Белла чао (1943)

Глава 14 Военная дипломатия

Даже временно занятая должность начальника Белградского гестапо принесла много приятных мелочей, из которых и должна состоять жизнь. Машина, паек, выросшая свобода в расходовании оперативных сумм, меньше отчетности и возможность свалить кучу унылой рутины на нижестоящих. А еще большой кабинет и прилагавшийся к нему второй референт. Он, правда, посматривал настороженно, видимо, ожидая что на временно занятое место могут назначить человека со стороны.

Но тут уж все зависит от поворотливости и ловкости исполняющего обязанности — несколько удачных дел, правильная подача и можно выхватить к званию приставку «обер». А там…

Мысли о радужных перспективах, включая возможный перевод в Берлин, мгновенно померкли, стоило Юргену вспомнить о своих коллегах. Работая с ними бок о бок еще месяц назад, он видел их успехи и провалы, завидовал и посмеивался, считая себя гораздо умнее и опытнее. Но сейчас, заняв кресло начальника и почитав ранее недоступные документам, ужаснулся.

Во всем гестапо работал только он и, может, еще два-три человека в самом низу! Остальные отбывали номер, подавали приукрашенные или откровенно липовые отчеты, профукивали целые операции, списывали деньги на несуществующих агентов… В одной только области все показывали великолепные результаты — мастерски избегали выполнения инструкций вышестоящего начальства!

Но сколько при этом непростительных провалов!

Едва войдя в курс дела, Клопф устроил подчиненным грандиозный разнос, тем более, что все их приемчики уклонения от ответственности он отлично знал! Собрав всех в комнате для совещаний, он тихо и медленно цедил слова сквозь зубы, заставляя все это стадо лентяев вытягивать шеи в попытках услышать его слова:

— Истинные защитники Рейха бьются с ордами славяномонгольских варваров! Готовятся сбросить в море войска прогнивших демократий! Уничтожают бандитов в боснийских горах! А вы???

Подчиненные, кто с серьезными лицами, кто с натянутой маской преданности, а кто и кривыми ухмылками, внимали новому начальнику, сидя за обширным дубовым столом на стульях с высокими резными спинками. Некоторые скучающе разглядывали развешанные по стенам акварельные альпийские пейзажи, а Юрген все больше распалялся.

— Вы никчемные работники! Вы только просиживаете штаны, а большевики и английские агенты разгуливают по городам Сербии! И если вы и дальше будете мух ловить, они… они… — он задохнулся от возмущения, — будут разгуливать по Рейху!

Клопф сделал паузу и обвел собрание взглядом — никто из сотрудников не демонстрировал раскаяния, отчего он взбеленился и ударил по самому больному:

— Вы горазды только жрать! Рейх надрывается чтобы дать вам деликатесы, в то время, как наши рабочие испытывают ограничения с продовольствием! И чем вы отвечаете на это? Черной неблагодарностью, провалом за провалом! — он шваркнул на стол пачку дел, испещренных пометками «убит», «скрылся», «не обнаружен».

Из-за спин гестаповцев на секунду высунулась розовощекая морда Франца Магеля, главного умника среди подчиненных. Вот уж кто не дует в ус и прекрасно себя чувствует, сидя вдали от опасных мест, и это взбесило Клопфа еще больше.

— Пять раскрытых дел с каждого до конца месяца!

— Но это невозможно, — пролепетали на противоположном конце комнаты.

И тогда Клопф зажмурил глаза и сипло заорал:

— Dummkopf! Faulpelz! Пять!!! Или, видит бог, я вызову инспекцию из Берлина!

И звезданул кулаком по столу так, что вздрогнули не только все сидевшие за столом, но и стоявший в углу бронзовый бюст фюрера.

Выплеснув напряжение в крик, Юрген отпустил всех мановением руки:

— Идите, работайте…

И обессилено упал в кресло, как только за последним бездельником закрылась дверь.

