Белла чао (1943)

Глава 5 Стратегическое отступление

Нет, не нашли нам ни самолета, ни даже завалященького парашюта. Как говорится, легенда поменялась, вы не миллионер и прожигатель жизни с виллами и яхтами, а нищий бомж, живущий под мостом: прямо в первых числах января немцы с хорватами начали очередную операцию по вытеснению партизан.

Так-то ее ждали, разведка не дремала и отследила сосредоточение и немцев, и хорватов, и даже их переговоры с итальянцами сперва в Риеке, а потом и в Загребе, но вот дату начала операции так и не вычислила. А немцы начали, не дожидаясь, когда там прибудут целиком 714-я и 717-я дивизии и когда подтянут штаны итальянцы.

Не дали нам вздохнуть. Хотя чего от них еще ждать? Любое внятное военное командование стремится любую постороннюю вооруженную силу либо взять под контроль, либо уничтожить, либо на крайний случай разоружить. А в идеале — стравить такие силы между собой, а потом добить выживших. И неважно, чье это командование и что за сила: немцы и мы, британцы и ЭЛАС, РККА и Армия Крайова, принцип тот же самый, «чужие тут не ходят».

Только немцы этот принцип понимали слишком широко, а шакалящие вслед за ними усташи — еще шире. Давили со стороны Хорватии, в надежде уничтожить и зачистить Бихачскую республику, как раньше Козару. То есть не просто окружить и уничтожить партизан, а еще и местное население в лучшем случае депортировать. О в худшем даже говорить не хочется, о том, что могут вытворить усташи с бежавшими от них сербами в Боснии не знали только слепоглухонемые.

Летом на Козаре против четырех-пяти тысяч партизан бросили до тридцати тысяч войск. И это не самое страшное, партизаны ведь как вода, раз и ушли сквозь пальцы, но вокруг Грмеч-горы пряталось полста тысяч беженцев. Почти все они, кроме тех, кто после артобстрелов и бомбардировок пошел на прорыв вместе с отрядами, попали в лапы немцам и хорватам.

Тысяч пятнадцать убили на месте, часть угнали на работы в Рейх, часть в концлагеря на Уне. И тысяч пятнадцать детей оторвали от родителей и бросили в специальные детские «приюты».

Марко при рассказах о Козаре просто вставал и уходил, не мог слушать. А я чем дальше, тем больше приходил к мысли устроить усташам адресный террор. Только вот пока надо выйти из-под удара и, что важнее, вывести мирняк и госпиталя.

— Какой приказ зачитали перед началом наступления? — Лека навис над некрупным немцем с погонами рядового, от которого остро разило страхом.

Его и еще троих солдат приволокли из поиска разведчики банийской бригады, ловко выцепив отставший от колонны грузовик. Как и многие в «семисотых» дивизиях, немец попался заметно старше среднего возраста и как-то не очень горел желанием положить жизнь за фюрера и фатерлянд, а все больше упирал на немощных родителей, больную жену и несовершеннолетних детей.

— Вне закона любой, кто окажет сопротивление или у кого найдут оружие. Господин офицер, я простой водитель…

Или повар. Или сапожник. Или труженик банно-прачечного цеха. Ну ладно конкретно этот, у него в зольдбухе соответствующая запись имеется. А вот на что рассчитывали остальные, рассказывая подобные байки? Действовали все эти жалостливые подробности, скорее, в обратную сторону — у всех, поголовно у всех пленных, по их словам, имелась куча несчастных немощных иждивенцев, которые не переживут гибель отца семейства. А еще половина пленных изо всех сил помогала коммунистам, но так, что этого никто не заметил. И все, как один, занимали исключительно небоевые должности. Ну и большинство представлялось членами тайного ордена антифашистов и клуба ненавистников Гитлера, которому капут. Непонятно, кто при таких раскладах у немцев вообще воюет?

— Что приказано делать с пленными? — напирал Лека.

— Господин офицер…

— Отвечай!

— При сопротивлении расстрел на месте, остальных в заложники или в концлагерь. Но это СС или усташи, мы Вермахт…

Тоже популярная мелодия — знать не знаю, ведать не ведаю, это все злые люди, а у меня семеро по лавкам.

