Блюститель сказочного порядка

Глава 2

Прошла неделя. Я обнюхала, ощупала и обстукала проклятое зеркало, притворяющееся нормальным. Оно нахально отражало лишь меня и вело себя донельзя прилично. Я всерьез задумалась о собственном здоровье и поминутно меряла температуру и давление, сама не знаю зачем. Всемогущий интернет подсказывал, что шизофрения определяется иначе, но утешало это слабо. Еще и любопытная соседка подбавила жару.

— Здравствуй, здравствуй, милочка, — заулыбалась она, отвечая на мое приветствие. — Тяжко одной, да?

Этот вопрос повторялся регулярно, и я всегда дежурно отвечала, дескать справляюсь.

— Конечно, конечно, милочка, — кровожадно улыбнулась та и журчаще добавила: — А в мое время мужчин домой только после загса приводили. Но времена-то другие. Я же понимаю. Кто приводит, тот и замуж выходит. По залету. Потому моя внучечка в девках-то и сидит. Порядочная шибко.

Окончание тирады она выкрикивала мне в спину, поскольку дослушивать я не собиралась. Увы, пришлось. Голос у Евдокии Александровны до того зычный, что и через три пролета слышно.

Домой я вошла, кипя от злости и костеря любопытную не в меру соседку и ее внучечку, до того занудную барышню, что даже у меня челюсти сводило. Мужчины, полагаю, просто опасались, что и в постели она будет поучать их и контролировать.

— Ну и где ты ходишь?

Признаю, гостя я заметила не сразу. Да что там гостя?! Я и свет от зеркала разглядела только сейчас.

Сегодня коряга походила на мелкого тщедушного старичка. Нос и пальцы у него остались сучковатыми, да и волосы с бородой заменяли листья, но в целом он выглядел куда привычнее, чем раньше. Домотканые штаны прикрывала белая подпоясанная рубаха. На ногах лапти.

Лишь отойдя от первого шока, в памяти сложилась картинка нашей прошлой встречи. Не будь я так шокирована, уже тогда бы заметила одежду. А так, в темноте все внимание досталось сучкам и веточкам.

— На вызовы не отвечаешь, — злился лесовичок, чье имя благополучно испарилось из моей памяти. — Дома не бываешь. А меж тем как блюститель сказочного порядка ты обязана…

— Так уж и обязана? — с детства ненавижу это слово. Башню у меня сносит в секунду. Одно напоминание и все: прощай крыша. — Я у вас на довольствии?

А то врывается в квартиру неизвестно кто и неизвестно откуда и чего-то требует. Я работаю, между прочим! Грозную речь я закончила, чувствуя, как от ярости пылает лицо. Мало соседки, еще бревно жизни учить будет!

— Так ты что, вообще, ничего не знаешь? — от удивления лесовичок даже к зеркалу прислонился.

Зеркало утробно чпокнуло. Мелькнули лапти. Сияние стихло. На пару секунд.

Через минуту перед мной стоял прежний лесовичок. Достаточно невозмутимый для того, чтобы продолжить разговор.

— А как же Груня? Груня, что совсем ничему тебя не научила? Ты хоть что-то знаешь?

— Я много чего знаю, — степенно отбрила его я. — Но вряд ли это заинтересует вас.

— Эх, — снова вздохнул лесовичок. — Вот так всегда. Все самому делать приходится, — проворчал он и гаркнул: — Ставь самовар, хозяюшка!

Я прямо-таки услышала стук собственной челюсти об пол. А он еще и увидел.

— Тьфу ты пропасть. Все у вас никак в порядочной сказке. Чайник кипяти. Беседовать будем, — перевел он и коварно добавил: — Таки да, на довольствии. И сегодняшнего дня ты преступаешь к своим обязанностям. А потому слушай внимательно да запоминай.

Чай давным-давно остыл. Лесовичок умял килограмм печенья и теперь примерялся к конфетам, а я никак не могла сделать глоток. Кружку я поднимала раз двадцать и ставила на место. Услышанное мешало ни то что есть — думать. Многое стало ясным. Гораздо больше нашлось того, что окончательно запуталось.

Я наконец узнала, чем была всегда занята бабушка, почему прятала зеркало и откуда брала деньги, хотя и не работала. И так не смогла понять почему ничего не рассказала ни мне, ни маме.