Утро началось с доклада наверх, срочных запросов из Загреба, Вены и Афин, сообщений из Болгарии от Николы Гешева и стопки отчетов. Через два часа Клопф разрешил себе отдохнуть, но сначала на цыпочках прошел к двери и прислушался — нет, в приемной никого лишнего, только тихо, как мыши, шуршали бумагами и ожидали приказаний референты.

Значит, срочные дела пока в сторону, можно спокойно почитать… да хотя бы недельную сводку!

… по агентурным сведениям, в результате налета эскадрильи бомбардировщиков тяжело ранены коммунистический главарь Тито и находившийся при нем английский советник в чине полковника, а также несколько человек из окружения Тито…

Прекрасно, просто прекрасно! Еще бы он сдох от ран! Кстати, надо заранее подумать как распорядиться обещанной за его голову наградой в сто тысяч марок золотом.

…заседание национального антифашистского вече в Хорватии? Хм… единый фронт, освобождение Истрии, Задара, Риеки, аннексированной части Далмации и Горски Котара… Нет, с этим пусть разбираются в Загребе. И в Риме, это их зона ответственности.

…на Романийском плато попал в засаду и уничтожен противотанковый батальон дивизии «Принц Ойген»… бандиты открыли огонь из полусотни пулеметов в упор по колонне… мерзавцы… больше ста убитых, около двухсот раненых и десять пропавших без вести, вероятно, пленных. Потеряно большое количество оружия, боеприпасов и медикаментов. Но куда смотрели офицеры? А, вот… из-за усталости личного состава мерами предосторожности пренебрегли… спешили застать бандитов врасплох… двигались без дозоров и боевого охранения. Результат, как это ни печально признавать, вполне закономерен.

Клопф брезгливо передернул плечами: как все непрофессионально! Но следующая новость, принесенная верным Карлом, ввергла его в черную злобу: бандиты вычислили и расстреляли агента Глаубе! И тут наверняка не обошлось без этого негодяя Сабурова, все время крутившегося рядом! Юрген бессильно сжал кулаки и потряс ими, призывая все небесные кары на голову этого подонка! Сабуров, снова Сабуров!

Гестаповец метнулся к столу, выдернул из ящика жестяную коробочку, открыл — в ней оставалось только две пилюли! Черт, черт, черт! С каждым месяцем ему требовалось все больше и больше успокоительного, он увеличивал дозу, невзирая на предупреждения фармацевтов об опасности. На квартире есть еще коробочка, но все равно надо заказывать еще, вдвое, нет, втрое сильней! И пусть провизоры засунут свои поганые советы в задницу, или отправятся в лагерь!

Звякнул внутренний телефон, Клопф зарычал от отчаяния, но напрягся и поднял трубку:

— В чем дело? Я занят.

— Герр директор, — мягко доложил референт, — штурмфюрер Магель просит его принять.

Юрген злобно подумал, что дважды в день смотреть на круглую розовую морду это слишком, но у Франца случались интересные идеи, смахнул все бумаги со стола в ящик и коротко бросил:

— Впустите.

Вид жизнерадостного колобка подействовал, как красная тряпка на быка и Клопф который раз проклял себя за нерешительность — отправить бы этого умника куда подальше, но, по слухам, у него большая и волосатая лапа в Берлине, в самом РСХА.

— Докладывайте, — процедил временный начальник.

— Вот план на утверждение, — Магель протянул кожаную папку с бумагами.

Клопф на автомате взял ее, отметив про себя, что недешевая папка с тиснением и серебряными уголками косвенно подтверждает наличие лапы, пролистал…

— Bandenvernichtungstruppe?

— Так точно, группы по уничтожению банд.

Черт побери, а это может сработать! Так… месячный курс подготовки… набирать из местных… нет, лучше из солдат хорватской дивизии… и еще из 7-й горнопехотной, там воеводинские фольксдойчи… методы сбора развединформации… карты… ориентирование…

— Изучение партизанской символики? — Юрген поднял взгляд на подчиненного.

— Так точно, а еще звания, обращение к другим партизанам, местные обычаи, включая ношение одежды и песни.

