Глава 18

Гречко

Встретили нас хорошо, приветливо. Но не всех. Подполковник, сверялся со списком, проверял документы и трех человек не пропустил. Они присоединились в последний момент и представляли не «Пионерскую правду» и, по-моему, даже не «Комсомолку». Удостоверения у них журналистские, это точно, но рассмотреть подробности не смог. На их просьбу доложить маршалу, встречающий офицер клятвенно пообещали все сделать, но попросил подождать за воротами, в «газельке». Вопрос видимо решился не в пользу «журналистов», так как на встрече они не появились.

Приехали мы на микроавтобусе «РАФ». С круглыми фарами, и сам весь такой полукруглый. Я несколько раз машинально называл его «Газелью», думая о другом. Когда ко мне пристали с вопросами, почему я так называю машину, пришлось выкручиваться и рассказывать об экспериментальном аппарате завода «ГАЗ», о котором где-то прочитал.

Все остальные прибывшие, а это я и Оля с новенькими корреспондентскими удостоверениями, дедушка, сопровождающие нас двое взрослых из нашей (да, да! Уже так!) газеты, плюс фотограф и два человека из «Комсомольской правды», оказались в списке подполковника и были допущены на территорию дачи.

Гречко нисколько не выглядел равнодушным. Такого слова, как пиар сейчас никто не знает, да и само действо министру оборону вроде бы не нужно. Почему он нас принял? Наверно Оля смогла хорошо написать письмо, что-то затронула. Или я ошибаюсь, маршал ведет свою игру по информационному обеспечению себя и министерства?

Трое человек вооружены блокнотами и ручками. Это Оля, корреспондент комсомолки и один из наших, «пионерских». Я дико извиняюсь, но не запомнил их имен и должностей. Главного редактора среди них точно нет. Оля старательно записала всех к себе в блокнот, как и тех ребят, что остались за воротами вместе с водителем. Увидев это, просто выбросил из головы лишнюю информацию. Иногда в большой зал, где мы разместились входит супруга маршала — Клавдия Владимировна. За отдельным столом, помощник министра, представившийся как Виктор Сергеевич, тот самый суровый подполковник, встречавший нас на входе.

* * *

— А что это у нас внучок не задает вопросов?

Гречко с прищуром смотрит на меня. Действительно старается в основном Оля. Другие приглашенные корреспонденты, только записывают. Скорее всего такая договоренность озвучена ранее, до нашего приезда. И в письме приглашались на интервью лишь мы с Олей, и на предварительном инструктаже, в газете, прозвучало о нашей ведущей роли. Была попытка дать нам список дополнительных вопросов, но здесь уперся я. Просмотрел и вычеркнул все, кроме одного. С нашими тоже не все просто. Их отпечатали на машинке и отправили в приемную маршала еще вчера. Задавать что-то вне того списка можно лишь с предварительного согласия помощника министра обороны. Но у нас, список вопросов богатый. Там есть даже такой — «не дразнили ли маршала в детстве за его фамилию?». Ну а что — газета для детей, им это интересно. Все наши вопросы — это не мной или Олей придуманные за день-два. Мозговой штурм был проведен в полном, расширенном составе кружка юных журналистов Энска. На котором присутствовали представители нашей районной газеты во главе с главным редактором. Событие для нашего городка уникальное, готовились серьезно.

Андрей Антонович, почти сразу окрестил меня внучком. Разумеется, из-за деда. С ним они сразу нашли общий язык. Помощники маршала поднесли им «фронтовые сто грамм». Причем только им двум. Супруга маршала угощала пирожками, чаем, здесь уже досталось всем. Фотограф только успевал менять пленки, щелкая кадр за кадром. Один раз сменил батарею к вспышке. Эта батарейка, чуть не ввела меня в ступор. Размером с мотоциклетный аккумулятор, но напряжением двести двадцать вольт. Оказывается, наша промышленность выпускает и такие. Но собрался я быстро и вернулся к более интересному. Маршал отвечал непринужденно, вопросы не игнорировал, но вот захотелось ему и от меня что-то услышать.

В первый момент все взгляды устремились ко мне. Потом на Гречко. В это время я и сделал неопределенный жест рукой у уха и показал на потолок. Андрей Антонович удивился, внимательно рассмотрел меня, о чем-то задумался и кивнул свои мыслям.

Мне же в голову пришел интересный вопрос, не внесенный ни в какие списки. Посмотрел вопросительно на подполковника. Тот, понял и согласно кивнул.

