Белла чао (1943)

Глава 4 Дары волхвов

Новый оратор зашел на трибуну под веселое оживление — с первых рядов видели только его стриженую макушку. Из середины зала дополнительно могли полюбоваться на большие уши лопухами, и только сидевшим у задней стенки рядом со мной, открывалась вся голова. Низенький, от силы полтора метра ростом, круглолицый колобок начал просто и буднично:

— Я расскажу вам, другови, как мы штурмуем бункера.

И его уверенный тон погасил все смешки. Мальчик, которому самое место в школе, командир взвода таких же малолеток, гранатометчиков-смертников, излагал молодежному съезду свою тактику. Его слушали затаив дыхание — все, и приехавшая с ним на съезд делегация 2-й пролетарской бригады, и Рибар, и сам Тито, сидевший в первом ряду.

И я тоже — Бошко Буха в свои шестнадцать лет успел стать настоящей легендой среди партизан. Он дрался с немцами и усташами в Яйце, брал Купрес, штурмовал Ливно, отступал с Козары и везде врагам не было спасения от гранат его взвода.

На съезд этот, как и обещал Иво, меня направили сразу же после возвращения с английским золотом. После перехода Неретвы и первой же относительно спокойной ночевки мы почти сразу вышли к партизанским пикетам и меня понесла круговерть: доставить Хадсона, написать отчет, сдать золото, готовиться к съезду.

Только на первом заседании, после того, как перезнакомился с половиной делегатов, получилось перебрать и обдумать прошедшие события. Во-первых, высшие силы (или кто там) не зачли мне спасение Людо-Луиджи, никакого сна не приснилось. Наверное, я его перевязал плохо и парень попросту не выжил. Или те самые силы от меня, наконец, отвернулись. А может, у меня в голове все встало на свои места и подсознание прекратило свои шуточки. Ладно, поживем — увидим, может еще кого спасу, тогда и проверим, навсегда это или случайный сбой. Мне ведь эти сны как отдушина от всей кровищи и грязи вокруг, мечта о светлом будущем, жаль, если окошко закрылось.

Во-вторых, что-то сильно нас трепали иследники Леко, натуральная кровавая гебня растет. И сколько ящиков с подлодки сгрузили, и сколько в рюкзаки закидали, и сколько принесли, и сколько у Дакича забрали, но тут-то ладно — вопрос серьезный. А вот на Бранко насели за все сразу: ты куда два пулемета дел? Один сломал, другой потерял? Врешь небось! За первый пулемет я сразу вписался и долго рисовал, где, как и когда его спрятал, в каких обстоятельствах, как найти и все такое. За второй мы отчитались попроще — Франьо подтвердил, что попала пуля, и что отремонтировать можно. Но на этом мучения Бранко не кончились: а как ты, сукин сын, после того, как на базаре повинтили, выбраться сумел, ась? И с таким нехорошим подтекстом — а не завербовали тебя часом? Бранко отбивался, как мог — он тогда прикинулся беженцем, тем более, это не особо сложно и его загребли в рабочий батальон, восстанавливать порушенную партизанами станцию в Конице.

А там уж проще, опыт работы на железке имелся, почти сразу в десятники поставили, вот он и дал деру, когда за материалами отправили. Но иследников это только распалило: а чего это вдруг тебя в десятники? За какие заслуги? И сам ли ты бежал, или тебе побег подстроили? Под конец пригрозили с Бранко глаз не спускать и с подпольем в Конице связаться за подтверждением, да сличить показания. Хорошо хоть не арестовали.

Без контрразведки нам смерть, но Бранко ходил, как в воду опущенный — как же, товарищи по партии не доверяют! Выслушал его, перехватил при случае Леку и буквально к стене припер:

— Добром прошу, не дергайте моих бойцов!

— Проверки необходимы, — насупился Ранкович.

— Это понятно, но не так же топорно, рамки видеть надо! Вон, посмотри на Бранко — он коммунист с незапамятных времен, а после твоих ухарей от собственной тени вздрагивает! Зачем мне бойцы, у которых нервы в тряпки порваны? С кем я буду задания выполнять?