— Обстоятельно…

Но вообще-то это дело армии, что тут забыло Гестапо? Клопф взял последний листок… Создать и задействовать на основных дорогах несколько групп-ловушек на легковых машинах. В каждой должен находится сотрудник гестапо в форме генерала и два эсэсовца с хорошей реакцией и опытом перестрелок на коротких дистанциях.

— Зачем?

— Подбросить информацию о маршрутах, дождаться подхода ликвидаторов, подставить им одну из групп по уничтожению и нейтрализовать.

Да, не дурак. Это должно сработать, и на это, если правильно подать, клюнет Сабуров.

— Интересно, я подумаю. Идите.

Лёр. Александр Лёр, командующий на Балканах — достойная цель для Сабурова, а уж слить нужную информацию партизанам… Клопф зловеще оскалился. Что же, день можно считать удачным. Осталось быстро закончить все дела в управлении и можно ехать в Яинцы на расстрел. Не то, чтобы это было в его положении обязательно, но Юрген старался не пропускать такие экзекуции, укрепляющие уверенность — почти триста человек, пятьдесят женщин!

— Имя? Звание? Где находится твое подразделение?

— Nome? Grado? Dove si trova tua unita?

— La tua unita! Не забывай «la»! — строго поправил Ромео.

— Dove si trova la tua unita? — послушно повторил Марко.

— Так, теперь Владо. Если хочешь жить, проведи нас к штабу дивизии!

— Se vuoi vivere, portami a lanciarazzi!

— Какая еще «ракетная установка»? Штаб — sede della divisione, а не lanciarazzi!

Итальянский язык поворачивался к нам не самой приглядной стороной. Никаких «ке рагацца белла» или «синьорина, коме ти кьями?» и уж точно не «белиссима, коса фаи стасера?» Так что познакомиться и провести вечер с барышней при таких знаниях нам не грозит.

Зато мы сможем допросить пленного и даже побеседовать с ним о преспективах Гитлера и Муссолини. Пока на уровне «Гитлер капут, Муссолини е финито», но изучение итальянского у нас идет отлично, заниматься-то в госпитале больше нечем, и я надеюсь вскоре заговорить на шестом языке. Это первые четыре учить трудно, а дальше все как по маслу, но, как ни странно, Марко заметно опережал меня — может, из-за музыкального слуха, как утверждал Ромео, а может из-за моей расслабленности.

Отдых же. И буйная балканская весна — снег давно сошел, на зеленых лугах под синим небом пасутся белые стада овец, красота. Только Альбина, хоть и ухаживает за мной чаще, чем за другими пациентами, дальше формальных обязанностей ни-ни, словно не было нового года. Даже когда мне звание присвоили, чмокнула в щеку и на том все.

В палату тогда завалилась целая делегация, да такая, что сам доктор Папо не смог удержать своих коллег по Верховному штабу — товарищей Джиласа, Ранковича, Рибара и Йовановича.

— Ну что, поздравляем, — Милован положил на мое одеяло зеленые нашивки.

Взял в руки, поднес поближе к глазам — две горизонтальные полоски, а над ними… шестиконечная звезда, щит Давидов!

— Вы что, меня в гетто заслать хотите?

— Это знаки различия майора! — отсек сомнения Арсо и показал свой рукав, где красовалась точно такая же нашивка, только с тремя полосками.

— А ты кто тогда? Старший майор?

— Арсо у нас генерал-майор, один из первых, — улыбнулся Иво. — Из твоих знакомых еще Коча и Пеко Дапчевич.

Старше них только два генерал-лейтенанта и лично друг всей антифашистской молодежи генерал-полковник Тито. А я, значит, майор — лихо, некоторым командирам дивизий только подполковника дали, да и Владо Смирнову тоже.

— Гордись, — шепнул мне Джилас, когда все расходились. — Хотели капитана присвоить, но прикинули, что мало: за тобой штурмовая рота, Плевля, Белград, Гойло и так далее. Так что майор, авансом.