Вопрос на миллион

— Андрей Антонович, представьте, вот сейчас, с этими знаниями, у Вас есть возможность попасть в сорок первый год, перед началом войны. Скажем начало июня. Или даже май. Захотите вы воспользоваться такой возможностью? И можно ли будет изменить ход войны?

Гречко снисходительно усмехнулся, потом задумался. Через несколько секунд абсолютной тишины обвел взглядом присутствующих. Все напряженно смотрели на него. Тяжело вздохнув, маршал и коротко бросил:

— Нет!

Во взглядах присутствующих читалось удивление, кто-то даже не выдержал и ойкнул. Но не все взгляды были такими. Я успел заметить, как дедушка согласно кивнул головой.

— Почему? — Первым не выдержал представитель «комсомолки».

Маршал хмыкнул.

— Если я скажу — что ничего не смог бы сделать лучше и не хочу повторения, вы подумаете, что это за министр обороны, который с немцами не справился бы. С теми немцами. Но чисто по-человечески пережить еще раз всю эту кровавую войну кто захочет?

Маршал опять задумался.

— С нашей, современной армией, мы бы раскатали немцев за несколько месяцев. И большую часть этого времени вылавливали бы остатки разгромленных частей, по разным углам Европы. Но вас же интересует то время, та техника, те люди. Вот перед вами сидит простой солдат, — кивок в сторону деда — он пережил и окружение, и бои, на волосок был от смерти, тяжелое ранение, после которого выжил с трудом. Спросите его — хочет ли он еще раз пройти этот путь? Сколько он потерял друзей товарищей, однополчан? Каково ему будет, когда все они еще живы, но должны погибнуть? Думаете генералу или маршалу легче? Я, зная, что большинство моих бойцов сорок первого сложит головы, должен буду их посылать в мясорубку снова и снова. Не знаю… Вы напрасно считаете, что немцы были дураками и с ними можно было легко справиться. Или наоборот, кто-то считает, что мол наши были идиотами, не готовыми к войне? Ничего подобного, к войне готовились, о ней знали, но и немцы не дураки, они были очень сильны, опытны. Дураком был Гитлер. Да, да, дураком. Он повел свою страну и армию в заранее обреченную кампанию. Сталин ведь как считал — Гитлер не дурак, на два фронта воевать не будет, так как это приведет к поражению Германии. Разумеется, это будет не простое поражение и наша победа, для этого пришлось приложить все силы, вы сами знаете, сколько мы потеряли людей, страна в разрухе. Но Гитлер оказался дураком и напал, когда еще не разобрался на западе с Англией. Итог закономерен. Но мы готовились к войне! Неправда, что ее прозевали, были попытки оттянуть начало, но они не критичны. Впрочем, не пишите этого ничего. Не надо.

— Что? Я поделюсь мыслями, но писать не надо. Ну предположим, кто-то в сорок первом знает точно, что произойдет. Что он может сделать? Передвинуть армии с места на место? Это все не просто, я в начале войны работал в генеральном штабе, рядом с Жуковым и Василевским. Ходы немцев просчитывались достаточно четко. И немцы не лупили по каким-то определенным точкам. Они били там, где можно было прорвать оборону, уйти в тыл нашим войскам. Если сдвинуть армии, удары будут нанесены в другом месте. Вы поймите, что в войну работает разведка, она примерно позволяет понять, что произойдет. Но вот смогут ли войска сдержать удары или наоборот прорвать оборону противника? В сорок первом это было очень тяжело сделать. Но нельзя рассматривать и немецкое наступление, как легкую прогулку. За первый месяц они потеряли почти десять процентов своей армии, стали выгребать все резервы, но и их не хватало. Когда говорят, что к зиме немцы выдохлись — не значит, что они устали. Они потеряли и людей, и технику. Но чтобы их остановить, надо было погибнуть многим нашим бойцам. И каково это переживать опять?

Но повторюсь — писать не надо этого. Считайте, что не говорил.

* * *

Коллекция.

Маршал, разрешил не только смотреть, но и «потрогать». О своем собрании высказался скромно:

— Не то, что у Тимошенко… была, но есть немножко.

Кроме меня никто не решился взять в руки ничего из грозной коллекции. И я поначалу робко прикасался и брал осторожно.

Кроме небольшого количества огнестрела, основу составляли сабли, кинжалы. Одна из сабель привлекла мое внимание изгибом клинка, что-то подобное я лично выковывал в абхазском санатории для детей. Выдвинув клинок из ножен с удивлением отметил слишком большую похожесть на мое творение. Вынул саблю полностью, ножны отбросил небрежно на мягкое кресло и стал внимательно рассматривать свою работу. Проверил заточку, отражение, форму. Сомнений нет — мое.