— С матерью твоей все ясно, как раз, — Фома Лукич придирчиво осмотрел конфетку, нашел съедобной и целиком запихнул в рот. Степенно разжевал и лишь после этого продолжил. — Сколько Груня ее к зеркалу не водила, а ход та так и не увидела. Нет в ней силы нужной. А в тебе есть.

— Не было, — поправила я, снова отставила кружку и погрузилась в прошлое. — Бабушка мне зеркало много раз показывала, когда от занавесок освобождала. Злилась отчего-то. Говорила, смотри… смотри внимательно. Что видишь? Я честно отвечала, что себя, а она махала рукой и уходила, ворча. Вот значит что я видеть должна была.

— Стресс повлиял, — лесовичок расправился с очередной конфетой и благодушно кивнул: — Груня тоже не сразу видеть начала. Как мужа схоронила, так и начала.

Про ее первого мужа я знала мало чего. Пожалуй, лишь то, что повторно замуж бабушка вышла нескоро, хотя и кавалеров у нее хватало. Сама «тянула» старшую дочь тетю Катю от первого брака, обладала энергией бешеной белки и всегда все успевала. В отличие от меня.

— Я не справлюсь, — определилась я, вытряхнув то, что мучило больше всего. — Это бабушка все знала и умела, а я…

— Тю, нашла о чем печалиться?! Груня сперва столько всего наворотила — вспоминать страшно. Это потом она такая опытная стала. Опыт-то от рождения никому не дается. Его нарабатывают шишками да ссадинами. Смелости в тебе много. Дури тоже. Справишься!

Уследить за его логикой мне не удалось, но энтузиазм оказался заразителен. Я глотнула чай и потянулась за первой конфетой.

— Когда приступаем?

— А чего тянуть? Завтра же с утречка и приду. Сегодня ты больно взъерошенная. За ночь, стало быть, дурные мысли поулягутся и приступишь.

Хм, как он однако хорошо обо мне думает. Для меня ночь — лишний повод «сжевать» самой себе мозг, нервы и спокойствие в придачу. Рассудительность таинственно улетучивается, стоит улечься в постель и в права вступает паника. Но завтра, так завтра. Не мне его учить.

Спала неважно. Ожидаемо, в общем-то. Быстро перестроиться, отодвинув пережитое, я не могу. Разговор припомнила в таких подробностях, которых точно не было. А выражение закостеневшего лица Фомы Лукича трактовала то так, то этак. То оно казалось мне завлекающе хитрым, то отталкивающе равнодушным. Я невольно подозревала его в обмане, недосказанности и подстрекательстве разом.

Чем больше анализировала, тем меньше понимала, почему бабушка ничего не сказала. Ладно мама. Она явно не знала. Но бабушка?! А может не успела? Сперва я была слишком маленькой, на ее взгляд, потом она стала слишком слабой, на мой взгляд. И я старалась не слушать «старческий бред», списывая его на развивающуюся деменцию. Досписывалась, короче.

К приходу лесовичка и стража чего-то там, я умылась, позавтракала, и заплела косу, по его указке.

— Идеально, — кивнул он, едва появившись из зеркала. Потом перевел взгляд на мои ноги и посерьезнел. — Динара, ты что надела? Это что за подштанники с нижней майкой? Разве же у нас так одеваются?!

— Это не подштанники. Это джинсы. А майка не нижняя, а обычная. Другой у меня нет. А сарафанов из бабушкиного сундука я не ношу. Потому как сундука нема.

— Груня что же ничего не оставила? У нее много красивых нарядом было? — Фома Лукич часто-часто моргал и оглядывался так подозрительно, точно искал схрон.

— Было там старье какое-то, — пролепетала я.

Наряды я меряла не единожды, да бабушка их и не скрывала. Не раз ее расспрашивала про самодеятельность, в которой она участвует, да та не призналась. Теперь понятно почему.

— Старье? — взревел лесовичок, — Да это ценнейший реквизит.

— Ценнейший-то ценнейший, да не подписанный, — огрызнулась я. — У меня квартира небольшая. Весь ценнейший хлам, накопленный поколениями за пятьдесят лет, в ней не поместится. Или поместится, но тогда не помещусь я. Чем-то приходится жертвовать.