Вообще-то на звание тут только рота тянет, остальное разве что на ордена и медали — если за успешные акции чины давать, то скоро в армии от маршалов не протолкнешься. Но так-то спецгруппа Верховного штаба по сути отдельная рота, ее командир на ступеньку выше капитана, все логично.

А что касаемо наград, то этим тоже озаботились, теперь в НОАЮ есть и орден Народного героя, и Партизанская звезда трех степеней, и памятный знак. Милован порадовал, что последний мне положен по определению (дадут всем, кто вступил в партизанские отряды в 1941 году), и очень вероятно, что еще и «звездой» наградят.

И мой парадокс достигнет высочайшего градуса — заслуженный майор и орденоносец с неотмененным смертным приговором. Велебит весь в делах, да и я тоже, возможностей напоминать ему почаще нет, но надо бы этот камень с шеи снять.

Ладно, прожил год с вышкой, и еще проживу.

Кроме нашивок высокое руководство подбросило и гостинцев: половину барашка, бутыль ракии, здоровенный кувшин вина, корзину лука и овощей, корзину лепешек. И тут же, ведомая острым партизанским чутьем на жратву, немедленно подвалила почти вся наша команда с примкнувшими пациентами. В ход пошло ранее заныканное и стащенное, от сланины до кирпичей и решетки.

Глиша, с вечно недовольным выражением на угрюмом лице, складывал очаг и хмыкал, слушая, как спорят Бранко и Небош. В целом вопроса как приготовить мясо не было — на углях, как же еще? Но вот в частностях… Чевапчичи или ражничи? Вэшалица или плескавица? По семейному рецепту Бранко или по фамильному секрету Небоша? Сошлись на ражничах и все, свободные от складывания очага, нарезки мяса и заготовки дров, засели строгать штапичи, деревянные шпажки.

Бранко и Небош увлеклись так, что проспорили все на свете, Глиша успел развести огонь, обмотать кусочки мяса местным беконом-сланиной, нанизать на псевдошампуры, получить угли, уложить и даже частично пожарить. Когда всклокоченные и охрипшие снайпер и пулеметчик нашли компромисс, на импровизированном столе уже шкворчала горячим жиром горка ражничей, источая мясной дух.

На запах шашлыков набежали пациенты, охрана госпиталя и проходившие мимо. Даже больничарки и врачи помладше украдкой от начальства урвали по кусочку. Полбарашка и все запасы исчезли в одно мгновение, как и ракия с вином, начались песни. Приволокли гитару, насунули Ромео — пой!

И пофиг, что с недолеченной раной он заметно ограничен в подвижности рук. Но Ромео пристроил инструмент, попробовал и приловчился брать аккорды и бить по струнам почти не двигая плечом:

Una mattina mi son svegliato,

O bella, ciao! bella, ciao! bella, ciao, ciao, ciao!

Una mattina mi son svegliato

Ed ho trovato l’invasor.

Ох, какая песня! Она и раньше мне нравилась, особенно в исполнении Горана Бреговича, а теперь, с начальными знаниями итальянского, еще и понимать стал. Ну, не все, но общий смысл уловил — есть враг, мы партизаны, будем биться, пока не освободим страну. Подпевали все — строчки повторяются, рефрен повторяется, со второго куплета подхватили и даже спели еще раза два. Могли бы и больше, но появился доктор Папо и устроил перворазрядную выволочку — персоналу что не пресекли, охране что покинула посты, пациентам за нарушение режима, короче, досталось всем.

Оставалось петь песни и утешаться, что мы все успели сожрать, но пришел новый гость и дальше вокалом ребята занимались без меня.

В отличие от англичан, ходивших без знаков различия, а то и вовсе в сербской одежде, генерал-майор Корнеев прибыл полностью по форме, в новеньких необмятых погонах с одной звездочкой на зигзаге. Любопытно, он прямо в мундире прыгал? Хотя нет, скорее всего, в десантном комбинезоне, а то мало ли что — отнесет ветром в сторону и уронит прямо на голову фельджандармерии целого генерала. Но сильно, сильно — Романийское плато, несмотря на все подвижки фронта возле Черного моря, на краю дальности туда-обратно. Нет, для посадки полкилометра тяжелому бомбардировщику, может, и нашли бы, но вот полтора для взлета — это фантастика, не уверен даже, что Райловац и Бутмир смогли бы принять и отправить.

