Из под борта ненавязчиво доносился лёгкий шум волн. Я расположился возле бассейна в халате и босиком. Рядом бар, а еще ближе, возле шезлонга — термос с кофе и книга. Когда пошел большой объем информации я изменил протокол связи с генералом. Для него все осталось по прежнему, в силу технических причин (у него нет вживленного нейроинтерфейса, кстати об этом можно подумать, ведь в моем теле он есть…), а вот я отказался от коммуникатора и все общение идет через «Друга», который транслирует разговор сразу в голову. Вот и сейчас он сообщил:
«Медик-инженер второго ранга, вас вызывает генерал Измайлов.»
«Давай Друг!»
— «Нахимов» на связи. Приём. — получилось расслаблено, пожалуй даже с ленцой.
Измайлов ответил спокойно и даже слегка насмешливо:
— Ну, как там у вас? Все живы, диверсант пристёгнут, мулатка в наличии?
— Все как доктор прописал. А у меня вопрос: с какого такого перепуга британская субмарина вдруг вспоминает про абордажные команды?
— Вот и мне интересно. «Друг» передал фрагмент радиоперехвата. Подтверждено: их «Альфа» ждала условного сигнала от передовой группы. Сигнал не поступил, но они визуально видели подъём своих людей на борт.
— Признайте генерал, наш ход с птичкой был красив.
— Вот именно. Знаешь, что мне не нравится? Они не поняли, что их план накрылся. Или делают вид.
— Ну, по словам подчиненного Хоббса с позывным «Альфа», они считают, что их людей приняли… с фанфарами и наручниками.
— А ты представь: судно движется, их людей поднимают, а через десять минут все снова празднуют, словно ничего и не произошло.
— Уж простите Никодим Иваныч, но празднование пересечения экватора отменять было нельзя. Традиция.
— Вот пусть теперь думают, что попали на самый дурацкий корабль в Атлантике. Где вместо конвоя — цирк.
— Ага. И где вся охрана — срочники с несколькими офицерами и один человек с прошлым… из другой звёздной системы.
— Но ты учти. Если подлодка решит выйти на перехват, времени у вас будет минуты три.
— «Друг» сейчас анализирует акустическую сигнатуру. Если они пойдут вверх — я увижу первым. И не переживайте, у нас теперь есть мультипликационный арсенал — и компромат, и сигары, и спасённые мулатки.
— Только не расслабляйся, Костя. Это не кино. Они ещё вернутся.
— А мы их встретим уже по-взрослому. «Помощник» бдит.
— Еще раз спасибо за идею с перешифровкой и ретрансляцией радиоперехватов! Почти нет проблем с легализацией информации. Красота, перехватили, расшифровали уже известным нам шифром и в папочку на доклад начальству.
— Можно точно также устроить для военных и моряков. Только нужно выяснить какие шифры и коды смежники взломали.
— А вот это БОЛЬШОЙ вопрос. Ты же понимаешь такие вещи в новостях не печатают. Буду думать.
Но этой ноте, сеанс связи закончился, я откинулся назад и засмотрелся на небо.
Уже поздним, поздним вечером, когда всё успокоилось, я сидел один у себя в каюте, просматривая запись с камеры дрона. «Друг» добавил на видео забавную пометку: «Ритуал принят. Подозрений в шпионской активности не выявлено. Уровень абсурда: 7,8 из 10». Я рассмеялся. Даже дрон уже начинал понимать людей.
В конце просмотра пришла Инна с чашкой настоящего горячего кофе и стаканом ледяной воды.
— Попробуй, это по-гречески, оригинальные вкусовые ощущения.
— И убойный удар по зубной эмали!
— Ничего, ничего… Во-первых, один раз можно, а во-вторых, кто из нас двоих классный зубной техник?
— И еще полноценный моряк!
— С мокрыми штанами и торжественной присягой в горчице.
— Тебя теперь можно официально поздравлять. С первым экватором.
— Главное, чтобы последний не был на Титанике.
Мы переглянулись. И снова — смеяться. А куда деваться?
В следующие пару дней погода уверенно налаживалась. С каждым часом Атлантика становилась всё дружелюбнее — небо светлело, солнце припекало почти по-черноморски, а на палубе вновь вовсю заработал бассейн с морской водой. Сейчас, даже поздно вечером уже не посидишь возле него в спокойном одиночестве. С самого раннего утра вокруг него уже резвились и плескались самые смелые пассажиры, а из динамиков вальяжно звучал «Блюз хорошей погоды».
Шпионские страсти улеглись, но что-то мне подсказывает — не надолго. А пока я вовсю пользовался моментом и отдыхал. Сбор информации шел практически без моего участия. С Измайловым последние общения были, можно сказать семейными.
Сейчас мы с Инной вышли на прогулку, прихватив по чашке кофе из буфета. По дороге заглянули в лазарет — Хорхе и Ямила моими стараниями всё ещё находились в беспамятстве. Судовой врач, опытный старпёр с немалым морским стажем, только качал головой:
— Типичное переохлаждение. Наверняка долго были в воде, почти без движения. Никаких следов насилия или травм. Дышат, пульс ровный, просто глубокий ступор. Думаю, к вечеру начнут приходить в себя.