— Не кипятись, опыта у нас еще маловато, — дал заднюю Лека.

— А нельзя этот опыт на ком-нибудь другом нарабатывать? Или, по крайней мере, проверять без наездов?

Вот я и крутил и так, и эдак, это действительно неумение или под нас копают? Но никак не мог придумать, зачем — ну спецгруппа, ну при Верховном штабе, и что? Политикой мы не занимаемся, в кадровые вопросы не лезем, воюем лучше многих…

В-третьих, были мысли и более приятного свойства — на что потратить заныканное золото. Стратегически понятно, на вооружение и оснащение нашей группы, добиться однородности и взаимозаменяемости. По крайней мере, чтобы все оружие под один патрон, ну в крайнем случае под два, а то глянешь на партизан — целая выставка достижений европейского военпрома. У нас и в первую Боснию, в девяностых, такая же петрушка была. Казалось бы — в Югославии собственное производство семейства АК, бери да пользуйся. Нет, больше всего котировались ГДР-овские, а «заставы» на втором месте. А еще непонятно откуда взялась куча китайских поделок, с ними вообще беда, особенно если заряжать египетскими или сирийскими патронами — неубиваемые безотаказные «калаши» капризничали! Потому очень ценились советские или югославские боеприпасы с хранения, они, по крайней мере, имели однородные характеристики. И мы все время старались, чтобы патроны во взводе были из одной партии, иначе стрельба кто в лес, кто по дрова. Потом, в Федерации, мне много интересного рассказали о сортировке и отборе патронов, знать бы это в девяностых…

Кстати, здешняя любовь к тромблонам дожила и до конца ХХ века, только ставили их на карабины СКС, а то автоматы от такой пальбы быстро умирали. Водились у нас и ПКМ-ы заставские, и даже МГ-42, произведенные в Крагуеваце под названием М-53. И такая экзотика, как карабин М1 — ну, пока патроны к нему не кончились. Даже у торговцев, что вились вокруг всех воюющих, не нашлось, хотя снарягу любую могли достать — хоть самошив, хоть Китай, хоть с натовских складов. Но маскнакидки мы сами мастерили, по месту.

А здесь маркитантов нету, Китая нету, вместо НАТО Третий Рейх, и вся надежда только на собственные силы. Ведь смогли мы перед Игманом запастись и балаклавами, и варежками, и прочим полезным барахлом? Вон, бывшие наши, кто ныне в батальоне охраны Верховного штаба, до сих пор в тех вещах щеголяют. А тетенек со швейными машинками и бабушек со спицами золото мотивирует очень даже хорошо, проверено. И вообще, что я за атаман, если у меня золотого запасу нема?

Из мечтаний меня выдернул объявленный перерыв, но вместо посидеть в тишине веселый поток почти в четыре сотни делегатов увлек с собой на холодную улицу. Хохотали, радовались, подначивали друг друга, молодость била через край, не нужно было идти в бой или пробираться через неприветливые горы, но самое главное, съезду только что зачитали сообщение Совинформбюро — в Сталинграде окружили армию Паулюса! Попутно стало ясно, отчего в последнее время притихли итальянцы — их экспедиционному корпусу на Дону ввалили по первое число!

Иво так и вышел со сводкой, там еще было про взятие Ржева, но вот убей, не помню, раньше это произошло, чем в моей истории или нет… Да и что такого в этом городе? Не удержался, спросил Иво, он наморщил лоб и выдал, что ему штабные говорили — крупный железнодорожный узел. То есть теперь у наших логистика будет чуточку получше, а у немцев чуточку похуже. Ну, такое. На фоне Сталинграда почти не смотрится, отвлекающая операция. Но не зря же наши в немецкую оборону там столько долбились?

— Помнишь, ты говорил, что немцам осенью или в начале зимы вломят?

— Говорил.

— Это оно?

— Если ты про Сталинград, то да.

— А Ржев, Великие Луки?

— Все важно, но главные дела на юге, — я припомнил карту, — если удастся быстро выйти к Азовскому морю, мешок на Кавказе может оказаться крупнее Сталинградского.

