Бремя защитника (СИ)

Глава 8. На грани уничтожения

Из-за невозможности видеть все двадцать километров фронта, я сосредоточился на центральном, главном и наиболее серьезном участке. Пологий берег, удобный для форсирования хошбанами реки здесь имелся только один, и я плотно укрепил его артиллерией, ловушками и заграждениями.

Только лишь плывущие в беспорядке враги достигли дистанции эффективного поражения артиллерией мощный залп из всех береговых пушек обрушился на головы нападающих. Быстрое течение сносило их на север, но преодолевая потоки, хошбаны плыли по диагонали, чем увеличивали свой путь сквозь водную преграду.

Первый залп шрапнели, ударивший, как говорят артиллеристы "по площадям", обагрил реку красными потоками свежей крови. Отовсюду на запах свежей плоти стекались змеи и ууры, набивая халявной едой свои ненасытные утробы. Но хошбанов было так много, что своими телами они буквально устилали дорогу для последующих рядов нападавших.

Снова залп — и снова кровавая жатва. Стали раздаваться и ружейные выстрелы пехотинцев, пристреливающихся к особо ретивым и удачливым экземплярам. Орудийные расчеты спешили как можно быстрее зарядить свои пушки, так, что со временем единые залпы превратились в нестройный хор грохочущей артиллерии.

Пока, что удавалось с хорошим запасом выкашивать, плывущих в ожесточенной злобе мутантов, но я понимал, что порох, шрапнель и ядра не бесконечные. Даже моя извечная предусмотрительность ограничивалась физическим наличием припасов. А между тем походные арсеналы пустели с пугающей быстротой.

Уже через полтора часа массового геноцида ситуация стала меняться не в нашу сторону. Во-первых, речные кровожадные твари, видимо, основательно насытившись, либо испугавшись смерти от неведомого оружия, быстро потеряли интерес к потокам халявной пищи. Во-вторых, снизился темп стрельбы ввиду естественной усталости оружейных расчетов, поначалу действовавших с максимальной отдачей. В-третьих, к воде подошла основная группировка сил — всадники на медведях. Те крайне споро плыли на встречу желанной добычи.

Наступил опасный момент боя, и, если срочно чего то не предпринять, уже в ближайшие часы эти выносливые исчадья преисподней выйдут на берег. А в рукопашной схватке нам ловить было нечего.

Прискакал ординарец, огорошивший меня новостью. Снесенные течением трупы образовали брод на северном направлении обороны. Карабкаясь по своим собратьям хошбаны уже почти вышли к берегу. Подкрепления кавалерии и стянутые пушки не могут изменить ситуацию. То есть то, что он доложил произошло по хронометражу минут двадцать назад. Как сейчас изменилась ситуация узнать не представляется возможным.

Я ощутил, что теряю нити управления сражением. Предусмотренные инженерами ловушки в виде подводных кольев и шипов надолго эту массу не удержат. Требовалось нечто радикальное.

Я приказал подтянуть помпы, взятые из кораблей. Те что качают воду при затоплении судна. Большие чаны с горючей жидкостью стояли наготове. Вариант "греческого огня" должен был стать еще одной преградой для атакующей волны.

Пловцы, и так сильно ослабленные стремительным течением реки, ближе к берегу не смогут маневрировать. Другое дело, что вся затея могла обернуться против нас, если подавать горючую жидкость под низким давлением. Шланги стали бы гореть, а возможно и занялись огнем и приготовленные емкости. Поэтому на концах шлангов установили металлические конуса, сужающие пространство подачи жидкости вплоть до узенького отверстия. У отверстия давление должно быть максимальным. Качать помпу доверил самым сильным, сменявшим друг друга проверенным бойцам. По знаку, когда хошбаны уже должны были начать выходить на берег, следовало применить эти устройства, предварительно спуская с истоков Солоны плоты с сухим горючим веществом.

Ординарцу приказал максимально укрепить северный фланг обороны и держать его так, насколько хватает сил. В случае опасности полного разгрома — уходить в болота, которые противник не любит и там держать оборону.

Еще полчаса я с замиранием сердца наблюдал, как пространство Солоны, занятое плывущими хошбанами увеличивается. Уже давно пехотинцы вели непрерывный огонь по противнику. Кто-то кидал зажигательные гранаты.

