Я захлопнул конверт, не говоря ни слова, а потом медленно, нарочито аккуратно сунул его в ближайшую мусорную урну, словно избавлялся от использованного бинта.
— Это ты сейчас что сделал? — сдавленно спросил он.
— Лечение продолжается, — ответил я. — Ещё несколько сеансов, и вас можно будет выпускать в общество. А лучше — в отпуск.
Он покраснел, что-то прорычал под нос, вытащил из урны пакет и пошёл прочь, но на полпути резко свернул и постучал в дверь корабельного медкабинета. Я зашёл за ним через минуту.
Инна стояла у умывальника, в руках держала стетоскоп, но замерла, глядя на него.
— Мне… — Полковник замялся. — Мне надо извиниться. Перед вами.
Он смотрел в пол. Голос у него был тихий и чужой. — Повёл себя недостойно. Не по-офицерски.
Инна смотрела на него холодно.
— Извинения приняты, — сухо сказала она. — Но вы ведь знаете: мораль — это не штука, которую чинят после поломки. Она или есть, или нет.
Он кивнул, не поднимая глаз.
— Я запомню. Спасибо.
И вышел.
Я посмотрел на Инну. Она глубоко вздохнула и прошептала:
— Вот уж не думала, что ты и психолог.
— Я вообще универсальный, — усмехнулся я. — Где надо — подлатаю, где надо — ампутирую. В следующий раз, если что, так и сделаю.
— Расскажешь как?
— Есть методы у Кости Сапрыкина! — Произнес я шепелявым голосом героя Садальского.
Мы шли в Атлантике курсом на запад уже почти двенадцать часов, когда пришло сообщение от генерала Измайлова с просьбой проследить за британской подлодкой.
Она, покинула порт Санта-Крус сутки назад, шла, как я подозревал, примерно параллельным курсом где-то впереди.
Я отдал команду дрону на проведение разведки практически ночью.
Маскировочное поле было активировано, дрон самостоятельно перешел в беззвучный, «глайдерный» режим — питание шло от накопленной через фотоэлементы солнечной энергии. Реактор был отключён, крылья разложены. Всё как обычно при таких действиях… только теперь вокруг, на тысячи миль океан, а это очень серьёзно.
«Помощник» обнаружил через сеть зондов цель, рассчитал ее скорость и положение и передал все это «Другу», который в свою очередь задал маршрут дрону и выпустил его с кормовой части судна, который взмыл в небо как птица и растворился в темноте.
Минут через сорок он завис над подлодкой, и я включил запись. Всё происходящее писалось и одновременно транслировалось мне и Измайлову в режиме реального времени.
Антенна субмарины вдруг начала поворачиваться своей тарелкой в небо. И сразу «Помощник» сообщил о том, что подлодкой осуществлен сеанс связи, пакет перехвачен и расшифрован.
Один из люков был приоткрыт, а на палубе замелькали тени. Кто-то выкатил цилиндрический объект и подсоединил к нему кабель. Секунд через двадцать цилиндр дернулся и исчез в волнах.
— Зонд? — тихо пробормотал я. — Или торпеда? Не похоже, ни на то, ни на то.
Через пару минут всё затихло, люк захлопнулся, и корабль ушёл под воду. Дрон ещё немного повис над волнами и по моей команде лег на обратный курс, скользя по тёмному небу почти беззвучно.
А видео в самом высоком качестве, со звуком уже было отправлено Измайлову. Он отреагировал быстро — буквально через полчаса прислал короткое сообщение:
«Сравним с нашими перехватами. Молодец. Жду следующего доклада. И.»
Я выскользнул в коридор и тихонько прикрыл дверь. Звездная ночь. Слабый гул двигателей, на их фоне слышен плеск волн. Я мысленно обращаюсь к «Другу»:
«Нужно расшифровать звуковую дорожку с последнего облета подлодки. Шумы фильтруем, голоса разбираем. Если попадётся технический жаргон — расшифруй с пояснениями.»
«Принято. Предварительный результат: речь идёт о запуске подводного аппарата. Анализ завершится через семь минут.»
«Отправь копию Измайлову, пусть порадуется.»
«Сделаю.»
Я потёр шею. Когда я выходил сюда, Инна уже спала — раскинулась на койке в позе морской звезды, не обращая внимания на качку.
А сейчас мне пора на занятие.
В кормовой кают-компании, по совместительству — клубе по интересам, расположились за столом вразнобой несколько офицера, пара солдат и Саша Щеглов. Телевизор «Юность», переделанный мной же, подключён к видеомагнитофону и дополнительному громкоговорителю. На экране — Терехова и Боярский.
Курсант, вскочил и театрально взмахнув блокнотом, произнес:
— ¡Atención, camaradas! Сегодня у нас — «El Perro del Hortelano», художественный фильм советского производства, испанизированный методом обратного перевода!
Все присутствующие оживляются.