Николай Васильевич — обаятельный мужик, с правильными чертами лица, разве что глаза посажены чуть глубже, чем надо, и порой сквозь благожелательность выстреливал взгляд, от которого я вспоминал о Смерше, НКВД и прочих опасных словах. Вот зуб даю, что он из разведки. Впрочем, военный дипломат — разведчик по определению, в британской миссии все поголовно, так и нашим отставать не стоит.

Начал издалека, с расспросов о моем и рассказок о своем боевом пути, потихонечку подвел к «аналитическим выводам». Выложил ему все, что раньше рассказывал Миловану, да толку — в Москве материала для анализа больше, и головы там куда умнее.

— Год коренного перелома, говорите? — усмехнулся генерал. — Немцы-то еще сильны и непременно попытаются ударить летом.

— После высадки союзников немцам придется перебрасывать часть сил в Италию.

— По нашим сведениям, немцы готовятся к отражению высадки в Греции.

Вот тоже дилемма: не знаю насчет диверсий, но ликвидация Гиммлера — серьезное воздействие, а ну как события покатились по другому руслу? И я сейчас своими знаниями, наоборот, принесу вред?

Но что высшие круги Италии недовольны Муссолини, это к бабке не ходи. И не верю я, что хитрозадые англичане это не используют. Вон, князь Поджи-Суазо в Англии учился, и таких наверняка не один десяток. Сто пудов островитяне в курсе заговора против Муссолини, но вот делятся ли они такими данными с Советским Союзом?

— Высадка на Сицилию гораздо удобнее логистически, — брякнул я и сообразил, что слово это еще не в ходу и поспешил объяснить, — войска рядом, снабжение тоже, кораблей потребуется меньше, есть аэродромы на Мальте.

Корнеев в ответ улыбнулся, с оттенком снисходительности.

Ну да. Даже если он точно знает про Сицилию, то кто я такой, чтобы сообщать мне стратегическую информацию? Наверняка сейчас все союзные разведки втюхивают немцам, что высадка будет не там, где намечено. Англичане перед Нормандией своего майора не пожалели, подкинули немцам труп с дезой в портфеле. Или это перед Сицилией было? Вот нафиг мне сны о XXI веке снятся, нет бы историю Второй мировой показывали!

— В любом случае, ни немцы, ни англичане не сообщают о переброске войск из Туниса.

— Думаю, мы скоро все увидим своими глазами, — откланялся генерал.

Для первого контакта неплохо, но тут вопрос, сколько в Кореневе действительной симпатии, а сколько дипломатической гибкости. Но вообще ему не позавидуешь — нужно выполнять требования Сталина и при этом не обидеть Тито, тут одной гибкости мало, характер нужен, ум и уверенность. Ладно, генерал верно сказал — посмотрим.

Даже если союзники напрыгнут на Грецию и переворота в Италии не будет, одна только координация между НОАЮ, ЭЛАС и НОАА окупит все мои усилия.

Когда я начал понемногу ходить, выяснилось, что новое — это хорошо забытое старое. Во-первых, Верховный штаб вытащил из загашников прошлогодний план по «овладению промышленным и горнодобывающим районом Вареш-Бреза-Зеница». Вытащил, стряхнул пыль — а что, годный план! У нас-то теперь не четыре с половиной бригады, а десяток дивизий! Да и хорваты после выписанных им под Фочей звездюлей несколько приуныли. Вот, во-вторых, опять создали группу для уговоров, только на этот раз не четников, а домобранов. Понятно, среди них есть всякое усташское отребье, но большая часть обычные мобилизованные, которым эта война в хрен не вперлась.

Я поначалу хмыкал, а потом пошло-поехало — рабочих в партизаны вступило столько, что пришлось формировать Истонобосанскую и Воеводинскую дивизии, и крупные города вроде Тузлы «на пардон» сдавались, и даже часть домобранов к нам перешла.