— Советские смогут, непременно смогут! — радостно воскликнул Рибар. — И в Африке, как ты говорил, немцев тоже погнали!

— Так что там насчет Италии? — вернул я Иво из эйфории.

— Работаем. И ты готовься, будет тебе дело.

— Подробности?

Договорить нам не дали — галдящая орава мальчишек и девчонок налетела и уволокла секретаря ЦК югославского комсомола фотографироваться.

В сторонке, свысока посматривал на забаву шегольски перетянутый ремнями паренек лет пятнадцати и покуривал сигарету, эдак напоказ — глядите, я совсем взрослый! Зря, конечно, он дымит, но таких тут ой как много.

Из дверей здания вышел Тито, обнимавший за плечи сиявшего Буху — гранатометчик удостоился личной похвалы Верховного команданта, который даже предложил ему папиросу:

— Спасибо, я не курю, но можно я возьму одну для комиссара?

— Бери, — расщедрился Тито на всю пачку, — и комиссару, и командиру.

Некоторые смотрели снисходительно, большинство же с восторгом. Табак на войне дело нужное, но пора, наверное, намекнуть начальникам, что самое время вводить медали, а то звание Народного героя это здорово, но уж больно посмертно.

Следом за Иво в ловушку фотографирования попал и Тито, из которой выбрался вместе с другими членами штаба, а Бошко, деловито заталкивая пачку поглубже за пазуху, подошел ко мне, знакомиться. До конца перерыва мы делились опытом, а он все поглядывал на мой Брейтлинг-Хрономат, полученный от Хадсона.

— Стрелки светятся? — мальчишеское любопытство все-таки прорвалось сквозь серьезность командира взвода.

— Светятся, хочешь посмотреть?

— Ага, — обрадовался Бошко.

Он взял часы за ремешок, приставил к циферблату сложенную трубочкой правую ладонь и прильнул к ней глазом.

— Здорово, — со вздохом вернул он часы.

— Забирай, подарок.

— Не, а как же ты? — искренне удивился Буха.

— Не бойся, трофеев еще много будет, найду другие.

Пока шли в зал, я успел показать, как работает таймер на сорок пять минут и вкратце рассказать про встроенную круговую логарифмическую линейку. Бошко то и дело вытягивал вперед левое запястье и любовался часами — похоже, у него самый счастливый день в жизни.

В зале на нас опять обрушились доклады с трибуны и уже на первом, «Молодежь в борьбе с фашистскими убийцами народов», я задремал. В сознание возвращался только при аплодисментах, так что получасовая речь «Единство молодежи всех южнославянских народов и боевое братство с молодежью Советского Союза — залог победы» прошла мимо меня. Несколько менее идеологизированным и потому более интересным оказался спич, озаглавленный «Молодежь и будущее нашей Родины», но я все равно слушал краем уха, на фоне, и чуть было не проворонил, когда Иво из президиума вызвал на трибуну меня.

Блин, мы так не договаривались! Пока я шел из задних рядов к сцене, к устланным боснийскими коврами трибуне и столу президиума, за которым на заднике взирал в зал огромный портрет Сталина, я судорожно пытался сообразить, о чем говорить. Что такого важного я могу сказать собравшимся? И уже на последних шагах, когда поставил ногу на лесенку, ведущую к сцене, понял.

Оратор из меня как из зайца машинист, но куда деваться, тем более когда на мне сошлись глаза сидящих в зале — нет, не начальства на первом ряду, а молодежи на задних.

— Другови, я скажу просто. Фашизм это смерть. И чем больше нас умирает, тем сильнее фашизм. Поэтому наше дело обернуть эту смерть на них, а не умирать самим.

В зале заволновались.

— Умереть дело нехитрое. Вы все храбрые ребята, и я знаю, что если придется, отдадите свои жизни, прямо как поется в нашей песне «Умријети за слободу може само див-јунак!». Но куда сложнее выжить и победить, а для этого нужен ум и опыт, нужно учиться. Владимир Ленин на съезде комсомола так и ставил задачу «Учиться, учиться и еще раз учиться!»