— Небольшая? — Фома Лукич выразительно глянул на дверь, ведущую во второю комнату. — Да ты не видела маленьких. А ну пошли. Заодно и наряд подберем. Получше этого.

И мы пошли. Прямо в зазывно сияющее зеркало. При нашем приближении оно точно оживилось и замигало цветными огоньками. Вот не к добру, точно говорю. Раньше я ничего подобного не замечала. Только как оно догадалось, что в этот раз и я пойду?

— Чего это оно так радуется? — от подозрительного вопроса стоило удержаться, но это выше меня.

— Нового блюстителя сказок приветствует. Признало, стало быть. И за ночь настроилось на тебя.

— А почему я этого не чувствую?

— Не опытная, потому что. Сила еще спит. Но раз зеркало признало, процесс запущен.

Фома Лукич остановился и прижал ладони к зеркалу. Надо же, а вчера сразу шастал внутрь, без этих фокусов.

— Чего стоишь? Прикладывай рядом. Знакомиться будем.

Ладони я подставила с опаской. Не знаю чего ожидала, но реальность разочаровала. Ни удара током, ни мрачного затягивания внутрь. Обычная зеркальная поверхность, разве что слишком теплая.

А меж тем, вокруг ладоней старательно ползла тоненькая змейка с короной на голове. От ее хвоста тянулась нить, цвет которой непрерывно менялся. Стоило змейке замкнуть круг, как нитка вспыхнула и я отдернула руки. Ни горячо, но жутковато.

На месте ладоней красовалась замочная скважина, размером с указательный палец. В такую при желании и подглядеть не стыдно и нагибаться слишком уж сильно не придется. Только ключика-то у меня нет.

— Ключ я точно не выкидывала, — поспешила сдаться я. — Я его даже не находила.

— Ключ у меня на хранении, — невозмутимо отозвался Фома Лукич. — В последние годы Груня подозрительной стала. Себе не доверяла. Вот и отдала, значится.

— А проходила как?

Подозрительность, граничащая с паранойей, и заставила меня подозревать деменцию у бабушки. В последний год, она то и дело заставляла переставлять вещи, все время что-то прятала, из-за любого шороха бросалась к двери, зеркалам и окнам. Иногда это беготня занимала полдня, тогда как я нечего подозрительного не замечала.

— Она ладони прикладывала, активируя зеркало. А потом стучала. Прямых ходов не так уж и много и все они известны. Один из-них ведет ко мне. Я и открывал.

— Ты без ключа приходил вчера. Я точно это видела.

Надо же, я поймала лесовичка «на горячем». Он отвел взгляд в сторону и принялся изучать стену с таким интересом, точно и та скрывала ход. Хотя, кто знает?

— Я проход не закрывал, — признался он и строго добавил, подняв палец-сучок. — Но делать так строго запрещено. Прямое открытие прохода и долгое удержание его в таком положении способствует насильственному проникновению чужеродных миру сущностей, — как по учебнику процитировал он.

— А как понять, что они проникли? — на всякий случай я пробежалась по квартире и заглянула во все шкафы и щели.

— Не волнуйся, — усмехнулся Фома Лукич и коварно закончил, — не заметить их невозможно.

— Угу. Так ты целый день подвергал меня опасности, — сообразила я.

— Дело было чрезвычайной важности. Я торопился.

Он достал из-под рубахи резной ключ такого размера, что от удара таким и сознание потерять не стыдно. Ключ немного потемнел от старости, и выглядел обшарпанным и неаккуратным, но от этого еще более привлекательным. Мне тут же захотелось подержать его в руках, а еще зарисовать и понюхать. Да-да, запахи — моя страсть.

— Было? Все благополучно разрешилось?

— Целая фантомная область исчезла. Но это уже неважно, — вздохнул он. — Теперь торопиться нет смысла. Тогда можно было предотвратить. Теперь осталось исправлять.

Замок повернулся с негромким, но хорошо слышным скрипом. И как я раньше его не услышала? А мне-то казалось у меня чуткий сон?! Лесовичок закончил крутить и вытащил ключ. Свет усилился, но скважина наоборот исчезла, точно не было.

— Входи, — пригласил он и первым шагнул прямо в стекло.