По-прежнему урон для мутатнтов был просто колоссальный. По моим прикидкам, только на нашем участке обороны полегло не менее десятка тысяч нападавших. Но те перли, словно обезумевшие, желая поскорее удовлетворить жажду крови.

Сгрудившись всеми силами на подступах к пологому берегу, я дал команду войскам остановить ружейный и пушечный огонь. Враг уже был в десяти метрах от суши. Вставая на ноги, хошбаны попадали на огромное количество ранящих шипов от металлических ежей и, корчась от боли, продолжали движение. Звериная выносливость!

За дело принялся "греческий огонь". Помпы стали подавать на шланги потоки горючей жижи, воспламеняемой факелами. Поток пламени окутал первые ряды нападавших, мгновенно испепеляя своим липким пламенем ряды атакующих. В панике те бросались назад, но подпираемые выползающими на сушу и заметно обессилившими соплеменниками, лишь усиливали сумятицу. Стена огня увеличилась, когда сверху по течению стали выплывать плоты с горючей смесью. Кострища на них разгорались, обжигая дыхание еле перебирающих руками хошбанов и лишая округу столь нужного кислорода.

Паника разгоралась. Теперь, спасаясь от огня, почти все ряды атакующих рванули назад, встречаясь с потоками плывущих на встречу, топя друг друга. Смешавшаяся масса медленно уплывала по течению на север. Теперь в реке находилась основная часть войска неприятеля.

Я срочно дал команду ординарцу послать подкрепление на север. Течение и так скопило там большую часть войска, и я понимал, как тяжело сейчас оборонявшимся там. Последние резервы были брошены на спасение северных рубежей.

Примчался ординарец от Кардонта, уже вступившего в рукопашную схватку чуть севернее меня. Положение все больше усугублялось — лавина мутантов уже выбралась на оперативный простор и захватила второй с севера пологий склон. Сейчас все держалось лишь на том, что огонь пехотинцев и артиллерии не дает взобраться повыше. Но это лишь вопрос времени. Стали поступать сообщения о нехватке пороха. Солдаты разбирали личные гранаты, чтобы заполнить орудия столь необходимым веществом. Кое-где, из-за нехватки солдат, хошбаны пробрались через почти отвесные скалы и завязалась мясорубка.

Положение стало почти критическим. Фокус с "греческим огнем", как оказалось сработал не на всех участках. Некоторые выливали горючую жидкость прямо в реку и поджигали перед выходящими на берег мутантами. Сейчас положение экспедиционного корпуса могло спасти только чудо.

И оно случилась! Сигнальная ракета с восточного берега Солоны, где только недавно начинали свою атаку хошбаны, была просто подарком для наших войск. Никто иной как Артас, мог послать его. Товарищ возвращался. Но возвращался ли он с подмогой?

Лишь увидев столб пыли, растекавшийся за спиной у друга, я с удовлетворением заметил — номады приняли мой план и выслали подмогу. Тысячи, десятки тысяч, укутанных в черные одежды, некогда наводивших страх на весь цивилизованный мир всадников, скакали позади Артоса.

Это было удивительное спасение. Не спешиваясь, союзники нырнули в бурные потоки Солоны. Пришлось спешно собирать все выставленные ловушки. Очистив небольшое пространство от металлических ежей, я знаками дал команду выходить на берег только обозначенным маршрутом.

— Артос, друг, ты как никогда вовремя! Дорога каждая секунда. Веди союзников на севере в максимально быстром темпе.

Тот, не став терять не секунды, объяснил все суровому номадскому командиру, видимо главному в присланном подкреплении. Кавалерийская степная лава, не жалея коней помчалась по берегу, везде встречаемая одобрительными криками усталых солдат. Те кидали в верх шапки, кричали "Ура", хлопали в ладоши. Долгожданная помощь все-таки пришла. Вывели Артоса на штаб лагеря специально расставленные в тундре секреты наших разведчиков.

Не менее сорока тысяч конных всадников, форсировав Солону, устремились за своим командиром прямо на север. Отдав командование участком Артемису, начальнику оперативного отдела, я поскакал за ними, когда последний всадник, благополучно не наткнувшись на наши ловушки преодолел реку.