Глаза Иосипа Францевича раскрылись от удивления, он никак не ожидал такого от «кадета Сабурова», а я поймал кураж и не удержался, что называется «из хулиганских побуждений»:

— Друже Тито, я верно цитирую?

— Да, — кивнул оторопевший Верховный.

— Тогда продолжу. Мы должны учиться военному делу настоящим образом! Мы должны создавать группы по взаимному обучению, искать инструкторов и наставников, чтобы наше умение бить фашистов росло с каждым днем! Каждый час, потраченный на освоение оружия, тактики или приемов связи это сбереженные в бою жизни, это смерть врагов!

Ф-фух, судя по овации, пару слов связать мне удалось. Но чего это стоило — уже спустившись в зал, я понял, что взмок, это вам не шуточки шутить перед ротой своих в доску парней.

В догонку, чтоб жизнь совсем медом не казалась, избрали меня в Национальный комитет Союза антифашистской молодежи и, что хуже всего, в Секретариат. Комитет еще ладно, там просто щеки надувать надо и время от времени голосовать, а вот Секретариат тянет всю исполнительную и организационную работу. Карма, не иначе — всю жизнь бегал от любых общественно-политических нагрузок, что в школе, что в армии, что потом. Придется вспоминать, как велась работа в федерации — бюрократические приемы они ведь только внешне отличаются, а внутри все одинаково. Постановка задачи, обеспечение ресурсами, контроль исполнения…

Пока я там заседал и речи толкал, наши времени не теряли, успели в пару рейдов сходить под командой Бранко, натащили трофеев. Оглядел я кучу добра — а у нас полноценный Новый год получается! Ну, кое-что в обмен пустил, кое-что оплатил, чтобы всем подарочки достались.

Отмечали в относительно тесном кругу — Иво, Секретариат и мои орлы, всего человек двадцать. Девчонки расстарались, из небольшого набора продуктов создали всякого-разного — и затрапезную тюрю-попару из черствого хлеба, горячего молока, брынзы и масла, и обычный пребранац из фасоли, и более праздничные голубцы-сарму в капустных листьях. В качестве центрального блюда приготовили котел лонаца, а мне нажарили картошки, уж больно я по ней соскучился.

Бранко приволок сливовицу — выменял на итальянскую форму, Глиша — большой кувшин красного вина, тоже махнул у бошняков. Ну грех же глинтвейн не сделать, полез на кухню к Живке, Але и еще одной барышне из Секретариата выцыганить специй — так меня оттуда полотенцами выгнали. Пришлось бегом-бегом искать в городе бакалейную лавку и тратить незаконно нажитое на кардамон, гвоздику и корицу с анисом. Апельсинов сейчас не найти, зато есть яблоки и вишневое варенье. Покрутил, повертел — очень недурно будет. Ну, знатоки носы сморщат, но нам и так хорошо.

Накрыли стол, сели, Глиша оглядел все наше богатство, хлопнул в ладоши и потер их:

— Почти как дома, только поросенка не хватает!

— Ничего, — рассадил я ребят по лавкам, — обещаю, что следующий новый год встретим как положено, с поросенком! А пока так.

Пока так, простенько — на елке праздничный наряд из пулеметных лент. И гранаты в качестве шаров. Да и елка условная — вбитые в стену гвозди, на которых висело наше снаряжение. Зато уютно трещали поленья в очаге и освещала центр стола керосиновая лампа.

Иво, как самый занятой, опоздал, за что его под общий хохот чуть было не поставили на табуретку, читать стишок, но он отбоярился принесенными батареями и радиоприемником. Творение неизвестного мне итальянского гения с надписью Societa Allocchio Bacchini хрипело, шумело, но все-таки ловило самые мощные станции, включая Белград с его неизбежной «Лили Марлен».

Вена, Будапешт, Рим и Неаполь передавали все больше музыку, а вот с настройкой на Каир, откуда вещали англичане, и на Москву пришлось повозиться. Но ведь главное это не скрип в эфире, главное, чтобы в новый год тебя окружали хорошие люди и этот принцип мог с чистой совестью подтвердить пока еще генерал-оберст Паулюс. А если союзники в Африке не снизят темпы, то шансы подтвердить появятся и у генерал-фельдмаршала Роммеля.