А как не перейти, если и 1-ю горнопехотную из Югославии вывели, а 369-ю «хорватскую» вообще чуть было не расформировали? Во всяком случае, командование угодило под суд.

И в-третьих, моя группа вновь занималась передачей накопленного опыта. 4-я краинская бригада весьма удачно помножила на ноль Панцерегерьабтейлунг дивизии «Принц Ойген» и у нас внезапно образовалось изрядно противотанковых ружей и, главное, патронов к ним. А кто главные спецы по этим стрелядлам? Небош и Марко. Ну и еще несколько ребят, которых они успели натаскать раньше.

Еще в наш интернационал подселили выздоравливать майора Стюарта, которого на пару с Тито угораздило попасть под бомбежку. Солдатский телеграф утверждал, что сами виноваты — вроде оба-два серьезные, опытные люди и должны были при первых признаках укрыться, но как можно потерять лицо и скакать, словно кролику, на виду у союзника? Вот и довыделавались до ранений. Слава богу, легких, осколками на излете посекло, угрозы жизни нет.

Стюарт, как и Корнеев, заходил издалека, понемногу вытягивая из меня сведения о майоре Хадсоне. То ли он сам копал под Билла, отозванного в штаб специальных операций в Каире, то ли начальство инициировало проверку после испарения некоторой части выделенных Хадсону средств, но рано или поздно любой наш разговор мистическим образом скатывался к встрече с подводной лодкой, последующему возвращению или контактам с четниками Дакича.

Ровно до того момента, когда меня навестила Милица.

Месячное отступление из Черногории и на мужчин подействовало неслабо, а уж тем более на изящную женщину, которой, к тому же, досталось из-за сестры. Отношения с Тито прервались, после ареста Верицы началась полоса допросов, а я очень хорошо представлял, как могут вымотать душу иследники Ранковича — Мила еще больше похудела, осунулась, под глазами залегли темные круги.

— Привет, противный мальчишка, — потрепала она мои вихры.

Я хотел было извиниться перед Стюартом и свалить с Милицей погулять вокруг больнички, но убедился, что даже в таком состоянии она производит просто убойное действие на мужиков, одним своим низким голосом.

— Владо, представьте меня, — прохрипел на сербском родившийся в Сараево Стюарт.

— Давай, племянничек, разрешаю, — уголками губ улыбнулась Мила.

— Майор, это моя родственница, Милица Проданович, работник аппарата Верховного штаба. Милица, это майор Фицрой Стюарт из британской миссии.

Она величественно подала руку и англичанин, не сводя с нее глаз, буквально впился поцелуем, еще немного и сожрал бы. В наэлектризованном воздухе отчетливо запахло озоном, но всю магию момента убил Ромео, ввалившийся к нам с чемоданом.

— Смотри, что нам дали!

Мы втроем с недоумением глядели на потертую кожу, ремни и замочки, пока итальянец жестом фокусника не откинул крышку: три электронные лампы в зажимах, эбонитовые ручки настройки, толстенные провода в тканевой оплетке… Один из них шел к более-менее знакомому предмету — наушникам на двойной алюминиевой дуге.

— О, это Whaddon Mk VII! — опознал изделие Стюарт.

— Рация же! — развеял мои последние сомнения Ромео и подмигнул. — Мы идем на Грмеч-гору!

Так, значит, на опустевшую Козару вернулись первые отряды и нас можно забрасывать, не опасаясь, что мы окажемся в вакууме.

— А она добьет оттуда?

— О, не беспокойтесь, Владо! — дал эксперта майор. — Эти малышки добивают из Нидерландов до Бирмингема, а там больше четырехсот километров!

Я хмыкнул — там равнина, а тут горы, но, судя по энтузиазму Ромео, решение есть. Наверное, надо будет закидывать антенну повыше… А майор с некоторым даже сочувствием, не переставая одновременно раздевать глазами Милу, покачал головой:

— Судя по тому, что вам передали такое ценное оборудование, как Paraset, предстоит очень непростая задача…