На севере вовсю теснили наши войска. Организованный отход в заранее приготовленные позиции снижал потери, но не исключал их. Огонь велся уже из последних запасов, когда в толпу нападавших бешеным клином ворвались всадники тундры. Молчаливо, но от этого еще более солидно.

Стрельба сразу же прекратилась. Нацепив штыки и перегруппировавшись, почти уже обречённые защитники кинулись в атаку помогать союзникам.

Между тем клин расширился до того, что разделил на две части войско непреятеля. Планомерно вырезая хошбанов, смертельных врагов как карогов, так и номадов, натерпевшиеся от мутантов народы изливали свою ярость от предыдущих унижений. Яростная рубка перетекла в грандиозное сражение на широкой поляне, которую успели захватить уродцы. Теперь уже большинство солдат нашего экспедиционного корпуса были сосредоточены здесь. На более южных участках обороны осуществлялись лишь локальные стычки, и до сих пор огнем пушек и импровизированных огнеметов подавлялось сопротивление относительно небольших отрядов противника.

Несмотря на подкрепление, хошбанов оставалось еще достаточно, чтобы опрокинуть наше многократно усилившееся войско. Сейчас силы были примерно равны. Но стратегическая инициатива была за нами. Разрезав группировку мутантов, одну часть мы плотно прижали к воде, которая превратилась в кровавую жижу. Другую же, окружив, потихоньку уничтожали.

Через час такой мясорубки, хошбаны дрогнули и решили отступать обратно через реку. Вслед понеслась стрельба почти полностью сконцентрировавшихся на этом участке битвы орудий и пехоты. Но главный сюрприз на восточном берегу готовили номады. Еще один отряд подоспел чуть позднее, но довершил дело уничтожения мутантов. Нам лишь издали удалось разглядеть эпичное истребление нечести.

Солдаты радовались, братались с хмурыми степными кочевниками, которые тоже были в приподнятом настроении. Над их родиной весела смертельная опасность быть раздавленными с двух сторон. И теперь, благодаря новым союзникам опасность с запада практически уничтожена. Снова эйфория окутало войско.

— Лачинбур Горбадон, — представился мне командующий силами союзников. — Двоюродный брат Балутрак Уртагая. Очень приятно, что вы проявили смелость и, в итоге, практически в одиночку истребили племя хошбанов.

— Михаил Пардалис, барон баронства Пардалис, — ответил я по положенному дипломатическому этикету. — Ваш вклад был решающим! Мы стояли на грани гибели! Так что лавры победителей хошбанов можно уверенно делить между нашими народами.

Суровое лицо слегка ускоглазого и смуглого собеседника растеклось в дружелюбной улыбке. Он заметно расслабился и даже откинулся в кресле нашего штабного шатра, в котором мы устроили чествование высокого гостя. Теперь за неимением прямой опасности и крайне приподнятой атмосферой после грандиозной победы, все, включая меня, находились в благодушном состоянии.

— Балутрак Уртагай крайне благодарен вам, — продолжил собеседник. — Вы единственный откликнулись и, практически сразу, приступили к конкретным действиям. Господин Артас произвел очень хорошее впечатление на моего владыку и убедил согласиться с вашим планом действий. Мой двоюродный брат, повелитель тундры, очень ценит помощь в практически безнадежной для него ситуации. Именно поэтому шестьдесят тысяч всадников были отправлены в помощь нашим новым союзникам!

— Я надеюсь, что наш союз будет вечным и мы вместе будем решать стоящие перед нами задачи!

— Точно так же думает и наш повелитель. Друг оказавший поддержку в трудную минуту — друг навсегда.

— Тогда за это стоить выпить… И скрепить наши союзнические обязательства договором, — я, улыбаясь от столь удачного дня, буквально старался выловить весь хвост свалившейся мне на голову птице-удаче.

— Я думаю, скоро Балутрак Уртагай встретиться с вами. Но лишь тогда, когда позволит война с новыми злыми силами на востоке.