Мы переглянулись с Инной. Она хмурилась.
— А если они не придут в себя?
— Придут, — уверенно сказал врач. — Я таких на Северном ловил, в мурманском рейсе. Там в воде минуту — и синий, как баклажан. А эти держались!
— А как травма виска?
— Ничего серьезного, практически зажила.
Но мне была хорошо известна причина этой проблемы. Как только кто-то из них начинал идти на поправку, дрон выпускал птичку, которая делала следующую инъекцию, и процесс начинался снова.
После разговора с врачом мы вернулись на палубу. На ней было оживлённо. Мы сели на лавку у борта, наблюдая, как солдаты на нижней палубе возятся с плавательными кругами. Вдруг один из них — рослый, с квадратной челюстью, кажется, с Урала — с визгом шарахнулся назад, опрокинув табурет и чуть не сбив при этом старшину:
— Рыба! Летучая! Она в меня влетела! — орал он, отмахиваясь. — Живая, зубастая!
— Какая ещё рыба, дубина? — буркнул старшина, поднимая табурет. — Это летучая, она не кусается. Это ж не пиранья. Дярёвня!
Мы с Инной засмеялись. Действительно, с верхней палубы было видно, как целая стая серебристых «летунов» выскакивает из воды, перелетая с волны на волну.
Чуть поодаль, у шезлонгов, я заметил знакомую фигуру. Полковник, он сидел в тени, с бутылкой «Боржоми» и, к нашему удивлению, тихо беседовал с той самой медсестрой. Мирно, без напряжения, даже с ноткой заботы в голосе.
— Видал? — прошептала Инна. — Помирились, похоже.
— Похоже, мозги на место встали, — кивнул я. — И хорошо. Главное, чтоб к другим не лез.
— Что бы я без тебя делала!.. — Почти не слышно прошептала моя жена, с неподдельной нежностью в голосе.
Когда мы вышли на носовую палубу, я вдруг замер.
— Смотри!
Из воды, чуть поодаль, медленно и величественно поднимался тёмный, обтекаемый бок — потом ещё один, и ещё… похоже целая семья кашалотов двигалась на юг, вдоль курса теплохода.
Инна взяла меня под руку, прижалась к плечу.
— Какие они красивые… — прошептала она. — И такие спокойные. Как будто знают, что мы их не тронем.
— А мы и не тронем, — ответил я. — Пусть живут. Мы просто мимо.
Я сидел у стола в своей каюте, прикрыв глаза, и мысленно просматривая очередную информацию от «Друга». Доклад был помечен пульсирующим красным: «Уровень угрозы: высокий. Рекомендуется вмешательство».
'Запрос анализа дрон-записи беседы полковника КГБ с медсестрой завершён. В разговоре затронуто несколько тревожных тем: упоминание о «мнимом дефекте» в системе связи корабля и
сильное сожаление о том, что попытка передачи противнику совсекретной аппаратуры загоризонтного радара последней разработки, сорвалась.'
Я откинулся на койку. Всё стало на свои места. Вот что перевозил сейчас «Адмирал Нахимов» в своих трюмах! Вот из-за чего этот весь сыр-бор…
— То есть, он не просто болтает языком. Он стелет мостик. Прямо на виллу где-то в Девоншире…
«Друг», дальше!'
— Вероятность перехода на сторону противника превышает восемьдесят семь процентов. Анализ поведения указывает на намеренную стратегию сближения.
Я замолчал. Потом заговорил про себя, не поднимая головы:
— «Муха» его вела?
— Да. С момента посадки в Одессе. Микродрон получил доступ в каюту через вентиляцию. Аудио и видеоматериалы синхронизированы полностью.
Я сосредоточил взгляд на нужной иконке нейроинтерфейса. Картинка ожил. Несколько фрагментов без звука — полковник сидит с наушниками у радиоприёмника «Спидола», записывает что-то в блокнот.
Голос диктора с хрипотцой и явно не нашим выговором произносил цифры, которые являлись шифром: «…204706… 571564… 295961…»
— Расшифровка сообщения однозначно указывает, что это приказ, выяснить состояние Ямилы и Хорхе. Коммуникация велась ежедневно в течение последних трёх суток.
На другом фрагменте записи было отчетливо видно как полковник вечером открывает иллюминатор, достаёт карманный фонарь с инфракрасным фильтром и короткими вспышками передаёт сигнал в океанскую тьму.
— Условный сигнал получен через приемник в 21:14. Ответная передача зафиксирована на неустановленный объект в двух кабельтовых по правому борту.
Я провёл рукой по лицу.
— Вот тебе и ловелас. Он их специально навел на груз и ждал передовую группу. А сейчас держит бриташек в курсе. Англичане явно собираются забрать своих людей, но пока не решаются.
На секунду мне показалось, что стены каюты чуть приблизились. Потом я встал, подошёл к иллюминатору и задумался.
«Значит, они проиграли. Но не отступили. И вот теперь у нас на борту змея. В серьезных погонах и с партбилетом.»
— Рекомендации: изоляция объекта. Альтернативный вариант — задокументировать материалы и передать Измайлову для действий на высшем уровне.
— Согласен.