленях между его по барски раздвинутых ног, и пытаясь поймать его взгляд. Её голова наполовину высовываясь из-под стола, а своими губами она пыталась ухватить уворачивающиеся пальцы хозяина.

Вскоре беседующие молодые люди закончили есть и, встав из-за стола, неторопливо пошли по улице к центру. Мальчик потрясенно смотрел сквозь слезы на эту долгую сцену и лишь спустя время понял важное. Когда ублюдок вместе со своими приятелями, а так же с семенящей на поводке чуть сзади красивой, но окончательно сломленной женщиной, уже несколько минут, как ушел.

Обик отчетливо осознал, что его мама умерла. Нет, её тело еще дышало, она двигалась, но внутри она умерла. И теперь это уже был другой человек. Да и человек ли? В ней нынче хоть и осталось немало от человека, но превалировала какая-то животная составляющая. И не случайно уходя, сын барона, как своей собачке, хлопнул по своей ноге ладонью, бросил женщине в ошейнике: «рядом».

И она, со свободно болтающимся коротким поводком, что висел между открытых грудей, вся одежда для которых заключалась в поддерживающем лифчике, доходящим до половины сосков. Получив небрежный приказ, она сама торопливо пристроилась к ноге хозяина. И последовала за ним, семеня рядом, но на полшага сзади.

Мир как будто немного потёк, какие-то образы пронеслись перед глазами мальчика. Обик ощутил знание, пришедшее откуда-то. Это уже не его мама. Это кукла, с которой хозяину уже почти надоело играться и вскоре он её выкинет из хозяйского дома. Но предварительно отдаст охране побаловаться. А потом, уже еле дышащее тело, будет продолжать бездумно просить, глядя куда-то в пустоту с полубезумной улыбкой:

— Еще, пожалуйста, еще господин! — когда её всю в кровоподтеках и ранах, умирающую уже окончательно, теперь уже телом, выбросят на потеху бродягам из трущоб.

Мальчик, как будто наяву, навеянную неведомо чем или кем, увидел эту картину. И она пробрала его до самых костей. И что-то уже внутри самого мальчика так же умерло. А вместо этого родилось уже что-то другое.

***

Спустя месяц, сын барона снова выйдя в народ, проходя с охраной мимо базара, вдруг вздрогнул и как-то неверяще посмотрел на быстро расползающееся по штанине дорогих штанов пятно крови. Он взглянул назад и увидел уходящего, но обернувшегося, очень зло смотрящего незнакомого грязного мальчика. Молодой мужчина осел — что-то крайне уязвимое перерезал малолетний ублюдок, что уже перешел на бег, под крики охраны умирающего.

Умирающего, потому что головорезы — хорошие в запугивании слабых гражданских или отпугивании залетных коллег рангом по ниже, оказались отвратительными лекарями. Часть, причем немалая, ломанулась вдогонку за мальчишкой, а пара оставшихся судорожно пыталась зажать длинный и рваный разрез на внутренней поверхности бедра мужчины. Через него удивительно быстро для тела крупного молодого мужчины, вытекала кровь.

Кровь некогда почти всесильного по местным меркам человека подошла к концу, а путь того кто это сделал, только начинался.

Когда обложенного, — подтянувшимися еще людьми из баронского дома, во главе с яростно кричащим хозяином, внезапно оставшимся без сына, — мальчика вытравили газом из канализации и загнали в угол, то он уже смирился со смертью. И готовился зацепить хоть одного из подступавших к нему мужчин, потому что впавший в ярость барон требовал живьем мелкую тварь, что убила его сына.

И тогда за спиной полутора десятков опаснейших головорезов, находящихся в гневе, встала невысокая фигура странной инопланетянки. Два её телесных хвоста на голове заменяли ей волосы, а обычная повседневная скромная одежда без малейших следов особого достатка или оружия — не внушала опасения. Но она, так же молча, как и возникла, чуть взмахнула рукавом и тупичок осветился ярко горящей дугой, возникшей, как будто из руки женщины.

Несколько секунд завораживающих своей хищной плавностью, а так же невероятно быстрыми движениями и вот в полутёмном тупике остались лишь двое. Мальчик и странная женщина.

Первый, не веря, смотрел, как затух смертоносно гудящий только что клинок женщины. Переводя взгляд на тела вокруг. И впервые за последний год улыбка проступала на его замызганном лице.

Вторая же лишь сказала:

— Зови меня Ти, мальчик, а как зовут тебя?

— Обик, тетя.

— У тебя есть родители Обик?

— Нет, тетя, — грустно шмыгнул мальчик.

— Тогда, как ты смотришь на то, чтобы пойти со мной? — женщина изучающе взглянула в глаза ребенку.

— Тетя, а вы научите меня также делать? — мальчик чуть кивнул головой в сторону тел, робко всматриваясь в лицо женщины.

— Конечно, Обик, там куда я тебя приведу, тебя научат и такому тоже, ведь в тебе есть то, что и во мне. И если ты будешь очень упорно учиться, то однажды сможешь делать такие же вещи, — женщина с лёгким умилением во взгляде посмотрела на грязного мальчугана.

— Это очень хорошо, я очень, очень буду стараться, — на лице шестилетнего мальчугана расцветала предвкушающая улыбка. Его посетило, вдруг, еще одно откровение, важный вопрос, который он для себя еще даже не успел и, пожалуй, не совсем мог сформулировать, вдруг получил ответ.

Мир несправедлив, но теперь он знал, как его исправить... или, по крайней мере, научится тому, как его снести до основания, а затем...

Что «затем», Обик еще не знал и не понимал, но если мир нельзя будет изменить, то такой, как сейчас, он не заслуживает жить.