— Учим фразы. Повторяйте за мной:
«No quiero que comas, pero tampoco que coman otros…»
— Ну ты скажи, как по-нашему… — тянет офицер в бушлате.
— «Не хочу, чтобы ел ты… но и чтобы другие ели — тоже не хочу!»
— Ага, настоящая жена.
Все смеются.
Я присаживаюсь к столу, и наливаю себе чай из термоса. Щеглов кивает:
— Костя, вы вовремя. Сейчас будет сцена у фонтана. Там шикарный диалог. Слушаем внимательно.
На экране Терехова спускается по лестнице в парке к Боярскому, тот сидит рядом с Джигарханяном. Звучит реплика:
— Теодоро здесь?
Курсант останавливает запись.
— Кто скажет, как это звучит по-испански?
— Типа: «¿Está Teodoro aquí?» — пробует один из сержантов.
— Правильно! Теперь по ролям!
Начинается импровизированный дубляж. Инна появляется на пороге, зевает и усаживается рядом со мной.
— Что тут у вас?
— Испанский по Тереховой. Обратный перевод.
— А где Зорро?
— На следующей неделе, если достанут фильм, то мы перегоним его на свою видеокассету.
Инна улыбается и берёт мой чай. С экрана вновь звучит музыка, все уже вовсю повторяют фразы, кто-то даже старается копировать интонации.
Курсант довольно трет руки:
— Если так пойдёт и дальше, к Гаване мы «Собаку на сене» сыграем на испанском вживую. С костюмами!
— Тогда я — графиня Диана, — говорит Инна и заглатывает остаток моего чая.
— А я тогда, её доверенное лицо, граф Тонус с ВМФ, — отзывается кто-то с заднего ряда.
Все хохочут.
Телевизор шипит, лента греется, воздух пропитан морем, сладким запахом сушек и едва уловимым предчувствием веселья.
В каюте было тихо. Только за иллюминатором неторопливо шумело море — длинные волны лениво катились под кормой и исчезали где-то в темноте. Над горизонтом висела тусклая звезда — может быть, Венера, а может быть, просто отражение.
Я сидел на диване, поставив локоть на подлокотник, и глядел в эту живую картинку, как в экран. На столике рядом остывал недопитый чай с лимоном, тонкая струйка пара тянулась вверх, растворяясь в тени.
Инна появилась около меня беззвучно, впрочем как всегда. Она накинула на плечи вязаную кофту, которую ещё в Одессе купила на Привозе — мягкая, светлая, пахнущая домом.
— Не спишь? — спросила она, присаживаясь рядом.
— Нет. Море смотрю.
— Красиво.
Мы посидели молча ещё пару минут. Потом она спросила:
— Ты боишься?
— Чего именно?
— Ну… всего этого. Кубы, полковников с кривыми ногами.
Я усмехнулся.
— Звучит, как хороший набор для утреннего выпуска новостей.
— Костя… я серьёзно. Ты же мог бы жить спокойно. Работать в институте. Лечить людей. Смотреть на море из пансионата, а не с берега у черта на куличках.
Я повернулся к ней.
— Ты забыла один пункт.
— Какой?
— Ты. Без тебя я бы в институте долго не усидел.
Она отвела глаза, потом тихо:
— А ты не боишься за меня?
— Постоянно.
Она положила голову мне на плечо.
— Тогда пообещай… что если будет выбор — не победу, а нас.
Я обнял её за плечи.
— Я уже выбрал.
— Когда?
— Тогда. Когда ты согласилась ехать со мной в Польшу. Всё остальное — детали.
Она чуть сильнее прижалась. Мы снова замолчали. Внизу глухо вздохнула волна, качнув судно.
За иллюминатором проплывала звезда. Или спутник. Или кто-то смотрел на нас оттуда. Но нам уже было всё равно.
Следующее утро началось с того, что меня разбудили… глухие удары в дверь. Не тревожные, а такие, с внутренним подтекстом — «открывай, землянин, не то сейчас будет весело».
— Борисенок Константин и Инна! — раздался неизвестный мне мужской голос дежурного мичмана. — Вас царь морей к себе вызывает. Не прятаться!
Мы вылезли из койки, пытаясь вспомнить: не вчера ли мы прикалывались на испанском над замполитом «Нахимова»? Инна ещё спала, завернувшись в одеяло и совсем негромко всхрапывая в такт качке.
— Что за царь? — пробормотал я, открывая.
— Сам Нептун. Пересечение экватора! Вас в список новичков записали.
— Какой ещё Нептун…
— С пеной, трезубцем и традициями. Вы с нами — или будете по каютам прятаться?
Я вздохнул. Ладно. Сопротивляться бессмысленно. Тем более я уже догадался: начался морской ритуал «крещения» в экваториальные. То, что на гражданке называют «ролевой игрой для взрослых, но в одежде».
Инна, разумеется, тоже проснулась — от моего ворчания.
— Что происходит? — сонно.
— Мы, кажется, пересекаем экватор. Нас хотят крестить.
— Ну хоть не в прямом смысле.