Гречко с ухмылкой смотрел за моими действиями.

— Разбираешься?

— Есть немного.

— Что скажешь об этой старинной сабле?

— Проверяете? Скажу. Работа современная, не древняя, но технологии выдержаны. Я бы сказал, что она лучше старинной арабской. Ножны, сделаны отдельно, другим человеком. Да и у этого клинка, рукоятку и украшение делал не тот человек, который изготовил сам клинок. А так булат он и в Африке булат. В этом есть несколько добавок, например, ванадий, за счет этого сабля крепче. Но хрупкость не превышена. Надеюсь, не превышена.

— Ничего себе! Только что придумал?

— Почему придумал? Все честно. Так что не Хатори Ханзо, но клинок достойный.

— Что еще за Ханзо?

— Хатори Ханзо? Японский мастер. Личность скорее всего легендарная, вымышленная. Клинки, выпущенные им, стоят очень дорого. Делает не на продажу, но если такой клинок продается, то его цена около миллиона долларов. Изготавливает исключительно самурайские мечи — катаны. По крайней мере я не слышал о других клинках. Делает все сам, с помощниками — и клинок и ножны, заточку, короче все. Для катан это нетипично. Но его мечи, это как эталон, идеал.

Поражаюсь тишине, оглянувшись, замечаю, что компания, разбившаяся поначалу на мелкие группки, у разного оружия, вновь собралась вокруг нас. А в блокнот быстро пишет не только Оля, но и «комсомолец».

— Почему же вымышленная? И откуда ты знаешь о нем?

— Читаю много… Вымышленная же потому, что ему приписывают как клинки, изготовленные еще до войны, второй мировой, так и современные. Он вполне себе жив-здоров и сейчас, выглядит молодо.

— Сам придумал?

Гречко смеется, его поддержали несколько человек. Я пожимаю плечами и улыбаюсь. Мол понимай как хочешь.

— Ну а про эту саблю, тоже выдумал?

— Нет, про эту рассказал, что вижу и знаю.

— Значит, не старинная, а дешевка?

— Андрей Антонович, если брать стоимость в деньгах, то да — старинная за счет того, что она древняя, стоит дороже. Если брать качество — эта не уступит. Современный мастер, он знает химию, знает какие добавки в металл, как влияют на него. Какие химические процессы происходят на разных этапах, и как их оптимизировать, выдержать в нужной пропорции. Хотя… по деньгам… вполне возможно этот клинок через некоторое время, лет через десять, скажем, может превзойти по стоимости любой старинный.

— Это еще почему?

— Мастер изготовил менее десяти клинков всех типов. Включая ножи. Больше он ничего не делает и скорее всего не сделает. По крайней мере, такие его планы. Так что, во-первых, редкие. А во-вторых… Это мы узнаем через несколько лет.

— Опять придумал? А мы ту уши развешиваем.

Я посмеялся вместе со всеми.

— Здесь, под рукояткой, есть утолщение, там выбиты инициалы человека, изготовившего саблю. Он подписался как АС. Буквы стилизованы под арабскую вязь, но хорошо видны и различимы. Это обычные русские буквы.

— Ладно, — Гречко махнул рукой, — ты похоже все знаешь и обо всем можешь поговорить. Пойдем пройдемся по дорожке.

Гречко дал знак и тут же подскочили два офицера. Один подал теплую шинель маршалу, второй мне какой-то небольшой полушубок. Тут же нам дали по шапке. В прямом, хорошем, смысле слова. На выходе поджидали валенки. Остальная компания в недоумении провожала нас взглядами. Я кивнул Оле и показал глазами на жену маршала, та понимающе наклонила голову.

По расчищенной тропинке отошли от дома.

* * *

Секретный разговор

— Так что там ты за знаки делал? Слушают меня?

— Можно подумать вы этого не знаете. Надеюсь эта одежда…

— Не надо, рядом со мной доверенные люди, потому и попросил дать тебе из моего запаса, тут точно ничего в карманах лишнего и не вшито.

— Андрей Антонович, я только прошу выслушать меня до конца. Это займет минут пять не больше, и никому об этом не говорите. Информацию можете проверять, но осторожно, можете пользоваться, но тоже осторожно, но говорить о ней не надо. Я маленький мальчик, у меня есть справка от психиатра, что с головой не все в порядке, и я естественно буду отрицать. Не спорю, для перестраховки могут меня убрать. Но как говорится, только после вас.

— Мне уже не хочется слушать.

— Пять минут, но, если не хотите — не надо. Я собственно приехал ради интервью и музея. Его бы вообще открыть для людей, то впишите имя в историю.