— Как будет организована депортация? Ну?

— Конвоировать в Приедор.

Вот та ситуация, когда прямо выть хочется — перебить охрану и освободить людей совсем не сложно, батальона хватит. А вот дальше что? Куда их деть, чем кормить, где прятать?

— Эй, ты меня слышишь? — Ранковичу пришлось пнуть меня в плечо.

— А? — вынырнул я из поисков этически верного решения.

— Все подтверждается, эсэсовцы наступают на Бихач.

— План прежний?

Предварительная директива Верховного штаба требовала гибкой обороны: никаких фронтальных столкновений, как год с небольшим назад, а полноценная партизанская тактика — засады, удары в тыл, фланги, по коммуникациям и штабам, если такая возможность появится, подрыв мостов.

— Да. Твое направление Карловац-Слунь-Бихач, конвои снабжения. Ну, и вдруг сможете еще кого подстрелить…

Да что мы, фокусники, что ли? Вот так возьмем и достанем из шляпы очередного рейхсфюрера?

— Ладно, карту давай, посмотрю хоть что там.

Местность, прямо скажем, для нас неудобная — горы некрутые, леса негустые, реки неширокие, мест для приличной засады, да еще малой группой, почти нет. Поерзал я по карте, поерзал, присмотрел пару мест:

— Вот здесь и здесь дорога вплотную к берегу?

— Вроде так.

— Наши там есть?

— Кордунские бригады.

— Можешь им передать приказ, чтобы они при отступлении дорогу деревьями заваливали, но рубили только те, что со стороны реки?

— Могу, но зачем?

— Дорога идет по низкому берегу, если на нем срубить деревья, она будет видна с высокого, а там всего-то метров триста-четыреста.

— Снайперы? — догадался Лека.

— Ага, очень ружьишко противотанковое хочется опробовать.

— А пробьет?

— Танки вряд ли, а вот бензовозы…

Кордунцы деревья проредили так себе, уж не знаю почему — то ли им из секретности не всю задачу объяснили, то ли не смогли, но вот что они сделали правильно, так это попортили дорожное полотно. Не сильно, но так, чтобы машины на этом участке притормаживали. Да еще сами немцы добавили, когда растаскивали завалы танками и получился у нас небольшой естественный тир — обрывистый известняковый берег, густо заросший кустами и деревьями, под ним речка Корана, за ней узенькая пойма и чуть выше дорога. Прямо в нашем секторе обстрела между деревьями просвет метров в сто, весь в рытвинах, на нем машины сбрасывают скорость километров до десяти-пятнадцати. А это как минимум двадцать секунд в зоне поражения — Небош пять раз прицелится успеет.

Кордунская бригада после боев отошла к Слуню, а мы остались ждать. Боевые колонны пропустили, не по зубам они, а нужная приехала только наутро, когда мы уже задубели и я погнал всех, кроме наблюдателей, на полянку, разгонять кровь. Тут Марко и свистнул — на дороге пыхтел и старательно выполнял функции головного охранения бронированный тяни-толкай ADGZ, чудесатое австрийское поделие с двумя местами для водителя, спереди и сзади.

Успевший добежать до позиции Небош усиленно растирал руки и проверить бронебойность не рискнул, предпочитая разогреться и стрелять наверняка. Пока он там дергался и укладывался, прошли четыре или пять грузовиков и я уже забеспокоился — неужели бензин таскают по другой дороге?

Нет, по этой — первого бензовоза Небош убил практически навскидку, едва тот высунулся из-за деревьев. Жахнуло и загорелось так, что живо напомнило Гойло — бензинчиком (или что там у них?) плеснуло и на соседние машины в колонне, и на легковушку, именно в этот момент обгонявшую цистерну. Горело и пыхало, несло паленой резиной, потом, когда уж и не ждали, взорвалось…

Часа два мы любовались, как расчищают дорогу, скидывают четыре обугленные машины в кюветы и высылают партии на прочесывание другого берега — видимо, никто даже и не подумал, что можно было достать цистерну откуда-нибудь еще.