— Русские наступают! Двести километров! — неслось над столом. — Бьют немцев! Итальянцы бегут! Разгром!

— Это еще не разгром, другови, — пришлось немного охладить пыл, — у нас впереди еще много боев. Но я знаю точно, что наступающий год принесет нам настоящий перелом.

— И в чем, по твоему, он выразится? — хитро усмехнулся Иво.

— Немцы всегда побеждали летом, а Советский Союз пока что бил немцев только зимой. Я уверен, что в новом году Красная Армия начнет бить немцев в любое время года! И союзники высадятся в Италии.

Иво встал, держа кружку с ракией:

— За нашу победу! За друже Сталина! За друже Тита!

Чуть не поперхнулся — ну никак себе не представлял, что буду пить за здоровье двух Иосифов, Виссарионовича и Францевича. Но раз назвался груздем — полезай в кузов.

После первого тоста дело пошло веселей, народ загомонил, зазвенел ножами и ложками, потянулся к за едой. Жахнули еще за непобедимую Красную Армию, которая мчится и скачет на помощь, потом за девушек, потом за тех, кого с нами нет, а потом я тихонечко выскользнул из комнаты.

Кожаные опанаки, красные вязаные носки, мохнатую шубару и жилет из овчины я заготовил заранее, а зеленые штаны и так на мне — чем не Божич-Бата, главный герой сербского Нового года, местный раздаватель подарков? Тем более, что мешок я тоже заготовил заранее.

— Здравствуйте, детишки, угадайте, кто я? — борода из мочалы не сильно изменила внешность, но говорить мешала.

— Четник! — заржал Глиша.

— А кто будет ругаться, подарочков не получит!

— Божич! Божич-Бата! — заголосили ребята. — Ура! Подарки!

— Мальчик Марко, — отыгрывал я роль доброго дедушки, — хорошо ли ты себя вел в этом году?

— Да, — вскочил братец, — я убил сотню врагов!

Э-хе-хе, что ж ты все о смерти… Достал из мешка цейсовский бинокль и протянул завопившему от радости младшему. Глише достались итальянские горные ботинки взамен сильно поношенных старых, Луке — набор художника из альбомов, карандашей и прочего полезного.

Когда Иво получал роскошную полевую сумку, неожиданно влез с комментарием Небош:

— Только в бою не носи ее.

— Почему? — в голос удивились Иво, Лука и еще один политработник из Секретариата.

— Как снайпер скажу, комиссара всегда по сумке видно, будь я четником или немцем, первым бы выцеливал.

Лука хмыкнул и почесал затылок:

— А как же тогда литературу носить?

— Да хоть в рюкзаке.

А ведь прав Небош, ой как прав — нельзя выделяться, хорошо еще, что у партизан офицерских фуражек нету, все в пилотках.

С подарками девчонкам мы ломали голову дольше всего, но пронырливый Марко сумел разжиться коробкой с дюжиной флаконов одеколона. Уж не знаю, что он отдал за нее, но вещь исключительно ценная — с гигиеной в полевых условиях все непросто, а у женщин в особенности. Ну и одеколон это же почти духи, правда? Так что мы вполне угадали и неподдельное счастье Альбины, Живки и Грозданы стало нам наградой.

За остальными подарками пришлось выходить из комнаты еще раз: не влезали в мешок. Чешский пулемет Бранко обнял, как родного ребенка, а магазины к нему сгреб в кучу и прижал к груди левой рукой.

Но самый центровой подарок мы сделали Небошу — ружьишко валялось без дела в трофейном обозе и мы выдурили его практически бесплатно, всего лишь за пистолетик-беретту. Хорошее такое ружьишко, бронебойное, с совершенно футуристической для этих времен компоновкой булл-пап — Panzerbuchse MSS-41, и с полным цинком толстеньких патронов.

— Ну и к чему такое? — покрутил странноватую стрелядлу Небош.