— Я его уже давно вписал.

— Это да, не спорю. Но память не так долговечна. Кто помнит тех командующих армиями, кто не стал министрами обороны? Ну разве что некоторых и то по другим поводам. Рыбалко запомнят, как героя фильма, Чуйкова за то, что Жукову противостоял, остальных… специалисты-историки. А вот музей простоит десятилетия, и то что его открыл для посетителей министр Гречко будут помнить.

— Я сказал подумаю. О вашем посещении. А то ишь ты, только палец в рот дай, всю руку оттяпать норовишь. Ладно давай свой компромат. Или что ты там хотел.

— Надеюсь Булгакова вы читали и смысл фразы «Аннушка уже разлила масло» понимаете?

— Понимаю, не тупой солдафон. И кто у нас будет без головы?

— Вместе с вами в политбюро прошли два человека, тесно работающих в тандеме, вместе. Точнее у одного из них есть компромат на другого, который он придержал, но уведомил этого другого. Возможно их еще что-то связывает, не важно. Важно, что главный чекист уже имеет два голоса для своих решений. Он и так уже раздул свои штаты, берет страну под контроль, теперь власти, реальной, у него стало еще больше.

Да, официально все это делается на благо страны, для ее защиты. На словах все так и представляется — в выгодном свете. Он умеет угождать тем, кто выше, так что его будут держать и ценить. Но вот третий человек имеет свое мнение. Зато должность министра обороны уже прикрепилась к политбюро, и на это место есть кандидат, которого наш чекист тянет- потянет.

— Кто?

— Вы его знаете, самый молодой сталинский нарком, вооружений, Дмитрий Федорович.

— Чушь, он не был никогда кадровым военным!

— Ну и что? Кого это волнует? Он предан нынешней власти и пока секретарь ЦК, но очереди ждет. Сейчас Ильич еще относительно адекватен, хотя он уже генерал армии, лауреат и так далее. Но скоро пойдет вразнос. Захочет стать маршалом, четырежды героем советского союза.

— Кто ему даст?

— Вы удивляете. А кто дает сейчас? Один из маршалов, от которого будет зависеть назначение, неосторожно ляпнет «только через мой труп». Через десять дней после его смерти глава страны и станет маршалом. Потом орден «Победы» и так далее.

— Когда?

У вас есть три года. Думаю, еще есть. Хотя вы почувствуете давление на себя раньше.

— А с чего ты решил, что я буду против присвоения звания маршала?

— Не знаю… Вы часто спорите с Брежневым, высказываетесь против его предложений. Леонид Ильич, помнит, что вы были его командиром во время войны и прощает многое. Пока прощает. Возможно возразите. Хотя говорят, Хрущеву, именно вы предлагали стать маршалом?

— Ты слишком много знаешь для простого советского школьника.

— Ну что вы, Андрей Антонович, не так и много. Вы же сами заметили, что сочиняю на ходу, на любую тему. А то, что Брежнев обвешается орденами не самое страшное. Страны через двадцать лет не будет. Сама развалится.

— Это ты загнул! Пора тебе опять к твоему врачу.

— А почему вы уверены в обратном? Народ не допустит?

— Конечно!

— Увы, допустит. Уже сейчас руководство не понимает, что делает в целом. Работают по старым планам, идеям, верят, что так положено. Но страна — сложный механизм. Чтобы им управлять, надо понимать принцип работы. А не только — меняй раз в год масло, да воды в радиатор доливай. И увы, очень многие уже сейчас уверовали, что капитализм лучше. Я имею ввиду тех, кто на самом верху. Так что все очень грустно.

Разговор продлился дольше пяти минут. В несколько раз. И вот что главное — не собирался и не хотел лезть с советами и предсказаниями к «сильным мира сего». Но, когда судьба вытолкнула наверх, организовав встречу с одним из членов политбюро, не удержался.

Еще во время подготовки вопросов, вспомнил подробности из биографии Андрея Антоновича. Читал в будущем много, в том числе и о нем. Хотя сведения противоречивые. Многие пишут, что был против того, чтобы дать Брежневу звание маршала. Но есть и другие данные — что высший командный состав под его присмотром единогласно голосовал за это, и даже на политбюро пришел, поддержать. Разберись поди… Да и с привилегиями семье пытался химичить… Но в то же время горячий сторонник СССР и коммунизма, пытался армию сделать сильной. Увы, пока работаем с тем, что есть.