Второй конвой мы пропустили, да и автоцистерна в ней была совсем неубедительная, ей бы квасной бочкой работать, а не горнопехотную дивизию снабжать. А третий шел пустым, обратно, зато топливозаправщик в ней был даже больше, чем два первых.

Небош спокойно наблюдал, как колонна пробирается мимо нас, но даже не прицеливался.

— Стреляй, чего ты ждешь! — зашипел я на него.

— Так она же пустая, — потер замерзший носяру Небош.

— Стреляй!!!

Он пожал плечами, приложился к резиновому плечевому упору и бахнул.

Рвануло ни разу не слабее, чем в первый раз и ребята аж отвесили челюсти — как так?

— Не пустая она, — опустил я бинокль, — иллюзия это.

— Что, с бензином? — удивился Глиша.

— Не, не может быть, рессоры не просели, на ухабах легко скакала… — отмел этот вариант Марко.

— Полная. Полнехонькая. Набитая под завязку, — растягивал я удовольствие.

— Да чем, черт побери? — прямо зарычал Небош.

— Парами бензина. Вот они и рванули. Ладно, отходим.

— Хорошая же позиция…

— Один топливник — случайность, два — тенденция, третий уже система. У них не дураки в командирах, сообразят.

Через сутки мы дошли до аналогичной позицией под только что сданным Слунем и всю дорогу я поминал добрым словом того умного человека, который велел на порожних цистернах писать не «пустая», а «наполнена парами бензина». Говорят, после этого число происшествий с бабахами резко сократилось. И соображал — ведь пары дают тот самый «объемный взрыв», осталось придумать, как это использовать. Ладно, вернемся — пойду с Владо Русом советоваться.

Как и предполагалось, немцы не дураки — стоило Небошу дуплетом завалить еще две цистерны, как прочесывать бросились в обе стороны. Хорошо хоть Банат регион равнинный, набранные там швабы по горам бегать непривычные, в отличие от нас. Вот и пошли у нас кошки-мышки — выскочим к дороге, Небош разок-другой пальнет, и бежать, пока на горячем не взяли. Хотя брать нас замучаться можно: два пулемета, две снайперки, четыре автомата, не считая винтовок и тромблонов.

— Ну и как тебе стрелядла? — глянул я на Небоша, чистившего ПТР после дневных приключений.

— Хорошая, — ласково протер он ружье тряпочкой, — я как патрон увидел, думал, мне плечо оторвет, а отдачи-то почти нет. Приклад мягкий, гасит, и пружина внутри.

А еще дульный тормоз. Только тяжелая штука, мы Небоша разгружали, чтобы он не выдохся, и на переходах тащили эту дуру по очереди.

Но Бихач, как мы ни старались, немцы все равно взяли. Да и как не взять, когда они воюют четко по стратегии — четверо на одного. Но крови мы им попили изрядно, тормозили, как могли, давая время бригадам выйти из-под удара и, главное, эвакуировать госпиталя. Мысли о том, как там Альбина, я старательно глушил, чтобы не раскисать.

Под конец, когда за нами погналась целая рота, мы прикинули — надо уходить, эсэсманы уже сообразили, откуда ветер дует и будут настороже. Да и отдохнуть не мешало бы — вон, рожи у всех почерневшие, обветренные, не дай бог, простынет кто, у группы с больным возможности резко снизятся.

Разделились, разбежались в три разные стороны, потом сошлись, запутали следы — оторвались. Ну как «оторвались» — свалили южнее, в итальянскую зону. Прынцы-Ойгены за нами гнались-гнались, да и плюнули. А мы перли, сколько было сил, и едва не влетели в итальянскую колонну.

Так-то мы собирались аккуратненько войти в село и разжиться горячим, тем более тут полным-полно мусульман, да и в целом народ к партизанам то ли изначально лучше относился, то ли со временем стал на нашу сторону.

Только хрен. Даже толком не спустившись в долину, почуяли неладное — уж слишком большая движуха в деревне, Марко даже без бинокля определил:

— Итальянцы. Не меньше батальона, а то и полк.

Пришлось сидеть за камнями и проклинать макаронников, лишивших нас теплого ночлега и ждать ночи — пересекать долину при свете дня, да еще на виду противника дураков нет.