Обмен любезностями и неспешная беседа продолжались еще несколько часов, пока совместными силами не состоялась окончательная зачистка территории. Только ближе к утру можно было со всей уверенностью сказать, что с хошбанами, как с реальной силой, покончено. Возможно мелкие отряды или даже ватаги хошбанов еще продолжают существование, но без централизованного руководства, без своего Бравомира, который держал на поводке их низменные инстинкты, а самое главное без размножения, они вымрут в течении десятилетия.

Мы с Лачинбуром обменялись подарками, оставили своих военных атташе и договорились о том, что в течении двух недель состоится моя встреча с Балутрак Уртагаем.

Празднование победы над заклятыми врагами, проходило весь день. Я уже мысленно представлял, как триумфально въеду в Пардалис, благодарил верных мне офицеров и изучал итоги битвы. Потери были серьезные — сто восемьдесят убитых и сто сорок четыре раненых. За два сражения войско было ополовинено. Хорошо, что почти шестьдесят процентов раненых в первой битве смогли вернуться в строй. Остальные либо стали инвалидами либо находились в тяжелом состоянии, либо скончались за прошедшее время.

Итого, у меня осталось 562 человека личного состава. Больше всего досталось пехоте. Я мог рассчитывать лишь на одну роту солдат — 189 человек. Кавалерийских частей, включая межвидовую конную артиллерию, осталось 164 человека. Остальные составляли штаб, вспомогательные части, моряки и заметно поредевшие орудийные расчеты. Почти половина пушек осталась без обслуги. Пирровы победы! В будущем, по прогнозу мед службы, я мог рассчитывать на выздоровление еще шестидесяти — восьмидесяти человек. А уж сколько финансовых ресурсов потребовала экспедиция — даже представить было сложно.

Войска потянулись к близким перевалам, через которые можно проникнуть в баронство. Колонна растянулась более чем на километр из за того, что имеющиеся лошади тащили пушки, и добытые в схватке трофеи: золотые украшения главнокомандующих, изваяния в благородном металле изображения Бравомира и прочие ценности в изрядном изобилии водившиеся у самых высших чинов хошбанов. Вернемся в тундру, когда залижем раны, заложим новые города, соорудим рудники в богатых месторождениях северной стороны Градии.

— Ты не чувствуешь укоров совести, — спросил веселый и слегка усталый Евмен. Он ехал рядом со мной и группой высших офицеров в середине колонны. Было видно что он шутит, но я воспринял вопрос серьезно.

— А что ты чувствуешь убивая крысу в своем доме? — сказал я твердым голосом. — Чувствуешь только облегчение и удовлетворение, что грозящая тебе и твоей семье опасность, ликвидирована. Можно только лишь радоваться, что север теперь наш. Одно дело люди. Обычные нормальные люди. Которые растут и развиваются естественным образом. Другое дело зачатые в столь изуверских условиях, рожденные невольницами, насилуемыми отвратительной тварью. Ты сам видел, что хошбаны — исчадья зла, только и созданные для того, чтобы истреблять и убивать все живое.

— Наш народ кочующий тысячелетиями по тундре, воспринял их появление как предвестник апокалипсиса, — став вслед за мной более серьезным, ответил Евмен. — Изначально они были крайне агрессивны, не шли ни на контакт, ни на торговлю. Было видно, что это искусственные порождения, машины для убийства. Улуны век назад, истребили за создание этих тварей князей проклятых земель Ульвии и Зола, нечестивых Залдонов, сровняв с землей все их владения. Умерли десятки тысяч человек. Стена песка обрушилась на пастибища, погребая под собой человеческие жилища, замки и дворцы аристократии. С тех пор эти места считаются проклятыми. Но хожбаны, словно тараканы, сумели выжить и расплодиться. Вытеснили нас из тундры. Еще бы год и они хлынули бы через перевалы, избавившись от своих главных соперников — номадов. Ты великий полководец и стратег! Я горжусь, что могу служить тебе!

— Хватит, хватит, — перебил я Евмена, который становился все более красноречивее. — Я руководствовался целесообразностью и выгодностью момента. Те же хошбаны всего лишь звенья огромной и сложной игры, затеянной Орденом Верных для главенства над миром. Небольшое промедление и наши шансы выжить сильно бы уменьшились. Но, поверь, впереди нас ждут значительно более сложные испытания.