Не жду, что ко мне потянутся за советами и байками руководство страны. Мне бы текущие задачи решить. И одна из них достигнута. У меня есть маленькая красная книжечка, с фотографией, печатью — удостоверение, корреспондента «Пионерской правды». Теперь я не только могу спокойно из дома уезжать, мол «на задании». Мне будут открыты двери во многие кабинеты по всей стране. А многие идеи, которые в устах простого школьника будут отдавать маниловщиной, изреченные «представительным лицом», станут выглядеть пусть немножко, но гениальными и рекомендованными к исполнению.

Приватный разговор с маршалом окончился ожидаемо — в дом мы входили, не глядя друг на друга и не разговаривая. Я думал, что при расставании он даже не пожмет руку, но не угадал. А вот «внучком» уже не назвал ни разу. И книгу мемуаров с подписью Андрея Антоновича я получил из рук помощника маршала в отличии от Оли и дедушки. Всего нам выдали пять экземпляров. Кроме нас троих, два получили редакции газет. Причем «пионерский» экземпляр, был опять вручен Оле. Никаких обещаний насчет музея и всего остального тоже не получили. «Ждите решения».

В микроавтобусе нас ожидал только водитель. Трое, не попавших на интервью корреспондентов, куда-то делись. Об их судьбе никто не поинтересовался, промолчал и я. Зато назад ехали свободнее. Хотя и на поездку к маршалу грех жаловаться. «Теснились» мы на одном сиденье с подругой.

* * *

Отступление. После отъезда корреспондентов, на даче. Разговаривают маршал и подполковник.

— Виктор, наш разговор на улице был слышан?

— Нет.

— Ну и хорошо.

— Что по Кубинке?

— Подумаю… Да, и никакой печати этого интервью!

— Совсем?

— Пусть пришлют на утверждение все тексты, даже для районки. Предупредил?

— Конечно.

— Ну и хорошо. Пусть сперва все подготовят, мы подумаем. И еще…

Подполковник внимательно смотрит на своего командира.

— И еще… Свяжись с Валерьяном, пусть пришлет мастера, который делал клинок или доводил его, кто делал рукоять.

— Думаете, мальчишка не насочинял?

— Не знаю, не знаю… Если что организуй доставку, у нас же рейсы постоянно из Гудауты есть?

— Так точно!

— Вот и хорошо, доставку обеспечить. Не думаю, что Валериан начнет упорствовать, но, если что надави.

* * *

Посиделки в редакции «Пионерской правды» затянулись допоздна. Дедушка и устал и ему не так все это интересно, да стресс приличный от встречи получил, так что его наша «газелька» отвезла «домой», к маминым знакомым, где мы остановились. Мамы — моя и Оли, ждали нас там, переживая и волнуясь, но мы просидели в газете еще несколько часов. Были перепечатаны начисто все вопросы и ответы, разгорелись споры, что можно печатать, а что нет. Почти полчаса заняли дебаты о войне, на тему вопроса «не для печати». Разогнал всех главный редактор, нашей «Правды», давайте мол о реальных вопросах. На свою долю интервью претендовали и «комсомольцы», но здесь договорились достаточно спокойно. Всего через два часа лаборатория выдала пачку снимков, еще теплых, пахнущих закрепителем. Все рассматривали с интересом.

На мое удивление, «комсомольца» заинтересовала тема «Хатори Ханзо». Выдавили из меня почти все что помнил из фильма Тарантино. Персонаж скорее всего придуман им, но получился достаточно живым и интересным. Ну может немножко деталей добавил я от себя. Посвящено ему в будущем фильме немного времени. Я же умудрился говорить про мастера долго. Все мои ответы подробно записывались. Впрочем, Оля не отстала от настырного корреспондента и тоже все зафиксировала.

В конце концов, «в чёрную» готовы большие статьи для двух центральных газет. О том, что у каждого своя правда, я шутить не стал. Вдруг не поймут?

Статьи, кстати, под моей и Олиной подписью. Мы на черновиках и расписались. Еще немного «эксклюзивных» вопросов осталось и для нашей местной. Впрочем, ни одна из «Правд» не против, если районка перепечатает и часть из их статей.

А вот Москву я практически и не увидел. Поезд, на котором приехали, шел по каким-то закуткам. С вокзала сразу под землю, в метро, а потом закрутилось-понеслось. Переживания, подготовка к встрече, потом нервная обстановка после нее. Так что вспомнил о Москве, о том, что я впервые в ней, когда обратный поезд уже был далеко за пределами кольцевой. Надо будет летом наведаться, по теплу. Интересно посмотреть на Столицу, попробовать сопоставить с воспоминаниями будущего. Сейчас это спокойный мирный город. Интересно.

Загрузка...