Холодно, снега полно, хорошо хоть темнеет рано и часа через три мы двинулись дальше.Уже на подъеме с другой стороны Бранко обернулся:

— Ходят…

И точно — внизу то и дело мелькали пятна света из открывшихся дверей и, кажется, даже долетала песня.

— Может, попробуем крайние посты снять? — предложил Глиша. — там по четыре-пять человек, подползем тихо, Небош успеет парочку завалить, остальных в ножи?

— Смысла нет, — свел свои бровищи Бранко. — ну возьмем языка, что он нам расскажет, чего мы не знаем?

— Оружие, — упорствовал Глиша.

— Ну пару винтовок. Даже если пулемет — куда нам его? И говно эта «бреда», не стоит риска.

— Шухер наведем, — вспомнил я про «сами себя оргпериодами замучают» и решил проверить, насколько это интернационально.

— Чего???

— Панику и суматоху. Так, ты с пулеметом во-он за ту скалу, Бранко метров на сто правее, остальные топчут им дорожки для отхода, чтоб в снегу не взянуть. Как свистну, даете очередь патронов на двадцать-тридцать над крышами, ты слева, а ты справа, после чего бегом рвем отсюда.

— Как скажешь.

Пулеметы взревели, прогрохотали и заткнулись почти одновременно и в наступившей тишине несколько мгновений я слышал только топот ботинок, скрип снега и сопение соратников.

— Быстрее, быстрее, сейчас он очухаются!

Бахнул первый выстрел с околицы, за ним второй, потом сразу два и, наконец, ночь взорвалась — снизу палили во все стороны. Тушите свет, пора кидать гранаты — в трескотню винтовок и автоматов влился свист мин и там, откуда мы пришли, вспыхнули и погасли разрывы.

Мы перескочили первый гребень, малость прикрывший нас от долины и дальше пошли спокойнее.

— Хорошо воюют, — улыбнулся Бранко и словно в подтверждение внизу выстрелила пушка.

— Как и предполагалось, они отбивают внезапное ночное нападение.

Какофония первых, беспорядочных выстрелов уверенно сменялась симфонией управляемого боя. Взлетели осветительные ракеты, вместо заполошных рваных очередей зазвучали размеренные, уставные. Трассеры, словно дирижерская палочка, указывали цель и туда обрушивалсь вся мощь сводного оркестра. Долбили пулеметы, работали полная минометная батарея и несколько орудий.

— Вот же дятлы, — пожалел Небош, — столько патронов зря сожгут…

— Нет бы нам отдать, — хохотнул Глиша.

— А представьте, какой рапорт они завтра напишут!

И ребята наперебой принялись сочинять отчет неведомого итальянского командира, перебивая и поправляя друг друга:

— В генеральный фашистский штаб, — начал Глиша.

— Лично в руки Муссолини, — выпучил глаза и выдвинул вперед челюсть Бранко.

— Дуче! Мы дрались как львы! — пробасил Небош.

— Пули свистели у нас над головой! — завопил Марко.

— Полк «Сассари» отразил нападение четырех партизанских дивизий…

— … на Врхну Вукоебину!

— Бу-га-га-га-га! — ребята ржали во все горло.

— … противник обращен в бегство!

— Невозможность преследования ночью не дала возможности взять пленных!

— Бандиты бежали, унося убитых и раненых. Наши потери: два убитых и шестеро оглушенных!

— И сгоревший мотоцикл, — добавил я сквозь слезы.

— Какой мотоцикл?

Пришлось рассказать древнюю армейскую байку про акт о списании сгоревшего мотоцикла, куда начальники добавляли и добавляли утраченное или растраченное имущество и в итоге свалили на несчастную двухколесную таратайку все недостачи за два года.

Мы успели перевалить за основной гребень, а внизу все еще гремел огнестрельный концерт, озаряя ночное небо вспышками выстрелов и разрывов, и его фортиссимо заглушало раскаты нашего хохота.

На заряде от этого веселья мы отмахали чуть ли не половину Динарских гор. Несмотря на всю мягкость адриатического климата, они навевали разные дурацкие мысли — вот чего меня забросило именно в Югославию? Нет бы в Южную Африку, назвался бы Жаном Грандье и вперед, бить англичан. Или в Родезию какую, в скауты. В Аргентину тоже неплохо, только не в южную, а поближе к Бразилии. В конце концов, есть ведь и Вьетнам, и всякая Индия и прочие Филиппины!