Я повторила трюк. Признаюсь, глаза закрыла. Ни боли, ни жара, ни темноты. Это походило на обычную дверь, в необычной оправе.

Яркий свет в домике Фомы Лукича подсказал, что все закончилось. Лесовичок сидел на кривоногой табуретке и добродушно улыбался.

Его домик казался игрушечным. Все здесь было округло-пузатое. Круглый стол, табуретки на изогнутых ножках, пузатый буфет и горшочки на полках. Печка разрисована цветочками. На окнах кружевные белые занавески. На стене блюдце размером с добрячий поднос. В центре его — красное яблоко: на чем держится — не ясно. По углам комнаты сундуки: комод в моей квартире и то меньше. На лавках цветастые подушки. Около входной двери — рукомойник. Деревенская мечта, одним словом.

— Это все воссозданное?

— Это ты темнота воссозданная, а здесь все самое что ни на есть настоящее, — довольный старичок вскочил с табуретки и пошустрил к одному из сундуков. Крышку он откинул в прыжке, уперся ногой в ручку и заглянул внутрь.

— Разбирай, в общем. Примеряй. Теперь твое будет.

Чего в этом сундуке только не было. Сарафаны, расшитые рубашки и длинные юбки, лапти и изящные туфельки, ленты и кокошники. Особой логики в подборе вещей я не заметила. Нашлись даже восточные шаровары и коротенькая туника к ним. Казалось, сюда стащили все, что может пригодиться хоть когда-нибудь и где-нибудь.

— Бери сарафан, кокошник и сапожки, — скомандовал Фома Лукич. — Остальное будет слишком выделяться.

Я с сожалением положила обратно приглянувшиеся шаровары и вытянула красного цвета сарафан. К моим зеленым глазам и русым волосам — самое то. Результат примерки удивил.

Я то думала бабушка и молодости была ого-го какая, по крайней мере, с возрастом она знатно раздобрела, но сарафан был мне лишь слега великоват. Больше всего из этого «слегка» пришлось на грудь и бедра. А вот талия у нас — одинаковая. Впрочем, я и раньше знала, что скорее длинная и тощая, чем фигуристая.

— Ну как? — я крутанулась перед лесовичком, ожидая вердикта.

— Хороша! Вылитая Аленушка! — заулыбался он и тут же помрачнел. — Резинку-то с косы вынь. Тут такого и не видывали. Лентой скрепляй. Гребень костяной тоже бери. Он тебе не раз поможет. Хороший гребень. Заговоренный. Вместо сумки котомку возьмешь. Скатерку не забудь. Отличная вещица, пусть и не очень сохранилась. Общаться будем по блюдечку раз в день вечером. Яблоко не вздумай есть. Сюда не каждое подойдет. Что-то забыл? Точно забыл! А после доскажу, как вспомню. В котомке еще много чего есть. По пути разберешься. Сейчас некогда. Итак времени много потеряли.

Я уже подошла к двери, когда он хлопнул себя по лбу и затараторил:

— Ключ с шеи не снимай. С дороги не сворачивай. Зеркал заговоренных мало осталось. Где они схоронены даже я не подскажу. Коли найдешь, запомни место. Помни о деле. А я приглядывать буду. Помогу, чем могу. С тобой уйти не могу, уж не обессудь. Пост мой всегда открыт должен быть. Бывай, в общем.

Фома Лукич прижался ко мне так, точно провожал на войну, а не в сказку. Я глянула на него с недоумением. Хотя, сказки-то разные бывают.

— Я справлюсь, — пообещала я. — Бабушка же справилась. А все говорят, что я достойная внучка своей бабушку.

— Ой, не обещай, — суеверно отмахнулся он и открыл проход в зеркале: — Жучков сразу не прогоняй. Посланников моих пропустишь. Чародейства в них мало, но и они сгодятся.

Я кивала болванчиком и отступала к зеркалу. Идти было страшновато. Куда вел этот ход точно не знал даже лесовичок. Точки выхода регулярно менялись, и отслеживать их в последнее время некому. Так что мне предстояло разобраться, где я оказалась и в какую сторону идти. Та еще задачка, когда видишь местность впервые.

Но паниковать некогда. Вместо этого я мысленно повторяла короткие инструкции, что получила вчера. Мне предстояло провернуть громадную работу, о которой сложилось слишком смутное представление.