— Оптический прицел прикрутить, цены не будет.

— Это же против танков, а где я вам танки возьму?

— Не только, еще пулеметы, доты и всякое такое.

— Да? — повеселел Небош. — А прицел где взять?

— Вот тут извини, недоработочка, позже добудем.

Праздник удался — пели песни, пили сливовицу и глинтвейн, за который я сорвал овацию похлеще, чем на съезде. Даже танцы устроили под сипение приемника — всех трех девушек приглашали наперебой и мне пришлось долго дожидаться момента, пока сядут батареи и я смогу хоть на секунду уединиться с Альбиной, чтобы вручить отдельный подарок.

Чего мне стоило найти «швейцарский армейский нож» — отдельная песня. Они вполне существовали не только в армейском варианте, но и для гражданского рынка. Например, швейцарцы относили к гражданским модель со штопором — он, дескать, не считается «необходимым для выживания». Ну что тут скажешь? Дикие люди, дети гор.

Ножики часто встречались у итальянских и немецких офицеров, но на такой трофей всегда находилось много желающих, уж больно удобная вещь. Кому рассказать, что я за перочинный ножик отдал «вальтер» — засмеют, но вот чего у нас навалом, так это оружия. Но ничего, еще будем женщинам дарить и цветы, и украшения, и туфли со шляпками.

Мы вышли во двор, в зыбком свете звезд одновременно вытащили из карманов зажатые в кулак сюрпризы и одновременно протянули вперед раскрытые ладони:

— У меня для тебя подарок!

И замерли: у меня в руке лежал «викторинокс» с перламутровыми накладками и ножничками, а у Альбины — тот самый со штопором, только с накладками из дерева.

О’Генри, издание балканское, исправленное.

Я среагировал быстрее, притянул ее за талию свободной рукой, шепнул «Спасибо!» и прижался губами к губам.

Поцелуй вышел на удивление, как чай — крепкий, сладкий и горячий. Но и только, всучив мой подарок и выхватив свой, Аля со смешком ретировалась и похоронила надежды на интересное продолжение праздника. Ну как так, ведь она нашла мне ножик, а я знаю, насколько это непросто, значит, не равнодушна ко мне… Но стоит зайти чуть дальше поцелуя — фьюить и нету!

Повыл немножко на Луну — за что мне такое счастье, зачем я к Альбине так прикипел? Кругом же полно девиц, на съезде почти сотня была, некоторые очень ничего даже по меркам XXI века, а вот вынь да положь Альбину. Да, именно положь. И желательно без одежды.

Люблю я ее, что ли?

Но снова стукнула дверь и рассуждения о смысле и цели жизни прервал Иво, вышедший покурить.

— Что это Альбина так быстро?

— Побежала подарком хвастаться.

— Что подарил? — щелкнул зажигалкой Иво.

— Сам спроси, захочет — покажет.

Рибар затянулся и выпустил в небо густую струю табачного дыма.

— Тебе новое дело, Владо. Готовься к большому переходу.

— Подробности давай, мне надо знать, насколько большой, куда, сколько людей брать, какое снаряжение…

— Подробностей пока мало, — Иво присел на перила трема, — скорее всего, в Черногорию, на границу с Албанией. Или в Косово.

— Ого, туда всего-то километров пятьсот! Легкая прогулка!

— Ты не ерничай, ты слушай, дело серьезное. Мы договорились, будет встреча с делегациями компартии Албании и греческой ЭЛАС.

— Итальянцы? — задохнулся я от догадки.

— Координация, — умерил мои восторги Иво.

— Дело нужное, — погрустнел я. — Только нафига нашу группу туда тащить? Местные товарищи не справятся?

— Итальянцы, — заговорщицки шепнул Рибар. — Расскажешь свои прогнозы, особенно по перспективам в Греции.

— Кто от нас будет?

— Милован. Но учти, место еще не согласовано, может оказаться и Албания, и Македония и даже Эпир.

— Так это нам недели две минимум пылить, а то и месяц! И обратно! Слушай, а на парашюте никак нельзя сбросить?