Там тепло, там яблоки. А здесь снег и камни, камни и снег. Не люблю воевать зимой. Одна радость, что на этот раз я, судьбу проклиная, тащился не один, а с хорошей компанией при двух пулеметах.

Не знаю уж на сколько именно мы тормознули наступление, но Ливно противник взял где-то на неделю позже ожидаемого Верховным штабом срока. И к своим мы вышли когда партизаны уже начали штурм Прозора, а пока докладывали о результатах, 3-я ударная дивизия Перо Четковича город и взяла, несмотря на солидный гарнизон — два итальянских батальона и сбродную команду усташей и домобранов

Оперативный штаб занял пропахшую пороховым дымом двухэтажную школу в тени невысокой католической колокольни. Арсо с помощниками разбирал рапорта о взятых трофеях: пушки, пулеметы, безумное количество патронов, несколько складов с продовольствием и медикаментами и даже два бронемопеда, танкетки Carro veloce, которые сами итальянцы именовали «консервными банками»

— Сожалею, что не был при сей баталии хотя бы капларом! — оценил я толщину отчетов.

— Ничего, сейчас Перо увел дивизию на Ябланицу и Кониц, еще успеешь, — утешил меня Арсо.

— Он что, будет подряд три города штурмовать? Седалища не хватит.

Арсо замер, прищурил глаз и протянул руку в сторону своего помощника:

— Карту.

С шорохом развернулись склеенные листы, испещренные пометками движения бригад и дивизий, опорных пунктов, вражеских сил. Арсо оперся обеими руками на стол, навис над Центральной Боснией и на некоторое время выпал из реальности, не дав мне спросить про Альбину.

— Тихо, тихо, — потянул меня из комнаты помощник, — потом.

Понятное дело, Чапай думать будет, но интересно, почему его зацепило после моей шутки? Ладно бы еще хохма хорошая была, но ведь так себе, к тому же местным отсылка к фильму непонятна…

В коридоре, едва помощник прикрыл дверь и встал у нее беречь думы шефа, мы оба подпрыгнули от близкой пальбы — не прямо под окнами, но не дальше края города уж точно.

— Последних добивают, — объяснил помощник, — но еще много вырвались, почти батальон, в беспорядке отходят на Кучани.

— Так надо догонять! — схватился я за автомат.

— Там засада, далеко не уйдут. Туда Милован собирался, можешь с ним поехать, если не терпится.

— Спасибо, поеду. Скажи только, что с госпиталем?

— Все в порядке, догоняет нас, завтра тут будет.

— А персонал… все целы?

— Не волнуйся, все. И доктор Папо, и больничарки, и сестра Арсо тоже, — понимающе улыбнулся штабной.

На выходе меня ждали ребята и невесть откуда взявшийся Лука:

— Мы грузовик отжали, куда поедем?

— На Кучани, Джиласа догонять, там итальянцев засада ждет.

Но мы опять опоздали, засада справилась и без нас. Дымились сожженные машины, над воронками поднимался едкий тротиловый дымок, в горах еще постреливали, но оттуда уже гнали десятками грязных и понурых пленных, выстраивая их вдоль дороги. Трофейные команды стаскивали в кучи оружие и потрошили оставшиеся целыми грузовики.

От самой головы разгромленной колонны донесся знакомый голос — орал Милован. На эти крики мы и нацелились и вскоре наблюдали, как встрепанный Джилас, с кудрей которого даром что не срывались искры, орал на придавленных таким акустическим ударом итальянских офицеров.

— Расстрелять! Всех расстрелять! Поголовно!

Причем криками дело не ограничилось — он выхватил пистолет и я едва успел перехватить его руку. Рассвирепевший Мило рывком обернулся и я увидел его бешеные глаза, перекошенный рот и взмокший лоб.

Кажется, это называется аффект и сейчас кое-кто наломает дров. Мелькнул перед глазами вечно спокойный, как удав Казимирас Гедиминович Урбонас, мой армейский старшина — однажды он загасил похожую истерику даже не изменившись в лице.

— Приказ Тито! — рявкнул я прямо в ухо и потащил отропевшего на секунду Джиласа за ближайший грузовик.

А там шваркнул его спиной об борт, да так, что голова мотнулась и крепко треснулась затылком. Милован зашипел, попытался рукой с пистолетом погладить макушку, долбанул себя оружейной сталью и зашипел еще громче.

— Так, дай сюда, — я отобрал у него «люгер», — а то еще убьешься насмерть. Ты чего орешь?

— Они убили парламентера!

— Ты член Верховного штаба! Ты не имеешь права терять лицо даже в такой ситуации!

— Они нарушили условия сдачи! Бойцы требуют расстрела!

Гуманизм на Балканах? Нет, не слышали.

— Что, все поголовно нарушили?

Джилас злобно раздул ноздри:

— Ты мне софистикой не занимайся!

— Да какая, к хренам, софистика! — сгреб я его ворот и слегка придавил к кузову. — Чистая практика, пленных расстреливать нельзя!

Свободной рукой запихал ему пистолет в кобуру и застегнул ее.

— Это фашисты!!! Сволочи!!!

— Правильно. А ты коммунист. Но если будешь поступать как они, парламентеров убивать или пленных расстреливать, то сам станешь таким же.

Милован вырвал у меня ворот и одернул куртку:

— Это враг! Его надо уничтожать!

Очень хотелось спросить «Ты дебил?», но я задал другой вопрос:

— Сколько пленных взяли русские в Сталинграде?

— Тысяч сто, — буркнул Джилас, продолжая приводить одежду в порядок.

— И почему они, имея в десять раз больше прав, никого не перебили?

Из-за кабины высунулся Бранко и дернул подбородком — все в порядке? Я махнул рукой и повернулся обратно к малость успокоившемуся начальнику.

— И потом, ну, предположим, ты их перебьешь, — продолжал я давить на рассудок, — куда трупы девать?

— В Раму сбросить, — огрызнулся Милован.

— То есть поступить, как усташи. Молодец, сам придумал или подсказал кто?

— Да пошел ты! — Джилас попытался уйти, но я опять приложил его к борту.

— Эй, что там происходит? — отреагировал на стук незнакомый голос с той стороны.

— Все в порядке, — прогудел там же Бранко, — марксистскую теорию толкуют.

Но после сталинградского аргумента друже член ЦК малость пришел в разум и отбивался уже более рациональными аргументами.

— А куда их деть? Конвоировать, кормить?

— Да отпустить и все.

— Они в Кониц уйдут, гарнизон усилят!

— Ну так и хорошо, — обнял я его за плечи, — представляешь, какую панику там наведут? А перебьешь их, гарнизон узнает и встанет насмерть, не вышибить.

Страсти после недавнего боя немного улеглись и всего через час командиры и команданты согласились, что убивать пленных не стоит и что выгоднее будет их отпустить, а я сорвал голос и под конец только сипел.

После Прозора и Ябланицы партизанские дивизии охватили Кониц: 1-я закапывалась на перевале Иван-Седло, через который шла дорога из Сараево, 2-я по каньону Дрежницы вышла к Неретве и заблокировала помощь из Мостара, а к самому городу подходила 3-я. Арсо перенес свой командный пункт в Донье Село, без малого на окраину Коница.

— Все-таки третья, без отдыха?

— Таков приказ Верховного штаба.

Ну да, а то я не знаю, кто составляет такие документы и кто их подписывает. Верховный командант не любит, когда его приказы не выполняют или меняют по своему усмотрению, но почему-то лично штурмом города не руководит.

Одно счастье, что Арсо не дурак, тем более что он-то и писал этот приказ, но тогда не было полной ясности. И не меняя общей диспозиции, он немного перенацелил бригады, усилив главное направление почти вдвое.

Обсуждение последних деталей перед штурмом меня почти не касалось, тем более Арсо передал мне записку от Альбины и я предавался радужным мечтам, которые самым грубым образом нарушил Милован:

— А парламентером я предлагаю послать Влада Мараша. Тем более у него есть опыт Плевли и он уверен, что парламентеров не убивают.